Аристотель об античной собственности

«Архонт сейчас же по вступлении в должность,— пишет Аристотель, характеризуя государственное устройство Афин,— первым делом объявляет через глашатая, что всем предоставляется владеть имуществом, какое каждый имел до вступления его в должность, и сохранять его до конца его управления»[153].

В сущности, то же самое мы наблюдаем и в Риме. Иначе говоря, частное владение каждый раз требует особого подтверждения со стороны высших представителей государства и все время остается под его неусыпным контролем.

Правда, контроль этого владения, как правило, был формален, поэтому фактическое распоряжение принадлежит все же частному лицу, но там, где дело касалось рабов, надзор за ними так до конца и остается общим делом полиса. Общим делом полиса становилось и управление чьим-либо имуществом там, где человек впадал в безумие или нарушались общественные нормы.

Законы XII таблиц

Если человек впал в безумие, то пусть власть над ним самим и над его имуществом возьмут его агнаты или его сородичи.

...расточителю воспрещалось управление принадлежащим ему имуществом.

Закон XII таблиц повелевает безумному и расточителю, на имущество которых наложено запрещение, стоять на попечении их агнатов.[154]

Все это приводит к мысли о том, что частная собственность никогда не была до конца частной, и собственник по существу являлся лишь исполнителем общественной функции управления частью совокупного ресурса социума.

Маркс об античной собственности

«...Граждане государства лишь сообща владеют <...> своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной собственности. Это — совместная частная собственность активных граждан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту естественно возникшую форму ассоциации».^[155]

Другими словами, античная община превращается в своеобразную артель, где свои роли достаются каждому сословию, и все они вместе цементируются единой целью. Именно это органическое корпоративное единство, вопреки всем противоречиям, разделяющим классы, и ведет к политическому компромиссу, которое реализуется в демократических преобразованиях греческих государств и в истории Рима.

Но и во все последующие времена общество сохраняло контроль над своими богатствами. Поучительным примером, близким к нашему времени, может служить история Людвига II, короля Баварии (1845–1886), который вошел в историю как «сказочный король» благодаря построенным им замкам. Самым знаменитый из них – Нойшванштайн.

Известно, что он унаследовал сумасшествие своей матери. Но до тех пор, пока ему не пришло в голову продать свою Баварию, где никто не желал его понимать, а взамен купить необитаемый остров, без придворных, без совета министров, без конституции, без этикета, без надоевших непонимающих лиц, его подданные мирились со странностями своего короля.

Он даже поручил директору государственных архивов объездить все Гималаи, побывать на Крите и Кипре, в Канаде и в Крыму. Несчастный король везде искал свой заповедный уголок, но так и не нашел его.

Тем временем в Берлине начали всерьез опасаться за состояние здоровья Людвига, Германия усматривала в его существовании серьезную угрозу для себя. Летом 1886 года была созвана комиссия в составе четырех весьма уважаемых в то время психиатров. Врачи со всей ответственностью заявили, что Людвиг болен серьезно и неизлечимо. На государственном уровне было принято решение обеспечить безумному королю опеку и назначить в Баварии регента.

Характеристика предпринимателя

Итак, собственность – это не пассивное состояние субъекта права, но прежде всего специфический род деятельности. Но если так, как и любая другая деятельность, то она предполагает наличие определенных способностей.

Талант

Миссия предпринимателя – это результат все той же диверсификации форм совместного жизнеобеспечения и дальнейшего разделения интегральной функции социальной самоорганизации и самоуправления. Поэтому, как и всякий другой род занятий, определение режима функционирования любой части общественного достояния требует от человека особых талантов. Однако далеко не каждый в развитой степени обладает тем, что требуется от собственника. Обломов — формальный обладатель известной части общественного богатства, но он не наделен ни склонностью, ни даром управления ею. Глубоким заблуждением является обывательское представление о том, что собственником, в том числе и крупным, способен быть любой.

Не будет преувеличением сказать, что талант, требуемый от субъекта собственности, столь же редок, сколь и талант художника, ученого, полководца. Поэтому крупное состояние, находящееся в личном владении,— вещь крайне редкая, кроме всего прочего, еще и по этой не всегда осознаваемой нами причине. Взглянем с несколько неожиданной стороны на статистику распределения промышленных предприятий.

 

Концентрация производства (%) на конец 1970 – начало 1980 гг.[156]

Страны	Размер предприятий по числу занятых
1–49	50–499	500–999	1000 и более	Всего
США	89,2	10,2	0,6	100,0
Япония	43,1	53,3	2,2	1,4	100,0
ФРГ	74,5	22,5	1,8	1,2	100,0
Франция	73,2	23,9	1,9	1,0	100,0
Великобритания	76,2	19,0	2,8	2,0	100,0
Италия	99,0	0,9	0,1	100,0

 

Поскольку речь идет о производствах, порождаемых частной инициативой, то градация их масштабов, кроме прочего, может свидетельствовать о градации предпринимательского таланта,— и обращение к этой стороне человеческой природы обнаруживает существование пределов ее способности концентрировать собственность в одних руках. Пределов, преодолеть которые способны лишь исключительно одаренные люди. Заметим к тому же, что подавляющая численность крупных и особо крупных предприятий находилась отнюдь не в личной, но в корпоративной собственности. Иными словами, повинуясь диктату все того же глубинного инстинкта самосохранения, органика социума препятствует неограниченной концентрации ресурсов его развития в неподходящих руках.

Система ценностей

Специфика обыденных представлений о личности предпринимателя состоит прежде всего в его демонизации, и это препятствует как пониманию его назначения в жизни социума, так и конструктивному диалогу между обществом и предпринимательским цехом. В отечественной литературе давно уже сложилось клише, восходящее к цитате, приведенной Марксом в I томе «Капитала».

Маркс о капиталисте: ^[157]

«Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы».

Оценка безусловно имеет свои основания, и все же полностью лишена рельефа, а потому – жизненной правды. Трезвое же осмысление личности предпринимателя требует отрешиться от излишней инфернальности традиционных воззрений. Недопустимо видеть в этом социальном типаже лишь «живодера-капиталиста», ради денег готового на все. Необходимо понять, что предпринимательство – это не исчадие зла, но специфическая разновидность социального творчества и общечеловеческой культуры. Поэтому и здесь, как и во всех других областях созидания, цель устремлений личности — отнюдь не деньги как таковые, но прежде всего общественное признание.

Стиль жизни. Роль денег

Кстати, долгое время предпринимателю чуждо направление значительной части своего дохода на самого себя. Стиль его жизни мало чем отличается от жизни окружающих.

Маркс о жизни предпринимателя: [158]

«До появления машинного производства фабриканты, сходясь по вечерам в трактирах, никогда не потребляли больше, чем стакан пунша за 6 пенсов и пачку табаку за 1 пенс. Лишь в 1758 г. увидели в первый раз — и это составило эпоху — «про­мышленника в собственном экипаже!»

Правда, здесь играют роль два фактора:

– необходимость первоначального накопления

– социальные ограничения.

Первый вынуждает предпринимателя экономить на всем, чтобы пускать деньги на расширение производства. Второй фактор связан с его положением в обществе. Как представителю «третьего сословия» ему не разрешается ношение одежды, которая принята в высшем свете, он не может позволить себе строительство дворцов и замков, содержание большого штата прислуги и т.д. И только с революционным подъемом, когда новый класс начинает ощущать себя хозяином жизни, положение меняется.

Строго говоря, гонорары (лучше большие, еще лучше огромные) отнюдь не чужды и мотивации художника или ученого; в этом отношении они ничем не отличаются от предпринимателя. В действительности собственно деньги в сфере экономики, как и в созидании иных культурных ценностей, представляют собой лишь один из критериев успеха, заменить собою все они не в состоянии нигде. Однако мало кому приходит в голову мерить признание человека искусства или науки лишь суммами, которые выплачиваются за полотна, или за тиражи изданий. Думается, что в случае жесткой альтернативы – «деньги или аплодисменты» и художник, и ученый выбрали бы второе, ибо признание – это прежде всего мера профессиональной свободы. Иными словами, весомый дополнительный ресурс, который открывает перед творческой личностью возможность преображения окружающей действительности по ее собственной выстраданной мерке.

Особенность бизнес-сферы состоит в том, что деньги здесь не род приятного «приложения» к общественному признанию лидера, но непосредственное воплощение и мерило сделанного им вклада. Однако видеть в них какую-то исключительную самоцель, значит, не увидеть решительно ничего, ибо измеренный ими успех – это все тот же ресурс дальнейших инноваций и все та же свобода творчества, что позволяет предпринимателю вносить в мир свои представления о гармонии.

Моральный облик

Предпринимательство – это совершенно особый род творческой деятельности, и, как любая ее разновидность, безусловно требует от своего субъекта известных талантов; в том числе нравственных. Поэтому недостаток последних заставляет вскипать возмущенный разум всех, кто служит ему простым средством. Но ведь нравственный потенциал необходим не только собственнику, но и служителю муз, вот только стереотипы общественного мнения таковы, что светлый гений одного a priori наделяется его преизбытком, злой демон другого – абсолютным дефицитом. Меж тем «ничто человеческое» не чуждо и искусству, и науке.

Оставим в стороне очевидное, чтобы сконцентрироваться на сути. Конечно же, лучше, чтобы обостренной совестью обладал каждый, но нет ничего более ошибочного, чем видеть первопричины всех зол в ее отсутствии, ибо многие из них обусловлены самой природой созидания. Любой культурный герой, независимо от сферы, в которой развивается и торжествует его талант, видит свое назначение не просто в порождении новой ценности, но в подчинении всех ее диктату, поэтому нет большего врага для господствующих эталонов и норм, чем он. Никакое творчество вообще невозможно без их отвержения; строго говоря, оно и порождается критическим отношением к абсолютам. В том числе (увы!) и к абсолютам морали. И все же на протяжении столетий общественное сознание легко мирилось с легендой о том, что Микеланджело умертвил натурщика, чтобы естественнее изобразить умирающего Христа, что Сальери отравил Моцарта... Ничто из этих мифологем не мешало относиться с уважением и к оставленному ими наследию, и к ним самим. А ведь, кроме легенд, есть и факты. Достаточно вспомнить о Р.Гуке, сделавшем великое множество открытий, которые составляют основу современной науки, но по разным причинам приписываются другим людям. В частности, именно он породил основную идею закона всемирного тяготения, но при этом даже был не упомянут в рукописи знаменитых «Начал»,[159] однако мы не спешим из-за этого мазать черной краской Ньютона.

Таким образом, в действительности моральный облик предпринимателя не выходит за пределы обычного. Больше того, он сам позиционирует себя как вполне добродетельного человека, который оказывает услуги обществу.

Основания для обвинений, конечно, существуют. Но во многом они существуют только благодаря отсутствию взаимопонимания, более того – простой готовности обеих сторон, общества и предпринимателя, понять друг друга и сделать шаг навстречу.

Но в любом случае решение коллизии между обществом и предпринимателем не в суверенизации собственника и не в экспроприациях собственности, но прежде всего в безусловном подчинении самого общества тем решениям, право принимать которые оно делегирует предпринимательскому цеху, и в столь же неукоснительном соблюдении последним пределов, которые оно устанавливает его свободе.

Справедливость такого положения вещей нередко осознается и самими собственниками — именно так рождаются меценаты и филантропы. В наши дни ярким примером подобного осознания является инициатива Билла Гейтса и Уоррена Баффета, которые принимают решение половину своего состояния направить на благотворительность. То же осознание движет владельцем одного из крупнейших в современной России холдинга.^[160]

Авторский взгляд

Новое время недаром называется Новым. Это не только другая культура, но и совершенно другой человек. Только с ним героическая личность, культурный герой расстается с идущим от древности самоощущением, согласно которому все то, чего достигает человек, далеко не в полной мере принадлежит ему. Источник его свершений лежит в какой-то иной природе, которая должна слиться с его собственной, чтобы придать ему силы.

Разумеется, это может (и должно) рассматриваться как новая фаза развития, и, подобно всему новому в развитии, как проявление прогресса, как несомненный позитив. Однако действительность чаще всего далека от наивных представлений о движении к добру и свету. Появление нового типа личности, которая воспринимает себя как результат собственных трудов, служения своим же талантом рождаемых ценностей, таит в себе угрозу для социума.

Выше говорилось о том, что культурный герой (независимо от сферы деятельности, в которой развивается и торжествует его талант) в такой же степени творец нового, в какой и ниспровергатель старого. Ему присуща (не всегда сознательная) готовность переступить через существующие нормы (включая и нормы права, и нормы нравственности) ради воплощения своего идеала, и стремящийся к абсолюту ригоризм. Все это делает творческую личность тем, от кого социум вынужден защищаться. Часто нет более страшной диктатуры, чем диктатура ценности, которая рождается ею.

Ведь если источником таланта являются высшие силы (иная ли природа, божественная ли благодать, дары ли залетных инопланетян), рожденная ценность не вполне принадлежат человеку, и культурный герой действует с постоянной оглядкой на что-то сохраняющее власть над ним самим. А значит, и принуждение всех остальных к тому, что кажется главным для него, в конечном счете может исходить только от этих же стихий. Но там, где единственным творцом остается сам человек, положение меняется. «Если Бога нет, значит, все позволено»,— говорят герои Достоевского, и это отпускает все «тормоза». Сама личность становится единственным мерилом своих идеалов, и, разумеется, в ее (единственно же верной!) системе мер они становятся абсолютными ценностями мира. Поэтому герою становится дозволенным вершить суд над своим обществом… и самому же исполнять вынесенный приговор.

К тому же учтем и другое: инструмент художника — это его краски, и нет ничего плохого в том, чтобы соскрести неудачно наложенный слой. Но есть и такие сферы творчества, где красками служат сами люди…

Словом, героическая личность, ради воплощения своих идеалов, не отдавая отчета никому, кроме себя, может стать палачом.