Глава двенадцатая. Остров на горизонте

 

В этот день разразился ураган — самая ужасная форма бури. Воздушные потоки неслись теперь с юго-запада со скоростью девяносто миль в час.

Это был настоящий ураган, один из тех, которые швыряют на берег суда, стоящие в порту на якорях, срывают с домов крыши и валят на землю прочные строения. Таков был ураган, разрушивший 23 июля 1825 года Гваделупу.

Если ураганный ветер может сбросить с лафетов тяжелые орудия, то легко себе представить, как он швыряет судно, не имеющее другой точки опоры, кроме разбушевавшихся волн.

Но в этой подвижности и заключается для корабля единственная надежда на спасение. Корабль не пытается противостоять страшным порывам ветра, он уступает им, и, если только его конструкция прочна, он может устоят перед любым неистовством бури.

Так было и с «Пилигримом».

Через несколько минут после того, как ветер унес марсель, новый порыв изодрал в клочья стаксель. Ди Сэнд не мог поставить даже трисель, хотя этот маленький кусок прочной парусины значительно облегчил бы управление судном.

Все паруса на «Пилигриме» были убраны, но ветер давил на корпус судна, на мачты, на такелаж, и корабль мчался с огромной скоростью. Порой казалось даже, что он выскакивает из волн и мчится, едва касаясь воды. Судне отчаянно подбрасывало на громадных валах, катившихся по океану, и эта килевая качка была страшна.

Но волны угрожали судну и предательским ударов сзади, потому что целые горы воды неслись по морю, и скорее, чем шхуна-бриг. Когда корма недостаточно быстро поднималась на гребень набегавшего сзади вала, он грозил обрушиться на нее и утопить корабль. В этом-то и заключалась главная опасность для судов, убегающих от бури.

Но как бороться с этой опасностью? Ускорить ход «Пилигрима» было нельзя — ведь на судне все паруса были убраны, а поставить их — не уцелел бы даже крошечные лоскутик. Единственное, что оставалось делать, — это держать нос вразрез волне при посредстве руля, но судно часто не слушалось руля.

Дик Сэнд не отходил от штурвала. Он привязал себя веревкой, чтобы какая-нибудь шальная волна не смыла его в море. Том и Бат, также привязанные, стояли рядом, готовые прийти на помощь своему капитану. На носу дежурили, ухватившись за битенг[48], Геркулес и Актеон.

Миссис Уэлдон, маленький Джек, старая Нан и кузен Бенедикт, повинуясь приказу Дика Сэнда, не покидали свои каюты. Миссис Уэлдон охотнее осталась бы на палубе, но Дик категорически воспротивился этому — он не мог позволить ей без нужды рисковать жизнью.

Все люки были наглухо задраены. Дик надеялся, что они выдержат даже в том случае, если, по несчастью, волна обрушится на судно. Но если они не выдержат тяжести воды, случится беда: корабль наполнится водой, потеряет плавучесть и пойдет ко дну. К счастью, «Пилигрим» был правильно нагружен, и, несмотря на страшную качку, груз в трюмах не сдвинулся с места.

Дик еще больше сократил часы, отведенные им для сна. Миссис Уэлдон начала даже тревожиться, как бы он не заболел от переутомления. Она настояла, чтобы Дик хотя бы ненадолго лег спать.

В ночь с 13 на 14 марта, в то время как Дик отдыхал, произошло следующее.

Том и Бат находились на корме. Негоро — он редко появлялся в этой части корабля — неожиданно подошел к ним и даже попытался завести разговор. Но ни старин Том, ни его сын ничего не ответили ему.

Вдруг судно резко накренилось на борт. Негоро упал и, наверное, был бы снесен в море, если бы не успел уцепиться за нактоуз.

Том вскрикнул: он испугался за компас.

Дик Сэнд, расслышав сквозь сон этот крик, мгновенно выбежал на палубу и бросился на корму.

Но Негоро уже поднялся на ноги. В руках у него был железный брусок, который он вынул из-под нактоуза. Он выбросил этот брусок в воду, прежде чем Дик увидел его.

Значит, Негоро хотел, чтобы стрелка компаса снова указывала правильное направление? По-видимому, юго-западный ветер, гнавший теперь судно вперед, служил его тайным целям.

— Что случилось? — спросил юноша.

— Да вот проклятый кок упал на компас! — ответил Том.

В страшной тревоге Дик нагнулся к нактоузу — он был невредим, и компас, освещенный лампочками, по-прежнему покоился на двух концентрических кругах своего подвеса.

Молодой капитан вздохнул с облегчением. Если бы испортился единственный компас, это было бы непоправимым несчастьем.

Но Дик Сенд не мог знать, что после того, как из-под нактоуза был убран железный брусок, стрелка компаса заняла вновь нормальное положение и указывала своим острием прямо на магнитный полюс.

Негоро нельзя было винить за то, что он упал на компас (это могло быть простой случайностью), но все же Дик Сенд вправе был удивиться, застав его в такой поздний час на корме судна.

— Что вы делаете здесь? — спросил он.

— То, что мне нравится, — отвечал Негоро.

— Что вы сказали?… — сердито крикнул Дик.

— Я сказал, — спокойно ответил судовой кок, — что нет правила, которое запрещало бы гулять по корме.

— Такого правила не было, но с этого часа я его устанавливаю, — сказал Дик Сенд. — Я запрещаю вам ходить на корму!

— Вот как! — насмешливо протянул Негоро.

И этот человек, обычно так хорошо владевший собой, сделал угрожающее движение.

Молодой капитан выхватил из кармана револьвер и прицелился в судового кока.

— Негоро, — сказал он, — знайте, что я никогда не расстаюсь с револьвером и что при первом же случае нарушения дисциплины я прострелю вам голову!

Негоро вдруг почувствовал, что какая-то непреодолимая сила клонит его к палубе. Это Геркулес положил свою тяжелую руку ему на плечо.

— Капитан Сенд, — сказал великан, — разрешите мне выбросить этого негодяя за борт? Акулы будут довольны. Они ведь ничем не брезгуют.

— Нет, еще не время, Геркулес, — ответил Дик Сенд.

Негоро выпрямился, когда гигант снял руку с его плеча. Проходя мимо Геркулеса, он пробормотал сквозь зубы:

— Погоди, проклятый негр, ты дорого заплатишь мне за это!

Направление ветра изменилось, по крайней мере так подумал Дик Сенд, посмотрев на компас, — он перескочил сразу на четыре руьба. Юношу очень удивило, что такая резкая перемена никак не отразилась на море.

Судно шло прежним курсом, но волны, вместо того чтобы ударять в корму, били теперь под углом в левый борт. Такое положение было опасным, и Дику Сенду пришлось, спасаясь от этих коварных ударов волн, изменить курс на четыре румба.

Тревожные мысли не давали покоя молодому капитану. Он спрашивал себя, не существовало ли связи между сегодняшним нечаянным падением Негоро и поломкой первого компаса. Зачем пришел на корму судовой кок? Что ему было делать там? Может быть, он почему-либо заинтересован в том, чтобы и второй компас пришел в негодность? Для чего это могло ему понадобиться? Дик не мог найти объяснения этой загадке. Ведь Негоро не меньше, чем все остальные, должен был желать поскорее добраться до американского материка.

Мисс Уэлдон, когда Дик Сенд рассказал ей об этом происшествии, заметила, что и она не доверяет Негоро, но не видит оснований подозревать его в предумышленной порче навигационных приборов.

Все же осторожности ради Дик решил постоянно наблюдать за Негоро. Не довольствуясь этим, он переселил Динго на корму, зная что судовой кок избегает собаки. Но Негоро помнил запрет молодого капитана и больше не показывался на корме, где ему решительно нечего было делать по своим служебным обязанностям.

Всю неделю буря свирепствовала с прежней силой. Барометр упал еще ниже. С 14 по 26 марта ветер не спадал ни на минуту, так что нельзя было выбрать момента затишья, чтобы поставить паруса.

«Пилигрим» несся на северо-восток со скоростью не менее двухсот миль в сутки, а земля все не показывалась! Между тем эта земля — континент Америки — огромным барьером протянулась более чем на сто двадцать градусов между Тихим и Атлантическим океанами.

Дик Сенд спрашивал себя, не потерял ли он рассудка, не совершил ли он какой-нибудь ужасной ошибки в счислении — ошибки, вследствие которой «Пилигрим» уже много дней идет по неправильному курсу. Но нет, он не мог так ошибиться. Солнце, хоть и пряталось за тучами, неизменно всходило перед носом корабля и закатывалось позади кормы. Что же в таком случае произошло с землей, о которую его корабль мог разбиться? Куда девалась эта Америка, если ее нет здесь? Северная или Южная Америка — все было возможно в этом хаосе, — но к одной из двух должен был пристать «Пилигрим». Что произошло с начала этой ужасной бури? Что происходит сейчас, если этот берег — к счастью или несчастью путников — все не появлялся перед их глазами? И не следовало ли предположить, что компас обманул их? Ведь Дик не мог проверять его показания после того, как был испорчен второй компас. Предположение это все крепло у Дика, потому что только оно одно могло объяснить, почему до сих пор не видно никакой земли.

Все время, свободное от дежурства у штурвала, Дик внимательно изучал карту. Но сколько он ни вопрошал карту, он не находил объяснения непостижимой загадке.

Около восьми часов утра 26 марта произошло событие величайшей важности.

Вахтенный — это был Геркулес — вдруг закричал:

— Земля! Земля!

Дик Сэнд ринулся на бак. Геркулес не был моряком. Может быть, глаза обманывали его?

— Где земля? — крикнул Дик.

— Там! — ответил Геркулес, указывая рукой на едва различимую точку в северо-восточной части горизонта.

Голос его был едва слышен среди отчаянного рева ветра и моря.

— Вы видели землю? — переспросил юноша.

— Да! — ответил Геркулес, кивая головой. И он снова протянул руку, указывая на северо-восток юноша вперил глаза вдаль… и ничего не увидел.

В эту минуту, нарушая обещание, данное Дику, на палубу вышла миссис Уэлдон — она услышала восклицание Геркулеса.

— Миссис Уэлдон! — крикнул Дик.

Слов миссис Уэлдон нельзя было расслышать; она те же пыталась разглядеть землю, которую заметил Геркулес, и, казалось, вся жизнь ее сосредоточилась в этом взгляде.

Но, очевидно, Геркулес указывал неверное направление — ни миссис Уэлдон, ни Дик ничего не обнаружили на горизонте.

Но вдруг Дик в свою очередь вытянул руку вперед.

— Да! Земля! Земля! — крикнул он.

В просвете между тучами показалось что-то похоже на горную вершину. Глаза моряка не могли ошибиться — это была земля.

— Наконец-то, наконец-то! — повторял он вне себя радости.

Дик крепко ухватился за поручни; миссис Уэлдон поддерживал Геркулес, она не сводила глаз с земли, которую уже не чаяла увидеть.

Берег находился в десяти милях с подветренной стороны, по левому борту. Просвет между тучами увеличился, показался кусок неба. И теперь уже явственно можно было различить высокую вершину горы. Без сомнения, это был какой-нибудь мыс па американском континенте.

«Пилигрим», плывший с оголенными мачтами, не мог держать курс на этот мыс. Но судно неизбежно должно было подойти к земле — это стало вопросом нескольких часов. Было уже восемь часов утра; значит, до наступления полудня «Пилигрим» подойдет к самому берегу.

По знаку юного капитана Геркулес отвел в каюту миссис Уэлдон: в такую сильную качку она не могла бы сама пройти по палубе.

Постояв еще минутку на носу, молодой капитан вернулся к штурвалу, у которого стоял Том.

Наконец— то Дик увидел эту долгожданную и такую желанную землю! Почему же вместо радости он испытывал страх? Потому что появление земли под ураганным ветром перед быстро несущимся кораблем означало крушение со всеми его ужасными последствиями.

Прошло два часа. Скалистый мыс был уже виден на траверсе[49].

В этот момент Негоро снова появился на палубе. Он пристально посмотрел на берег, кивнул головой с многозначительным видом человека, знающего то, чего не знают другие, и, пробормотав какое-то слово, которое никто не расслышал, тотчас же ушел на свой камбуз.

Дик Сэнд тщетно старался разглядеть за мысом низкую линию побережья.

На исходе второго часа мыс остался справа за кормой судна, но очертания берега все еще не обрисовались.

Между тем горизонт прояснился, и высокий американский берег, окаймленный горной цепью Анд, должен был бы отчетливо виднеться даже на расстоянии двадцати миль.

Дик Сэнд вооружился подзорной трубой и, медленно переводя ее, осмотрел всю восточную сторону горизонта.

Земли в виду не было.

В два часа пополудни замеченная утром земля исчезла бесследно позади «Пилигрима».

Впереди подзорная труба не могла обнаружить ни высоких, ни низких берегов.

Тогда Дик, громко вскрикнув, бросился вниз по трапу и вбежал в капоту, где находились миссис Уэлдон, маленький Джек, Нан и кузен Бенедикт.

— Остров! Это был остров! — воскликнул он. — Только остров!

— Остров, Дик? Но какой? — спросила миссис Уэлдон.

— Сейчас посмотрим по карте! — ответил юноша и, сбегав в каюту, он принес корабельную карту.

— Вот, миссис Уэлдон, вот! — сказал он, развернув карту. — Земля, которую мы заметили, может быть только этой точкой, затерянной среди Тихого океана. Это остров Пасхи. Других островов в этих местах нет.

— Значит, земля осталась позади? — спросила миссис Уэлдон.

— Да, нас уже далеко отнесло ветром… Миссис Уэлдон пристально всматривалась в едва заметную точку на карте — остров Пасхи.

— На каком расстоянии от американского берега находится этот остров?

— В тридцати пяти градусах.

— Сколько это миль?

— Около двух тысяч.

— Но, значит, «Пилигрим» почти не сдвинулся с места! Как могло случиться, что мы все еще находимся так далеко от земли?

— Миссис Уэлдон… — начал Дик Сэнд и несколько раз провел рукой по лбу, как бы для того чтобы собраться с мыслями. — Я не знаю… Я не могу объяснить… Да, не могу… Разве что компас у нас неисправен… Но этот остров может быть только островом Пасхи — ветер все время гнал нас к северо-востоку… Да, это остров Пасхи, и надо; бога благодарить, что мы, наконец, узнали, где мы находимся. Мы в двух тысячах миль от берега — что ж!.. Зато я теперь знаю, куда нас загнала буря! Когда она утихнет, мы высадимся на американском побережье. У нас есть надежда на спасение! По крайней мере теперь наш корабль не затерян в беспредельности Тихого океана.

Уверенность молодого капитана передалась всем окружающим. Даже миссис Уэлдон повеселела. Несчастным путешественникам казалось, что уже все беды миновали и «Пилигрим» как будто находится близ надежной гавани и надо теперь только подождать прилива, чтобы войти в нее.

Остров Пасхи — его настоящее название Вай-Гу, или Рап-Нуи, — был открыт Давидом в 1686 году; его посетили Кук и Лаперуз. Он расположен под 27° южной широты и 112° восточной долготы. Так выяснилось, что шхуна-бриг на пятнадцать градусов уклонилась на север от своего курса. Дик Сэнд приписал это буре, которая гнала корабль на северо-запад.

Итак, «Пилигрим» все еще находился в двух тысячах миль от суши. Если ветер будет дуть с той же ураганной силой, судно пробежит это расстояние дней за десять и достигнет побережья Южной Америки. Но неужели за это время погода не улучшится? Неужели нельзя будет поднять паруса даже тогда, когда «Пилигрим» окажется в виду земли?

Дик Сэнд надеялся на это, он говорил себе, что ураган, бушующий уже много дней подряд, в конце концов утихнет. Появление острова Пасхи юноша считал счастливым предзнаменованием: ведь теперь он точно знал, в каком месте океана находится «Пилигрим». Это вернуло ему веру в самого себя и надежду на благополучный исход путешествия.

Да, словно по милости провидения, путники заметили средь беспредельного простора океана одинокий остров, малую точку, и это сразу подняло в них бодрость. Корабль их все еще был игрушкой ветра, но по крайней мере они плыли теперь не вслепую.

Прочно построенный и хорошо оснащенный «Пилигрим» мало пострадал от неистовых натисков бури. Он лишился только марселя и стакселя, но этот ущерб нетрудно будет возместить. Ни одна капля воды не просочилась внутрь судна сквозь тщательно законопаченные швы корпуса и палубы. Помпы были в полной исправности.

В этом отношении опасность не грозила «Пилигриму».

Но ураган все еще продолжал бушевать, и казалось — ничто не могло умерить ярость стихий. Молодой капитан в какой-то мере вооружил свое судно для борьбы с ними, но не в его силах было заставить ветер утихнуть, волны — успокоиться, небо — проясниться… На борту своего корабля он был первым после бога, а за бортом — один лишь бог повелевал ветрами и волнами.

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. «Земля! Земля!»

 

Надеждам Дика как будто суждено было сбыться.

Уже на другой день, 27 марта, ртутный столбик барометра поднялся, правда, всего на несколько делений. Увеличение атмосферного давления было незначительным, но, обещало быть стойким. Буря, очевидно, шла на убыль, и хотя волнение на море было очень велико, ветер начал Опадать и поворачивать к западу.

Дик понимал, что еще рано думать о том, чтобы ставить паруса. Ветер сорвал бы даже самый малый клочок парусины. Все же молодой капитан надеялся, что не позже как через двадцать четыре часа можно будет поставить хотя бы один из стакселей.

И верно: ночью ветер заметно ослабел, да и качка уже не так свирепо встряхивала корабль, а ведь накануне она грозила разнести его на куски.

Утром на палубу начали выходить пассажиры. Они уже не опасались, что внезапно набежавшая волна смоет их за борт.

Миссис Уэлдон первая покинула каюту, где она по требованию Дика просидела взаперти все время, пока длилась буря. Она подошла к Дику.

Сверхчеловеческая сила воли этого юноши помогла ему преодолеть неслыханные трудности. Он стоял похудевший, побледневший, обветренный. Тяжелее всего в его возрасте были, может быть, бессонные ночи. Казалось, силы отважного юноши должны были ослабеть. Но нет, его мужественная натура устояла перед всеми испытаниями. Быть может, перенесенные лишения когда-нибудь и скажутся на нем. Но сейчас не время было сдаваться, говорил себе! Дик. И миссис Уэлдон видела, что он так же полон энергии, как и раньше. К тому же у смелого юноши появилась теперь уверенность в своих действиях — ее насильно не внушишь, а сколько она прибавляет силы!

— Дорогой мой мальчик, мой дорогой капитан! — сказала миссис Уэлдон, протягивая ему руку.

— Ах, миссис Уэлдон, — улыбаясь, ответил Дик, — вы не слушаетесь своего капитана. Ну зачем вы вышли на палубу? Я ведь просил вас…

— Да, я ослушалась тебя, — призналась миссис Уэлдон, — но что-то подсказало мне, что буря проходит.

— В самом деле, погода улучшается, миссис Уэлдон, — ответил юноша. — Вы не ошиблись. Со вчерашнего дня столбик ртути в барометре не понизился. Ветер утихает, и мне кажется, что самое тяжелое уже позади.

— Дай бог, дорогой мой, дай бог! Но сколько ты выстрадал, бедный мальчик! Знаешь, ты вел себя как…

— Я только выполнил свой долг, миссис Уэлдон.

— Теперь тебе необходимо отдохнуть.

— Отдохнуть? — возразил юноша. — Я нисколько не нуждаюсь в отдыхе, миссис Уэлдон. Я чувствую себя великолепно и надеюсь продержаться до конца. Вы назначили меня капитаном «Пилигрима», и я сохраню это звание до тех пор, пока все пассажиры моего корабля не окажутся в безопасности!

— Дик, — сказала миссис Уэлдон, — ни я, ни мой муж никогда не забудем того, что ты сделал!

— Ну что вы… миссис Уэлдон! — пробормотал Дик. — Господь бог нам помог.

— Милый мой мальчик, я повторяю, ты вел себя как настоящий мужчина. Ты проявил себя умелым и достойным командиром судна. И в недалеком будущем, как только ты закончишь свое образование, ты станешь капитаном судна, принадлежащего торговому дому Джемса Уэлдона. Я уверена, что мой муж скажет то же самое.

— Я… я… — начал Дик, и глаза его наполнились слезами.

— Дик, — продолжала миссис Уэлдон, — ты был нашим приемным сыном, а теперь ты поистине родной мой сын. Ты спас свою мать и своего маленького брата Джека! Дорогой мой, дай я тебя поцелую за мужа и за себя!

Миссис Уэлдон не могла сдержать свое волнение. Сердце этой мужественной женщины было переполнено, и слезы выступили у нее на глазах, когда она обнимала юношу. Что сказать о чувствах, которые испытывал Дик? Он рад был бы отдать жизнь за своих благодетелей, больше чем жизнь, и ради них он заранее принимал все испытания, которые готовит ему будущее.

После этого разговора Дик почувствовал себя сильнее. Он не сомневался, что сумеет привести судно в безопасный порт и спасти пассажиров. Только бы утих ветер, хотя бы настолько, чтобы можно было поставить паруса!

Двадцать девятого марта ветер стал слабее. Дик решил поставить фок и марсель, чтоб увеличить скорость хода своего судна и вести его по определенному направлению.

— Друзья мои, — сказал он матросам, поднявшись на палубу на заре этого дня. — Идите сюда. Мне нужна ваша помощь.

— Мы готовы, капитан Сэнд, — ответил за всех старик Том.

— Конечно, готовы! — добавил Геркулес. — В бурю нам нечего было делать, и я начал уже покрываться ржавчиной.

— А ты дул бы в паруса своим большим ртом, — сказал маленький Джек.

— Я уверен, ты можешь дуть так же сильно, как ветер.

— Вот замечательная мысль, Джек! — рассмеялся Дик Сэнд. — Как только наступит штиль, мы попросим Геркулеса надувать наши паруса.

— Прикажите только, капитан Сэнд, — ответил великан, надувая щеки, как Борей.

— Начнем с того, друзья мои, — сказал Дик, — что поставим новый марсель на смену изодранному бурей. Работа нелегкая, но ее нужно сделать.

— Сделаем! — ответил Актеон.

— А мне можно вам помогать? — спросил маленький Джек, всегда готовый трудиться вместе с матросами.

— Разумеется, Джек, — ответил Дик Сэнд. — Ты станешь за штурвал с нашим другом Батом и будешь помогать ему править.

Конечно, маленький Джек с гордостью принял свою новую должность помощника рулевого.

— А теперь, — продолжал Дик Сэнд, — за дело! Только помните, друзья: не рисковать собой без нужды!

Негры энергично взялись за дело под руководством молодого капитана. Надо было скатанный парус поднять на мачту и там привязать его к рею. Дело нелегкое. Но Дик Сэнд так умело распоряжался работой, а матросы повиновались ему с таким усердием и готовностью, что по истечении часа парус был привязан, рей поднят и на марселе взяты два рифа.

Несмотря на сильный ветер, команда без особого труде подняла паруса, убранные перед бурей, и к десяти часам утра «Пилигрим» уже бежал под фоком, марселем и одним из кливеров.

Дик Сэнд из осторожности решил не ставить остальных парусов. Те, что были подняты, обеспечивали суточный пробег в двести с лишним миль, а этой скорости было достаточно, чтобы меньше чем в десять дней достигнуть американского континента.

Дик с удовлетворением подумал, что теперь «Пилигрим» перестал всецело зависеть от капризов ветра и волн. Он бежал с достаточной скоростью и в нужном направлении. Радость Дика должны понять все, кто хоть немного знает морское дело.

Молодой капитан вернулся к штурвалу и, поблагодарив маленького помощника рулевого, стал на свой пост.

На следующий день по небу все так же быстро неслись тучи, но между ними уже возникали широкие просветы, и лучи солнца пробивались сквозь них, золотя поверхность океана. Временами «Пилигрим» попадал в полосу солнечного света. Какое счастье — этот животворящий свет! Иногда набегавшие облака затемняли его, но ветер отгонял их к востоку, и солнце снова показывалось во всем своем блеске. Погода явно улучшалась.

На судне открыли все люки, чтобы проветрить помещения. Свежий, напоенный солью воздух ворвался в трюм, в кубрик, в кают-компанию. Мокрые паруса разложили для просушки на рострах[50]. На палубе началась генеральная уборка. Дик Сэнд не мог допустить, чтобы его корабль пришел в порт грязным и неубранным. Достаточно было несколько часов ежедневной работы, чтобы, не переутомляя экипаж, привести судно в надлежащий вид.

Теперь на корабле уже не могли бросать лаг, Дик измерял скорость хода судна только по следу, оставляемому на поверхности океана. Способ этот был неточен, и все же Дик Сэнд не сомневался, что судно окажется в виду земли не позже как через неделю. Он сумел убедить в этом и миссис Уэлдон, показав ей на карте то место, где, по его предположениям, находился «Пилигрим».

— Хорошо, Дик, — сказала миссис Уэлдон. — Теперь скажи мне, к какому пункту побережья мы подойдем?

— Вот сюда, миссис Уэлдон, — ответил Дик, указывая на длинную полосу берега, тянущуюся от Перу до Чили. — Точнее указать я не могу. Глядите, вот остров Пасхи, который мы оставили на западе. Ветер не менял направления все последние дни, и, следовательно, мы должны увидеть землю вот здесь, на востоке. Вдоль этого побережья разбросано немало портов, но сказать с уверенностью, какой порт окажется ближе других, когда «Пилигрим» подойдет к земле, я сейчас не могу.

— Да это и неважно, Дик… Лишь бы добраться до какого-нибудь порта!

— Разумеется, миссис Уэлдон. Куда бы мы ни пришли, вы отовсюду сможете вернуться в Сан-Франциско. «Тихоокеанская мореходная компания» превосходно обслуживает это побережье. Ее пароходы заходят во все главные порты, а из них легко уж попасть в Калифорнию.

— Разве ты не собираешься привести «Пилигрим» обратно в Сан-Франциско? — спросила миссис Уэлдон.

— Ну конечно! Но только после того, как вы пересядете на какой-нибудь пассажирский пароход, миссис Уэлдон. Если нам удастся заполучить офицера и команду, мы отправимся в Вальпараисо, чтобы сдать груз ворвани, — несомненно, так поступил бы капитан Гуль. Оттуда мы пойдем в Сан-Франциско. Но для вас это было бы лишней задержкой, и как мне ни грустно расставаться с вами…

— Хорошо, Дик, — прервала его миссис Уэлдон. — Об этом мы еще поговорим. Скажи мне — раньше ты как будто боялся приблизиться к незнакомому берегу?…

— Я и сейчас боюсь, — признался юноша. — Но я надеюсь встретить в тех водах какое-нибудь судно. Меня, по правде сказать, очень удивляет, что этого еще не случилось… О, если бы показалось хоть какое-нибудь судно! Мы бы связались с ним, узнали точно, где находится «Пилигрим», и тогда можно было бы без опаски причалить к берегу.

— Разве в этих местах нет лоцманов, которые проводят суда в гавани? — спросила миссис Уэлдон.

— Наверно, есть, — ответил Дик Сэнд, — Но они плавают у самого берега. Поэтому мы должны стараться подойти как можно ближе к земле.

— А если мы не встретим лоцмана? — спросила миссис Уэлдон. Она настойчиво допрашивала молодого капитана, чтобы выяснить, подготовился ли он ко всяким случайностям.

— В этом случае, миссис Уэлдон… если погода будет хорошая и ветер умеренный, я направлю судно вдоль берега и буду плыть до тех пор, пока не найду какого-нибудь безопасного места для высадки. Если же ветер снова посвежеет…

— Что тогда, Дик?

— Видите ли, если ветер прибьет «Пилигрим» к земле…

— То?… — спросила миссис Уэлдон.

— То я буду вынужден выбросить корабль на берег, — ответил юноша, и лицо его на мгновенье омрачилось. — Но это в самом крайнем случае. Я надеюсь, что нам не придется прибегнуть к этому последнему средству. Вы но тревожьтесь напрасно, миссис Уэлдон: погода, по-видимому, улучшается. Не может быть, чтобы мы не встретили ни одного судна или лоцманского катера. Будем надеяться, что «Пилигрим» идет прямо к земле и скоро мы ее увидим.

Выбросить судно на берег! На такую последнюю крайность даже самые смелые моряки не решаются без трепета. Неудивительно, что Дик Сэнд также не хотел думать о ней, пока у него еще была надежда на иной исход.

В следующие дни погода была неустойчивой, и это очень тревожило молодого капитана. Ветер дул с неослабевающей силой, и падение ртутного столбики в барометре предвещало новый натиск урагана.

Дик Сэнд начал опасаться, что снова придется, убрав все паруса, бежать от бури. А ведь так важно было сохранить хотя бы один парус, и он решил не спускать марселя, пока не явится опасность, что его снесет ветер.

Чтобы укрепить мачты, он распорядился вытянуть ванты и фордуны. Это была необходимая предосторожность: положение «Пилигрима» стало бы чрезвычайно тяжелым, если бы он лишился своего рангоута[51].

За последние дни барометр два раза делал скачок кверху — это заставляло опасаться резкой перемены в направлении ветра. Что делать, если ветер будет дуть с востока, прямо в лоб кораблю? Лавировать? Но если обстоятельства принудят его лавировать — какая задержка, какой риск снова быть отброшенным в открытое море!

К счастью, его опасения не оправдались. В продолжение нескольких дней ветер метался по румбам, перескакивая с севера на юг, но в конце концов снова задул с запада. Ветер был очень свежий и расшатывал рангоут.

Наступило 5 апреля. Уже прошло больше двух месяцев с тех пор, как «Пилигрим» покинул Новую Зеландию. В течение первых двадцати дней то штили, то встречные ветры препятствовали продвижению судна. Затем подул попутный ветер, и «Пилигрим» быстро стал приближаться к земле. Особенно велика была скорость хода во время урагана: Дик Сэнд считал, что судно проходило в среднем не менее двухсот миль в сутки. Почему же в таком случае оно до сих пор не достигло берега? Это было совершенно необъяснимо!

Один из матросов непрерывно высматривал сушу с высоты бом-брам-рея. Часто Дик Сэнд сам поднимался на мачту. Он подолгу смотрел в подзорную трубу, не мелькнет ли среди облаков темный контур какой-нибудь горы: цепь Анд, как известно, изобилует высокими вершинами, и с большого расстояния их нужно было искать на горизонте в поднебесье.

Много раз Том и его товарищи ошибались, принимая за сушу какое-нибудь отдаленное облако необычной формы. Случалось, что они упорно утверждали, будто действительно обнаружили землю, и признавали свою ошибку только тогда, когда очертания мнимой земли расплывались и она терялась бесследно среди других облаков.

Но 6 апреля сомнениям не осталось места.

Было восемь часов утра. Дик Сэнд только что взобрался на рей. Первые лучи солнца разогнали туман, и линия горизонта виднелась достаточно отчетливо.

Из уст Дика Сэнда вырвался, наконец, долгожданный возглас.

— Земля! Перед нами земля!

При этих словах все выбежали на палубу: маленький Джек, любопытный, как все дети; миссис Уэлдон, надеявшаяся, что возникшая вдали суша положит конец всем ее страданиям; Том и его товарищи, которым не терпелось ступить на свою землю; даже кузен Бенедикт, который мечтал обогатить свою коллекцию новыми насекомыми.

Один лишь Негоро не вышел на палубу.

Землю видели теперь все: одним острое зрение действительно позволяло различить ее, а другие так стосковались по земле, что принимали ее появление на веру.

Но юноша был опытным моряком, привыкшим всматриваться в морские дали. Он не мог ошибиться. И действительно, через час всем стало ясно, что на этот раз надежда их не обманула.

На востоке, на расстоянии около четырех миль, виднелся контур довольно низкого берега — таким по крайней мере он казался. Нависшие облака не позволяли разглядеть горную цепь Анд, которая тянется невдалеке от морского берега.

«Пилигрим» направлялся прямо к берегу, полоса его ширилась и приближалась с каждой минутой.

Через два часа судно было уже в трех милях от суши. Береговая линия замыкалась на северо-востоке довольно высоким мысом, у основания которого виднелось нечто вроде открытого рейда. На юго-востоке земля вдавалась в океан узкой и низменной косой.

У берега поднималась гряда невысоких утесов, на которых вырисовывались в небе деревья. Судя по характеру местности, эти утесы являлись только предгорьями высокой цепи Анд.

Ни человеческого жилья, ни порта, ни устья реки, где корабль мог бы найти безопасное убежище!

Ветер гнал «Пилигрим» прямо к земле. Уменьшенная парусность и сильный прижимной ветер не давали Дику возможности изменить курс и отойти в открытое море.

Впереди вырисовывалась длинная полоса прибрежных рифов. Над ними бурлило и пенилось море. Прибой, несомненно, был чудовищный. Видно было, как волны взлетают до середины высоты утесов.

Молодой капитан постоял некоторое время на носу, пристально всматриваясь в берег. Затем, не промолвив ни слова, он возвратился на корму и стал за штурвал.

Ветер все крепчал. Скоро шхуна-бриг оказалась всего лишь в одной миле от берега.

Тогда Дик Сэнд мог разглядеть маленькую бухту. Он решил направить в нее корабль. Но вход в бухту преграждал барьер подводных скал, между которыми пройти кораблю было очень трудно. Буруны указывали на малую глубину воды над всей полосой рифов.

В эту минуту Динго, бегавший взад и вперед по палубе, бросился на нос и, уставившись на землю, протяжно и жалобно завыл. Казалось, собака узнала этот берег и его вид разбудил в ней какие-то горестные воспоминания.

Услышав этот вой, Негоро вышел из своей каюты и, хотя имел все основания опасаться соседства собаки, встал на баке, прислонившись к борту. Но Динго продолжал жалобно выть, глядя на берег и, к счастью для судового кока, не обращая на него никакого внимания.

Негоро смотрел на свирепые буруны без тени страха. Наблюдавшей за ним миссис Уэлдон показалось, однако, что в лицо ему бросилась краска и черты его исказились.

Быть может, Негоро знал этот берег, к которому ветер нес «Пилигрим»?

Дик Сэнд в это время передал штурвал старому Тому и пошел на нос, чтобы в последний раз посмотреть на постепенно открывавшийся вход в бухту. Через несколько минут он твердым голосом сказал:

— Миссис Уэлдон, у меня нет никакой надежды найти безопасное убежище для «Пилигрима». Не позже как через полчаса корабль, несмотря на все мои усилия, будет на рифах… Придется выброситься на берег. Мне не удалось привести «Пилигрим» в порт. Чтобы спасти вас, я должен погубить корабль. Иного выхода нет… и колебаться тут не приходится.

— Ты сделал все, что от тебя зависело, Дик? — спросила миссис Уэлдон.

— Все! — коротко ответил юноша.

И тотчас же он занялся приготовлениями к предстоящему опасному маневру.

Прежде всего он заставил миссис Уэлдон, Джека, кузена Бенедикта и Нан надеть спасательные пояса. Негры-матросы и сам Дик были искусными пловцами, но и они приняли меры на случай, если их толчком сбросит в море.

Геркулесу поручили помогать миссис Уэлдон. Молодой капитан взял на себя заботу о Джеке. Кузен Бенедикт, очень спокойный, вышел на палубу: на ремне через плечо у него висела металлическая коробка с насекомыми. Дик поручил его Бату и Актеону. Что касается Негоро, то поразительное его хладнокровие говорило о том, что он не нуждается ни в чьей помощи.

На всякий случай Дик Сэнд велел поднять на палубу десяток бочек с ворванью.

Если вылить китовый жир на поверхность воды, когда «Пилигрим» будет проходить сквозь буруны, это на миг успокоит волнение и облегчит кораблю проход через рифы. Дик решил не пренебрегать ничем, лишь бы спасти жизнь экипажа и пассажиров.

Покончив со всеми приготовлениями, юноша вернулся на корму и стал к штурвалу.

«Пилигрим» был теперь всего в двух кабельтовых от берега, иными словами-почти у самых рифов. Правый борт его уже купался в белой пене прибоя. Молодой капитан ждал, что с секунды на секунду киль судна наткнется на какую-нибудь подводную скалу.

Вдруг по цвету воды Дик догадался, что перед ним проход между рифами. Необходимо было смело войти и него, чтобы выброситься на мель как можно ближе к берегу.

Молодой капитан не колебался ни одной минуты. Он круто повернул штурвал и направил корабль в узкий извилистый проход.

В этом месте море бушевало особенно яростно. Волны стали заливать палубу.

Матросы стояли на носу возле бочек с жиром, ожидая приказа капитана.

— Лей ворвань! — крикнул Дик, — Живей!

Под слоем жира, который потоками лился на волны, море успокоилось, словно по волшебству, с тем чтобы через минуту забушевать с удвоенной яростью.

Но этой минуты затишья было достаточно, чтобы «Пилигрим» проскочил за линию рифов. Теперь его несло на берег.

Страшный толчок. Огромная волна подняла корабль и бросила его на камни. Мачты рухнули, но никого не поранило.

При ударе корпус судна получил пробоину, и в нее хлынула вода. Но до берега было меньше полкабельтова. До него легко было добраться по цепочке торчащих из воды черных камней.

Через десять минут после катастрофы все пассажиры и команда «Пилигрима» очутились на суше, у подножия прибрежного утеса.