И продолжение сказанного в предыдущей беседе: о благодарении 5 страница

Но у тебя в виду золото, а на брата не обращаешь внимания. Знаешь чекан монеты и различаешь настоящую монету от поддельной, но вовсе не узнаешь брата в нужде. Тебя крайне веселит доброцветность золота, но не рассчитываешь, сколько стонов бедного сопровождает тебя.

Как представлю взорам твоим страдания бедного? Осмотрев внутренность дома, видит он, что золота у него нет и никогда не будет; домашние приборы и одежда точно таковы, как и у всякого нищего; все они стоят не многих оволов [ 2 ]. Что ж еще? Обращает, наконец, взор на детей, чтобы, отведя их на торг, в этом найти пособие против голодной смерти. Представь при этом борьбу неминуемого голода и отеческой любви. Голод угрожает самою бедственною смертию, а природа влечет к противному, убеждая умереть вместе с детьми. Много раз собирается он идти, много раз останавливается; наконец препобежден, вынужденный необходимостию и неумолимою нуждою. И над чем еще задумывается этот отец? "Которого прежде продать мне? На которого приятнее взглянет хлебопродавец? Не взять ли старшего? Но уважаю его старшинство. Или младшего? Но жаль его возраста, который не чувствует еще несчастий. Этот сохраняет в себе ясные черты родителей; а этот способен к учению. Увы, какое затруднение! Что со мною будет? На которого из них напасть мне? У какого зверя занять мне душу? Как забыть природу? Если всех удержу при себе, то увижу, как все будут истаевать от голода. Если продам одного, то какими глазами буду смотреть на остальных, сделавшись уже для них подозрительным, так что перестанут мне верить? Как буду жить в доме, сам доведя себя до бесчадия? Как пойду за стол, на котором обилие произведено такими средствами?" И он после бесчисленного множества слез идет продавать любезнейшего сына!

А тебя не трогает страдание; ты не хочешь взойти в чувствование природы! Этого несчастного угнетает голод, а ты медлишь и смеешься, способствуя к тому, чтоб продлилось его бедствие! Он утробу свою предлагает тебе ценою за пищу, а у тебя не только не цепенеет рука, собирающая подать с таких несчастий, но даже ты еще домогаешься большего и стараешься, как бы, взяв больше, дать меньше, чтобы для этого бедняка несчастие его сделать во всех отношениях более тягостным! Ни слезы не возбуждают в тебе жалости, ни воздыхания не смягчают сердца; ты непреклонен и неприступен! В всем видишь золото, везде представляешь золото; о нем грезишь и во сне, о нем думаешь и во время бодрствования. Как сумасшедшие в припадке бешенства не действительные видят вещи, но представляют то, что производит в них болезнь; так и у тебя душа, одержимая сребролюбием, во всем видит золото, во всем видит серебро. Приятнее тебе смотреть на золото, нежели на солнце. Ты желал бы, чтобы все превратилось в золотой состав, и, как только можно, придумываешь к тому способы. Чего не приводишь в движение ради золота? Хлеб у тебя делается золотом, вино сседается в золото, и шерсть обращается у тебя в золото; всякий торговый оборот, всякая выдумка приносят тебе золото. Золото само себя рождает, размножаясь чрез рост; в тебе нет сытости, не видно конца пожеланию. Детям, когда они жадны, нередко позволяем без меры есть что они особенно любят, чтобы излишним пресыщением произвести отвращение; но не таков корыстолюбец: чем более он получает, тем большего желает.

Богатство аще течет, не прилагайте сердца (Пс. 61, 11); а ты удерживаешь текущее и преграждаешь ему все пути. Но когда оно удержано и запружено, что тогда делает с тобою? Расторгает преграды. Так, конечно, и теперь, насильно будучи задержано и непрестанно прибывая, разоряет житницы богатого, сравнивает с землею его сокровищницы, подобно вторгшемуся неприятелю.

Но он построит большие? Неизвестно, не оставит ли их наследнику разоренными; ибо скорее сам отойдет, похищенный смертию, нежели они воздвигнутся по любостяжательному его замыслу. Но его конец согласен с злыми его преднамерениями; а вы послушайтесь меня и, растворив все двери своих сокровищниц, дайте богатству беспрепятственный выход; как будто великой реке, которая чрез тысячи протоков орошает многоплодную землю, дайте и вы богатству различными путями вливаться в домы бедных! В колодцах, чрез вычерпывание, вода делается лучшею; а если колодцы запущены, то вода в них загнивает,- и застой богатства бесполезен; а движение его и перехождение из рук в руки общеполезно и плодоносно. Сколько похвал от облагодетельствованных! И ты не презирай их. Какая награда от праведного Судии! И ты не сомневайся в ней.

Всюду да будет перед тобою пример осуждаемого богача, который, охраняя настоящее, беспокоясь об ожидаемом, и не зная наверно проживет ли завтра, сегодня уже грешит и на завтрашний день. Не приходил еще проситель, а он предварительно выказал уже свою жестокость; не собрал еще плодов, а заслужил уже осуждение за любостяжательность. Земля готовила ему богатый пир, заранее показывая на нивах обильную жатву, открывая на виноградных лозах множество гроздов, предлагая маслину, обремененную плодами, обещая всякое наслаждение в древесных плодах; а он был негостеприимен и бесплоден. Еще не собрал, и завидует уже нуждающимся. А сколько опасностей до собрания плодов? И град иногда побивает, и зной похищает из рук, и вода, неблаговременно излившаяся из облаков, портит плоды. Почему ж не молишься Господу, чтобы довершил милость, но предварительно делаешь себя недостойным принять, что имеешь уже в виду?

Ты втайне говоришь сам с собою; но слова твои оцениваются на небе. Потому оттуда приходят к тебе ответы. Что же говорит богатый? Душе, имаши многа блага лежаща: яждь, пий, веселися ежедневно (Лк. 12, 19). Какое безумие! Если бы у тебя была душа свиньи: чем иным, кроме этого, порадовал бы ты ее? Столько ты скотоподобен, до того несведущ в душевных благах, что предлагаешь душе плотские снеди! Что принимает в себя чрево, то назначаешь ты душе. Ежели в душе есть добродетель, ежели исполнена она благих дел, ежели близка к Богу, то имеет многа блага, и пусть веселится прекрасным душевным веселием. Но поелику мыслишь ты земное,- чрево у тебя богом (Флп. 3, 19), весь ты стал плотским, поработился страстям, то выслушай приличное тебе наименование, которое дал тебе не кто-либо из людей, а Сам Господь: безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал еси, кому будут? (Лк. 12, 20).Такое осмеяние безрассудства тягостнее вечного наказания!

Тот, кто в скором времени будет похищен, что предпринимает? Разорю житницы моя, и большия созижду (Лк. 12,18). Прекрасно делаешь, сказал бы я ему, потому что сокровищницы неправды того и стоят, чтобы их разорить. Разрушь своими собственными руками, что худо тобою построено; разломай хлебные закрома, от которых никто никогда не отходил с утешением. Уничтожь все здание, которое охраняет любостяжательность; сломай кровли, разбери стены, открой солнцу покрытую плесенью пшеницу, освободи из-под стражи заключенное в узы богатство, отвори всем напоказ темные убежища мамоны.

Разорю житницы моя, и большия созижду. А если и их наполнишь, что тогда придумаешь? Ужели будешь опять разорять и опять строить? Но что безумнее этого - бесконечно трудиться, тщательно созидать и прилежно разорять? Ежели хочешь, есть у тебя житницы - это дома бедных. Скрывай себе сокровище на небеси (Мф. 6, 20). Что там положено, того ни червь не поедает, ни тля не изводит, ни разбойники не расхищают.

"Но тогда буду уделять нуждающимся, когда наполню вторые житницы". Долгие лета жизни ты назначил себе. Смотри, чтобы не предварил тебя поспешающий срок. Это обещание показывает не доброту, а лукавство; потому что обещаешь не с тем, чтобы давать впоследствии, но чтобы отказать на сей раз. Что ныне препятствует подаянию? Бедного ли нет? Житницы ли не полны? Награда ли не готова? Заповедь ли не ясна? Но голодный чахнет; нагой цепенеет; должник притеснен,- а ты откладываешь милостыню до завтра! Послушай Соломона: не рцы: отшед возвратися, и заутра дам … не веси бо, что породит находящий день (Притч. 3, 28).

Какие заповеди презираешь, заградив себе слух сребролюбием! Сколько благодарности должно тебе иметь к Благодетелю, как веселиться и отличаться честию, что не сам ты неотступно стоишь у чужих дверей, но другие приступают к твоим дверям! А теперь ты пасмурен и недоступен, уклоняешься от встреч, чтобы не принудили тебя выпустить из рук какой малости. У тебя одно натвержено слово: "Нет у меня, не дам; потому что сам беден". Действительно, ты беден и скуден всяким добром; беден ты любовию, беден человеколюбием, беден верою в Бога, беден вечным упованием. Сделай, чтобы братья имели долю в твоей пшенице; что завтра сгниет, то ныне удели нуждающемуся. Самый худший род любостяжательности - не уделять нуждающимся и того, что может повредиться.

Скажешь: кому делаю обиду, удерживая свою собственность? - Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес с собою в жизни? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал бы потом выгонять входящих, почитая своею собственностию представляемое для общего всем употребления; таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других. Если бы каждый, взяв потребное к удовлетворению своей нужды, излишнее предоставлял нуждающемуся, никто бы не был богат, никто бы не был и скуден. Не наг ли ты вышел из матерняго чрева? Не наг ли и опять возвратишься в землю? Откуда же у тебя, что имеешь теперь? Если скажешь, что это от случая: то ты безбожник, не признаешь Творца, не имеешь благодарности к Даровавшему. А если признаешь, что это от Бога, то скажи причину, ради которой получил ты? Ужели несправедлив Бог, равно разделяющий нам потребное для жизни? Для чего ты богатеешь, а тот пребывает в бедности? Не для того ли, конечно, чтобы и ты получил свою мзду за доброту и верное домостроительство, и он почтен был великими наградами за терпение? А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих? Кто любостяжателен? Не удерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем; а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого какого названия? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнаженному - одежда, которую хранишь в своих кладовых; необутому - обувь, которая гниет у тебя; нуждающемуся - серебро, которое закрыто у тебя. Поэтому всем тем делаешь ты обиду, кого мог бы снабдить.

Скажешь: хороши слова, но золото лучше. То же говорят и тем, которые пред невоздержными рассуждают о целомудрии. И они, когда осуждается предмет их вожделения, самым напоминанием разжигаются в похоти. Как представлю твоему взору страдания бедного, чтобы узнать тебе, из скольких воздыханий составляешь свое сокровище? О, как драгоценно в день суда покажется тебе сие слово: приидите, благословеннии Отца Моего наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира. Взалкахся бо, и дасте Ми ясти; возжадахся, и напоисте Мя … наг, и одеясте Мя (Мф. 25, 34-36)! Какой же трепет, какое изнеможение, какая тьма обнимут тебя, когда услышишь осуждение: идите от Мене, проклятии, во тьму кромешную, уготованную диаволу и аггелом его: взалкахся бо, и не дасте Ми ясти; возжадахся бо, и не напоисте Мене … наг бех, и не одеясте Мене (Мф. 25, 41-43). Ибо не хищник там обвиняется, но осуждается не делившийся с другими.

Я сказал, что почитал полезным. Если послушаешься, известны блага, уготованные по обетованиям; а если преслушаешь, написана и угроза,- но желаю, чтобы ты избежал и не дознал ее опытом, приняв лучшее намерение, и чтобы собственное твое богатство сделалось для тебя искупительной ценою, и ты достиг уготованных небесных благ, по благодати Призвавшего всех нас в Царство Свое. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

 

Примечания:

[ 1 ] Был хороший урожай в поле.

[ 2 ] Овол - мелкая монета.

 

 

Беседа 7

К обогащающимся

 

И сегодня утром говорили мы о сем юноше (Мф. 19, 16-22); трудолюбивый слушатель, конечно, помнит тогдашние наши исследования. И во-первых, о том, что юноша сей не одно лицо с законником, упоминаемым у Луки (Лк. 10, 25-28). Последний был пытлив, предлагал вопросы в насмешку; а тот спрашивал здраво, но только принимал не благопокорно, ибо не пошел бы от Господа, скорбя о таких Его ответах, если бы вопросы делал Ему презрительно. Почему и нрав его представился нам какою-то смесью: по указанию Писания частию стоит он похвалы, а частию весьма жалок и не подает никакой надежды. В нем заслуживает похвалу то, что познал истинного Учителя, и, не остановив внимания на гордости фарисеев, на самомнении законников, на толпе книжников, приписал это имя единому истинному и благому Учителю. В нем хорошо и то, что, по-видимому, был озабочен тем, как наследовать живот вечный. Но прочее - именно то, что, выслушав у истинного Учителя спасительные уроки, не написал их на сердце своем, и наставлений Его не привел в исполнение, но отошел с прискорбием, омраченный страстию богатолюбия,- изобличает в юноше, что воля его не всецело обращена была к истинному благу, но имела в виду нравящееся большему числу людей. Сим же доказываются неровность и взаимное между собою несогласие его нравов.

Ты называешь Господа Учителем, а не делаешь, что должно ученику! Исповедуешь Его благим, а пренебрегаешь даруемым от Него! Между тем Благий, без сомнения, подает блага. Ты спрашиваешь о вечной жизни, а на деле оказывается, что весь ты привязан к наслаждению жизни настоящей. Какое же трудное, тяжелое, неудобоносимое слово предложил тебе Учитель? Продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19, 21). Если бы возложил на тебя труды земледельческие, или опасные предприятия по торговле, или что еще есть трудного для ищущих прибытка, то надлежало бы тебе опечалиться, огорчившись сим повелением. Если же таким удобным путем, не требующим ни труда, ни пота, обещает сделать тебя наследником вечной жизни,- почему не радуешься удобству спасения, а удаляешься с болезнующею и сетующею душою и делаешь для себя бесполезными все прежние свои труды? Ибо, если ты, как говоришь, не убил, не прелюбодействовал, не украл, не свидетельствовал ни на кого свидетельства ложного, то тщание свое об этом сам для себя делаешь бесполезным,- не присовокупил остального, чрез что одно мог бы ты войти в Царство Божие. Если бы врач обещал исправить повреждения в членах, какие у тебя есть от природы или от болезни,- не благодушно ли выслушал бы ты это? Но когда великий Врач душ хочет сделать совершенным тебя, у которого недостает существеннейшего,- не принимаешь милости, а сетуешь и становишься унылым.

Видно, что далек ты от этой заповеди и ложно засвидетельствовал о себе, что возлюбил ближнего, как самого себя. Ибо вот повелеваемое Господом вполне изобличает тебя, что нет в тебе истинной любви. Если бы справедливо было утверждаемое тобою, что от юности сохранил ты заповедь любви и столько же воздавал каждому, сколько и себе, то откуда у тебя такое огромное имение? Попечение о нуждающихся расточительно для богатства. Хотя каждый на необходимое содержание берет немного, однако же, поелику все вместе получают часть из имения, то издерживают его на себя. Поэтому кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим стяжания многа (Мф. 12, 22). Откуда же это у тебя? Не ясно ли из этого видно, что собственное свое удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви.

Давно бы ты позаботился расстаться с деньгами, если бы любил своего ближнего. А теперь имение теснее с тобою связано, нежели телесные члены; разлучение с ним для тебя столько же прискорбно, как и отсечение самых необходимых членов. Если бы одевал ты нагого, если б отдавал хлеб свой алчущему, если б дверь твоя отверста была всякому страннику, если б ты был отцом сирот, если б отдавал ты всякому немощному, то о каком имении стал бы ты скорбеть теперь? Отчего бы огорчаться тебе, отдавая остальное, если бы издавна заботился ты разделять это нуждающимся?

Сверх того, никто не скорбит, когда отдает свою собственность на торжище и взамен приобретает, что для него нужно; напротив того, чем за меньшую цену покупает дорогие вещи, тем более радуется, что удался ему такой славный промен. А ты скорбишь, раздавая золото, серебро и стяжания, то есть уступая камни и прах, чтобы приобрести на них блаженную жизнь.

Но на что же употребишь богатство? Облечешь ли себя в многоценную одежду? Для тебя достаточно будет хитона в два локтя; прикрытие себя одной одеждой удовлетворит всем нуждам в одеянии. Но ты станешь употреблять богатство на роскошный стол? Одного хлеба довольно, чтобы наполнить чрево. Отчего же скорбишь? Чего лишаешься? Славы ли, доставляемой богатством? Но если станешь искать славы не на земле, то обретешь ту истинную и светлую славу, которая вводит тебя в Небесное Царство.

"Но самое обладание богатством вожделенно, хотя бы от него и никакой не было пользы". Всякому известно, что попечение о бесполезном неразумно. Но, может быть, покажется тебе странным, что намерен я сказать; однако ж это всего справедливее. Богатство, если расточать его так, как повелевает это Господь, остается во владении; а если удерживать его у себя, отходит от владетеля. Если станешь беречь его, оно не будет твоим; если станешь расточать, не потеряешь. Ибо расточи, даде убогим: правда его пребывает во век (Пс. 111, 9).

Но не ради одежды и не ради пищи многим вожделенно богатство; напротив того, диавол придумал какой-то хитрый способ доставлять богатым тысячи случаев к издержкам; поэтому они домогаются излишнего и бесполезного, как чего-то необходимого - и всего им мало на придумываемые ими траты. Разделяют богатство на нужду настоящую и на нужду будущую: часть отлагают себе и часть детям; потом и это делят на покрытие разных трат. Послушай, какие у них распоряжения: эта часть, говорят, пойдет в употребление, а эта отложится в запас; и часть, назначенная на покрытие нужд, пусть превысит пределы необходимости; вот это послужит на домашние расходы, а это отделится на то, чтобы показать себя людям; этого станет на пышность в дороге, а это сделает, чтобы, и сидя дома, жить светло и знатно. А мне остается только дивиться такой выдумке излишеств. У них тысячи колесниц; на одних возят всякую рухлядь, на других, покрытых золотом и серебром, ездят сами. У них множество коней, и они, как люди, ведут родословные по родовитости отцов: одни возят их во время прогулки по городу, другие участвуют с ними на охоте, иные объезжены для дороги. Узды, подпруги, хомуты - все серебряные, все осыпаны золотом; попоны из багряницы украшают коней, как женихов. У них множество мулов, разделенных по цвету; возничие их сменяют друг друга, одни впереди, другие сзади. У них несчетное множество других домашних слуг, чтобы стало для пышности всякого рода: управители, ключницы, землепашцы, обученные всякому ремеслу, и необходимому, и изобретенному для наслаждения и роскоши; повара, хлебники, виночерпии, охотники, ваятели, живописцы, учредители удовольствий всякого рода. У них стада верблюдов, то перевозящих тяжести, то пасущихся, табуны лошадей, гурты быков, овец и свиней; при них свои пастухи; у них своя земля, достаточная для прокормления всего этого (скота) и еще приумножающая богатство получаемыми с нее доходами. У них бани в городе, бани на дачах. Дома сияют мраморами всякого рода - один из фригийского камня, другой из лакедемонской или фессалийской плиты; и одни дома согревают зимой, другие прохлаждают летом; полы испещрены разноцветными камнями, потолки вызолочены; где нет по стенам мрамора, там украшено живописными цветами. А когда, по разделе на бесчисленные траты, богатство остается еще в избытке,- его кладут в землю, берегут в тайных местах, потому что будущее неизвестно, как бы не постигли нас какие-нибудь неожиданные нужды.

Точно неизвестно, будешь ли иметь нужду в зарытом золоте, но не неизвестно наказание за бесчеловечные нравы. Когда при бесчисленных выдумках не мог ты расточить богатства, тогда скрыл его в землю. Страшное же безумие - копаться в земле, пока золото еще в рудокопне; а когда оттуда вынуто, опять прятать в земле!

А потом, думаю, бывает и то, что, зарывая богатство, зарываешь с ним вместе и сердце. Ибо сказано: идеже … сокровище твое ту … и сердце (Мф. 6, 21). Потому-то заповеди и тяжелы (для подобных людей); ибо они делают себе и жизнь не в жизнь уже тем, что заняты бесполезными издержками.

И мне кажется, что страсть сего юноши и подобных ему походит на то, как если бы какой путник при сильном желании увидеть город, неутомимо дошедши до самого сего города, потом остановился бы в какой-нибудь гостинице под городскими стенами, по лености сделать небольшой переход, обращая в ничто предшествовавший труд и лишая себя возможности видеть красоты города. Таковы и те, которые предпринимают, правда, сделать иное, но не соглашаются отказаться от своего имения. Знаю многих, которые постятся, молятся, воздыхают, оказывают всякое неубыточное благоговение, но не дают ни одного овола теснимым нуждою. Какая же для них польза от прочих добродетелей? Их не приемлет Царство Божие. Потому сказано: удобее … вельбуду сквозе иглине уши проити, неже богату в Царствие Небесное (Лк. 18, 25).

Но хотя приговор так ясен и Изрекший не лжив, однако же убежденных немного. Говорят: "Как же будем жить, оставив все? Какой вид приимет жизнь, если все станут продавать, все отказываться от имения?" Не спрашивай у меня разумения Владычних заповедей; Законодатель знает, как с законом поставить в соответствие и возможность (его исполнения). А у тебя испытывается сердце, как бы на весах, куда оно наклонно, к истинной ли жизни или к настоящим наслаждениям. Рассуждающие здраво должны держаться той мысли, что богатство можем употреблять, как приставники, а не как имеющие право им наслаждаться. И отказывающиеся от него должны радоваться, как уступающие чужое, а не огорчаться, как лишающиеся собственности. Для чего же скорбишь? Для чего сетуешь в душе, слыша: продаждь имение твое? Если бы оно последовало за тобою даже в будущую жизнь, и тогда не надлежало бы столько к нему пристращаться, потому что оно затмевается тамошними почестями. А если необходимо ему остаться здесь, то почему ж не продать его и не взять туда с собою вырученной от него прибыли? Но ты, отдавая золото и приобретая коня, не унываешь; а уступая тленное и получая взамен Небесное Царство, проливаешь слезы, отказываешь просящему, отрекаешься от подаяния, придумывая тысячи предлогов к издержкам. Что будешь отвечать Судии - ты, который одеваешь тканями стены, а не оденешь человека; убираешь коней, а равнодушно смотришь на брата, одетого гнусно; даешь гнить пшенице, а не питаешь алчущих; зарываешь в землю золото, а утесненного оставляешь без внимания?

А если и сожительница твоя - женщина богатолюбивая, то двойная болезнь. И прихоти она воспламеняет, и сластолюбие увеличивает, и раздражает суетные пожелания, придумывая какие-то камни - жемчуги, изумруды, яхонты, употребляя золото, то кованое, то тканое, и усиливая болезнь глупостями всякого рода, потому что не между делом занимаются этим женщины, но дни и ночи проводят в заботах о сем. И тысячи каких-то ласкателей, угождая их пожеланиям, приводят красильщиков, серебряников, мироваров, ткачей, набойщиков. Ни на минуту не дает вздохнуть мужу, муча его непрестанными своими приказами. На удовлетворение женских пожеланий не станет никакого богатства, хотя бы оно текло реками; когда им захочется иметь у себя привозимое от варваров миро, как масло с рынка, морские цветы, раковины, морское перо, и в большем еще количестве, нежели овечью шерсть. А золото, служа оправой драгоценным камням, составляет у них убор то на челе, то на шее, то в поясах или оковывает собою руки и ноги. Ибо златолюбивым женщинам приятно носить на руках оковы, только бы оковывало их золото. Поэтому когда позаботиться о душе человеку, который услуживает женским пожеланиям? Как от бурь и непогод тонут непрочные корабли, так от худых наклонностей жен гибнут немощные души их сожителей. А богатство, расточаемое на столько предметов и мужем и женою, которые превосходят друг друга в изобретении суетных трат, естественным образом не имеет уже никакого случая перейти к посторонним. Если слышишь: продаждь имение твое и даждь нищим, чтобы иметь напутие к вечному блаженству,- отходишь скорбя. Если же скажут: отдай деньги роскошествующим женщинам, отдай каменотесам, столярам, мозаикам, живописцам,- ты радуешься, как приобретающий нечто драгоценнейшее денег.

Не видишь ли этих стен, разрушенных временем, и которых остатки, подобно каким-то курганам, возвышаются по всему городу? Когда воздвигали их, сколько было в городе бедных, которых тогдашние богачи презрели, заботясь об этих зданиях? Где же сии пышные постройки? Где возбуждавший соревнование таким великолепием? Не обращено ли все в кучу и не истреблено ли, подобно тому, что дети для забавы вылепливают из песка; а строитель не в аду ли раскаивается, что заботился о суетном? Старайся иметь великую душу; а стены, малы ли или велики, исполняют одну и ту же службу. Когда вхожу случайно в дом человека глупого и некстати богатого, и вижу, что дом испещрен всякого рода цветами, тогда узнаю, что у этого человека нет других драгоценностей, кроме видимых, что он украшает бездушные вещи, а душа у него не украшена. Скажи мне, к какому выгоднейшему употреблению служат серебряные ложа и серебряные столы, постели и седалища из слоновой кости, между тем как ради них богатство не переходит к бедным, хотя они тысячами стоят у дверей и оглашают их всяким жалобным голосом?

Но ты отказываешь в подаянии, говоря, что невозможно удовлетворить просящих. Твой язык подтверждает это клятвою, но рука обличает в противном; она безмолвно разглашает твою ложь, сияя дорогим камнем в перстне. Один твой перстень сколько человек может освободить от долгов? сколько поправить падающих домов? Один сундук твой с одеждами может одеть целый народ, цепенеющий от холода. Но ты с ожесточением отсылаешь бедного ни с чем, не страшась праведного воздаяния от Судии: ты не миловал, и не будешь допущен в Царствие; не дал хлеба, и не получишь жизни вечной.

Но ты называешь себя бедным, и я соглашаюсь. Точно тот беден, кто нуждается во многом. А нуждающимися во многом делает нас ненасытность пожеланий. К десяти талантам стараешься приложить другие десять; а когда стало двадцать, домогаешься еще двадцати; и непрестанно прилагаемое не останавливает стремления, а только разжигает желание. Как для упивающихся прибавление вина служит побуждением к тому, чтобы пить, так вновь разбогатевшие, приобретя много, желают еще большего, постоянным приращением богатства питая свою болезнь. И эта ревность приводит их к противному, потому что не столько веселит то, что в руках, как оно ни велико, сколько печалит то, что еще не у них, и чего, по их мнению, недостает им; оттого душа их всегда снедается заботами, домогаясь большего и большего. Им надлежало бы радоваться и благодарить, что они достаточнее очень многих, а они недовольны и мучатся, потому что не сравнились с тем или другим, которые их богаче. Когда станут в ряд с этим богачом, тотчас усиливаются сравниться с более богатым; а если и того достигнут, то предметом своего соревнования делают еще иного богача. Как входящие по лестнице непрестанно заносят ногу на высшую ступень и не прежде останавливаются, как достигнув верха, так и эти люди не успокаиваются в стремлении к обладанию, пока, взошедши высоко, не разобьются от падения сверху. Творец вселенной на благодеяние людям устроил, что птица селевкид [ I ] ненасытна; а ты, во вред многим, сделал ненасытною свою душу. Что только видит глаз, всего того желает любостяжательный; не насытится око зрети (Еккл. 1, 8), и сребролюбец не удовольствуется тем, что получает. Ад не скажет: довлеет (Притч. 30, 16), и любостяжательный никогда не говорит: "Довольно".

Когда сделаешь употребление из того, что у тебя есть? Когда станешь наслаждаться этим ты, непрестанно предающийся трудам приобретения? Горе совокупляющим дом к дому и село к селу приближающим, да ближнему отъимут что (Ис. 5, 8). А ты что делаешь? Не изобретаешь ли тысячи предлогов, чтобы захватить принадлежащее ближнему? Говорит: дом соседа загораживает мне свет, беспокоит шумом, принимает в себя бродяг; или жалуясь на все, к чему только есть случай, гонит, теснит, непрестанно таскает, терзает, и не прежде успокаивается, как доведя до необходимости переселиться. Что довело до смерти израильтянина Навуфея (3 Цар. 21, 1-16)? Не Ахаавово ли пожелание иметь его виноградник? Любостяжательный - худой сосед в городе, худой сосед в поле. Море знает свои пределы; ночь не преступает издревле положенных ей границ; но любостяжательный не уважает времени: не знает предела, не уступает порядку преемства, но подражает стремительности огня; все захватывает, все пожирает. И как реки, сперва выходя небольшими истоками, потом от постепенных приращений увеличившись до неопредолимой силы, своим стремлением уносят все преграждающее путь, так и достигшие великого могущества в том самом, что притеснили уже некоторых, приобретая силы делать еще большие обиды подобно прежде притесненным, порабощают и остальных; и с возрастающим могуществом возрастает и лукавство. Ибо те, которые прежде потерпели от них зло, оказывают им невольную помощь, содействуют в том, чтобы делать другим вред и обиды. Кто из соседей, из живущих вместе и из имеющих с ними дело не увлекается? Ничто не противится силе богатства - все преклоняется пред его самовластием, все трепещет его владычества, потому что всякий из обиженных более думает о том, как бы еще не потерпеть какого зла, нежели о том, как бы отмстить за претерпенное. Богатый приводит пары волов, пашет, сеет, жнет на земле, ему не принадлежащей. Если станешь противоречить - тебе удары. Если станешь жаловаться - обвиняют тебя в оскорблении; если подашь в суд - будешь сидеть в тюрьме; готовы клеветники, которые доведут тебя до опасности лишиться жизни. Рад будешь и еще что-нибудь отдать, только бы освободиться от тяжбы.