Мое пробуждение в комнате с диваном. Возвращение в лабораторию. Беседа в ней с Владыкой. Божественное видение 1 страница

Я проснулся внезапно, точно от толчка, как это нередко бывало со мною. В комнате разливался мягкий свет, но я никак не мог понять, откуда он шел. То мне казалось, что где-то стояла задекорированная лампа, то я начинал думать, что сюда проникает свет пустыни, но источник света оставался загадочным, а внимание мое отвлекали другие предметы необычайной комнаты.

Вопреки почти утвердившейся во мне привычке плохо разбираться в обстоятельствах при пробуждении, я сейчас отлично понимал, где я и что со мной, и точно помнил все, о чем говорил со мной Владыка-Учитель и что он мне показывал. Одно только исчезло из моего понимания - время.

Я рассматривал углубление, напоминавшее алтарь, в противоположной от меня стене. При входе в комнату - это я отлично помнил - этого углубления я не видел, и теперь понял, почему я его не заметил: тяжелый, из необычайной золотой парчи занавес, скрывавший от моих глаз алтарь, был в эту минуту отдернут.

В углублении, на высоте трех огромных ступеней, стоял престол такой же формы, как у Франциска, только громадный и весь белый. На нем возвышалась чаша, граненая, сверкавшая, как гигантский алмаз. И чаша, и престол переливались разноцветными огнями. По росту Владыки все это были небольшие вещи, но я сомневался, чтобы руки мои смогли удержать подобную чашу, даже при моей новой голиафовой силе.

Не успел я насмотреться на дивное алмазное сверкание престола и чаши, как внимание мое привлекла сверкавшая под самым потолком пятиконечная звезда.

Она сияла ярко, и через некоторое время я стал замечать складывавшееся над нею огненное письмо. Сначала я думал, что на такой высоте ничего не разберу, даже если буду знать язык письма. Но, встав во весь рост на диване, легко прочел огненные слова на языке пали:

Тот, кто проявил героическое напряжение и чистоту сердца, - вошел в пламя Вечности.

И Вечность сожгла все его животное, возвратив ему все прежние его таланты.

И человек, став слугою-другом людям, станет слугою и Самой Истине и принесет людям Ее Новое Евангелие.

Слугою Истине может стать только тот, кто научился любя побеждать.

Надпись погасла. Я сошел с дивана и склонился до земли перед престолом Владыки, моля Великую Мать помочь мне сделаться достойным слугой людям и выполнить волю Единой Истины, любя - побеждать и любя - творить только одну Ее волю.

В этом положении меня застал Владыка, поднял меня с земли и, крепко прижимая к себе, сказал:

- За все время моего существования на Земле никому еще не возвестила Истина своего избрания огненным письмом над этой чашей. А чаше этой - не мною сотворенной, но мною полученной от выше меня стоящих, - эоны лет.

Только истинно смиренный и ясно осознавший место свое во вселенной мог получить здесь указание Огня. Оно равносильно второму крещению, крещению Духом и Огнем. Иди же путем, здесь, брат мой, тебе указанным. Будь смирен до конца и пойми в своем смирении, что ты избранник Божий. Помни: тяжел путь каждого пророка. А путь пророка, возвещающего Новое Евангелие, - вдвое тяжелее. Пойдем теперь отсюда, из этого "Святая Святых", но посмотри еще на стену, у которой ты спал, быть может, тебе откроется лик Владыки мощи, покровителя и защитника всех идущих полною верностью до конца в его луче мощи. Величайшее милосердие этого Учителя мощи не знает пределов; и только слабые духом воспринимают этого вождя суровым. Его внешняя суровость - защита именно тем слабым, что не имеют силы вынести его мощи. Ибо и мощь Милосердия должна быть встречаема мощью мужества человека, чтобы быть понятой.

Обнимая меня, Владыка подвел меня к дивану. Он отдернул тяжелую занавесь у изголовья, и я увидел на белой стене светящийся чудесный портрет Али. Он стоял во весь свой гигантский рост как живой. Черные кудри выбивались из-под белого тюрбана, в руках он держал сверкавшую чашу, точь-в-точь как на престоле Владыки, только несколько меньших размеров, с клубившейся в ней огненно-белой жидкостью.

Это был тот Али, что гулял и беседовал со мною в своем парке; тот же Али, которого я видел в аллее в К., на пиру в его доме, наконец, тот же Богочеловек, лик которого сверкал с высот белой башни. И... в тоже время это был другой, новый Али, которого я никогда не видел, и даже не мог предполагать, что его лицо может носить такое выражение ликующей радости, счастья, любви, кротости и той божественной доброты, что я видел на лице Великого Учителя Иисуса. О, как он был прекрасен! Я невольно опустился на колени и прошептал, склоняясь к земле:

- Славословлю имя Твое, Али, посланник Бога! Да будет славен каждый, кто, даже не зная Тебя, произнесет с надеждой и любовью имя Твое.

Владыка поднял меня, отер душистым платком катившиеся по лицу и не замечаемые мною слезы благоговения и сказал:

- Узнай истинное имя этого великого слуги Бога, Его воина мощи. Его зовут Мория, и, обращаясь к нему, отныне зови его так. Этот покровитель всего творящего не оставит и тебя в пути, и в доказательство его милосердия и помощи тебе он показал тебе здесь свой лик, которого не видел еще ни один человеческий глаз. Пойми крепко: нет чудес, есть только ступень знания. И сообразно этой ступени каждый видит то, что дух его видеть может.

Он вывел меня из комнаты, и мы снова вошли в лабораторию, пройдя внутренний туннель.

Я не мог бы с точностью описать, что произошло со мною внутренне. Но какой-то переворот снова совершился во мне. Не говорю уже о том, что зрение мое стало совсем ясно. Я видел все насквозь без помощи Владыки, видел горящие башни, всю деятельность на них, всю Жизнь, движущуюся в разнообразных формах и живущую в формах без движения. Я снова был слит со всей вселенной, с ее Творящим Началом. Я был в Нем, Оно было во мне.

И в то же время я точно сознавал, что был только крошечным колесиком Вечного Движения, гармонично вплетенным в Него, с сохранением полной самостоятельности мышления, движения, трудоспособности. В этой тесной связи со всем я был отдельной, свободной точкой сознания. И свобода моя была именно те легкость и пустота сердца, о которых мне говорил давно и часто И.: я жил освобожденным от страстей, от личных привязанностей.

Только сейчас я стал понимать счастье жить освобожденным, счастье быть творящей единицей Всей Гармонии. Радость звучала в моем сердце, и я понял великое название часовни, к которой привел меня Раданда, часовни Великой Матери: "Звучащая Радость".

Мне казалось, что божественно прекрасный и милостивый лик АлиМории сопровождает меня сейчас и в этой комнате, и он помогает моему новому сознанию усваивать уроки Учителя-Владыки.

"Мир-Вселенная есть часть Истины", - прочел ты в огненном письме. Эта кажущаяся недосягаемо высокой знанию человека Земли часть Истины теперь раскрывается тебе как маленькое поле труда мировой божественной силы.

Проследи эту свою последнюю жизнь. И ты увидишь, что в твоей интуиции с самого детства все время жило глубоко запрятанное чувство, что тебе готовится путь иной, чем пути всех, тебя окружающих. Ты ничем внешне не отличался, кроме исключительных способностей, от пестрой толпы окружавших тебя людей. И все же ты знал, что какую-то миссию для этой окружающей тебя толпы ты должен будешь выполнить. То же знали и все пришедшие сюда с тобою братья твои... Почему мог ты об этом знать, вернее выразиться, почему в тебе жило именно это предчувствие? Почему лицо Мории поразило тебя при первом же мимолетном свидании? Почему тот, кого ты привык звать Флорентийцем, но чье имя на самом деле Венецианец, привлек в самое короткое время твою любовь не меньше, чем это мог бы сделать родной тебе отец? Да просто потому, что все эти великие слуги и самоотверженные сотрудники Истины давно уже готовили тебя к твоей миссии и учили тебя понимать Жизнь во всех Ее формах, видимо и невидимо трудящихся в двух планах: земли и неба. Но твой характер, склад твоей кармически изживаемой в это воплощение личности мешали тебе уносить - до времени - память о труде твоей вечной индивидуальности, память о ночных уроках на Землю. Самоотвержение И., оставившего для тебя и всех твоих спутников свои высоты, спустившегося в гущу бытовой жизни, чтобы скорее, проще, легче и веселее вывести вас, избранных Светлым Братством, для подвига труда и помощи современному человечеству, помогло вам всем найти, развить и укрепить в необходимой мере Гармонию между личностью и индивидуальностью, между текущей формой и Вечным, в ней заключенным. В своих произведениях откроешь людям в ряде художественных образов не только то, что смерти нет.

Но и всю необходимость его личности для каждого, кто сходит жить на Землю.

Личность - не зло, от которого можно отмежеваться или отмахнуться. Не навязанный кармический груз, от страстей которого можно стонать и жаловаться. Личность человека - это величайший из даров Милосердия, Свет, подаваемый каждому в той наичистейшей лампаде, которую все невидимые помощники округа могли соткать Вечному Огню человека, слив свои заботы и помощь Любви с его собственным трудом и любовью. Многие миллионы сознаний, где еще закрыт выход Духу, идут в материалистических идеях ума и живут в его крепости, не менее надежно запертые, чем те миллионы, что всю жизнь "ищут" духовных путей, а живут в узких рамках личного. Первые, отрицающие дух, часто бывают цельнее и находят выход к Истине скорее и легче. Вторые - "искатели" - чаще всего так и умирают в двойственности, ища в идеях и фантазиях, а в земном, сером дне живя в железных лапах личных желаний.

Взгляни сюда.

С этими словами Владыка посадил меня у подножья зеленой башни, в высотах которой сверкал дивный образ того, кого я привык звать своим другом и покровителем Флорентийцем, но кого теперь призывал сердцем как Великого Учителя Венецианца.

- Видишь ли ты в узкой полосе белых цветов постоянно обновляемое движение, тянущееся к самой груди Учителя и кончающееся огненнозелено-красными нитями? Ряд белых, прекрасных цветов вносят труженики белой башни Мории. Присмотрись... Целая толпа сияющих белых духов, видимых отчетливо тебе, но даже не всем братьям Светлого Братства известных, ждет своей очереди, чтобы вложить в совершенно определенный, гармонически точный белый рисунок свой цветок. Почему ждут эти самоотверженные труженики? И чего они ждут? Они ждут своей - вернее сказать, того, кому несут, - очереди и места. Вот из зеленого поля огня башни Венецианца отлетел труженик с белым цветком - силой мысли Мории - обратно к белой башне. Проследи его путь.

Цветок на зеленой башне казался совершенно белым. Теперь, вброшенный в белый горн огня, он вплелся в него зеленоватым рисунком и поплыл дальше, сияя и расширяясь, то есть принимая форму активной силы, как действие Мудрости, в Ее сочетании Силы и Такта. Дух новый созрел в человеческом существе для нового, повышенного служения своей отрасли труда. В образовавшееся пустое место зеленой башни очередной невидимый помощник вносит свой белый цветок - неустанно. Идет Жизнь - Вечное Движение в формах и без форм. Если ты понаблюдаешь все открывшиеся твоему взору башни Труда, ты увидишь тот же целесообразный и закономерный труд Гармонии на них на всех. Может ли быть хоть кто-либо забыт? Может ли хоть один человек быть обойденным? Может ли помощь к нему опоздать? Может ли небесный труженик остановиться в пути? Изменить по своему усмотрению путь несомого им человеческого сознания? Все движется в строго определенных каналах Мудрости, Ее полном милосердии. И все перемены внешней и внутренней судьбы человека - есть ответ ему на его зрелость. Готов человек - готов ему ответ Жизни. И этот ответ всегда целесообразен, хотя бы на бытовом языке он и оценивался "незаслуженным". Все люди молятся, взывают к Богу и Его святым, но большинство этих молений - пустая, суетная возня людей со своими собственными слепыми личностями, потому они и остаются неуслышанными, без ответа и помощи. Наибольшее поношение получишь ты от этих неготовых, но считающих себя центром, умом Земли, людей. Ни одной катастрофы в жизни человечества не бывает попусту.

Все они вызываются чрезмерным развитием конечного ума, нередко вступающего в сотрудничество с темными оккультными силами. Вступив в такое содружество, значительная часть людей начинает мечтать о подчинении мира своей власти, старается выбросить в современность грубейшие из идей материализма, убить дух и живой Огонь в человеке - и катастрофа на земле назрела. Великая Жизнь вводит снова Свои формы в русло закономерности и целесообразности. То есть те слои человечества, где окостенение их духа столь велико, что в эти их временные формы уже нет возможности вдвинуть какую-либо цивилизацию и более высокую культуру, Жизнь уводит в иные слои Своих форм, давая им отдых, озаряя их окостенелое сознание новыми духовными волнами и снова возвращая на Землю как более гибкие и светлые формы, целесообразно соответствующие своей и общечеловеческой вечной эволюции. А люди, судящие все с точки зрения справедливости только одной Земли, говорят: война, эпидемия, голод, землетрясение, погром и так далее. Взгляни теперь сюда, присмотрись пристальнее к красной башне. Уже в первый раз, как ты рассматривал и наблюдал работу невидимых ее помощников, ты понял, что отличительной чертой шестой башни - неповторимой больше нигде - было неустанное излияние самых разнообразных слоев и волн Любви на Землю через тружеников неба - слуг этого луча Любви. Их деятельность сплетается в орнамент, полный красоты и гармонии. Но в чем, собственно, состоит труд невидимых помощников луча Любви в отличие от труда всех остальных лучей? Почему этот путь - один из самых трудных для человечества? Все, кто достиг такой освобожденности, чтобы трудиться на этой башне-чаше, уже прошли те центральные круги духовного совершенствования, где живут понятия осуждения братьевлюдей. И не только осуждения или пересудов не знает сознание тружеников этого луча, оно не знает и временного благополучия, не знает закона справедливости - измышлений одной земли. Их сознание воспринимает только Вечное в человеке. К этому Вечному оно обращается и только этому Вечному помогает в каждой форме.

Мужественная Любовь Владыки этого луча изгнала всю слабость из сознания своих сотрудников. Помощь этого луча - героическое напряжение, которое и сам этот Учитель, и все его сотрудники пробуждают в людях, закаляя их характеры в нем. Только те люди, которые перестали жаловаться на свою судьбу, перестали в своем сером дне возлагать надежды на помощь со стороны, свалившуюся им как протекция или опека, которых они считают себя "достойными", а дающих - "обязанными"; только те люди, которые достигли силы жить свой серый день в героическом напряжении, считая эту форму жизни самой простой и естественной радостью для себя, - идут лучом Любви. Одной из отличительных черт этих людей всегда бывает то, что они всюду вносят с собою мир: умиротворяя своим примером героизма в сером дне, прерывая в своих встречных братьях-людях их, казавшиеся такими тяжелыми, драмы. Стихают не только все бури страстей, но даже недоброжелательство друг к другу стихает в их присутствии. В своей будущей литературной работе, к которой готовит тебя сейчас Великая Мать Жизни, пронеси сознанию людей в ярких чарующих образах - образах безвестных героев серых будней - эту новую героику чувств и мыслей.

Шаг за шагом указывай на мощь духовного развития в простых, обычных людях, что строят новые формы быта только потому, что их собственная в них живущая Любовь не знает разъединения, не знает смерти, а знает твердо и непоколебимо вечную смену форм Единой Вечной Жизни. Теперь вглядись в кузнецов мощи духа первого луча и разберись, чем и как они отличаются в своем труде от кузнецов духовной мощи шестого луча.

Владыка посадил меня так, что я увидел точно приближенными друг к другу башни - белую и красную. Обе они как бы выступали на первый план, а все остальные горели ярко за ними. Но я понял, что на самом деле никакого изменения в размещении башен не произошло, а просто Владыка - силой своей неземной воли - помог мне фиксировать так мое внимание, что оно сосредоточилось на первой и шестой, оставив остальные башни, как и всю остальную вселенную, только существующими в моем сознании.

Этот опыт - по-новому фиксированного внимания - проходил тоже впервые.

Где-то во мне мелькнула мысль, как многим я обязан помощи Владыки, но голос его прервал всякую возможность рассеяться.

- Ты видишь, что небесные труженики обеих башен, помогающие людям ковать силу духа, идут путями разными. В белой башне они идут по яркорозовому лучу.

А в красной башне они идут по лучу бледно-розовому, испещренному белыми прожилками, сложившимися в сложный и прекрасный рисунок из белых молний - мыслей Мории. Все духовно мощные, идущие лучом первой башни, как ты уже знаешь, - творцы. Эти творцы имеют всегда определенную миссию: вести, пробуждать, организовывать толпу. Это вожаки земного человечества, устроители государств и политические реформаторы. Но это только те вожди человечества, те мудрецы, которые трудятся на благо своего народа или всего человечества. Их расширенное сознание не тонет больше в мутных волнах личного. Их любовь превращается в такую силу, когда они, не бросая якоря спасения сотне самоотверженных, имеют Дух-Огонь-Волю-Любовь обречь на смерть - смерть временного - сотни, если знают, что самоотвержение этих сотен вынесет в своем героическом смертном стоянии в высшую волну Жизнь в формах новых миллионов. Верность этих вождей не знает сердечного содрогания от ужаса временного. Они трудятся для Вечного, для его повышающихся форм, для неустанного выявления в массах новых, единящих людей идей труда и Света.

Владыки и главы государств, вожди политических партий, преследующих цели общего блага, - все идут здесь. Это луч сил исключительных, выдающихся. Все ведущие - будь то деятели искусства или литературы, просвещения, авторы изобретений или открытий, охватывающие огромные массы людей своею деятельностью, - идут здесь. Их Любовь-Силу несет всегда Огонь. И нет для них лично никакого значения в том или ином быте. Они не умещаются ни в какой "быт". Напротив, они почти всегда разрушители обывательских, привычных норм существования, потрясатели плесневеющей психики. Они, лично не заинтересованные в быте, являются необходимыми разрушителями для созидания обстоятельств, полноценно соответствующих своей современности. Что касается огненной Верности-Любви деятелей мощи шестого луча, то у них на первом месте быт, труд серого дня, семья и устои нравственности. Но этика этих деятелей не мертвая мораль, "принципиально" основанная на сухом велении мозга, где и доброта идет от ума, суха и до мелочи "обоснована". Этих тружеников мощи, любящих миротворцев мира, ведет Огонь их сердца по делам простого дня. Не суди о них по бытовым понятиям земли. Не думай, что они не годны для дел широких возможностей. Но их любовь так велика, что они немедленно спасают каждого, в данный текущий момент, в данных его обстоятельствах, прилагая все очищающие силы своей Любви-Мощи на то, чтобы помочь раскрепоститься человеку от его протестов против тех внешних обстоятельств, в какие он попал в это свое "сейчас" Вечности. И эта их деятельность, как избравших себе самый простой день, так заполнена мыслями о встречном, вернее сказать, о каждом из них, что для потрясающих и созидающих переворотов масс они быть использованы Жизнью не могут. Эти труженики несут на своих плечах всю тяжесть обыденщины, превращая серый день, убогий и бледный, в сияющий Свет своим встречным. Эти смиренные - истинно смиренны. Они точно знают свое место во вселенной.

Потому-то мир их сердец переливается во все места, где они живут, как переливается через края огненная Любовь той чаши-башни, лучом которой они идут. Их правдивость, как и их Любовь, не принцип, а Огонь сердца. И творчество их, маленькое по масштабам, огромно по силе их помощи. Фиксируй свое внимание на том, что я сказал тебе: они помогают встречному сейчас, в его обстоятельствах, становясь на уровень его понятий. К какому же лучу стоят они ближе всего этой стороной своего труда? "К третьему", - без слов отвечаешь ты мне. Быть может, и к третьему. Но я задал тебе этот вопрос только с той целью, чтобы ты твердо усвоил: нет в труде жизни отъединения, и быть его не может. Задачи шестого и первого лучей в их выковывании мощи ты проследил. Задачи шестого и третьего лучей ты сам назвал общими. А разве задачи второго, шестого, третьего и первого лучей не связаны? Разве задачи пятого и седьмого лучей стоят в стороне? Я тебе говорю все это для того, чтобы ты более не удивлялся и не потрясался, в каком облике увидел ты Владыку того или иного луча. Все слито воедино в каждом из этих совершенных людей, которых ты зовешь Богочеловеками и так воспринимаешь их в своем сознании. В гармонии их мощи, в гармонии их Огня они так освобождены от всяких страстей, что могут быть видимы одновременно многим сотням сознаний, каждому именно так, как ему это наиболее целесообразно, по его возможности.

Тебя потрясает, что ты, считающий себя слабым и недостойным, избран для миссии столь великой. Не тебе судить, сын мой, тебе - повиноваться. Неси в смирении подаваемый тебе Жизнью вновь дар. Неси радость и легкость в своих встречах и мужайся в них. Все то из своей кармы, что было бы в тягость твоему новому таланту, что не могло бы позволить тебе внести Новое Евангелие серого дня в современное тебе общество, сожжено самой Жизнью. Жизнь дала тебе Великих в непосредственные наставники. Тех Великих, путь к которым люди ищут веками и находят редко. Еще раз повторяю: не тебе судить. Тебе -повиноваться. Ты не можешь еще понять всей закономерности и целесообразности труда Жизни. Но ты можешь до конца понять, что только радость - твой меч победы. Только с ним в руках ты можешь выполнить даваемую тебе миссию, заветом которой для тебя будут всегда слова, что ты сам прочел в огненном письме: "любя побеждай".

Владыка умолк. Взглянув на него, на всю его громадную фигуру и светлый лик, я увидел, что он как бы окаменел со сложенными на груди руками. Я боялся шелохнуться, чтобы не прервать его экстаза. Глаза мои, все время сохранявшие полное и ясное зрение, видели все ярко горевшие башни и непрерывный труд на них небесных тружеников.

Долго ли продолжалось молчание Владыки, я не знаю. Я уже говорил, что время для меня кончилось, как исчезло и пространство. Я жил только в Вечном, а сейчас только так и мог понимать и воспринимать все творившее и творившееся вокруг меня.

Внезапно я услышал тихий вздох и, подняв глаза на Владыку, был потрясен сияющим видом не только его лика, но и всей его громоздкой фигуры. Владыка сиял весь. Сияли его волосы, плечи, руки, глаза, лоб, шея, ноги. Я отчетливо увидел в вихревом вращении его чакрамы, своим объемом отвечавшие пропорциям его сложения. Но по расцветке и блеску они показались мне еще невиданными.

- Встань, друг, - еле слышно сказал мне Владыка. - Милосердие не знает предела, когда готовит детей своих к подвигам любви на общее благо. Смотри за башни. Там увидишь и услышишь предназначающееся тебе для вечной памяти.

Много жизней изживает человек. И вовне ничем святым эти жизни не отличаются от окружающих их. Не потому, что в них на самом деле нет святого. Но потому, что святыня человека малодоступна зрению обычных людей. Видят то, что могут.

Чаще всего проблемы ума и морали, а не Истину, живую и вечно движущуюся в Святая Святых сердца избранника, видят люди. Приготовься принять в свое Святая Святых то Евангелие серого дня, что понесешь на землю людям как ряд новых, чарующих образов.

Владыка стал на колени, расстелил край своего хитона и помог мне опуститься на него подле себя на колени.

Я весь ушел вниманием, точно перенесся за башни, и увидел пустыню, глухую и мертвую. Через некоторое время в глубине пустыни заклубился туман, как я видел на золотой стене в лаборатории Владыки. Туман слился в огромный шар, шар постепенно стал золотиться и принимать грандиозные размеры, закрыв собою все. Став совершенно золотым, он начал переливаться всеми цыетами радуги, испуская лучи и кольца такой мощи и яркости, что вся земля и небо оказались охваченными ими, очутившись в самом центре колец и лучей. Шар становился все прозрачнее, от него отделилось несколько больших пятиконечных звезд, а самая гигантская из низ взлетела высоко и замерла в своем ослепительном сиянии.

Туман теперь совсем рассеялся и под сиявшей гигантской звездой я увидел нечто вроде сказочно прекрасного сада. На площадке в центре его - те же божественные, юношески прекрасные фигуры, которые видел впервые на стене Владыки.

Но теперь самая из божественно прекрасных, сиявшая, как солнце, фигура, стоявшая тогда в центре треугольника, стояла впереди, а три фигуры, тогда образовывавшие треугольник, стояли теперь в ряд сзади.

Первая фигура, несмотря на помощь Владыки, поставившего меня на свой хитон и покрывшего мне голову своим рукавом, сияла такой нестерпимой для меня мощью Света, что я сознавал себя на грани смерти. Ощущение у меня было такое, точно сам я умер и жило только мое сознание.

Рука Божественной фигуры протянула мне - точно выбросила в меня сноп Огня, который меня опалил, - свиток древнего папируса. Три стоявшие сзади фигуры развернули его, и я прочел, легко и просто, три сверкавшие на нем надписи. Первая надпись гласила:

Ряд жизней не вскрывает сознанию человека его связи с Мудростью. Ее вскрывает всегда катастрофа, сжигающая животное в человеке. Он входит в Гармонию.

Эта надпись сверкала ярко-желтым огнем. Вторая, ярко-алоогненная, говорила:

Вошедший в Гармонию принимает дар посвящения. Ибо стал сам частью Любви.

Третья надпись, горевшая совершенно белым огнем, гласила:

Став Любовью, человек поднимает крест распятия на свои плечи. Идет в гущу жизни и несет людям Новое Евангелие, такое, так и там, где верность его следует за верностью ведущих его, где верность ведущих его следует за верностью Моею.

Идет человек, неся Новое Евангелие Земле, ибо стал Силой.

Надписи все погасли, фигуры Божественной Красоты закрылись туманом, туман снова слился в гигантский шар.

Я дрожал и был близок к смерти, как мне казалось.

Последнее, что я запомнил: Владыка укладывал меня на диван и укрывал шкурами.

 

ГЛАВА 28

Второе пробуждение в необычайной комнате Владыки. Что говорит мне живой портрет на стене. Еще одно Божественное видение. Последнее наставление моего Владыки-Учителя. Посещение Владыки-Главы, беседа с ним в его комнате и беседа в "Святая Святых

Я проснулся сразу, с чувством такой силы, радости и счастья, каких я, казалось мне, еще де знал. Насколько изнемогающим, в смертной усталости и бессилии, я был сюда внесен Владыкой, настолько же гигантски сильным я чувствовал себя в своем пробуждении. Так как время исчезло из моей жизни, то я не мог отдать себе отчета, который теперь час, утро или вечер, день или ночь. Не знал я также, сколько времени я спал, и еще менее понимал, как долго я нахожусь вообще во владениях Владык Мощи.

Я быстро вскочил с дивана, по ассоциации вспомнив, как поразил меня когда-то дорогой мой друг Венецианец, поднявшись мгновенно, упруго, как кошка, после своего непробудного сна в вагоне. Благословив то дивное время, когда я ничего не знал о Венецианце, а жил, спасаемый, ласкаемый и утешаемый, подле друга моего Флорентийца, послав благоговейное ему мое приветствие, я взглянул на стену у изголовья дивана, надеясь увидеть там дивный портрет Али-Мории, так поразивший меня в первый раз сиянием счастья и мира, которыми я сам был переполнен сейчас.

На стене клубился туман, прикрывавший облик Мории; но его прожигающий взгляд достиг меня даже через эту завесу. На этот раз я воспринял молнию глаз Мории как луч радости. Еще шире раскрылось сердце мое к счастью, еще ярче я понял Божественные слова: "Звучащая радость". Я опустился на колени, в порыве любви и благодарности протянул руки к портрету и воскликнул:

- Мория, Мория, Мория! Я молил Жизнь, чтобы спасся каждый, кто с верой и надеждой произнесет имя твое. В эту минуту радостью сердца моего я благословляю тебя, Великий Учитель, за те слова, что сказал ты мне у озера, мне, жалкому, несчастному мальчику, каким был я для всех. Твоя же любовь, как и любовь Венецианца, как милосердие И., подобрали меня и помогли выйти на ту тропу, где я увидел радость и счастье на лике твоем, понял радость и счастье жить для блага людей. Да будет благословенно Светлое Братство! Да откроются пути радости жить и творить всем тем, к кому меня посылает Великая Мать. О, Мория, будь мне примером и вечной памятью о том, как я должен научиться одному: забыть о себе и думать о других.

Благословляя имя моего божественного друга, я склонился до земли перед клубившимся туманом, скрывавшим его портрет. Когда я поднял голову, на меня смотрело чарующее лицо Мории, уста его счастливо и ласково улыбались, чаша в руках сверкала всеми цветами радуги, и тихий голос, точно прямо в ухо мне, говорил:

- Мужайся, сын мой. Сказало тебе огненное письмо: "Идет человек, неся Новое Евангелие, ибо стал силой". И там, где встал ты на путь силы, там скрестился путь твой с моим. Никто не идет в одиночестве, а менее всего тот, кто несет людям завет новый. Но людей таких, чтобы приняли безоговорочно в цельной верности новый завет своей современности, мало. Большинство старается примирить слово новое на компромиссах со старыми предрассудками. И выходит у них халат из старой затасканной мешковины с новыми яркими заплатами. Они не чувствуют этого уродства, не страдают от дисгармонии, потому что их понятия о гармонии - детски. Устойчивости в них нет; и Вечным - в Нем полагая весь смысл своего текущего сейчас - они не живут. Страдает от бурь и отрицания толпы больше всего тот, кто принес завет новый на землю.