Процесс производства и процесс обращения как моменты обращения капитала 6 страница

Уже из того, что затраты капиталиста состоят из труда, Мальтус мог бы понять, что дело тут нечисто. Предположим, что ß часов представляют собой необходимое рабочее время; А и В — два парня, каждый из которых работает на самого себя, но которые обмениваются друг с другом. А работает 6 часов, В — 12 часов. Если теперь А хочет съесть те 6 часов, на которые В проработал больше, чем А, хочет потребить продукт 6 добавочных часов, которые проработал В, то он не может ему дать ничего, кроме 6 часов живого труда, предположим, следующий рабочий день. Итак, В имеет продукт, равный 6 рабочим часам, сверх того, что имеет А. Предположим теперь, что при этих обстоятельствах он вообразил себя капиталистом и вовсе перестал работать. Тогда на третий день, для того чтобы получить от А б часов живого труда, ему нужно было бы только отдать за них свой накопленный продукт, равный 6 часам, и как только он совершил бы этот обмен, ему при­шлось бы или снова самому приняться за работу, или умереть с голоду. Но если В будет продолжать работать для А по 12 ча­сов, а А будет продолжать работать 6 часов для себя и 6 часов для В, то они будут обменивать друг с другом точно по 12 часов.

Естественная стоимость товара, говорит Мальтус, заклю­чается в том, что она при обмене снова дает своему владельцу ту же самую способность производства и накопления. Его товар состоит из двух количеств труда: из некоторого количества накопленного труда плюс некоторое количество непосредствен­ного труда. Следовательно, если он обменивает свой товар на некоторый другой товар, который содержит точно такое же количество совокупного труда, то его способность к произ­водству и накоплению, по меньшей мере, осталась той же самой, одинаковой. Однако она возросла, так как некоторая часть непосредственного труда ничего не стоила владельцу товара, а он ее все-таки продает. Но Мальтус приходит к заключению, что то количество труда, из которого состоит товар, представ­ляет собой только оплаченный труд и, следовательно, равно сумме заработной платы, т. е. что заработная плата является измерителем стоимости товара. Если бы все количество труда, содержащееся в товаре, было оплачено, то доктрина г-на Маль­туса была бы правильной, но столь же правильно было бы и то, что его капиталисту не пришлось бы делать никаких «затрат труда» и что он совершенно утратил бы свою «способность к накоплению».

Откуда возьмется прибыль, если не будет дарового труда? Да, думает г-н Мальтус, [прибыль есть] заработная плата за накопленный труд. Но так как выполненный труд перестал работать, то прекратилась его связь с заработной платой. Правда, продукт, в котором он существует, мог бы снова быть обменен на живой труд. Предположим, что этот продукт равен 6 рабочим часам; тогда рабочий отдавал бы 6 живых рабочих часов, а получал взамен затраты, выполненные в течение 6 ра­бочих часов у капиталиста, который, таким образом, не подвинулся бы ни на шаг вперед. Живой труд очень скоро завладел бы его мертвым трудом. Мальтус же приводит такой довод: так как «никакой иной предмет не может представлять данное количество труда», то естественная стоимость товара состоит из того «количества труда, которым распоряжается товар, а не из количества какого-либо иного товара». Это означает, что данное количество труда может быть представлено только некоторым количеством живого (непосредственного) труда. В действительности не только не «никакой иной», но каждый предмет может представлять данное количество труда, а именно — каждый такой предмет, в котором содержится то же самое количество труда. Но Мальтусу хочется, чтобы содер­жащееся в товаре количество труда измерялось, было бы равно не тому количеству живого труда, которое он может привести в движение, а тому количеству оплаченного труда, которое он приводит в движение.

Предположим, что товар содержит в себе 24 рабочих часа. Мальтус полагает, что капиталист на этот товар может купить 2 рабочих дня; если бы капиталист полностью оплачивал труд, или если бы количество выполненного труда было равно коли­честву оплаченного живого труда, то при помощи 24 рабочих часов выполненного труда капиталист мог бы купить только 24 рабочих часа живого труда, и его «способность к накопле­нию» исчезла бы. Однако капиталист оплачивает рабочему не рабочее время, не количество труда, а только необходимое рабочее время, заставляя его остальное время работать даром. Поэтому при помощи 24 часов проработанного рабочего вре­мени он, быть может, приведет в движение 48 живых рабочих часов. Поэтому в действительности одним часом выполненного труда капиталист оплачивает два часа живого труда и в резуль­тате этого выигрывает при обмене 100%. Стоимость его товара теперь равна 48 часам, но отнюдь не равна заработной плате, на которую был обменен товар, и не равна той заработной плате, на которую он вновь будет обменен. Если капиталист будет продолжать [расширять дело] в той же пропорции, то за 48 часов выполненного труда он купит 96 часов живого труда.

Положим, что не существует никакого капиталиста, но непосредственные рабочие, обменивающиеся друг с другом, работают больше, чем это необходимо для жизни, так как они также хотят накоплять и т. д. Назовем заработной платой ту часть труда, которую рабочий выполняет для того, чтобы про­жить, а прибылью — то прибавочное время, которое он работает в целях накопления. Тогда стоимость его товара равнялась бы совокупному количеству содержащегося в нем труда, равнялась бы общей сумме живого рабочего времени, но отнюдь не рав­нялась бы той заработной плате, которую он сам себе выдал, или той части товара, которую он должен был бы воспроизво­дить, для того чтобы прожить.

Так как стоимость товара равна определенному количеству труда, говорит Мальтус, то она равна количеству содержащегося в нем необходимого труда (т. е. заработной плате) и не равна общей сумме труда, содержащейся в товаре; его целое равно его части. [VI—6] Но «способность к накоплению» возникла у рабо­чего, очевидно, только потому, что он работал больше, чем это было необходимо для того, чтобы выплатить самому себе зара­ботную плату. Если бы определенное количество живого рабо­чего времени было равно тому времени, которое необходимо рабочему, чтобы прожить, то определенное количество живого труда равнялось бы произведенной им заработной плате, или заработная плата была бы в точности равна живому труду, приводимому ею в движение. Если бы это имело место, то, ра­зумеется, капитал был бы немыслим. Если рабочий за все свое рабочее время не может произвести ничего, кроме заработной платы, то при всем желании он не может выжать для капитали­ста ни гроша. Собственность есть плод производительности труда.

«Когда труда каждого человека хватает лишь на его собственное содержание, то каждый является рабочим; собственность при таком поло­жении вещей невозможна. Если труд одного человека может содержать пятерых, тогда на одного занятого в производстве человека будет прихо­диться четыре праздных человека» (Ravenstone. [Thoughts on the Funding System, and its Effects. London, 1824, стр. 11]).

Мы видели выше, как мудрствующее глубокомыслие Маль­туса выражалось в чисто ребяческих вычислениях. Впрочем, в их основе лежала доктрина о том, что стоимость труда по­стоянна и что заработная плата конституирует цену. Так как норма прибыли на совокупный капитал может быть выражена как такая же норма на соответственную часть капитала, кото­рая представляет заработную плату, то Мальтус утверждает, что эта соответственная часть конституирует и определяет цену. И здесь подобное же глубокомыслие. Он полагает, что если товар а равен количеству x другого товара, то это ведь не может означать ничего иного, как то, что товар а равен x живого труда, ибо только труд может представлять труд. Отсюда Мальтус заключает, что товар а равен тому количеству наемного труда, которым он может распоряжаться, и что по­этому стоимость труда постоянна, так как она всегда равна тому товару, которым труд приводится в движение. Суть дела состоит просто в том, что количество живого труда и количество наемного труда у Мальтуса совпадают, а также в том, что он полагает, будто каждая соответственная часть наемного труда действительно оплачена. Но x живого труда всегда может быть равно (а в качестве наемного труда всегда равно) x - у необходимого труда (заработной платы) + у прибавочного труда. Поэтому x мертвого труда может привести в движение x - у необходимого труда (заработная плата) + у прибавоч­ного рабочего времени; т. е. мертвый труд всегда приводит в движение настолько больше живого рабочего времени, сколько прибавочных рабочих часов сверх необходимых содержится в x рабочих часах.

Наемный труд всегда состоит из оплаченного и неоплачен­ного труда.

Следовательно, утверждение [Мальтуса], что стоимость труда постоянна, просто означает, что все рабочее время яв­ляется необходимым, т. е. производящим заработную плату рабочим временем. Не существует прибавочного рабочего вре­мени, но все же существуют «способность к накоплению» и капитал. Так как заработная плата всегда равна данному количеству труда, а именно количеству живого труда, приво­димому ею в движение, и это есть то же самое количество труда, которое содержится в заработной плате, то стоимость труда постоянна, ибо она всегда равна данному количеству труда в овеществленном виде. Понижение и повышение заработ­ной платы поэтому вызывается понижением и повышением цены товаров, но не стоимости труда. Получает ли рабочий 8 шил­лингов серебром в неделю или 16, это вызвано только тем, повысилась или понизилась цена шиллинга, однако стоимость труда осталась той же самой. В обоих случаях рабочий за не­делю живого труда получает неделю выполненного труда. Г-н Мальтус доказывает это следующим образом:

«Если бы для добывания земных плодов применялся один только труд без капитала, то большая легкость добывания одного их вида по сравнению с другим, без сомнения, не изменила бы стоимости труда или меновой стоимости всего продукта, полученного в результате определенного коли­чества усилий» [цит. соч., стр. 33].

Это означает только то, что каждый товар независимо от его количества определяется содержащимся в нем трудом, хотя этот последний в зависимости от степени его производительности в одном случае выразится в большем количестве потребитель­ных стоимостей, а в другом случае — в меньшем.

«Мы, без всякого колебания, должны признать, что разница состояла в дороговизне или дешевизне продукта, а не труда» [там же].

Мы сказали бы, что труд более производителен в одной отрасли, чем в другой, или что продукт требует больше или меньше труда. О дороговизне или дешевизне труда мы не могли бы говорить, поскольку не существовало бы наемного труда, и поэтому час непосредственного труда всегда распоряжался бы часом овеществленного труда, что, конечно, не помешало бы одному часу быть более производительным, чем другой час. Но все же, поскольку мы отличаем часть труда, необходимую для существования непосредственных рабочих, от их приба­вочного труда — а когда вообще определенные часы дня пред­ставляют собой прибавочное рабочее время, это равносильно тому, что каждая соответственная часть рабочего времени состоит из некоторой части необходимого и прибавочного труда, — то нельзя было бы утверждать, что стоимость труда, т. е. заработная плата, та часть продукта, которая обмени­вается на необходимый труд, или та часть совокупного труда, которая затрачивается на необходимый продукт, является постоянной. Вместе с производительностью труда изменяется та часть рабочего времени, которая воспроизводит заработную плату; следовательно, стоимость труда, т. е. заработная плата, постоянно изменялась бы вместе с производительностью труда. Заработная плата по-прежнему измерялась бы определенной потребительной стоимостью, а так как меновая стоимость этой последней постоянно изменяется вместе с различной произво­дительностью труда, то заработная плата, или стоимость труда, изменялась бы. Стоимость труда вообще предполагает, что живой труд не равен своему продукту, или — что одно и то же — что его продают не как действующую причину, а как произведенный эффект. Утверждение, что стоимость труда постоянна, означает только то, что она всегда измеряется содержащимся в ней количеством труда.

В продукте может заключаться больше или меньше труда. Поэтому то большее, то меньшее количество продукта а может быть обменено на продукт b. Но количество живого труда, покупаемое продуктом, никогда не может быть больше или меньше представляемого им выполненного труда, так как определенное количество труда всегда есть определенное коли­чество труда, существует ли оно в форме овеществленного или живого труда. Поэтому когда взамен определенного количества живого труда дают больше или меньше продуктов, т. е. когда повышается или падает заработная плата, то это вызвано не тем, что повысилась или понизилась стоимость труда, так как стоимость определенного количества труда всегда равна тому же самому определенному количеству труда, — а это вызвано тем, что продукты потребовали больше или меньше труда и что поэтому большее или меньшее количество продуктов представ­ляет то же самое количество труда.

Стоимость труда остается, следовательно, постоянной. Изме­няется только стоимость продуктов, т. е. изменяется произво­дительная сила труда, а не его стоимость. В этом квинтэс­сенция теории Мальтуса, если можно назвать теорией такого рода плоские софизмы. Прежде всего, на продукт, который потребовал только половину рабочего дня, рабочий может жить, а следовательно и работать, целый день. Обладает продукт этим свойством или нет, зависит не от его стоимости, т. е. не от того рабочего времени, которое было на него затрачено, а от его потребительной стоимости, и тот обмен, который здесь имеет место между живым трудом и продуктом труда, не есть обмен между меновыми стоимостями, а их отношение основано, с од­ной стороны, на потребительной стоимости продукта, а с другой стороны, на условиях существования живой рабочей силы.

Если бы овеществленный труд обменивался на живой труд, то по законам меновой стоимости продукт, равный половине рабочего дня, мог бы купить тоже только половину дня живого труда, хотя рабочий мог бы на этот продукт прожить целый рабочий день; и если бы надо было купить целый рабочий день, то рабочий должен был бы получить целый рабочий день в виде продукта, на который он, согласно предположению, мог бы прожить два рабочих дня. Однако на основе капитала живой и осуществленный труд не обмениваются друг на друга как меновые стоимости, так, чтобы оба они были тождественны: чтобы одно и то же количество труда в овеществленной форме было стоимостью, эквивалентом того же самого количества [VI—7] труда в живой форме. Но между собой обмениваются продукт и рабочая сила, которая сама является продуктом. Рабочая сила не равна тому живому труду, который она может осуществить, тому количеству труда, которое она может вы­полнить, — это ее потребительная стоимость. Рабочая сила равна тому количеству труда, посредством которого она сама должна быть произведена и может быть воспроизведена. По­этому продукт фактически обменивается не на живой труд, а на овеществленный труд, на труд, овеществленный в рабочей силе. Живой труд сам является той потребительной стоимостью, которой обладает меновая стоимость, купленная владельцем продукта, и как много или как мало этого живого труда он получил сверх того, что он израсходовал в форме продукта на рабочую силу, — это зависит от количества живого труда, оплаченного рабочему в его продукте.

Если бы определенное количество труда обменивалось на другое количество труда, будь то в форме овеществленного или живого труда, то, разумеется, каждое количество труда было бы равно самому себе, а его стоимость была бы равна его коли­честву. Поэтому продукт половины рабочего дня мог бы купить только половину рабочего дня. Но тогда фактически не суще­ствовало бы никакой заработной платы и никакой стоимости труда. Труд не обладал бы никакой отличающейся от его про­дукта или от эквивалента его продукта стоимостью, никакой специфической стоимостью, а именно она и конституирует стоимость труда, заработную плату.

Итак, из того, что определенное количество труда равняется определенному количеству труда, т. е. из того, что определенное количество труда равно самому себе, из того великого откры­тия, что определенное количество есть определенное количество, г-н Мальтус делает вывод, что заработная плата постоянна, что стоимость труда постоянна, а именно равна тому же самому количеству овеществленного труда. Это было бы правильно, если бы живой и накопленный труд обменивались друг на друга как меновые стоимости. Но тогда не существовало бы ни стои­мости труда, ни заработной платы, ни капитала, ни наемного труда, ни исследований Мальтуса. Все эти категории основаны на том, что живой труд по отношению к труду, накопленному в виде капитала, выступает как потребительная стоимость, а живая рабочая сила — как меновая стоимость. Мальтус спокойно продолжает:

«То же самое имеет место, если в исчисление стоимости привходят капитал и прибыль и изменяется спрос на труд» [там же, стр. 33].

Здесь заложена вся премудрость. Когда привходят капитал и прибыль, привходит то, что покупается живая рабочая сила и поэтому меньшее количество накопленного труда обмени­вается на большее количество живого труда. Вообще для подоб­ного глубокомыслия характерно, что капитал, который полагает наемный труд, впервые превращая труд в наемный труд, а рабо­чую силу — в товар, своим привхождением не вносит ника­ких изменений в использование стоимости труда, так же как и в использование стоимости накопленного труда. Согласно Мальтусу, капитал, который представляет собой специфи­ческую форму отношения труда к своему продукту и к его стоимости, «привходит», ровно ничего не изменяя. Это все равно, как если бы он сказал, что в государственном строе Римской республики ничего не изменилось после появления, «привхо-ждения» императоров.

Мальтус продолжает:

«Если имеет место повышение оплаты рабочих без увеличения коли­чества продукта, то это возможно только при уменьшении прибыли... Для того чтобы получить некоторое определенное количество продукта, необходимо такое же количество труда, как и раньше, но поскольку умень­шилась прибыль, стоимость продукта понизилась, в то время как это умень­шение прибыли по сравнению со стоимостью заработной платы в точности уравновешивается увеличением количества труда, необходимого для производства возросшего количества продукта, причитающегося рабочему, причем стоимость труда остается прежней» (стр. 33, 34).

Согласно предположению, продукт содержит в себе такое же количество труда. Но его стоимость будто бы уменьшилась, потому что упала прибыль. Но если содержащееся в продукте рабочее время осталось прежним, каким образом могла упасть прибыль? Если заработная плата повышается, в то время как совокупное время остается прежним, — повышается не из-за временно действующих причин, например из-за того, что кон­куренция благоприятна для рабочего, — то это означает, что упала производительность труда, что необходимо большее количество времени для воспроизводства рабочей силы, что, следовательно, более значительная часть живого труда, при­водимого в движение капиталом, приходится на необходимое время и менее значительная часть — на прибавочное время. Оставим пока эти тонкости. Только для полноты приведем еще следующее заключительное место из Мальтуса:

«В противоположном случае имеет место обратное: рабочему причита­лось бы меньшее количество продукта, а прибыль возросла бы. Стоимость данного количества продукта, созданного при помощи того же самого количества труда, как и раньше, возросла бы в результате возрастания прибыли, в то время как это возрастание прибыли по сравнению с заработ­ной платой рабочего было бы уравновешено меньшим количеством труда, необходимым для получения уменьшившегося количества продукта, при­читающегося рабочему» (там же, стр. 35).

То, что Мальтус в этой связи, в качестве вывода из своего принципа, говорит о денежных ценах в различных странах, следует рассмотреть впоследствии.