Как бы то ни было, научное знание, как мы видим, – это такая материя, по поводу которой люди вступают во взаимодействие и в общение. Это общение, как правило, носит специализированный характер и требует от его участников особой подготовки.
Таким образом, получаемое ученым знание о мире изначально, внутренне ориентировано на то, чтобы быть воспринятым другими.
При этом уже не существенно, насколько осознается такая ориентированность самим ученым, – ему не надо специально ставить перед собой такую цель, по крайней мере до тех пор, пока он занят собственно исследованием, а не изложением полученных результатов.
Такие свойства научного знания порождаются тем, что сам процесс его получения регулируется методологическими нормами, которые каждый ученый не должен придумывать для себя заново, а может усваивать в ходе своей профессиональной подготовки.
И, опять‑таки, коль скоро познание регулируется нормами, пусть даже нормами познавательными и методологическими, следование им или пренебрежение ими выступает и как акт морального выбора, предполагающий ответственность ученого перед своими коллегами и перед научным сообществом, т.е. его профессиональную ответственность.
Широко известно, например, изречение Аристотеля:»Платон мне друг, но истина дороже». Смысл его в том, что в стремлении к истине ученый не должен считаться ни со своими симпатиями и антипатиями, ни с какими бы то ни было иными привходящими обстоятельствами.
В повседневной научной деятельности, однако, чаще всего бывает невозможно сразу же оценить полученное знание как истину либо заблуждение. Поэтому и нормы научной этики не требуют, чтобы результат каждого исследования непременно был истинным знанием.
Они требуют лишь, чтобы этот результат был новым знанием и притом так или иначе – логически либо экспериментально – обоснованным. Ответственность за соотношение такого рода требований лежит на самом ученом, и он не может переадресовать ее никому другому.
Невозможность сразу же однозначно оценить результат исследования обусловливает характерную взаимозависимость между членами научного сообщества.
– С одной стороны, коллеги должны исходить из того, что сообщаемый результат получен в ходе добросовестно проведенного исследования, т.е. с соблюдением надлежащих технических норм экспериментирования и методологических норм. Разумеется, в тех случаях, когда нарушение этих норм очевидно, результат попросту не будет заслуживать серьезного отношения. Нередко, однако, проверка требует как минимум повторения исследования, что немыслимо применительно к каждому результату.
С этой точки зрения становится ясной контролирующая функция таких элементов научной статьи, как описание методики эксперимента или теоретико‑методологическое обоснование исследования. Подготовленному специалисту этих сведений обычно бывает достаточно для того, чтобы судить о том, насколько серьезна статья.
– С другой стороны, и сам исследователь, адресуясь к коллегам, вправе претендовать на их беспристрастное и объективное мнение по поводу сообщаемого им результата.
Оно определяет оценку данного исследования, от которой зависит научная репутация и в значительной мере возможность проведения дальнейших исследований.
Таким образом, эта взаимозависимость важна с точки зрения устойчивого воспроизводства научной деятельности и социального института науки. Она выступает в качестве такого механизма саморегуляции и самоорганизации научной деятельности, которая в довольно широких пределах основывается на взаимном доверии ее участников.
Отметим, что технические нормы экспериментирования и методологические нормы выполняют двоякую роль.
– Во‑первых, они имеют смысл постольку, поскольку следование им гарантирует получение достоверного результата.
– Во‑вторых, они же выступают и как форма социального контроля в рамках научного сообщества.
Мы видим теперь, что проблемы этики науки в определенных отношениях перекрещиваются с проблемами методологии науки. Одна из задач методологии – анализ и обоснование методов и процедур, применяемых в научной деятельности, а также выявление тех далеко не очевидных, предпосылок, которые лежат в основе той или иной теории, того или иного научного направления.
В этой связи методологию интересуют и нормы научной деятельности, такие, как исторически изменяющиеся стандарты доказательности и обоснованности знания, образцы и идеалы, на которые ориентируются ученые.
Нормативная структура и нормативная регуляция научной деятельности, рассматриваемая, разумеется, под специфическим углом зрения, представляет собой объект изучения и в этике науки.
Как отмечает в этой связи норвежский философ Г.Скирбекк, «будучи деятельностью, направленной на поиск истины, наука регулируется нормами:
«ищи истину»,
«избегай бессмыслицы»,
«выражайся ясно»,
«старайся проверять свои гипотезы как можно более основательно» –
примерно так выглядят формулировки этих внутренних норм науки».
Следовательно, заключает он, этика в этом смысле содержится в самой науке, и отношения между наукой и этикой не ограничиваются вопросом о хорошем или плохом применении
научных результатов
ЭТОС НАУКИ
Нормы научной этики, как уже отмечалось, редко формулируются в виде специфических перечней и кодексов. Однако известны попытки выявления, описания и анализа этих норм.
Наиболее популярна в этом отношении концепция Р. Мертона, представленная в работе «Нормативная структура науки» (1942 г.) В ней Р. Мертон дает описание этоса науки, который понимается им как комплекс ценностей и норм, воспроизводящихся от поколения к поколению ученых и являющихся обязательными для человека науки. С точки зрения Р Мертона, нормы науки строятся вокруг четырёх основополагающих ценностей.
– Первая из них – универсализм, убеждение в том, что изучаемые наукой природные явления повсюду протекают одинаково и что истинность научных утверждений должна оцениваться независимо от возраста, пола, расы, авторитета, титулов и званий тех, кто их формулирует. Требование универсализма предполагает, в частности, что результаты маститого ученого должны подвергаться не менее строгой проверке и критике, чем результаты его молодого коллеги. Наука, стало быть, внутренне демократична. Как вопиющее нарушение этой ценности Р.Мертон рассматривал попытки создания в нацистской Германии того времени «арийской физики».
– Вторая ценность – общность (в буквальном переводе – «коммунизм»), смысл которой в том, что научное знание должно свободно становится общим достоянием. Тот, кто его впервые получил, не вправе монопольно владеть им, хотя он и имеет право претендовать на достойную оценку коллегами собственного вклада.
– Третья ценность – незаинтересованность. Первичным стимулом деятельности ученого является бескорыстный поиск истины, свободный от соображений личной выгоды – завоевания славы, получения денежного вознаграждения. Признание и вознаграждение должны рассматриваться как возможное следствие научных достижений, а не как цель, во имя которой проводятся исследования.
– Четвертая ценность – организованный скептицизм. Каждый ученый несет ответственность за оценку доброкачественности того, что сделано его коллегами, и за то, чтобы эта оценка стала достоянием гласности. Причем ученый, опиравшийся в своей работе на достоверные данные, заимствованные из работ его коллег, не освобождается от ответственности, коль скоро сам он не проверил точность используемых данных. Из этого требования следует, что в науке нельзя слепо доверяться авторитету предшественников, сколь бы высок он ни был. Равно необходимы как уважение к тому, что сделали предшественники, так и критическое – скептическое – отношение к их результатам. Более того, ученый должен не только настойчиво отстаивать свои научные убеждения, используя все доступные ему средства логической и эмпирической аргументации, но и иметь мужество отказаться от этих убеждений, коль скоро будет обнаружена их ошибочность.
Предпринятый Р.Мертоном анализ ценностей и норм науки неоднократно подвергался критике, не всегда, впрочем, обоснованной. Отмечалась, в частности, абстрактность предложенных Р.Мертоном ценностей, и то, что в своей реальной деятельности ученые нередко нарушают их, не подвергаясь при этом осуждению со стороны коллег.
Во многом под воздействием этой критики Р Мертон вновь обратился к проблеме этоса науки в 1965 г. в работе «Амбивалентность ученого».
В ней он отметил наличие противоположно направленных нормативных требований, т.е. норм и «контрнорм», на которые ориентируются ученые в своей деятельности. Противоречивость этих требований приводит к тому, что ученый нередко оказывается в состоянии амбивалентности, неопределенности по отношению к ним.
К примеру:
| ему надлежит как можно быстрее делать свои результаты доступными для коллег; | вместе с тем он должен тщательно проверить эти результаты перед их публикацией; |
| он должен быть восприимчивым по отношению к новым идеям; | но не должен слепо подчиняться интеллектуальной моде; |
| от него требуется знать все относящиеся к области его интересов работы предшественников и современников; | но его эрудиция не должна подавлять самостоятельность мышления ученого. |
Таким образом, ученый может и должен проявлять определенную гибкость, поскольку нормативно‑ценностная структура науки не является жесткой.
И тем не менее наличие норм и ценностей (пусть не именно этих, но в чем‑то сходных с ними по смыслу и по способу действия) очень важно для самоорганизации научного сообщества.
Отдельные нарушения этических норм науки, хотя и могут вызывать серьезные трудности в развитии той или иной области знания, в общем все же чреваты большими неприятностями для самого нарушителя, чем для науки в целом. Однако если такие нарушения приобретают массовый характер, под угрозой уже оказывается сама наука.
Сообщество ученых прямо заинтересовано в сохранении климата доверия, поскольку без него было бы невозможно воспроизводство и развитие науки.
