В нашем балетном мире происходит нечто подобное тому, что происходит в эмиграции, где присваивают себе, без всякого на то права, титул графа или князя, а военные непременно чин генерала.
Так и в балетном мире многие танцовщицы присваивают себе звание «балерины», а иногда и «прима-балерины», не имея на то никакого права.
Арнольд Хаскелл в своей книге «Балетомания» отмечает злоупотребление званиями «балерины» и «прима-балерины», которые имели в России совершенно точное и определенное значение и давались балетным артисткам в ограниченном числе. Балерин было не более пяти-шести, тогда как генералов сколько угодно, а прима-балерина была одна - М. Ф. Кшесинская.
И это совершенно верно, в России балетные артистки обозначались точно, согласно распоряжениям Дирекции Императорских театров, по категориям, начиная с кордебалета, затем шли корифейки, танцовщицы 2-го, потом 1-го разряда, далее шли солистки и, наконец, балерины, число которых было очень ограниченное, не более пяти-шести одновременно.
После того как я уже была несколько лет «балериной» и получила почетное звание «заслуженной артистки Императорских театров», я стала «прима-балерина», то есть первая среди балерин. Больше никто этого звания не получал, я была единственной и последней.
Кроме меня звание балерины было присвоено Преображенской, Трефиловой, Седовой и Карсавиной.
Современные танцовщицы много сильнее прежних по своей технике, и в этом я ничего не вижу плохого. Техника идет вперед - это естественно, но среди них теперь мало таких артисток, какими были Розита Мори, Анна Павлова, Тамара Карсавина, Вера Трефилова, Ольга Преображенская, Ольга Спесивцева - у них нет той силы в игре, которая была раньше.
Мне кажется, вспоминая прежнее, что одна из причин в том, что теперь мало таких балетов, как «Дочь фараона», «Баядерка», «Корсар», «Эсмеральда», «Раймонда», «Жизель», в которых артистки могут проявить свое драматическое дарование в мимической сцене, и им остается только отдавать больше внимания технике.
Другая причина та, что некоторые артистки идут заниматься к тем преподавательницам, которые хуже их как артистки и танцовшицы, считая, вероятно, ниже своего достоинства заниматься у артистки выше их.
Кроме того, что, по-моему, очень вредит всякой артистке, это постоянное перебегание из студии в студию в погоне за техническими новшествами, и поэтому они остаются техничками. Вредит делу и то, что многие, к сожалению, занимаются у преподавательниц, которые не имеют на это права, не будучи ни артистками, ни даже танцовщицами.
В свое время, когда я была приглашена танцевать в Париж, в Опера, я не сочла для себя унизительным, хотя и занимала у себя в России высшее положение балерины, пойти к Розите Мори, которая славилась как выдающаяся артистка и имя которой гремело на всю Европу, чтобы под ее руководством пройти свою роль в балете «Корриган», в котором она была бесподобна.
Анна Павлова, уже занимавшая положение в труппе, все же пошла заниматься у Е. П. Соколовой, нашей известной балерины.
К сожалению, теперь артистки стали забывать в угоду бешеной технике, что техника без души и сердца - мертвое искусство, смотришь и удивляешься, до чего можно дойти, но душе и сердцу это ничего не говорит.
Меня однажды поразила одна из первых танцовшиц Опера в Париже, когда она пришла ко мне в студию в сопровождении Mr. L. Vaillat просить меня поставить ей что-нибудь из балета «Эсмеральда». Я была поставлена подобной просьбой в затруднение, не знала, что ей ответить, и не понимала, что, собственно, она от меня хочет. На мой вопрос, что она хочет, чтобы я ей поставила, она ответила, что сама не знает, что ей это безразлично, рассчитывая, по-видимому, что я ей помогу. Я совершенно не понимала вопроса: или это было полное незнание с ее стороны сюжета балета «Эсмеральда», поставленного на известном романе Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери», со сложным драматическим развитием, или отсутствие у нее артистического чутья и вкуса.
Неужели она не понимала, думала я, что как совершенно невозможно поставить лишь одну сцену сумасшествия из балета «Жизель», так как она будет непонятна зрителю без связи с предыдущими сценами, так же невозможно вырвать из балета «Эсмеральда» одну вариацию или сцену без ущерба для смысла этой вариации или сцены, которые останутся непонятными зрителю и вне связи с общим развитием драматического сюжета балета они не произведут впечатления на публику.
Я постаралась ей объяснить все это в смягченной и деликатной форме и показать всю трудность поставленной ею мне задачи, но не знаю, поняла ли она меня или нет, и думаю, что скорее - нет.
В душе я была глубоко оскорблена и возмущена, что могли вообще обратиться ко мне с подобной просьбою и именно относительно «Эсмеральды», моего любимого балета, в который я всю душу вкладывала, и вдруг предложить мне вырвать одну сцену! Это было равносильно тому, что вырвать кусочек из моего сердца. Я тщательно скрыла свои внутренние, душевные переживания и, чтобы не входить с ней в дальнейшие и лишние споры и объяснения, которые, я думаю, все равно ни к чему не приведут, я ответила, что в данное время очень занята и, к сожалению, не могу с ней заняться, но сообщу ей, как только буду свободна. Я так ей ничего не сообщила, да и она ко мне больше не приходила, и добавлю - к счастью.
