Инквизиционный уголовный процесс

Начинался по инициативе государства и усмотрению государственных органов (но и по инициативе «добрых людей»). Главными здесь были Разбойный приказ и Земский приказ для Москвы. На местах сыск вели губные старосты и целовальники по наказам из Разбойного приказа и под контролем воевод. Судоговорение на таком процессе заменялось допросом обвиняемого, который вел судья (судьи), сам изыскивавший доказательства преступного деяния, устраивавший очные ставки, подвергавший обвиняемого пытке в случае необходимости.

Поводом к возбуждению дела могла стать и здесь письменная явка, то есть заявление потерпевшего о краже или разбое или привод обвиняемого с поличным. Им могло быть домашнее имущество, скот, хлеб или сено в поле, выловленная в пруду рыба и т.п. Стоимость поличного не играла роли, дело возбуждалось и в том случае, если оно «и гривны не стоит» (гривна — 10 коп.). В поимке преступника участвовало все население посада, села или деревни, которое было обязано оказывать помощь подвергавшимся грабежу или разбою. Отказ от помощи рассматривался как особая форма пособничества преступникам и карался штрафом и кнутом. Но закон давал гарантии безопасности преследователям татей и разбойников: оговор их в преступлении со стороны задержанных не имел силы (гл. XXI ст. 8, 15, 19,59).

Обстоятельства дела выяснялись на допросах, при проведении которых могла применяться пытка. Она помогала добиться собственного признания преступника, на котором базировался приговор. К ней прибегали и тогда, когда взятый с поличным уже сделал признание в татьбе или разбое. Так выявляли сообщников и добивались признания «в иных разбоях и татьбах», то есть в других аналогичных преступлениях. Даже иск потерпевшего удовлетворялся не по его заявке, а по показаниям обвиняемого под пыткой.

С конца XV в., в условиях роста профессиональной преступности (криминальных структур), разбойничьих шаек, стало развиваться специальное процессуальное действие – облихование. Оно помогало отличить «лихого человека» от обычного преступника. Облихование включало в себя опрос добропорядочного местного населения (повальный обыск) о возможной принадлежности подозреваемого к категории «лихих». По Судебнику 1550 г. такой вердикт большинством голосов выносили 10–15 человек «детей боярских» или 15–20 человек «добрых людей» (своеобразные присяжные заседатели). Если голоса разделялись поровну (10 – за, 10 – против), к подозреваемому применялась пытка. Не признавшего себя на пытке «лихим» при равенстве голосов заключали в тюрьму до открытия новых обстоятельств по делу или брали на поруки местные жители. Но чтобы «облиховывавшие», то есть дававшие показания «обыскные» люди не возводили напраслину по вражде, Судебник 1550 г. ввел для них наказание кнутом за ложный вердикт.

Основанием для возбуждения уголовного дела могла стать также язычная молка, то есть показание под пыткой, в результате которой выявлялись соучастники преступления. Язычная молка влекла за собой очную ставку, во время которой «язык», давший показания, ставился «с очей на очи» с оговоренным и опознавал его. Опознанный, в свою очередь, вовлекался в розыск, со всеми его прелестями, пыткой, повальным обыском. Правда, что касается людей «знатных», то есть известных в округе, видных, «добрых», то было наоборот. Сначала оговор надо было подтвердить повальным обыском, а уж потом следовала пытка. Причём закон оставлял облихованному право опротестовать результаты «обыска» на том основании, что «окольные люди лиховали по недружбе». В таком случае назначался повторный обыск, а потом пытка. Если сознавался, винился, – казнили, если нет – сажали в тюрьму «по обыскам» (гл. 21, ст. 44, 76 СУ).

Как видим, Соборное Уложение являлось универсальным законом, оно установило единые основания возбуждения уголовного дела за татьбу и разбой, независимо от социальной принадлежности человека. Существовало лишь одно обстоятельство, защищавшее честь служилого человека. Допрос под пыткой для служилых людей применялся лишь тогда, когда соучастники преступления из числа принадлежащих им крестьян и холопов подтверждали донос под пыткой. То есть сначала пытали их людей, а потом их самих. Это, кстати говоря, не всегда облегчало участь дворянина, ибо холоп, если он холоп по своей сути, всегда готов предать своего хозяина.

И последнее. Розыскные дела могли быть приостановлены или прекращены только по решению суда. Приговоры и решения не подлежали обжалованию и приводились в исполнение самими органами судебной власти. Естественно, что для исполнения смертной казни у московских судей были и специальные люди – палачи.