Мальчики‑подростки и происхождение неандертальцев

 

Неандертальцы задержались на Земле не очень надолго. Они появились в Европе примерно двести тысяч лет назад; самая последняя группа жила в местечке Пещера Горэм, на мысе Гибралтар, 24–28 тысяч лет назад. Во всяком случае, они не оставили другого адреса. Я знаю, что сто семьдесят с лишним тысяч лет может показаться внушительным промежутком времени, но когда думаешь о том, что динозавры жили двести пятьдесят миллионов лет назад, кажется, что это не так уж много.

Что же случилось со старыми добрыми неандертальцами? – спросите вы. Ну, оказалось, что нахальная группа гоминидов, Homo sapiens, явилась в Европу около пятидесяти тысяч лет назад и выпихнула неандертальцев с их территорий. Типично для нас, правда? Как только появляются люди, дело кончается слезами – или, в данном случае, вымиранием.

Нам мало что известно о неандертальцах. Кажется, они были довольно примитивны, умели использовать основные орудия труда, охотиться, размножаться (как оказалось, не так уж хорошо), и жили довольно простой жизнью. Их нужды и желания были такими же грубыми, как и их способности. Мы даже не были уверены, что они умели разговаривать, пока кто‑то не нашел во Франции подъязычную кость неандертальца (маленькая косточка в горле, к которой прикрепляется язык). Тогда мы узнали, что они обладали способностью к речевой деятельности. Но их беседы, вероятно, были крайне незамысловатыми.

 

* * *

 

Интересно, что бы случилось, если бы в наши дни где‑нибудь в лесу нашли живых неандертальцев? Может, мы бы отправили их в зоопарк?

Мальчики‑подростки во многом являют собой пример эволюционного отклонения от нормы. Несколько лет они ползают туда‑сюда, подражая своим вымершим неандертальским собратьям. Они становятся более волосатыми и одержимы примитивными желаниями, часто теряют дар речи, рычат и забиваются в свои пещеры.

Но было бы страшной ошибкой думать, что мальчики – примитивные существа. Это далеко не так. Мальчики ничуть не проще девочек, просто они не поднимают вокруг этого столько шума. Причина, по которой современные подростки‑неандертальцы рычат, не в том, что они глупее обычных людей. Они ничуть не глупее. Просто они, как настоящие неандертальцы, терпеть не могут болтовни. У меня есть теория: доисторические неандертальцы вымерли не из‑за того, что их истребили люди, а потому, что они не могли смириться с тем, что им придется терпеть глупую болтовню.

Разумеется, мальчики и девочки сильно отличаются друг от друга. Они по‑разному думают, по‑разному действуют, по‑разному общаются и идут к взрослой жизни разными дорогами. Цель этой главы про мальчиков (и следующей – про девочек) в том, чтобы распознать эти различия. Если вы узнаете, как ваши дети познают мир, то будете гораздо лучше подготовлены к тому, чтобы пройти вместе с ними через подростковый возраст так, чтобы ничей рассудок не пострадал.

 

Возраст и этапы

 

Когда я учился на психолога и писал курсовую по психологии развития, со мной в группе учились три взрослых студента, у которых уже были дети. Они заметили, что некоторые этапы развития их детей не совпадают с теми этапами, которые описаны в учебнике. Я всегда помнил об этом, размышляя о том, насколько точной наукой является психология развития.

Поэтому я предлагаю вам не истину в последней инстанции, а черновик путеводителя по возрастам и этапам развития мальчиков. Это только набросок, но я постарался охватить главные, вопросы. У одних всё начинается раньше, у других – позже, но путешествуют все примерно по одним и тем же дорогам.

Читая эту главу, помните о том, что мы обсуждали в предыдущей про развитие мозга. Многое из того, чем занимаются подростки, на первый взгляд лишено смысла, особенно если вы не сталкивались с этим раньше. Но если сложить вместе эти две главы, то многие странные поступки мальчиков обретут смысл; у вас будет полезная основа, чтобы понять, что за всем этим стоит.

 

Ранние неандертальцы (11–13 лет)

 

Мальчики в начале подросткового возраста – игривые зверьки. Они неловкие, неуклюжие и всё время носятся тут и там. Когда они не носятся, то валяются и скучают. Время от времени они пытаются делать вид, что они мужчины. Тогда они становятся похожи на мальчиков, нарядившихся взрослыми. Девочки становятся для них предметом восхищения и возрастающей одержимости. Проблема в том, что они не знают, что делать с девочкой, если удастся ее заполучить. К счастью для них (и к несчастью для родителей), девочки в наши дни гораздо более решительно и откровенно, чем раньше, позволяют мальчикам это выяснить.

В этот период медленно кипящая надоедливость (фон жизни любого мальчишки) бурлит всё громче, пока не будет услышана. Их ранние проявления грубости тоже будут очень примитивными.

На этом этапе они впервые узнают, что существует пещера, где можно спрятаться, но им приходится постоянно высовываться и проверять, что вы всё еще снаружи. Их это успокаивает, но они выражают это закатыванием глаз и вздохами, словно говоря: «Ты всё еще здесь?»

Все внимание ранних неандертальцев сосредоточено на том, чтобы веселиться.

На этом этапе матери переживают из‑за того, что их нежные маленькие мальчики начинают отдаляться. Им внезапно перестает нравиться, когда их обнимают, да и сами они не хотят обниматься. Все без исключений матери боятся, что их мальчики превратятся в грубых юношей, подсядут на наркотики, станут грабить банки и встречаться со странными девушками в черной одежде и с пирсингом. Матери страшно волнуются, потому что не понимают, почему их дети вдруг отдаляются от них. В этом заключается парадокс: все ранние неандертальцы мечтают, чтобы их оставили в покое в их пещерах, но такое поведение вызывает чрезмерное материнское участие, которое, выйдя из‑под контроля, может спровоцировать серию крайне неприятных ссор.

Отцы обычно не переживают. Они понимают, что пещера – то, что нужно мальчику, всё в порядке. В этом нет ничего плохого, так и должно быть. Отцы знают, что мальчики‑подростки не нуждаются в материнской опеке и переживаниях. Однако отцы не могут прямо сказать об этом, потому что боятся навлечь на себя проблемы. Они пытаются мягко намекнуть матерям. Начинается долгий процесс непрерывного вмешательства отцов в отношения подростков и их матерей.

Удивительно, но отцы надеются, что в ближайшие несколько лет их сыновья подцепят странную девушку, предпочитающую черную одежду и пирсинг. Отцы не считают, что на этих девушках обязательно нужно жениться, они просто хотят, чтобы дети немного узнали жизнь.

Таковы мужчины.

 

Средние неандертальцы (14–16 лет)

 

В этот период подростки выкидывают самые жесткие неандертальские штучки.

Они беспокоятся только о том, что происходит здесь и сейчас, а общение с родителями сводится к тому, что лучше его избегать. Они работают по расписанию, где единственная важная минута – последняя, потому что всё делается именно в эту минуту. В этом возрасте склонность матерей беспокоиться по мелочам приводит подростков в ярость. Они не понимают, что такого ужасного в том, что они не убрали с пола коврик для ванной. Раздражаться из‑за такой ерунды глупо и нелепо. Подростки любят своих матерей, но клянутся себе, что если когда‑нибудь будут жить с девушкой, то никогда не позволят ей говорить, что им делать с ковриком для ванной. Они любят отцов, но не понимают, почему те не могут сказать своим женам, чтобы они отстали и оставили чертов коврик для ванной на полу. Подростков всегда немного разочаровывает, что их отцы не сопротивляются матерям насчет коврика, и они обещают себе никогда не становиться такими. Когда они наконец заведут семью, то будут оставлять проклятый коврик для ванной где им заблагорассудится.

Ага, как же!

Средние неандертальцы много спят, смотрят в Интернете порно и едят так, словно их желудок – дверь в другое измерение. Взрослые смотрят на батон хлеба и видят неделю, средние неандертальцы видят в том же батоне возможность перекусить. Ставки на образование повышаются, и средний неандерталец начинает чувствовать, как это на него давит. Родители тревожатся, что у него, похоже, нет планов на будущее, но он знает, что почти ни у кого из его ровесников нет никаких планов. Может быть, он знает, чем хочет заниматься, но ненавидит говорить об этом, потому что не хочет выглядеть глупо, если не удастся это осуществить. Боязнь провала заставляет подростков мечтать в одиночестве. У них еще есть мечты, но они держат их при себе.

Средний неандерталец – архипрагматик и останется таким на всю жизнь, хотя с годами это качество притупится. Средний неандерталец оценивает всё только с одной позиции: в чем моя выгода? Он должен видеть, почему то или иное важно конкретно для него. Если этого нет, он моментально теряет интерес. Если он не видит в чем‑либо смысла, то моментально отворачивается и никогда не взглянет на это второй раз.

Для среднего неандертальца девушки важны, но не так, как друзья. Преданность – подводное течение его социальной жизни. Она часто выражается насмешками, ударами и тычками, но это настоящая верность. Современный неандерталец может смеяться над рыцарями, которые ввязываются в поединки, и говорить, что он бы никогда так не поступил, но он никогда не бросит друзей перед лицом врага. Он понимает, что настоящий мужчина должен биться и пасть со своими друзьями.

У среднего неандертальца своя философия. Пусть она кому‑то кажется бессмысленной, но он будет ее придерживаться и яростно защищать. Средний неандерталец не бывает неправ, он может быть только неправильно понят. Он чувствует себя пуленепробиваемым пятнадцатиметровым великаном. Он никогда не откажется от своих убеждений, скорее влетит в свою комнату, громко хлопнув дверью, а потом в мрачном настроении как можно громче включит музыку, которую вы ненавидите.

На этом этапе риск привлекает подростка так, как будто его мучает сильный зуд и это место нужно почесать. Он старается найти и попробовать что‑нибудь новое, чтобы прогнать из своей жизни скуку. Он ненавидит скуку, и какое‑то время ему будет казаться, что он видит ее во всем. В поисках новых и захватывающих ощущений подросток, скорее всего, будет делать то, что неразумно и попросту опасно. Родители, как правило, не узнают и о половине таких вещей. Так было с неандертальцами с начала времен.

Мать неандертальца однажды обнаружит, что пытается пробить каменную стену равнодушия. Она помнит и сказки на ночь, и цветы, оставленные на ее подушке. Это было всего несколько лет назад, а теперь она удивляется: кто этот высокий, волосатый, замкнутый и угрюмый незнакомец? Она старается понять, куда девался ее малыш. Она хочет обнять этого крепкого юношу и сказать, что любит его, но неандертальцы обычно не подпускают матерей близко. Впрочем, иногда такое случается, но только на мгновение: подросток может неожиданно положить голову матери на плечо или обнять. Тогда она думает, что ее малыш снова вернулся и всё будет как прежде. Но в следующий раз, когда она захочет обнять сына, он оттолкнет ее и закатит глаза.

Матери средних неандертальцев часто совершают ошибку, пытаясь поговорить с ними и выяснить причины своих тревог. Они будут настаивать и давить, стараясь выудить информацию. Но ничего не получится, неандерталец только разозлится. Скорее всего, он взбрыкнет и нагрубит, и это приведет к конфликту. Матери во многом сами усложняют этот период, и он становится настоящим испытанием для всех.

Отцы в это время приобретают огромный опыт в разрешении конфликтов между матерями и сыновьями. Если у них это хорошо получается, они успевают погасить множество пожаров, прежде чем будет нанесен слишком большой ущерб. Если у них это получается плохо, то они, как правило, только ухудшают ситуацию. Отцы, которые не слишком хорошо решают конфликты, всегда принимают не ту сторону и склонны реагировать на события, а не руководить процессом.

В среднем неандертальце впервые прослеживаются настоящие признаки будущего мужчины. Его внимание по‑прежнему сконцентрировано на веселье, и, хотя может показаться, что он только начинает жить, подросток будет всё больше осознавать, что его действия определяют, кто он такой и каким человеком станет. Каждый день он делает выбор. Иногда этот выбор непредсказуем (часто даже для него самого), но, несмотря ни на что, всегда верен.

 

Поздние неандертальцы (17–19 лет)

 

Между поздним неандертальцем и более ранними стадиями всегда видна колоссальная разница. Главным образом это заметно по тому, что он становится спокойнее, у него сформировалось ощущение собственного «я» и появились цели. Нельзя сказать, что поздний неандерталец уже во всем разобрался. Это, скорее всего, не так, но есть ощущение, что он, по крайней мере, знает, какие вопросы хочет задать. И дело тут не столько в ответах, которых он ищет, сколько в пони‑, мании, в каком направлении двигаться. Линия горизонта для него всё еще будет казаться близкой и достижимой, но уже более далекой, чем носки его ботинок.

Поздний неандерталец всё сильнее ощущает, что скоро станет независимым и будет жить, как захочет. Это придает определенную серьезность его намерениям (хотя не все намерения будут доведены до конца). И он снова начнет до некоторой степени доверять родителям. Снова, хотя и медленно, он начнет осваивать человеческий язык и связывать вместе полноценные предложения. Возможно, он не будет изливать вам душу (для этого у него есть девушки и друзья), но станет чаще с вами разговаривать.

Мать на этом этапе позволяет себе поверить, что с ним всё будет в порядке. Она еще переживает, но наконец впервые за долгое время начинает чувствовать, что с ее ребенком действительно всё будет в порядке. Второй раз в жизни матери сталкиваются с сокрушительным осознанием того, что их сыновья покинут родное гнездо, как тогда, когда они впервые пошли в школу, хотя на этот раз их дети покинут дом не с девяти утра до трех часов дня, а навсегда. Матери также знают, что мальчики следуют за девочками, и вполне возможно, что их сыновья влюбятся в какую‑нибудь девушку из другой страны и уедут с ней, ведь у девушек, как правило, сильнее связь с семьей. На этом этапе матери начнут считать, что даже странная девушка, предпочитающая черную одежду и пирсинг, – не такой уж плохой вариант, если она живет в том же городе.

У отцов на этом этапе отношения с сыновьями также изменяются. Они чувствуют гордость, что их мальчик становится настоящим мужчиной, и грусть, потому что он оставит родной дом, чтобы завоевать свою собственную территорию. Это неизбежно, но немного грустно.

Некоторое время спустя и отцы, и матери осознают, что их дети не собираются немедленно покидать родной дом, и гнездо, начавшее казаться пустым, внезапно может стать слегка переполненным. На самом деле дети оставляют дом всё позже и позже, и на родителей вдруг снисходит озарение, что настоящая проблема – как избавиться от детей? Это ставит родителей в тупик, но к этому моменту у них уже накоплен многолетний опыт пребывания в тупике, и они не обязательно начинают беспокоиться.

 

Ранние Homo sapiens (первый год вне дома)

 

Когда мальчики покидают родной дом, они часто становятся полными идиотами. Первый год, проведенный вне дома, обычно отмечается постоянными вечеринками и другими расточительными и никчемными действиями.

Это нечто вроде современного обряда инициации в мире, где эти обряды устарели и вышли из моды. Первый год вне дома проводится в бездумной погоне за выпивкой и девушками. Это не обязательно плохо. В этом нет ничего возвышенного или великого, но это не обязательно плохо.

Я и сам провел свой первый год вне дома в университете, напиваясь по пятницам, субботам и воскресеньям. Еще у нас был клуб «Тех‑кто‑напивается‑в‑понедельник‑вечером» и какое‑то время даже клуб «Тех‑кто‑напивается‑в‑среду‑вечером». Это продолжалось целый семестр, а потом мы перестали собираться по средам, потому что просто ничего не успевали сделать. Немного позже мы сократили собрания клуба «Тех‑кто‑напивается‑в‑понедельник‑вечером» до одного раза в две недели. Ненавижу думать о том, каким умным я мог бы быть, если бы не пил столько в тот год (и еще меньше в следующие четыре). Я почти уверен, что смог бы сделать несколько действительно важных открытий.

Большинство ранних Homo sapiens переживут этот период, остепенятся и разберутся в себе. В книге Селии Лэшли «С ним всё будет в порядке» есть замечательный ответ парня на вопрос, собирается ли он решать, что делать со своей жизнью. Парень ответил «нет». Когда его спросили, что же тогда он собирается делать, как разберется со своей жизнью, он сказал: «О, это просто. Мне будет лет двадцать пять, и мимо будет проходить потрясающе красивая девушка. У нее будет отличный план, и я просто уцеплюсь за нее».

Прочитав это, я засмеялся и покачал головой – какие же безумные идеи бывают у подростков. Потом я задумался и понял, что он описал примерно то, что сделал я. Мне было чуть меньше двадцати пяти, когда мимо проходила моя потрясающе красивая девушка, и я уцепился за нее.

По‑моему, это отлично демонстрирует глубокую мудрость мужского прагматизма. Зачем париться и придумывать план, если женщины тратят на то же самое так много времени?

Просто найди хорошенькую девушку и используй ее план.

 

Миф о сестринстве

 

Мы не можем разговаривать о воспитании мальчиков, не совершив небольшую вылазку в город Отношения полов. Наверное, меня убьют во время этой операции, но я всё равно должен сказать. Видите ли, есть теория, что женщины – более добрый, благородный, спокойный и мудрый пол, и если мужчины прекратят их притеснять и просто уберутся с их пути, то сестринская община женщин решит все мировые проблемы. Женщины мудры, они обладают интуицией и правы абсолютно во всем, а мужчины – примитивные, эмоционально недоразвитые существа, которые практически всегда ошибаются.

Я совершенно с этим не согласен. Женщины более благородный пол? Думаю, нет. Молитесь, чтобы террористы, взявшие вас (не дай бог) в заложники, оказались мужчинами, потому что, если их требования не будут выполнены, они просто взорвут вас, быстро и чисто. Если же террористы окажутся женщинами, то они достанут коробочку со всякими ужасными штуками и примутся за дело. Женщины‑террористки безжалостны.

А что насчет политики? Когда Маргарет Тэтчер стала терять голоса избирателей, она решила начать войну с Аргентиной за крошечные Фолклендские острова, примечательные только стратегическими запасами овец и пустошами, по которым гуляет ветер. Мэгги не желала терять ни того, ни другого.

Я работаю в отвратительно политкорректном мире психиатров, социальных работников и других «профессионалов по оказанию помощи». Иногда общество становится настолько чувствительным к разделению по половому, культурному или физическому признакам, что может за километр расслышать, как пукнула мышка. Нет, правда, вы даже не представляете, до какого абсурда доходило дело за годы моей работы. Но, безусловно, святая святых – это священная идеология женской мудрости и мужской безнадежности.

Наблюдается тенденция считать женщин хорошими‑мудрыми‑проницательными, а мужчин – плохими‑неумелыми‑неаккуратными. К чему это приводит? К тому, что в современном обществе матери считаются истинными экспертами по воспитанию детей, а отцы – этакая группа поддержки, которая защищает крепость, пока мать занята по‑настоящему важными делами. Безусловно, женщины всё еще играют главную роль, когда дело касается ухода за детьми, потому что занимаются этим больше, чем мужчины. В таком контексте, в общем‑то, разумно считать, что матери знают о воспитании детей больше, чем отцы, которых большую часть дня нет дома.

Матерям виднее.

Что ж, иногда это так, но далеко не всегда.

Но я не хочу распускать сопли и говорить о «бедных мужчинах». Нас, конечно, обманом лишили патриархата, но всем нам пора повзрослеть и двигаться дальше. Не только джентльменам, но и леди.

Почему?

Потому что вся эта политика может потерпеть крах при воспитании мальчика‑подростка. Если мамы думают, что лучше разбираются в нуждах подростков, а папы молча отступают, готовьтесь к катастрофе. Поймите меня правильно, мамы прекрасны во всех отношениях, но, когда дело касается понимания мальчиков‑подростков, они должны признать, что попали на чужую территорию. Мамой подростка быть сложно: во‑первых, придется признать, что играешь в игру, правила которой отличаются от всего, что ты знала раньше; во‑вторых, нужно сопротивляться желанию сделать из сына то, чем он, по‑твоему, должен быть; в‑третьих, необходимо просто довериться течению.

О чем это он? – спросите вы.

Позвольте мне объяснить.