Только человек шесть повстанцев обладали кое-какими скудными познаниями в морском деле. К ним, разумеется, относился и Джереми Питт. Однако сейчас он был ни к чему не пригоден.
Хагторп немало времени провел в прошлом на кораблях, но искусства навигации никогда не изучал. Все же он имел некоторое представление, как управлять судном, и под его командой вчерашние невольники начали готовиться к отплытию.
Убрав якорь и подняв парус на грот-мачте, они при легком бризе направились к выходу в открытое море. Форт молчал. Поведение губернатора не вызывало нареканий.
Корабль проходил уже неподалеку от мыса в восточной части бухты, когда Питер Блад подошел к полковнику, уныло сидевшему на крышке главного люка.
- Скажите, полковник, вы умеете плавать?
Бишоп испуганно взглянул на Блада. Его большое лицо пожелтело, а маленькие глазки стали еще меньше, чем обычно.
- Как врач, я прописываю вам купание, чтобы вы остыли, - с любезной улыбкой произнес Блад и, не получив ответа, продолжал: - Вам повезло, что я по натуре не такой кровожадный человек, как вы или некоторые из моих друзей. Мне дьявольски трудно было уговорить их забыть о мести, впрочем, совершенно законной. И я склонен сомневаться, что ваша шкура стоит тех усилий, которые я на вас затратил.
Никаких сомнений у Блада не было. Ему приходилось сейчас лгать, ибо если бы он поступил так, как ему подсказывали ум и инстинкт, то полковник давно уж болтался бы на рее, и Блад считал бы это справедливым возмездием.
Но мысль об Арабелле Бишоп заставила его сжалиться над палачом, вынудила его выступить не только против своей совести, но и против естественной жажды мести его друзей-невольников. Только потому, что полковник был дядей Арабеллы, хотя сам Бишоп и не подозревал этого, к нему была проявлена такая снисходительность.
- Вам придется немножко поплавать, - продолжал Блад. - До мыса не больше четверти мили, и, если в пути ничего не произойдет, вы легко туда доберетесь. К тому же у вас такая солидная комплекция, что вам нетрудно будет держаться на воде. Живей! Не медлите! Иначе вы уйдете с нами в дальнее плавание, и только дьяволу известно, что с вами может случиться завтра или послезавтра. Вас любят здесь не больше, чем вы этого заслуживаете.
Полковник Бишоп овладел собой и встал. Беспощадный тиран, который никогда и ни в чем себя не сдерживал, сейчас вел себя, как смирная овечка. Питер Блад отдал распоряжение, и поперек планшира <Планшир - брус, проходящий поверх фальшборта судна.> привязали длинную доску.
- Прошу вас, полковник, - сказал Блад, изящным жестом руки указывая на доску.
Полковник со злобой взглянул на него, но тут же согнал с лица это выражение. Он быстро снял башмаки, сбросил на палубу свой красивый камзол из светло-коричневой тафты и влез на доску.
Цепляясь руками за ванты <Ванты - оттяжки из стальных или пеньковых тросов, которыми производится боковое крепление мачт, стеньг или брамстеньг.>, он с ужасом посматривал вниз, где в двадцати пяти футах от него плескались зеленые волны.
- Ну, еще один шаг, дорогой полковник, - произнес позади него спокойный, насмешливый голос.
Продолжая цепляться за веревки, Бишоп оглянулся и увидел фальшборт <Фальшборт - легкая обшивка борта судна выше верхней палубы.>, над которым торчали загорелые лица. Еще вчера они побледнели бы от страха, если бы он только слегка нахмурился, а сегодня злорадно скалили зубы.
На мгновение бешенство вытеснило его страх и осторожность. Он громко, но бессвязно выругался, выпустил веревки и пошел по доске. Сделав три шага, Бишоп потерял равновесие и, перевернувшись в воздухе, упал в зеленую бездну.
Когда он, жадно глотая воздух, вынырнул, "Синко Льягас" был уже в нескольких сотнях ярдов от него с подветренной стороны. Но до Бишопа еще доносились издевательские крики, которыми его напутствовали ссыльные повстанцы, и бессильная злоба вновь овладела плантатором.
Глава 10
ДОН ДИЕГО
Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес очнулся от сильной боли в затылке и мутным взглядом окинул каюту, залитую солнечным светом, струившимся в квадратные окна, выходившие на корму. Он застонал от боли, закрыл глаза и, лежа так, попытался определиться во времени и в пространстве. Но дикая боль в затылке и сумбур в голове мешали ему мыслить связно.
Ощущение смутной тревоги заставило его вновь открыть глаза и осмотреться еще раз.
Бесспорно, он лежал в большой каюте у себя на корабле "Синко Льягас", а если это так, то он не должен был ощущать чувство тревоги. И все же обрывки смутных воспоминаний упорно подсказывали ему, что не все было так, как нужно.
Судя по положению солнца, сквозь квадратные окна заливавшего каюту золотистым светом, сейчас должно было быть раннее утро, если, конечно, корабль шел на запад. Затем ему пришла в голову другая мысль. Возможно, они шли на восток - тогда сейчас была уже вторая половина дня. То, что корабль двигался, ему было ясно по слабой килевой качке судна. Но как случилось, что он, капитан, не имел понятия, шли они на восток или на запад, что он не знал, куда же направлялся корабль?
Мысли его вернулись к вчерашним событиям, если они действительно случились вчера. Он отчетливо представил свое успешное нападение на Барбадос. Все детали этой удачной экспедиции были свежи в его памяти вплоть до самого возвращения на борт корабля. Здесь все его воспоминания внезапно и необъяснимо обрывались.
Его уже начали терзать различные догадки, когда открылась дверь и он с удивлением увидел, как в каюту вошел его лучший камзол. Это был на редкость элегантный, отделанный серебряными позументами испанский костюм из черной тафты, сшитый около года назад в Кадиксе. Командир "Синко Льягас" настолько хорошо знал все его детали, что никак не мог ошибиться.
Камзол остановился, чтобы закрыть за собой дверь, и направился к дивану, на котором лежал дон Диего. В камзоле оказался высокий, стройный джентльмен, примерно такого же роста, как и дон Диего, и почти с такой же фигурой. Заметив, что испанец с удивлением рассматривает его, джентльмен ускорил шаги и спросил по-испански:
- Как вы себя чувствуете?
Ошеломленный дон Диего встретил взгляд синих глаз. Смуглое насмешливое лицо джентльмена обрамляли черные локоны. Склонив голову, он ожидал ответа; но испанец был слишком взволнован, чтобы ответить на такой простой вопрос.
Незнакомец прикоснулся рукой к затылку дона Диего. Испанец поморщился и застонал.
- Больно? - спросил незнакомец, взяв дона Диего за руку повыше кисти большим и указательным пальцами.
Озадаченный испанец спросил:
- Вы доктор?
- Да, помимо всего прочего, - ответил смуглый незнакомец, продолжая щупать пульс своего пациента. - Пульс частый, ровный, - наконец объявил он, опуская руку. - Большого вреда вам не причинили.
Дон Диего с трудом поднялся и сел на диван, обитый красным плюшем.
- Кто вы такой, черт побери? - спросил он. - И какого дьявола вы залезли в мой костюм и на мой корабль?
Прямые черные брови незнакомца приподнялись, а губы тронула легкая усмешка:
- Боюсь, что вы все еще бредите. Это не ваш корабль, а мой. И костюм этот также принадлежит мне.
- Ваш корабль? - ошеломленно переспросил испанец и еще более ошеломленно добавил: - Ваш костюм? Но... тогда... - Ничего не понимая, он огляделся вокруг, затем еще раз внимательно осмотрел каюту, останавливаясь на каждом знакомом предмете. - Может быть, я сошел с ума? - наконец спросил он. - Но ведь этот корабль, вне всякого сомнения, "Синко Льягас"?
- Да, это "Синко Льягас".
- Тогда...
Испанец умолк, а взгляд его стал еще более беспокойным.
- Господи помилуй! - закричал он, как человек, испытывающий сильную душевную муку. - Может быть, вы скажете мне, что и дон Диего де Эспиноса - это тоже вы?
- О нет. Мое имя Блад, капитан Питер Блад. Ваш корабль, так же как и этот изящный костюм принадлежат мне как военные трофеи. Вы же, дон Диего, мой пленник.
Как ни неожиданно показалось дону Диего это объяснение, все же оно слегка успокоило испанца, так как было более естественно, нежели то, что он уже начал воображать.
- Но... Значит, тогда вы не испанец?
- Вы льстите моему испанскому произношению. Я имею честь быть ирландцем. Вы, очевидно, думаете, что произошло какое-то чудо. Да, так оно и есть, но это чудо создал я, у которого, как можете судить по результатам, неплохо варит голова.
И капитан Блад вкратце изложил ему все события последних суток. Слушая его рассказ, испанец попеременно то бледнел, то краснел. Дотронувшись до затылка, дон Диего нащупал там шишку величиной с голубиное яйцо, полностью подтверждавшую слова Блада. Широко раскрыв глаза, испанец уставился на улыбающегося капитана и закричал:
- А мой сын? Где мой сын? Он был со мной, когда я прибыл на корабль.
- Ваш сын в безопасности. Как он, так и гребцы вместе с вашим канониром и его помощниками крепко закованы в кандалы и сидят в уютном трюме. Дон Диего устало вздохнул, но его блестящие черные глаза продолжали внимательно изучать смуглое лицо человека, который стоял перед ним. Обладая твердым характером, присущим человеку отчаянной профессии, он взял себя в руки. Ну что ж, на сей раз кости упали не в его пользу. Его заставили отказаться от роли в тот самый момент, когда успех был уже у него в руках. Со спокойствием фаталиста он смирился с новой обстановкой и хладнокровно спросил:
- Ну, а что же дальше, господин капитан?
- А дальше, - ответил капитан Блад, если согласиться со званием, которое он сам себе присвоил, - как человек гуманный я должен выразить сожаление, что вы не умерли от нанесенного вам удара. Ведь это означает, что вам придется испытать все неприятности, связанные с необходимостью умирать снова.
- Да? - Дон Диего еще раз глубоко вздохнул и внешне невозмутимо спросил: - А есть ли в этом необходимость?
В синих глазах капитана Блада промелькнуло одобрение: ему нравилось самообладание испанца.
- Задайте этот вопрос себе, - сказал он. - Как опытный и кровожадный пират скажите мне: что бы вы сделали на моем месте?
- О, но ведь между нами есть разница. - Дон Диего уселся прочнее, опершись локтем на подушку, чтобы продолжить обсуждение этого серьезного вопроса. - Разница заключается в том, что я не называю себя гуманным человеком.
Капитан Блад пристроился на краю большого дубового стола.
- Но ведь я тоже не дурак, - сказал он, - и моя ирландская сентиментальность не помешает мне сделать то, что необходимо. Оставлять на корабле вас и десяток оставшихся в живых мерзавцев - опасно. Как вам известно, в трюме моего корабля не так уж много воды и продуктов. Правда, у нас малочисленная команда, но вы и ваши соотечественники, к большому нашему неудобству, увеличиваете количество едоков. Сами видите, что из благоразумия мы должны отказать себе в удовольствии побыть в вашем обществе и, подготовив ваши нежные сердца к неизбежному, любезно пригласить вас перешагнуть через борт.
- Да, да, я понимаю, - задумчиво заметил испанец. Он понял этого человека и пытался разговаривать с ним в том же тоне напускной изысканности и внешнего спокойствия. - Должен вам признаться, что ваши слова довольно убедительны.
- Вы снимаете с меня большую тяжесть, - сказал капитан Блад. - Мне не хотелось бы быть грубым без особой к тому необходимости, тем более что мои друзья и я многим вам обязаны. Независимо от того, что произошло с другими, но для нас ваше нападение на Барбадос окончилось весьма благополучно. Мне приятно убедиться в вашем согласии с тем, что у нас нет иного выбора.
- Но позвольте, мой друг, почему нет выбора? В этом я с вами не могу согласиться.
- Если у вас есть иное предложение, я буду счастлив рассмотреть его.
Дон Диего провел рукой по своей черной бородке, подстриженной клинышком.
- Можете ли вы дать мне время подумать до утра? Сейчас у меня так болит голова, что я не способен что-либо соображать. Согласитесь сами: такой вопрос все-таки следует обдумать.
Капитан Блад поднялся, снял с полки песочные часы, рассчитанные на тридцать минут, повернул их так, чтобы колбочка с рыжим песком оказалась наверху, и поставил на стол.
- Сожалею, дорогой дон Диего, что мне приходится торопить вас. Вот время, на которое вы можете рассчитывать. - И он указал на песочные часы. - Когда этот песок окажется внизу, а мы не придем к приемлемому для меня решению, я буду вынужден просить вас и ваших друзей прогуляться за борт.
Вежливо поклонившись, капитан Блад вышел и закрыл за собой дверь на ключ.
Опершись локтями о колени и положив на ладони подбородок, дон Диего наблюдал, как ржавый песок сыплется из верхней колбочки в нижнюю. По мере того как шло время, его сухое загорелое лицо все более мрачнело.
И едва лишь последние песчинки упали на дно нижней колбочки, дверь распахнулась.
Испанец вздохнул и, увидев возвращающегося капитана Блада, сразу же сообщил ему ответ, за которым тот пришел:
- У меня есть план, сэр, но осуществление его зависит от вашей доброты. Не можете ли вы высадить нас на один из островов этого неприятного архипелага, предоставив нас своей судьбе?
Капитан Блад провел языком по сухим губам.
- Это несколько затруднительно, - медленно произнес он.
- Я опасался, что вы так и ответите. - Дон Диего снова вздохнул и встал. - Давайте не будем больше говорить об этом.
Синие глаза пристально глядели на испанца:
- Вы не боитесь умереть, дон Диего?
Испанец откинул назад голову и нахмурился:
- Ваш вопрос оскорбителен, сэр!
- Тогда разрешите мне задать его по-иному и, пожалуй, в более приемлемой форме: хотите ли вы остаться в живых?
- О, на это я могу ответить. Я хочу жить, а еще больше мне хочется, чтобы жил мой сын. Но как бы ни было сильно мое желание, я не стану игрушкой в ваших руках, господин насмешник.
Это был первый признак испытываемого им гнева или возмущения.
Капитан Блад ответил не сразу. Как и прежде, он присел на край стола. - А не хотели бы вы, сэр, заслужить жизнь и свободу себе, вашему сыну и остальным членам вашего экипажа, находящимся сейчас здесь, на борту?
- Заслужить? - переспросил дон Диего, и от внимания Блада не ускользнуло, что испанец вздрогнул. - Вы говорите - заслужить? Почему же нет, если служба, которую вы предложите, не будет связана с бесчестием как для меня лично, так и для моей страны.
- Как вы можете подозревать меня в этом! - негодуя, сказал капитан. -Я понимаю, что честь имеется даже у пиратов. - И он тут же изложил ему свое предложение: - Посмотрите в окно, дон Диего, и вы увидите на горизонте нечто вроде облака. Не удивляйтесь, но это остров Барбадос, хотя мы - что для вас вполне понятно - стремились как можно дальше отойти от этого проклятого острова. У нас сейчас большая трудность. Единственный человек, знающий кораблевождение, лежит в лихорадочном бреду, а в открытом океане, вне видимости земли, мы не можем вести корабль туда, куда нам нужно. Я умею управлять кораблем в бою, и, кроме того, на борту есть еще два-три человека, которые помогут мне. Но держаться все время берегов и бродить около этого, как вы удачно выразились, неприятного архипелага - это значит накликать на себя новую беду. Мое предложение очень несложно: мы хотим кратчайшим путем добраться до голландской колонии Кюрасао. Можете ли вы дать мне честное слово, что если я вас освобожу, то вы приведете нас туда? Достаточно вашего согласия, и по прибытии в Кюрасао я отпущу на свободу вас и всех ваших людей.
Дон Диего опустил голову на грудь и в раздумье подошел к окнам, выходящим на корму. Он стоял, всматриваясь в залитое солнцем море и в пенящуюся кильватерную струю <Кильватерная струя - след, остающийся на воде позади идущего судна.> корабля. Это был его собственный корабль. Английские собаки захватили этот корабль и сейчас просят привести его в порт, где он будет полностью потерян для Испании и, вероятно, оснащен для военных операций против его родины. Эти мысли лежали на одной чаше весов, а на другой были жизни шестнадцати человек. Жизни четырнадцати человек значили для него очень мало, но две жизни принадлежали ему и его сыну.
Наконец он повернулся и, став спиной к свету, так, чтобы капитан не мог видеть, как побледнело его лицо, произнес:
- Я согласен!
Глава 11
СЫНОВНЯЯ ПОЧТИТЕЛЬНОСТЬ
После того как дон Диего де Эспиноса дал слово привести корабль в Кюрасао, ему были переданы обязанности штурмана и предоставлена полная свобода передвижения на его бывшем корабле. Все повстанцы относились к испанскому гранду с уважением в ответ на его изысканную учтивость. Это вызывалось не только тем, что никто, кроме него, не мог вывести корабль из опасных вод, омывавших берега Мэйна <Мэйн, или испанский Мэйн, - прежнее название, данное испанским владениям на северном побережье Южной Америки, начиная от устья реки Ориноко до полуострова Юкатан.>, но также и тем, что рабы Бишопа, увлеченные собственным спасением, не видели всех ужасов и несчастий, перенесенных Бриджтауном, иначе они к любому испанскому пирату относились бы как к злому и коварному зверю, которого нужно убивать на месте. Дон Диего обедал в большой каюте вместе с Бладом и тремя его офицерами: Хагторпом, Волверстоном и Дайком.
В лице дона Диего они нашли приятного и интересного собеседника, и расположение их к нему подкреплялось выдержкой и невозмутимостью, с какими он переносил постигшее его несчастье.
Нельзя было даже заподозрить, чтобы дон Диего вел нечестную игру. Он сразу же указал им на их ошибку: отойдя от Барбадоса, они пошли по ветру, в то время как, направляясь от архипелага в Карибское море, должны были оставить остров Барбадос с подветренной стороны. Исправляя ошибку, они вынуждены были вновь пересечь архипелаг, чтобы идти в Кюрасао. Перед тем как лечь на этот курс, он предупредил, что такой маневр связан с некоторым риском. В любой точке между островами они могли встретиться с таким же или более мощным кораблем, и, независимо от того, будет ли он испанским или английским, им грозила одинаковая опасность: при нехватке людей, ощущаемой на "Синко Льягас", они не могли бы дать бой. Стремясь предельно уменьшить этот риск, дон Диего повел корабль вначале на юг, а затем повернул на запад. Они счастливо прошли между островами Тобаго и Гренада, миновали опасную зону и выбрались в относительно спокойные воды Карибского моря.
- Если ветер не переменится, - сказал дон Диего, определив местонахождение корабля, - мы через три дня будем в Кюрасао.
Ветер стойко держался в течение этих трех дней, а на второй день даже несколько посвежел, и все же, когда наступила третья ночь, никаких признаков суши не было. Рассекая волны, "Синко Льягас" шел быстрым ходом, но, кроме моря и голубого неба, ничего не было видно. Встревоженный капитан Блад сказал об этом дону Диего.
- Земля покажется завтра утром, - невозмутимо ответил испанец.
- Клянусь всеми святыми, но у вас, испанцев все завтра, а это "завтра" никогда не наступает, мой друг. - Не беспокойтесь, на этот раз "завтра" наступит. Как бы рано вы ни встали, перед вами уже будет земля, дон Педро.
Успокоенный капитан Блад отправился навестить своего пациента - Джереми Питта, болезненному состоянию которого дон Диего был обязан своей жизнью. Вот уже второй день, как у Питта не было жара и раны на спине начали подживать. Он чувствовал себя настолько лучше, что пожаловался на свое пребывание в душной каюте. Уступая его просьбам, Блад разрешил больному подышать свежим воздухом, и вечером, с наступлением сумерек, опираясь на руку капитана, Джереми Питт вышел на палубу.
Сидя на крышке люка, он с наслаждением вдыхал свежий ночной воздух, любовался морем и по привычке моряка с интересом разглядывал темно-синий свод неба, усыпанный мириадами звезд. Некоторое время он был спокоен и счастлив, но потом стал тревожно озираться и всматриваться в яркие созвездия, сиявшие над безбрежным океаном. Прошло еще несколько минут, и Питт перевел взгляд на капитана Блада.
- Ты что-нибудь понимаешь в астрономии, Питер? - спросил он.
- В астрономии? К сожалению, я не могу отличить пояс Ориона от пояса Венеры <Непереводимая игра слов. Пояс Ориона - созвездие Ориона. Пояс Венеры - умышленно искаженное Бладом название ленточного морского животного - Венерин пояс, которое водится в тропических морях.>.
- Жаль. И все остальные члены нашей разношерстной команды, должно быть, так же невежественны в этом, как и ты?
- Ты будешь ближе к истине, если предположишь, что они знают еще меньше меня.
Джереми показал на светлую точку в небе справа, по носу корабля, и сказал:
- Это Полярная звезда. Видишь?
- Разумеется, вижу, - ленивым голосом ответил Блад.
- А Полярная звезда, если она висит перед нами, почти над правым бортом, означает, что мы идем курсом норд-норд-вест или, может быть, норд-вест, так как я сомневаюсь, чтобы мы находились более чем в десяти градусах к западу.
- Ну и что же? - удивился капитан Блад.
- Ты говорил мне, что, пройдя между островами Тобаго и Гренада, мы пошли в Кюрасао к западу от архипелага. Но если бы мы шли таким курсом, то Полярная звезда должна была бы быть у нас на траверсе <Траверс - направление, перпендикулярное курсу судна.> - вон там. Состояние лени, владевшее Бладом, исчезло мгновенно. Он сжался от какого-то мрачного предчувствия и только хотел что-то сказать, как луч света из двери каюты на корме прорезал темноту у них над головой. Дверь закрылась, и они услыхали шаги по трапу. Это был дон Диего. Капитан Блад многозначительно сжал пальцами плечо Джереми и, подозвав испанца, обратился к нему по-английски, как обычно делал в присутствии людей, не знавших испанского языка.
- Разрешите наш маленький спор, дон Диего, - шутливо сказал он. - Мы здесь спорим с Питтом, какая из этих звезд - Полярная.
- И это все? - спокойно спросил испанец. В его тоне звучала явная ирония. - Если мне не изменяет память, вы говорили, что господин Питт ваш штурман.
- Да, за неимением лучшего, - с шутливым пренебрежением заметил капитан. - Но я сейчас был готов спорить с ним на сто песо, что искомая звезда - вот эта. - И он небрежно указал рукой на первую попавшуюся светлую точку в небе.
Блад потом признался Питту, что, если бы дон Диего с ним согласился, он убил бы его на месте. Однако испанец откровенно выразил свое презрение к астрономическим познаниям Блада.
- Ваше убеждение основано на невежестве, дон Педро. Вы проиграли: Полярная звезда - вот эта, - сказал он, указывая на нее.
- А вы убеждены в этом?
- Мой дорогой дон Педро! - запротестовал испанец, которого начал забавлять этот разговор. - Ну мыслимо ли, чтобы я ошибся? Да и у нас есть, наконец, такое доказательство, как компас. Пойдемте взглянуть, каким курсом мы идем.
Его полная откровенность и спокойствие человека, которому нечего скрывать, сразу же рассеяли подозрения Блада. Однако убедить Питта было не так легко.
- В таком случае, дон Диего, - спросил он, - почему же мы идем в Кюрасао таким странным курсом?
- У вас есть все основания задать мне такой вопрос, - без малейшего замешательства ответил дон Диего и вздохнул. - Я надеялся, что допущенная мной небрежность не будет замечена. Обычно я не веду астрономических наблюдений, так как всецело полагаюсь на навигационное счисление пути. Но, увы, никогда нельзя быть слишком уверенным в себе. Сегодня, взяв в руки квадрант, я, к своему стыду, обнаружил, что уклонился на полградуса к югу, а поэтому Кюрасао находится сейчас от нас почти прямо к северу. Именно эта ошибка и вызвала задержку в пути. Но теперь все в порядке, и мы придем туда к утру.
Объяснение это было настолько прямым и откровенным, что не оставляло сомнений в честности дона Диего. И когда испанец ушел, Блад заметил, что вообще нелепо подозревать его в чем-либо, ибо он доказал свою честность, открыто заявив о своем согласии скорее умереть, чем взять на себя какие-либо обязательства, несовместимые с его честью.
Впервые попав в Карибское море и не зная повадок здешних авантюристов, капитан Блад все еще питал по отношению к ним некоторые иллюзии. Однако события следующего дня грубо их развеяли.
Выйдя на палубу до восхода солнца, он увидел перед собой туманную полоску земли, обещанную им испанцем накануне. Примерно в десяти милях от корабля тянулась длинная береговая линия, простираясь по горизонту далеко на восток и запад. Прямо перед ними лежал большой мыс. Очертания берегов смутили Блада, он нахмурился, так как никогда не думал, что остров Кюрасао может быть так велик. То, что находилось перед ним, скорее походило не на остров, а на материк.
Справа по борту, в трех-четырех милях от них, шел большой корабль, водоизмещением не меньшим, если не большим, чем "Синко Льягас". Пока Блад наблюдал за ним, корабль изменил курс, развернулся и в крутом бейдевинде пошел на сближение.
Человек двенадцать из команды Блада, встревоженные, бросились на бак, нетерпеливо посматривая на сушу.
- Вот это и есть обещанная земля, дон Педро, - услышал он позади себя чей-то голос, говоривший по-испански.
Нотка скрытого торжества, прозвучавшая в этом голосе, сразу же разбудила в Бладе все его подозрения. Он так круто повернулся к дону Диего, что увидел ироническую улыбку, не успевшую исчезнуть с лица испанца.
- Ваша радость при виде этой земли по меньшей мере непонятна, - сказал Блад.
- Да, конечно! - Испанец потер руки, и Блад заметил, что они дрожали.
- Это радость моряка.
- Или предателя, что вернее, - спокойно сказал Блад. Когда испанец попятился от него с внезапно изменившимся выражением лица, которое полностью уничтожило все сомнения Блада, он указал рукой на сушу и резко спросил: - Хватит ли у вас наглости и сейчас утверждать, что это берег Кюрасао? - Он решительно наступал на дона Диего, который шаг за шагом отходил назад. - Может быть, вы хотите, чтобы я сказал вам, что это за земля? Вы хотите этого?
Уверенность, с которой говорил Блад, казалось, ошеломила испанца; он молчал. И здесь капитан Блад наугад, а быть может, и не совсем наугад, рискнул высказать свою догадку. Если эта береговая линия не принадлежала Мэйну, что было не совсем невероятно, то она могла принадлежать либо Кубе, либо Гаити. Но остров Куба, несомненно, лежал дальше к северо-западу, и Блад тут же сообразил, что дон Диего, замыслив предательство, мог привести их к берегам ближайшей из этих испанских территорий.
- Эта земля, предатель и клятвопреступник, - остров Гаити!
Он пристально всматривался в смуглое и сразу же побледневшее лицо испанца, чтобы убедиться, как он будет реагировать на его слова. Но сейчас отступавший испанец дошел уже до середины шканцев <Шканцы - часть верхней судовой палубы между средней и задней мачтами.>, где бизань <Бизань - нижний косой парус на бизань мачте.> мешала стоявшим внизу англичанам видеть Блада и дона Диего. Губы испанца скривились в презрительной улыбке.
- Ты слишком много знаешь, английская собака! - тяжело дыша, сказал он и, бросившись на Блада, схватил его за горло.
Они отчаянно боролись, крепко обхватив друг друга. Блад подставил испанцу ногу и вместе с ним упал на палубу. Испанец, слишком понадеявшись на свои силы, рассчитывал, что сумеет задушить Блада и выиграет полчаса, необходимые для подхода того прекрасного судна, которое уже направлялось к ним. То, что судно было испанским, не вызывало никаких сомнений, так как ни один корабль другой национальности не мог бы так смело крейсировать в испанских водах у берегов Гаити. Однако расчеты дона Диего не оправдались, и он сообразил это слишком поздно, когда стальные мускулы сжали его клещами. Прижав испанца к палубе коленом, Блад криками сзывал своих людей, которые, топая по трапу, поднимались наверх.
- Не пора ли тебе помолиться за свою грязную душу? - в ярости спросил Блад.
Однако дон Диего, положение которого было совершенно безнадежным, заставил себя улыбнуться и ответил издевательски:
- А кто помолится за твою душу, когда вот этот галион возьмет вас на абордаж?!
- Вот этот галион? - переспросил Блад, мучительно осознав, что уже было нельзя избежать последствий предательства дона Диего.
- Да, этот галион! Ты знаешь, что это за корабль? Это "Энкарнасион" флагманский корабль главнокомандующего испанским флотом в здешних водах - адмирала дона Мигеля де Эспиноса, моего брата. Это очень удачная встреча. Всевышний, как видишь, блюдет интересы католической Испании. Светлые глаза капитана Блада блеснули, а лицо приняло суровое выражение.
- Связать ему руки и ноги! - приказал Блад своим людям и добавил: Чтобы ни один волосок не упал с драгоценной головы этого мерзавца!
Такое предупреждение было отнюдь не лишним, так как его люди, рассвирепев от мысли, что им угрожает рабство более страшное, чем то, из которого они только что вырвались, были готовы разорвать испанца в клочья. И если сейчас они подчинились своему капитану и удержались от этого, то только потому, что стальная нотка в голосе Блада обещала дону Диего де Эспиноса-и-Вальдес не обычную смерть, а нечто более изощренное.
- Грязный пират! - презрительно бросил Блад. - Где же твое честное слово, подлец!
Дон Диего взглянул на него и засмеялся.
- Ты недооцениваешь меня, - сказал он по-английски, чтобы все его поняли. - Да, я говорил, что не боюсь смерти, и докажу это! Понятно, английская собака?!
