Слово о подвижничестве третье

Подвижническая жизнь имеет одну цель — спасение души, и поэтому все, что может содействовать сему намерению, должно соблюдать со страхом как Божественную заповедь, потому что и самые заповеди Божии не что иное имеют в виду, как спасение послушного им.

Посему как входящие в баню обнажаются от всякого одеяния, так и приступающим к подвижнической жизни надобно, обнажившись от всякой житейской вещественности, вести жизнь любомудрую. Первое, о чем более всего должно заботиться христианину, это — обнажиться от разнородных и различных порочных наклонностей, которыми оскверняется душа, а стремящемуся к высокой жизни сверх предыдущего надо выполнить отречение от имущества, потому что забота и попечение о вещественном производят великое развлечение в душе.

Посему, когда многие, имея ввиду ту же цель спасения, вступают в общежитие друг с другом, надобно прежде всего в них утвердить, чтобы у всех были одно сердце, одна воля, одно вожделение и, как заповедует Апостол, вся полнота собрания была одним телом, составленным из различных членов (1 Кор. 12, 12). А в сем не иначе можно преуспеть, разве когда превозможет обычай — ничего не называть чьею–либо собственностью: ни одежды, ни сосуда, ни чего другого из употребительного в общей жизни, чтобы каждая такая вещь служила потребности, а не владеющему ею. И как большому телу не прилична малая одежда, или малому большая, но соразмерная каждому и полезна, и прилична ему, так и все прочее: ложе, постель, теплая одежда, обувь должны принадлежать тому, для кого очень нужны, а не тому, кто владеет ими. Ибо как врачевством пользуется раненый, а не здоровый, так и тем, что придумано к упокоению тела, наслаждается не роскошествующий, но имеющий нужду в упокоении.

Поелику же нравы людей различны, и не все одинаково рассуждают о полезном, то, чтобы не было какого–либо расстройства, если каждый будет жить по своей собственной воле, такого человека, о котором засвидетельствовано, что он пред всеми отличен благоразумием, постоянством и строгостью жизни, надобно поставить в руководители другим, чтобы доброе в нем сделалось общим для всех ему подражающих. Если многие живописцы будут списывать черты одного лица, то все изображения будут сходны между собою, потому что сходны с одним лицом. Так, если многие нравы будут устремлены к подражанию нравам одного, во всех равно будет сиять добрый образ жизни. Поэтому с избранием одного останутся в бездействии все частные произволения, и с превосходнейшим будут сообразовываться все последующие, повинуясь апостольской заповеди, которая повелевает, чтобы всякая душа властем предержащим повиновалась, потому что противляющиися себе грех приемлют (Рим. 13, 1–2).

А истинное и совершенное послушание подчиненных наставнику выказывается в том, чтобы не только по совету настоятеля удерживаться от несообразного, но чтобы без его воли не делать даже и похвального. Ибо воздержание и всякое злострадание тела на что–нибудь полезно; но если кто, следуя собственным стремлениям, делает себе угодное и не повинуется совету настоятеля, то прегрешение его будет важнее заслуги, потому что противляяйся власти, Божию повелению противляется (Рим. 13, 2) и награда за послушание выше награды за преуспеяние в воздержании.

Любовь же друг к другу должна быть во всех так же равною и общею, как человек естественным образом имеет любовь к каждому из своих членов, в равной мере желая здравия всему телу, потому что страдание каждого члена причиняет равное беспокойство телу. Но как в нас самих хотя страдание каждого больного члена равно касается всего тела, однако же одни члены предпочтительнее других — ибо не одинаково занимаемся глазом и пальцем на ноге, хотя страдание их и равно, — так надобно, чтобы в каждом были сочувственное расположение и любезное отношение ко всем живущим в том же обществе, но почтение по справедливости будет он иметь в большей мере к тем, которые более полезны.

Но поелику все непременно обязаны любить друг друга с равномерным расположением, то оскорбительно для общества, когда находятся в нем отдельные какие–нибудь собратства и сотоварищества. Ибо любящий одного предпочтительно пред другими обличает себя в том, что не имеет совершенной любви к другим. Посему равно должны быть изгнаны из общества и непристойная ссора, и частная расположенность, потому что от ссоры происходит вражда, а от частной дружбы и близости происходят подозрения и зависть. Ибо нарушение равенства везде бывает в унижаемых началом и предлогом зависти и неприязни. Поэтому и заповедь приняли мы от Господа подражать благости Его, сияющего солнце Свое одинаково на праведныя и на неправедныя (Мф. 5, 45). Как Бог всем дает возможность равно приобщаться света, так и подражатели Божии да изливают на всех общий и равночестный луч любви. Ибо где оскудевает любовь, там непременно на место ее входит ненависть. А если, как говорит Иоанн, Бог любы есть (1 Ин. 4, 16), то по всей необходимости ненависть есть диавол. Посему как имеющий любовь имеет в себе Бога, так имеющий ненависть питает в себе диавола.

Итак, надобно, чтобы любовь у всех и ко всем была равная и одинаковая, а почтение воздавалось каждому по достоинству. У людей же, так между собою сопряженных, телесное родство не будет иметь преимущества в отношении к любви. Брат ли кто кому по плоти, или сын, или дочь, единокровный не будет иметь к родственнику предпочтительно пред другими большего расположения, потому что последующий в этом природе обличает себя, что не совершенно отказался от естественных уз, но управляется еще плотию.

Неполезное же слово и безвременное рассеяние себя беседою с другими да будут запрещены. Напротив того, если что полезно к назиданию души, то о сем только и надобно говорить. Да и о самом полезном должны говорить благочинно, в приличное время, и те только лица, которым дозволено говорить. А кто низший, тот дожидайся дозволения от высшего.

Шептания же, собеседования на ухо, знаки, подаваемые мановениями, — все это да будет изгнано, потому что шептание заставляет подозревать в злословии, а знаки чрез мановения служат доказательством брату, что скрывают от него какой–нибудь худой умысел. Все же это бывает началом ненависти и подозрения. Когда же необходим будет взаимный о чем–нибудь разговор, тогда меру голоса должна определять самая потребность, и с тем, кто близко, надобно разговаривать тихим голосом, и говоря с тем, кто вдали, надобно возвысить голос. Но чтобы советующий кому или дающий о чем приказание употреблял голос громкий и грозный, сего, как оскорбительного, да не бывает в обществе.

Выходить из обители подвижничества, кроме положенных и необходимых выходов, не позволительно.

Поелику же есть общества не мужей только, но и дев, то все доселе сказанное должно быть общим правилом для тех и других. Одно только надобно знать, что большего и преимущественнейшего благообразия требует жизнь женщин, их преуспеяние в нестяжательности, в безмолвии, в послушании, дружелюбии, строгость касательно выхода из обители, остережение от встреч, взаимное между собою расположение, избежание частных содружеств. Во всем этом с особенным тщанием должна преуспевать жизнь дев.

Та, которой вверено смотреть за благочинием, должна не того искать, что приятно сестрам, и не о том заботиться, чтобы заслужить их благосклонность, делая им угодное, но всегда соблюдать степенность, внушая к себе страх и почтение. Ибо должно ей знать, что она даст Богу отчет в общих прегрешениях против долга. И каждая из живущих в составе общества да ищет от настоятельницы не приятного, но полезного и пригодного, да не входит в исследования о том, что ей приказывают, потому что навык к сему есть обучение безначалию и следствие оного. Но как заповеди Божии приемлем без исследования, зная, что всяко Писание богодухновенно и полезно (2 Тим. 3, 16), так и сестры да принимают приказы от настоятельницы без испытания, с усердием, а не от скорби, ни от нужды (2 Кор. 9, 7), исполняя всякий совет, чтобы послушание их имело награду. Да принимают не только наставления, относящиеся к строгости жизни, но, если наставница запрещает пост, или советует принять укрепляющую пищу, или по требованию нужды приказывает что–либо другое, служащее к облегчению, всё одинаково да исполняют с уверенностью, что сказанное ею есть закон.

Если же по необходимости надобно будет переговорить о чем–нибудь нужном или с кем–нибудь из мужчин, или с имеющим попечение о деле, или с другим человеком, который может быть полезен в требуемом деле, то должна переговорить о сем настоятельница в присутствии одной или двух сестер, для которых по жизни и по летам безопасно уже иметь свидание и вести разговор с кем бы то ни было. Если же сестра сама от себя придумает что полезное, то пусть предложит настоятельнице и чрез нее скажет, что нужно сказать.