Возвращаюсь к княжествам Московии 18 страница

В 1547 или 1548 г. (Дрезденский экземпляр гравюры “Герберштейн в русском платье” датирован 1547 г., другие — 1548 г. (Nehring II. — S. 128; Bartsch A. Op. cit. — N 38).) А. Хиршфогелем были созданы две гравюры [360] “Герберштейн в парадных одеждах”, подаренных ему русским великим князем в 1517 и 1526 гг. (Sсhwarz К. Ор. cit. — S. 173. — N 38.). На них Герберштейн изображен в полный рост. Мастер подчеркнуто укрупняет фигуру, убирает какой бы то ни было фон, задает герою определенную позу, акцентирует внимание на жесте. Герой художника словно на сцене демонстрирует свой костюм — тяжелый, пышный, с характерными крупными складками. По этим приемам легко узнается манера Хиршфогеля, характерная и для других его произведений (например, Парного портрета супружеской четы).

Детали костюма несомненно достоверны. На одной из этих гравюр — в русском платье — Герберштейн одет в длиннополую шубу “на собольем меху”, полукруглую шапку с меховой оторочкой, схожую с головным убором великого князя Василия III на гравюре 1546г. Все эти детали русского костюма в последующее время использовались последователями Хиршфогеля при иллюстрировании более поздних изданий “Записок о Московии”.

В 1549 г. был сделан новый вариант карты, лишенный монограммы художника, но с подписью, удостоверяющей его авторство (“Hanc tabulam absolvit Augustinus Hirsfogel Viennae Austriae. Cum gratia et privilegia imperatoris” (Bartsch A. Le peintre—graveur. — Leipzig, 1866. — N 136. — S. 207).).

Далеко не все описанные гравюры вошли в первое издание книги. Оно появилось в Вене, в типографии Эгидиуса Адлера (Аквилы) и Иоганна Коля (Карбо), без указания даты, места и автора. Обращение С. Герберштейна к этим издателям не случайно. Выходцы из Гента и Регенсбурга, объединившиеся в 1549 г. (Durstmueller D. J. A. 500 Jahre Druck in Oesterreich. Die Entwicklungsgeschichte der graphischen Gewerbe von den Anfaengen bis zur Gegenwart. — Wien, 1'982. — S. 48.), они выполняли основные заказы А. Хиршфогеля (ими были изданы 172 его гравюры) — художника, с которым был связан Герберштейн.

Несмотря на некоторый публикаторский опыт Аквилы и Карбо, издание книги Герберштейна в 1549 г. было весьма несовершенным.

Титульный лист, который по первоначальному замыслу Герберштейна, как отмечают некоторые исследователи, должен был быть заполнен изображениями его путешествий, имел лишь название книги. Фамилия автора не была указана. На обороте титульного листа помещен герб Герберштейна, гравированный Хиршфогелем, дающий понять, кто был автором книги. Здесь же и его девиз: “Из-за пренебрежения славой пренебрегаются и добродетели”. Фамилия автора упомянута лишь в названии второй части книги — Хорографии.

Вслед за тем в книгу вклеены иллюстрации: портрет Василия III (ксилография), изображение всадника, держащего под уздцы оседланную лошадь, и трех всадников, а также натюрморт с оружием, сбруей и обувью. Три последние — это гравюры на дереве: карта (168 х 256 мм) уменьшена (36,5х56,8) сравнительно с картой 1546 г. (Schwarz K. Ор. cit. — S. 170; Собко. — С. 344—348.). Выразительна гравюра с изображением Герберштейна в санях (зеркальное изображение более ранней гравюры Хиршфогеля, пополненное новыми деталями) (Там же. — С. 342—343.).

Композиция трех всадников находит аналогию в композициях миниатюр и гравюр на тему “Триумфальное шествие императора Максимилиана”, выполненных А. Альтдорфером в 1513—1515 гг. (109 [361] гравюр) (Altdorfer Albrecht. Die Gemaelde. Tafelbilder. Miniaturen. Wandbilder. Bildhauerarbeiten. — Muenchen, 1975. — S. 49.), а также аналогичной серии Г. Бургмайра (57 гравюр) (Zimmermann H. Hans Burgmair des Aelteren Holzschnittfolge zur Genealogie Kaiser Maximilians I//Jahrbuch der Preussischen Kunstsammlungen. — 1915. — Bd. 36. — S. 62—64.). Они были посвящены реальным событиям — шествию в Милане в 1493 г. в честь невесты Максимилиана Бьянки Марии Сфорца, и торжественному шествию в Вормсе в 1508 г. Если Альтдорфер, имевший, как и Бургмайр, целью создать своеобразный прижизненный художественный памятник императору, подчеркивает доблесть воинов, их безукоризненную выучку (кони чеканят шаг, рыцари вытянулись в струнку, расправили плечи, смотрят строго вперед), то в гравюрах Бургмайра всадники представлены в более естественных положениях и более живых ракурсах. “Русские” всадники Хиршфогеля по манере себя держать, осанке всадников, спокойному шагу коней напоминают скорее героев Бургмайра. Позы и движения “русских” конников еще более раскованны, нежели у Бургмайра. Все они одеты в тегиляи (короткие утепленные кафтаны), о которых Герберштейн упоминал лишь мельком, подчеркивая, что все воины пользовались чешуйчатой кольчугой. На гравюрах же они одеты в длинные стеганые кафтаны с короткими рукавами и высокими воротниками, по-видимому, обычную одежду детей боярских (См.: Епифанов П. П. Оружие и снаряжение//ОРК XVI. — Ч. I. — С. 298. Ср. с. 292—299.).

Гравюра с изображением дорожной утвари вполне соответствует тексту книги. Здесь и колчан со стрелами, кистень, кинжалы, кривая сабля, ножны для нее, бердыш, несколько седел, плетка, заменявшая русским конникам, согласно сообщению Герберштейна, шпоры. Можно полагать, что все эти предметы художник видел и изобразил их с реалистическими подробностями, благодаря чему гравюра приобретает значение документального свидетельства. Это тем более важно, что в русской изобразительной традиции конца XV — начала XVI в. воспроизводятся устарелые виды вооружения, в основном мечи. Лишь к 70-м годам, к моменту создания знаменитого Лицевого свода, стала чаще изображаться сабля (См.: Арциховский. — С. 44—45.).

Текст книги Герберштейна в первом издании разделен на четыре части, каждая из которых имеет собственную пагинацию. Первой обозначено посвящение Фердинанду, многочисленные хвалебные стихи в его честь I—IV, второй — текст Московии, имевшей собственный титульный лист, на этот раз с указанием автора (I—XXIX), третьей — хорография (I—XXXVII), четвертой — гравюры и дорожники с описанием путей в Москву (I—IV, V—XII). Разумеется, сохранившиеся экземпляры отличаются некоторыми особенностями. Так, в ленинградском (ГПБ) отсутствует карта и гравюра с изображением Василия III (не она ли послужила образцом для издания Д. А. Ровинского?) (См.: Ровинский Д. А. Достоверные портреты московских государей Ивана III, Василия Ивановича и Ивана IV Грозного и посольства их времени. — Спб., 1882. — № 2. Гравюра датирована 1547 г.), зато остальные гравюры, как и в экземпляре Гос. б-ки ЛССР, крашены в коричневый, зеленый, голубой цвета. В экземпляре Венской королевской библиотеки, предназначенном Герберштейном для Фердинанда, согласно наблюдениям А. Неринга, вклеены гравюры Хиршфогеля с изображениями 8 государей в рост и 4 путешествий. Правда, в этот экземпляр гравюра с изображением Сигизмунда I Старого не вошла, [362] она была заменена другой — с изображением Сигизмунда II Августа, вероятно, 1548—1549 гг., приписываемой тому же Хиршфогелю, но без его монограммы (Bartsch А. Ор. cit. — N 13 — P 174; Nagler G. К. Neues allgemeines Kunstlerlexikon — Muenchen, 1838; Passavant von J. D. Le Peintre-Graveur — Leipzig, 1862, Harrauer — S. 153—154).

Особое внимание привлекают авторы хвалебных сочинений. Все это цвет тогдашнего ученого мира Центральной Европы — Иоганн Александр Брассикан, Генрих Глареан, Георг Вернер, знаменитый в первой половине XVI в этнограф и географ, выпускник Краковского университета, впоследствии прославившийся описаниями Венгрии (Kovacs E. Uniwersytet Krakowski a kultura wegierska. — Budapest, 1965 — S. 71, 90), Иоганн Розинус и др.

Очевидно, уже в момент выхода книги она по достоинству была оценена современниками, причем самыми просвещенными соотечественниками Герберштейна.

В 1550 г. в Венеции вышел итальянский перевод “Записок”, который Фр. Аделунг приписывает Ф. Корвину (См. Аделунг I. — С. 420). Издание в типографии М. Баттисты Педреццано (ранее принадлежавшей Николо да Баскарини) включало посвящение Педреццано дону Диэго Хуртадо де [363] Мендоза (1503—1575), испанскому дипломату, имперскому послу в Венеции, известному библиофилу, а также Герберту де Мендоза, имперскому послу в Венеции, а также Герберштейна — Фердинанду (на первых четырех ненумерованных страницах). Затем следовало оглавление (в некоторых экземплярах, например ВГБИЛ, оно было разделено на две части, одна из которых помещена в конец). На л. 82 об. находится сообщение о завершении “Московии” и о необходимости описать путешествие (Неясно, кому принадлежало это сообщение — переводчику или самому Герберштейну. Оно гласило: “15 февраля закончена Московия, мне осталось описать путешествие”.). На л. 90 об. содержатся выходные данные. В конце книги после алфавитного указателя располагаются иллюстрации — те же, что имелись в издании 1549 г., но в упрощенном виде. При этом натюрморт разделен на два: оружие и бурдюки на фоне гор, обувь и сбруя — на том же фоне. В гравюре с портретом Василия III добавились горы, деревни, деревья и кусты, а в гравюре “Герберштейн в санях” — лыжники и новые сани. Возможно, эти гравюры восходят к ксилографиям А. Хиршфогеля, не сохранившимся до наших дней (Nehring I. — S. 11; Nevinson J. L. Op. cit. — P. 92; Mende. — S. 10.).

Издание 1550 г. то в начале книги, то в конце снабжено картой Московии, дополненной и отчасти искаженной известным итальянским картографом Джакомо Гастальдо (Гастальдо принадлежали карты всей Европы, созданные в 1548 г. (?), Азии — в 1559—1561, Африки — в 1564, Юго-Западной Европы в 1566, карты мира и России — обе в 1562 г. (Вagrow L. A Page from the History of the Distribution of Maps// //Imago mundi. — Stockholm, 1948. — Т. V. — P. 55, 58).). На ней вдоль всего северного побережья протянулись горы (Подобные горы долго не сходили с карт Восточной Европы. На приложении к сочинению С. Нейгебауэра 1612 г. (очередному вслед за Ал. Гваньини сокращению “Записок” Герберштейна) эти горы тянутся от р. Печоры к востоку и имеют надпись, частично транслитерированную русскую: “Горы Земной пояс, это пояс земли, ранее Гипербореи”.). Зато географическое наполнение юга и юго-востока значительно полнее, нежели на карте Хиршфогеля. Указаны Солдайя (Сурож), Матрига (Тамань), Белгород, или Монкастро, отмечены Бессарабия, Валахия, многочисленные реки. В оформлении листа, имеющего вид сужающейся кверху трапеции, с картой “Descripcione de la Moscovia per Giacomo Gastaldo piamontese, cosmographo in Venetia 1550” использованы мотивы тех же гравюр, в основном изображения всадников, но к ним добавлены и другие — разных зверей — лис, волков и т. д. В инициалах использованы растительный орнамент и жанровые сцены, не связанные с самим текстом книги.

Как перевод, так и карта Дж. Гастальдо изобиловали ошибками, что, впрочем, не помешало переизданию итальянского перевода “Записок” в 1583 г. в собрании Рамузио, а карты — в 1562 и 1566 гг. (Кордт. — 1899. — С. 7. № 16; Michow H. Das erste Jahrhundert russischer Kartographie 1525—1631 und die Originalkarte des Anton Wied 1542//Mitteilungen der Geographischen Gesellschaft in Hamburg. — 1906. — Bd. 21. — S. 21. По мнению А. Неринга (Nehring I. — S. 22), в 1552 г. отдельным изданием вышла та же карта, датированная 1551 г.).

В третий раз “Записки о Московии” (снова на латинском языке) увидели свет в Базеле у Иоанна Опорина (Хербста) в 1551 г. Инициатор публикации — придворный историк, гравер и врач Вольфганг Лаций (1514—1565). В посвящении Опорину обещал ему вечную славу издателя труда ученейшего “героя”. В 1551 г. “Записки” Герберштейна были объединены одним переплетом с книгой Павла Йовия, увидевшей [364] свет в 1525 г. В книгу вошли карта Хиршфогеля, увеличенная сравнительно с оригиналом и помеченная 1549 годом.

Издание 1551 г включало и портрет Василия III. В трех ленинградских экземплярах (ГПБ и библиотеки ЛГУ) отсутствуют все гравюры с изображениями всадников, Герберштейна в санях и снаряжения. При этом издательская марка Опорина (морское божество на дельфине, играющее на арфе, с надписью на развевающейся ленте: “Арион”) помещена на обороте чистого листа, что заставляет предположить, что указанных трех гравюр не было вовсе.

Текст экземпляра, хранящегося ныне в ГПБ, имеет многочисленные исправления. Они внесены, по-видимому, рукой самого Герберштейна. В текст внесены дополнения, увеличено число заголовков, в особенности в разделе о религии (Крещение, Причащение, Праздничные дни. Культ святых, О десятине), что можно объяснить живым интересом к этому вопросу читателей времени Реформации (На экземпляре библиотеки ЛГУ (р. XXII второй пагинации) к тексту о десятинах, где говорится о поездках монахов в разные районы, внесено замечание почерком XVI в.: “Так наши папы и монахи не делают”). Наконец, разделены описания двух поездок в Москву, появился индекс имен и географических наименований. [365]

Иллюстрации опориновского издания 1551 г. восходили к первому — 1549 г. или предшествовавшим ему гравюрам А. Хиршфогеля. Так, перед колофоном по традиции того времени помещен лист с тремя гербами — польским, русским и литовским, заимствованными с гравюры 1547 г. “Герберштейн в санях”. Портрет Василия III также восходит к Хиршфогелю, но перевод изображения с гравюры на меди на дерево был выполнен в 1551 г. (дата проставлена на изображении скоса оконного проема, как это часто делали мастера немецкого Возрождения (Этот прием использовал, например, мастер походного алтаря в портрете Лоренца Тухера и его супруги 1475 г. (Huett W. Deutsche Malerei und Graphik der frueburgerlichen Revolution. — Leipzig, 1973).)) крайне неудачно. В особенности это заметно на изображении фигуры великого князя: кисти рук как бы “приклеены” к рукаву, вся правая рука, короткая, с сильно опущенным плечом, выглядит неестественной.

Гравюра изображает великого князя в интерьере, развернутом на угол (прием, обычный для художников немецкого Возрождения (Этот прием употреблялся с первой половины XV в. (Конрад Вид) вплоть до Дюрера. Близкая аналогия — “Св. Иероним в келье” мастера CD 1520 г. за издания Хальберштадской библии 1522 г. (Eichenberger W. Deutsche Bibeln von Luether.— Hamburg, 1977).)), очень декоративном (колонки, фланкирующие композицию, напоминают античные амфоры). Растительный орнамент, украшающий их (Композиции с центральным персонажем, оформленные растительными мотивами, также обычны для искусства немецкого Возрождения (Jahn J. Lucas Cranach als Graphiker. — Leipzig, 1955).), повторяется на изогнутой спинке кресла государя (Орнамент сходен с аналогичным на гравюрах страсбургских художников Бальдунга Грина и Ганса Вайдитца в серии гербов знатных фамилий Германии.). Его боковые стенки украшены головами дельфинов, как к на типографской марке издательства Опорина. В изображении деталей присутствуют некоторые итальянизмы. Композиция в целом неудачна: размеры интерьера слишком малы для находящейся в нем человеческой фигуры. Пейзаж дальнего плана характерен для немецких художников эпохи Возрождения: особенно показательно изображение леса на дальнем плане в виде множества крохотных деревьев с округлыми кронами и на ближнем — с кронами в форме дубового листа (Аналогии — “Рыцарь со знаменем” 1520 г. лейпцигского мастера, “Мучения десяти тысяч” А. Дюрера (Кабинет гравюр в Берлине).).

Через пять лет (в 1556 г.) тот же Опорин в Базеле подготовил издание “Записок” в более расширенном виде. Дополнения Герберштейна, на которые уже обращали внимание исследователи “Записок” X. Аделунг, А. И. Малеин, В. Ляйч и др., отмечены и в настоящем издании. В основном они касались новейших событий в Венгрии, титулатуры русского великого князя-царя, равно как и версии о происхождении русских, т. е. самых острых в середине XVI века вопросов международной жизни Центральной и Восточной Европы. Герберштейн в трактовке всех этих вопросов заботился о том, чтобы его роль в принятии новой титулатуры главы Русского государства выглядела минимальной. Были сделаны и дополнения более развлекательного характера — о чудесном спасении польского шляхтича, о диковинных зверях в Великом княжестве Литовском — буйволе и зубре. Все эти дополнения были адресованы преимущественно польскому читателю и навеяны практикой дипломатической деятельности Герберштейна в Короне Польской после его поездок в Moсквy, и в том числе недоброжелательным и недружелюбным приемом посла на сейме в Пётркуве в 1552 г., о чем он подробно написал в своей “Автобиографии”. [366]

Базельское издание состояло из посвящения И. Опорина Дан. Мауху, секретарю Франческо Скары, прибывшему в Москву в июле 1526 г., посвящения Герберштейна эрцгерцогу Фердинанду, инструкции последнего от 1 февраля 1526 г., похвальных стихов в честь автора “Записок”, в основном повторявших те же, что были в издании 1549 г., но пополненных стихотворением Йог. Розинуса в честь Г. Вернера. После этих ненумерованных страниц следовали иллюстрации, порядок которых в экземплярах отечественных библиотек варьируется, хотя набор их одинаков: портрет Василия III с датой 1551 г., иногда здесь помещалась карта “Московии” 1549 г. (Научная б-ка МГУ им. А. М. Горького). За обращением Герберштейна к читателю (вклинившемуся в иллюстрации) следовали гравюры, восходившие к “Триумфу Максимилиана” Г. Бургмайра: обучение Герберштейна, триумфальное шествие, выход в поход, посвящение в рыцари, а вслед за ними карта лесной “Московии” (модификация карты 1549 г.), под которой располагались изображения зубра и бизона, сама карта 1549 г. (не во всех экземплярах) и, наконец, план Москвы.

Текст “Записок” занимал нумерованные страницы 1—153, а в конце снова появились гравюры на дереве: на с. 154 — уменьшенное изображение трех всадников; на с. 155 наверху — Герберштейн в санях, внизу — всадник с оседланной лошадью; на с. 156 — всадник с оседланной лошадью, на с. 156 — дорожная утварь (в экземпляре б-ки МГУ есть отличия). Затем на с. 157—172 следует сочинение Павла Йовия Новокомского. Книга завершается циклом похвальных стихов почитателей Герберштейна и Вернера и сочинением последнего:

И. Л. Брассикан посвятил свои вирши Г. Вернеру (с. 173), Сигизмунд Торда Гелойский — Герберштейну (с. 174—176), Герберштейн — Вернеру (с. 177), после этого читатель мог познакомиться с самой поэмой Г. Вернера “Об удивительных водах Венгрии” и еще одним поэтическим циклом: стихотворением И. Л. Брассикана — Герберштейну, анонимной (А. И. Малеин приписывает ее тому же И. Л. Брассикану) поэмой “Феникс, или плач Австрии вследствие смерти несравненной героини, государыни Анны, королевы квиритов, паннонцев и чехов”, стихотворением Брассикана “Посольства С. Герберштейна, вольного барона в Герберштейне” (с. 201), еще одной анонимной поэмой “Разговор Сигизмунда и смерти” (С. 202—205) (Некоторые из приложений переведены А. И. Малеиным.). Приложения замыкает синхронная родословная (в виде древа и в виде таблицы с надписями) европейских (австрийских, русских, польских и литовских) государей с посвящением И. Л. Брассикану (с. 206—207) (Таблица впервые была опубликована в 1548 г. при жизни Брассикана.), на с. 208 — герб Герберштейна и на ненумерованных (но соответствующих 209—224) — индекс.

Как показывает перечисление составных частей книги, Герберштейн и его окружение воспринимали “Записки” в тесной связи с венгерскими событиями, а посему считали вполне уместным помещение в приложениях сочинений, посвященных этой стране. Состав “конвоя” “Записок” в издании 1556 г. свидетельствует об идейной близости Герберштейна с придворным австрийским историографом Вольфгангом Лацием. В своих “Декадах” и “Комментариях к австрийской генеалогии”, “Печальном плаче (по случаю) кончины...Анны, первой жены Фердинанда... произнесенном 12 февраля 1547 г.”, он ставил своей целью прославить дом Габсбургов, при этом особо подчеркивал деятельность своего государя по собиранию земель, и в том числе [367] активность Фердинанда по отношению к Венгрии. Те же идеи четко просматриваются и в приложениях к “Запискам” Герберштейна в издании 1556 г.

Думается, это не случайно. Скорее всего, издание 1556 г. осуществлялось под непосредственным наблюдением Лация. Подтверждением этого можно считать включение в издание 1556 г. (на л. 111—112) зеркальных изображений буйвола и зубра, впервые переданных Лацием в своеобразной зооэнциклопедии К. Гесснера в 1552 г. (Оригинальные гравюры, изготовленные польским мастером в 1541г., были воспроизведены лишь в немецком издании “Московии” в 1557 г. В изданиях же К. Геснера, который получил эти изображения при посредничестве В. Лация, их гравировал К. Фрошовер. Они же были воспроизведены и в базельском издании 1556 г. (Nehring A. Die Herberstein'schen Abbildungen des Ur und des Bison. Landwirtschaftliche. Jahrbuecher. — Berlin, 1896. — Bd. 25. — S. 917—918, 921, 929; Harrauer, S. 143— 144; Gesner К. Tabula cum imaginibus horum animalium. — Zurich, 1552). Позднее гравюры повторены: Gesner К. Ikones animalium quadrupedum. — Zuerich, 1553. — Appendix. — P. 60, 63; Idem. Historia animalium. — Zuerich, 1554. — Appendix. — P. 2—3; Braun G. Theatrum orbis terrarum. — Koeln, 1588. - Bd. II. — Taf. 47.). Эти гравюры традиционны: изображение строится по принципу композиций миниатюр в средневековых бестиариях. Воспроизведение этих гравюр в издании 1556 г. отражает всеобщий интерес к эмпирическим исканиям, свойственный XVI в., и книга Герберштейна, пополненная этими гравюрами, служила как бы своеобразным учебником для современников.

На гравюре “Герберштейн в санях” художник создал как бы собирательный образ России с характерным пейзажем: бескрайние снежные равнины, река, селение с церковью, правда, больше похожей на католический костел (такой, как в нюрнбергской хронике Г. Шеделя, иллюстрированной М. Вольгемутом и В. Плейденвурфом в 1493 г.), горы на горизонте, “покрытые снегами и льдом” (также напоминающие Альпы), жители в санях и на лыжах, одетые в кафтаны с заткнутыми за пояс полами.

Новинкой была и лесная карта, выполненная на основе карты 1549 г. В ее обрамлении широко использованы все хиршфогелевские мотивы — воины, дорожная утварь, туры и зубры. На верхнем поле на фоне ледяных гор изображены путешествия Герберштейна на санях, а также на кораблях (в Испанию) и в коче (в Венгрию). Очевидно, художник придерживался очень строго того иллюстративного комплекса, который был создан А. Хиршфогелем накануне первого издания “Записок”, и был совершенно несамостоятелен.

Третьим иллюстративным пополнением издания 1556 г. был план Москвы. К середине XVI в. такого рода графические изображения городов давно перестали быть редкостью. Еще в конце XV в. городские планы создавали в Италии, прежде всего во Флоренции (в 1482 г. план Флоренции изготовил Фр. Роселли, около 1500 г. — Лукантонио дели Уберти) (Kunst der Reformationszeit. — Berlin, 1983. — S. 173—174, 286—287.). Себ. Бехайму принадлежал план осады Вены в 1529/30 г., вид Вены с птичьего полета — Никласу Мельдеману. Несколько позднее, в 1547 г., были созданы и планы Вены. Автором одного из них был А. Хиршфогель, а другого — Бон. Вольмут (Die Quellen der Geschichte Oesterreichs. — Wien, 1982/Hrsg. von E. Zoellner. — S. 69. Ср.: Camesina. Plan der Stadt Wien von 1547, vermessen u. erlaeut. von Aug. Hirsvogel. — Wien, 1863; Oberhummer E., Wieser Fr. Wolfgang Lazius. Karten der oesterreichischen Lande und des Koenigreichs Ungarn aus den Jahren 1545 bis 1563. — Innsbruck, 1906; Banfi F. Maps of Wolfgang Lazius in the Hall Tree Library in Jenkintown//Imago mundi. — 1960. — Т. XV. — S. 52—61; Bernleithner E. Die Entwicklung der Kartographie in Oesterreich//Berichte zur deutschen Landeskunde. — Bad Godesberg. — 1959. — Bd. 22. — Hf. 2; Historischer Atlas des Wiener Stadtbildes/ /Hrsg. von М. Eisler. — Wien, 1919. — Т. 3—4. S. 8—12.). При всем [368] различии всех вышеназванных планов их роднит нечто общее — ясное представление о перспективе, сравнительная точность в передаче городской застройки, высокое профессиональное мастерство. Следов последнего на плане Москвы, виде с птичьего полета, в левом верхнем углу которого располагается герб Герберштейна, обнаружить не удается. Манера изображения крайне примитивна и архаична. Она не имеет ничего похожего ни с одним из планов других европейских городов. Пожалуй, наибольшую близость обнаруживает этот план с планом той местности, которую описывал Г. Вернер в своем сочинении, приложенном к “Запискам” 1556 г. Немецкое издание его книги, предпринятое в 1557 г. (ЛГУ. — F. III. 882), снабжено столь же примитивным планом, как и план Москвы. Думается, что к изготовлению плана русской столицы (Составление плана Москвы специалистам представляется загадочным (Кеuning J. XVI-th Century Cartography in the Netherlands: mainly in the Northern Provinces//Imago mundi. — 1952. — Т. IX. — P. 55).) приложил руку сам Герберштейн, передавший Вернеру план описанного им загадочного озера.

Герберштейн не имел навыков рисования. Поэтому план Москвы крайне примитивен. Соборы в Кремле выглядят скорее романскими базиликами, нежели православными храмами, они низки и приземисты, вместо куполов — сводчатые округлые крыши. Это, пожалуй, попятно, если учесть, что план изготавливался через 30 лет после посещения страны — от неспециалистов трудно ожидать лучшего запоминания архитектурных форм. Жилые дома на плане двухэтажные с наружной лестницей, ведущей на второй этаж, стиль же изображения отчасти напоминает стандартный стиль чертежей XVI в. (например, Лондона конца XVI — нач. XVII в. (Фрагмент этого плана см.: Hanse in Europa. Bruecke zwischen den Maerkten 12. bis 17. Jahrhundert. — Koln, 1973. - S. 119.)). Плотность застройки на плане также больше соответствует плотности застройки других европейских столиц, нежели Москвы, ведь сам Герберштейн писал о наличии садов около домов. Такие сады видны даже на “Петрове чертеже” “Кремлена-града” начала XVI в. Облик города в целом на герберштейновском плане весьма далек от подлинного. Лишь некоторые реалистические детали — общая схема расположения Москвы в устье р. Неглинной при ее впадении в р. Москву, водяные мельницы на Неглинной, некоторые намеки на реальный рельеф будущей Красной площади, наплавной мост у Беклемишевской башни, речные суда и лодки, изображенные на реке ниже моста, легко узнаваемая Грановитая палата, формы которой ближе глазу европейца, нежели православные храмы, колокольня Ивана Великого и главные храмы Кремля — Успенский, Благовещенский, Архангельский, не имеющие, правда, сходства с реальным, Троицкое подворье — признаки, указывающие, что график имел в виду именно столицу Руси, а не какой-либо иной город.

При отсутствии других изображений Москвы герберштейновский план получил отдельную от “Записок” и весьма долгую жизнь. Он был воспроизведен на карте И. и Л. Деутекумов 1562—1572 гг., правда, лишь в качестве врезки. Позднее включенный в описание городов Европы, составленное голландцем (жившим в Кельне) Г. Брауном (Бруином, 1541—1622), план Москвы был неоднократно заново гравирован с различными дополнениями, искаженно передававшими топографию города; Фр. Хогенбергом, возможно также мехельнцем Симоном Новелланусом, антверпенцем Георгом Хофнагелем и, наконец, Георгом Хогенбергом. План неизменно включался в издания Брауна конца XVI — первой трети XVII в. и благодаря этому стал доступен [369] многим поколениям читателей (только в 70-е годы XVI в. “Атлас” Брауна вышел 4 раза — в Антверпене в 1575—1576 гг. и в Кельне в 1574, 1576, 1577 гг.) (Об этих изданиях см.: Враская О. Б. Отечественные города в гравюре (кроме Москвы и Ленинграда)//Фонд гравюр как источник изучения архитектуры русских городов: Сб. трудов. — Л, 1978 — С. 103—131; Keuning J. The “Civitates” of Braun and Hogenberg//Imago mundi. — 1963. — Т. XVIII. — P. 41—45.). Копия гравюры Г. Хогенберга была изготовлена в Италии между 1580 и 1600 гг. Матт. Флорини (Васhmann Fr. Die alten Staedtebilder. Ein Verzeichnis der graphischen Ortsansichten von Schedel bis Merian. — Leipzig, 1939. — S. 281—283. — N 675.).

Однако в конце XVI — начале XVII в. план, производивший невыгодное впечатление из-за своей, архаичности, больше дезориентировал читателя, нежели просвещал его.

В целом, завершая рассмотрение издания 1556 г., можно сказать, что оно, задуманное как парадное и богато украшенное, по качеству гравюр значительно уступало изданию 1549 г. В качестве инициалов использовались заставки с жанровыми сценками на античные сюжеты, совершенно не связанные с текстом книги.

Следующее издание (в Антверпене, в 1557 г.) было латинским, оно предпринято, вероятно, по инициативе К. де Шепера, который еще в 1551 г. сетовал на многочисленные типографские ошибки и некрасивый шрифт первого венского издания и предлагал издать книгу в исправленном виде в Антверпене. Впрочем, Хр. Харрауэр, [370] обнаружившая письмо Шепера в архиве Герберштейна, сомневается в этом. Смерть Шепера воспрепятствовала осуществлению его замысла в полном виде. Антверпенское издание снабжено лишь картой. В большинстве экземпляров, хранящихся в советских библиотеках,— это все та же карта Хиршфогеля 1549 г. Ее помещали то в конце книги, то после обращения Герберштейна к читателю. Однако в экземпляре ЦГАДА перед титульным листом вклеена другая карта под названием: “Новейшее описание Московии, области Руссии”. Она лишена указаний на автора и выходных данных. Судя по ее поразительному сходству с картой Дженкинсона 1562 г., это скорее всего некоторая модификация последней. Отсечена восточная часть (восточное надписи о Золотой бабе и “Китайского” озера) и южная (исключена большая часть Каспийского и Азовского морей и Кавказ). Вторичность карты антверпенского издания 1557 г. по отношению к карте Дженкинсона убедительно доказывается расположением надписи SAMOYEDA. Если у Дженкинсона она написана в строку, то на “карте 1557 г.” не уместившаяся в связи с сокращением площади последняя буква “А” написана внизу. При необычайном сходстве шрифтов в них все же имеются отличия, в особенности в заглавных буквах. Несколько иначе расположены надписи Morzovetz и Mezena. Имеются особенности в изображении растительности, животного мира (вместо медведей изображены олени), шатров, “великого императора” Ивана Васильевича и т. д. Несомненно, это связано с подгонкой материала карты Дженкинсона к тексту “Записок” Герберштейна, в ходе которой исчезли и градусная сетка, и восточная и южная части карты, но появилось обозначение Северного полярного круга.