Длительное существование неокорпоративистских институтов на общенациональном и макроэкономическом уровнях несомненно имело определенные позитивные следствия: рост управляемости населения, падение забастовочной активности, большую сбалансированность бюджета, повышение эффективности финансовой системы, снижение уровня инфляции, сокращение безработицы, уменьшение нестабильности в рядах политических элит и затухание тенденции использовать «политический цикл деловой активности». Все это означает, что страны, дальше других продвинувшиеся по пути корпоративизма, являются более управляемыми, что, однако, не делает их более демократическими.
С момента своего возрождения в середине 1970-х гг. понятие корпоративизма несло на себе клеймо прежних связей с фашизмом и другими формами авторитарного правления. Назвать политию или некий установленный порядок «корпоративистскими» фактически означало обвинить их в недемократичности. Более того, некоторые имманентные черты корпоративизма: подмена индивидов как основных участников политической жизни организациями; рост влияния профессиональных представителей специализированных интересов в ущерб гражданам, обладающим более общими интересами; предоставление отдельным ассоциациям привилегированного (если не эксклюзивного) доступа [к процессу принятия решений]; признание и даже возвышение монополий над конкурирующими друг с другом посредниками с частично совпадающими сферами охвата; возникновение организационных иерархий вплоть до всеобъемлющих общенациональных ассоциаций, подрывающих автономию местных и более специализированных организаций, — казалось, подтверждали справедливость подобных обвинений.
Однако по мере углубления исследований корпоративизма оценки его влияния на демократию начали меняться. Во-первых, многие из отчетливо корпоративистских стран, несомненно, остаются демократическими в том смысле, что в них в полном объеме сохраняются гражданские свободы, дается самое широкое определение понятия «гражданства», регулярно проводятся состязательные выборы, исход которых не предрешен заранее, органы власти ответственны за свои действия и осуществляют политику, учитывающую требования народа. Не-
310 Раздал II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ
которые из этих стран, в особенности скандинавские, были в числе первых, кто опробовал такие новейшие демократические механизмы, как участие рабочих в управлении предприятиями, полная «открытость» политического процесса, создание института омбудсменов для рассмотрения жалоб граждан, государственное финансирование политических партий и даже организация фондов наемных работников в целях расширения общественной собственности на средства производства.
Во-вторых, вскоре стало очевидно, что корпоративистские порядки существенным образом видоизменяют условия, определяющие возможности соперничающих интересов влиять [на государственные органы]. Спонтанные, добровольные и эпизодические отношения, характерные для плюралистической демократии, лишь кажутся более свободными, но на деле порождают большее неравенство доступа к властным структурам. В рамках плюралистической модели привилегированные группы, сравнительно компактно расположенные и обладающие относительно небольшой численностью и концентрированными ресурсами, имеют естественное преимущество перед большими рассредоточенными группами, подобными объединениям рабочих или потребителей. Корпоративизму же, напротив, присуща тенденция к более пропорциональному распределению ресурсов между организациями, охватывающими широкие категории [интересов], и обеспечению по крайней мере формального равенства доступа к принятию решений. Кроме того, прямое включение ассоциаций в процесс реализации принятых решений гарантирует большую чуткость к групповым нуждам, нежели «сохранение дистанции» между государственной и частной сферами, свойственное плюралистической системе.
В свое время мне уже приходилось писать о том, что оценка влияния корпоративизма на демократию во многом зависит от того, какие черты демократической системы наиболее близки тому или иному исследователю. Если руководствоваться «классической» точкой зрения, согласно которой демократия должна поощрять участие индивидов в принятии общественно значимых решений, а все государственные органы — проявлять равную открытость по отношению к требованиям граждан, то влияние корпоративистских механизмов следует считать отрицательным. Если же обратиться к тем параметрам явления, которые проявляются на «выходе», и посмотреть на проблему с точки зрения реальной ответственности властных органов за свои действия и за степень учета в этих действиях нужд граждан, оценка корпоративизма, несомненно, будет более позитивной. Менее однозначным является
Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ 311
воздействие корпоративизма на основной механизм демократии — конкуренцию. С одной стороны, вследствие исключения [из общественной жизни] борьбы между соперничающими ассоциациями за членов и доступ [к принятию решений] уровень конкуренции вроде бы сокращается. С другой —он возрастает, так как каждая ассоциация становится полем выражения весьма разнородных представлений об общем интересе. В любом случае следует признать, что под влиянием неокорпоративистской практики происходит постепенная трансформация современных демократий. Наряду с индивидами (если не взамен последних) своего рода гражданами становятся организации. Степень подотчетности [властей] и их восприимчивости [к нуждам граждан] возрастает, но за счет снижения степени участия индивидов [в политической жизни] и их доступа [к принятию решений]. Конкуренция внутри организаций начинает заменять конкуренцию между организациями. Развитие данной тенденции происходит не равномерно, не все ее признают и далеко не очевидно, каков в конечном счете будет результат; и все же практически во всех современных обществах демократия становится все более связанной «интересами», все более «организованной» и все более «непрямой».
