Сезон 1896/97 года я начала 4 сентября в Михайловском театре, когда я в первый раз выступила в балете «Тщетная предосторожность», в трех действиях и четырех картинах, Доберваля на музыку П. Гертеля. Постановка была М. Петипа и Л. Иванова. Раньше я танцевала лишь первое действие этого балета в Красном Селе. Роль Лизы мне пришлась по душе, и я танцевала с увлечением. А. Плещеев писал: «Г-жа Кшесинская 2-я основательно подготовилась к этой роли и сыграла ее вполне обдуманно. Переходы от слез к радости, шалости, хитрости Лизы Колен, трепет провинившейся перед матерью Лизы - все это передано с выразительностью и произвело самое выгодное впечатление. По части танцев в «Тщетной предосторожности» г-жа Кшесинская 2-я одинаково отличилась как в полухарактерных, так и в классическом па-де-де, которое она исполнила с г. Кякштом. Адажио этого танца особенно удалось, и заключительная группа его вызвала шумное одобрение публики».
Этот балет потом стал одним из моих любимых.
Двадцать пятого сентября я выступила в первый раз в балете «Млада», заново переделанном М. Петипа. А. Плещеев писал: «Г-жа Кшесинская 2-я в роли Млады имела огромный успех. Появление в 3-м действии в адажио теней, вариация на пуантах, испещренная двойными турами, были исполнены безукоризненно: то же надо сказать и про танец балерины в 3-й картине, в которой вариация под аккомпанемент арфы вызвала восторг».
Восьмого декабря 1896 года состоялся бенефис балетмейстера Мариуса Ивановича Петипа, назначенный ему за пятидесятилетнюю его службу на Императорской сцене. Шел новый балет-феерия, в 3 действиях и 7 картинах, «Синяя Борода» на музыку П. П. Шенка, поставленный самим бенефициантом. Я исполняла роль Венеры в последнем действии, которое Петипа назвал «Астрономическим балетом», и изображала собою, по словам А. Плещеева, «хореографический десерт». «Любоваться подобными танцами доставляет положительное наслаждение для любителей балета и ценителей его. Г-жа Кшесинская танцует артистически, с изумительной правильностью, красиво и всегда с огнем, который составляет качество исключительное. В ее танцах, если можно так выразиться, есть игра, как в шампанском, она живет на сцене и оживляет зрителя».
После первой картины третьего действия поднялся занавес, и мы с Леньяни вывели М. И. Петипа на сцену, где ему поднесли венки и произнесли в его честь речи различные депутации.
В предыдущем сезоне сцена меня не увлекала, я почти не работала и танцевала не так хорошо, как следовало бы, но теперь я решила взять себя в руки и начала усиленно заниматься, чтобы быть в состоянии, если Государь приедет в театр, доставить ему удовольствие своими танцами.
В этот сезон, 1896/97 года, Государь и Императрица посещали балет почти каждое воскресенье, но Дирекция устраивала всегда так, чтобы я танцевала по средам, когда Государь не бывал в театре. Сперва я думала, что это происходит случайно, но потом я заметила, что это делается намеренно. Мне это показалось несправедливым и крайне обидным. Так прошло несколько воскресений. Наконец Дирекция дала мне воскресный спектакль; я должна была танцевать «Спящую красавицу». Я была вполне уверена, что Государь будет на моем спектакле, но узнала - а в театре все узнается очень быстро, - что Директор театров уговорил Государя поехать в это воскресенье в Михайловский театр посмотреть французскую пьесу, которую он не видел в предыдущую субботу. Совершенно ясно было для меня, что Директор нарочно сделал все возможное, чтобы помешать Государю видеть меня, и с этой целью уговорил его ехать в другой театр. Тогда я не стерпела и впервые воспользовалась данным мне разрешением Государя непосредственно обращаться к нему. Я написала ему о том, что делается в театре, и добавила, что мне становится совершенно невозможно при таких условиях продолжать служить на Императорской сцене. Письмо было передано лично в руки Государя Великим Князем Сергеем Михайловичем. Ответа я не получила и не знала, что решит Государь, то есть отправится ли он в Михайловский театр, как его уговаривал Директор, или приедет в балет. Наступило воскресенье, в театре среди артистов было полное уныние и даже ропот: говорили, что вот, когда танцует Кшесинская, то Государь в театре не бывает и что из-за меня они лишены радости видеть сегодня Государя в театре. Царская ложа была пуста. Директор и все начальство были в Михайловском театре, ожидая там его приезда, и даже в публике было какое-то унылое, непраздничное настроение, как обычно бывало по воскресеньям. По всему было видно, что Государь решил все же ехать в Михайловский театр, и тяжело мне было при этих условиях начинать балет. Оркестр был в полном сборе, музыканты настраивали инструменты. Все только ждали последнего сигнала, чтобы начать спектакль и поднять занавес, как вдруг в театре произошел неимоверный переполох: забегали, засуетились, кричали: «Государь приехал! Государь приехал!» Никто решительно его не ожидал, все были вполне убеждены, что он поедет в Михайловский театр, и его неожиданный приезд вызвал суматоху. Надо было предупредить Директора и все начальство по телефону. Трудно себе представить ту радость, которая охватила меня, когда я поняла, что Государь внял моей просьбе. Да и вся труппа сразу оживилась, узнав о присутствии Государя. Спектакль прошел с небывалым подъемом и одушевлением. После представления я сказала артистам, что знала, что Государь приедет, но нарочно молчала… Враги мои, которые все это подстроили, сначала радовались, что Государь не попадет в театр, но были потом горько разочарованы.
В чинившихся мне затруднениях я не могу винить Директора Императорских театров И. А. Всеволожского, который всегда относился ко мне очень внимательно и ценил меня, но на него имели влияние разные круги, которые думали ему этим угодить.
До получения больших балетов я танцевала много маленьких, как «Сильфиды» в старой постановке, «Шалости Амура», «Ацис и Галатея», «Привал кавалерии», с моего согласия они были потом переданы другим танцовщицам. Еще до получения звания балерины мне почти во всех больших балетах давали ответственные места. В балете «Царь Кандавл» я исполняла танец «трех граций», и моя вариация имела огромный успех. Однажды, танцуя ее, я поскользнулась и упала, но успела вскочить в такт и закончить вариацию - прием был на ура. Позже в этом балете выступила приглашенная из Москвы танцовщица Нелидова, а я танцевала в последнем действии «Па Дианы». А. Плещеев тогда писал: «Грандиозный успех выпал на долю нашей балерины г-жи Кшесинской 2-й. После идеально исполненного «Па Дианы», в котором ее достойными партнерами явились г. Кякшт и Легат 2-й, г-же Кшесинской 2-й была сделана овация. Она танцевала действительно очень хорошо: особенно понравилась вставная вариация из балета «Прекрасная жемчужина».
Потом я получила в «Цape Кандавле» главную роль, в которой требуется много драматизма, особенно в сцене сумасшествия. Тут я имела возможность проявить свое мимическое дарование.
В этом сезоне четыре Великих Князя: Михаил Николаевич, Владимир Александрович, Алексей и Павел Александровичи - оказали мне трогательное внимание и поднесли брошь в форме кольца, усыпанного бриллиантами, с четырьмя крупными сапфирами, а на футляре была прикреплена дощечка с их выгравированными на ней именами.
Мне дали танцевать первые два акта из балета «Спящая красавица» на парадном спектакле по случаю приезда Императора Австрийского Франца-Иосифа 16 апреля 1897 года в Мариинском театре.
Летом того же года, когда я жила у себя на даче в Стрельне, Ники через Великого Князя Сергея Михайловича передал мне, что в такой-то день и час он проедет верхом с Императрицею мимо моей дачи, и просил, чтобы я непременно была к этому времени у себя в саду. Я выбрала такое место в саду на скамейке, где меня Ники мог хорошо видеть с дороги, по которой он должен был проезжать. Точно в назначенный день и час Ники проехал с Императрицей мимо моей дачи и, конечно, меня отлично видел. Они проезжали медленно мимо дома, я встала и сделала глубокий поклон и получила ласковый ответ. Этот случай доказал, что Ники вовсе не скрывал своего прошлого отношения ко мне, но, напротив, открыто оказал мне милое внимание в деликатной форме. Я не переставала его любить, и то, что он меня не забывал, было для меня громадным утешением.
В то лето я стала увлекаться ездой на велосипеде и больше всего любила кататься по нижней парковой дороге, которая шла от Стрельны до Петергофа, мимо Михайловки, имения Великого Князя Михаила Николаевича, и далее мимо Знаменки Великого Князя Николая Николаевича. В Михайловке я обыкновенно встречала Великого Князя Михаила Николаевича, который гулял по своему парку. Он всегда меня останавливал, очень мило со мною беседовал и заставлял делать на велосипеде восьмерки, которые не всегда хорошо у меня удавались. Также нередко я встречалась в Михайловке с Великим Князем Георгием Михайловичем, с которым я была в большой дружбе. Он меня поджидал в беседке, где мы могли спокойно говорить.
Я участвовала летом в трех парадных спектаклях, которые были даны в честь Короля Сиамского, Императора Германского и Президента Французской Республики Феликса Фора.
В первом петербургском спектакле в честь Сиамского Короля Самдеч-Фра-Параминдер-Мага-Чула-Лонгкорн, 23 июня 1897 года, я танцевала два первых действия из балета «Коппелия», для которых были сделаны по этому случаю новые костюмы и декорации.
Второй спектакль, самый блестящий из трех, был дан 28 июля в честь Императора Германского Вильгельма II, но не в театре, а на Ольгином острове, на верхнем пруде. Места для зрителей были расположены амфитеатром на самом острове, сцена же была построена на воде, на сваях, а оркестр помещался в огромном железном кессоне, ниже уровня воды. На сцене были только боковые декорации, кулисы, а вместо задней декорации открывался вид вдаль, на холмы Бабигона. Недалеко от сцены был построен небольшой островок, украшенный скалами и гротом, где я находилась уже до начала спектакля. Давали одноактный балет «Приключения Пелея», поставленный Петипа на музыку Делиба и Минкуса. Гости переправлялись на остров на шлюпках. Все было залито электрическим светом, и картина действительно была волшебная. Балет начинался с того, что грот, где я была скрыта, открывался, и я ступала на зеркало, которое начинало двигаться по направлению к сцене. Получалось впечатление, что я иду по воде.
Когда кончился спектакль, зажглась иллюминация на дальних возвышенностях и павильонах. Вечер удался благодаря совершенно исключительной погоде. Опасались дождя, так как с утра накрапывало, и на всякий случай все было подготовлено так, чтобы в последнюю минуту можно было перенести спектакль с острова в театр, где наготове были плотники, машинисты и электротехники. Все отдали справедливость Дирекции Императорских театров, что спектакль был организован блестяще, с большим вкусом и роскошью. Организация этого спектакля потребовала двух месяцев усиленной и сложной работы. Одна установка электрического освещения чего стоила.
После спектакля мы все были в чудном настроении и долго еще оставались в Петергофе, где весело провели остаток вечера с массой знакомых, приехавших в этот день в Петергоф.
Через день или два после этого спектакля я была вызвана к Директору И. А. Всеволожскому, который передал мне от имени Германского Императора приглашение выступить в предстоящем сезоне в Берлине. Я была очень польщена столь лестным для меня вниманием Императора, но отклонила его, предпочитая оставаться в Петербурге. По правде сказать, я никогда не любила танцевать за границей и в особенности уезжать надолго; я любила жить у себя дома. Иногда я танцевала за границей, но, в общем, не очень часто.
Третий, и последний, спектакль был дан 11 августа в честь Президента Французской Республики Феликса Фора, но уже в театре. Сперва я выступила в полонезе и мазурке из 2-го действия оперы «Жизнь за Царя» под аккомпанемент оперного хора и двух оркестров музыки. Потом я танцевала балет «Сон в летнюю ночь» на музыку Мендельсона-Бартольди и Минкуса.
Все лето, по обыкновению, я провела у себя на даче, занимаясь цветами и собиранием грибов.
