Как вы думаете, почему дети из социально сохранных семей, внешне благополучные, сводят счеты с жизнью? Или это внешнее благополучие ничего не означает?

— Это благополучие может быть просто ширмой. Мы не знаем, что происходит внутри. Я работаю волонтером в интернет-проекте «Выбери жизнь». Нам шлют письма подростки, молодежь, а мы отвечаем на них. Недавно пришло письмо от молодого человека из благополучной семьи: «Я живу в маленьком городе, где все друг друга знают. Но вот мне кажется, что я гей, потому что хорошо учусь и не очень люблю спорт. А родители все время мне говорят: «Будь мужиком, займись наконец спортом». И порой мне становится невыносимо так, что я чувствую, что выхода нет». Отсутствие понимания собственного ребенка — ключевая проблема. А родители еще и не понимают особенности психологического взросления, которое у подростков происходит через закономерную оппозицию родителям, через отталкивание. Категорические запреты с родительской стороны только подольют масла в огонь. Старшее поколение точно знает, чем ребенок должен быть, и неохотно воспринимает, что он хочет. Этот диалог на тему «Должен и хочу» во многих семьях просто невозможен. Работает только «должен».

Почему дети не боятся смерти?

— Возраст не позволяет детям адекватно, всерьез воспринимать понятия «жизнь — смерть». Публикуемые в СМИ отрывки их переписки из социальной сети только подтверждают их кокетничанье со смертью. Интересно с запретным поиграть, пощекотать нервы. А нервы-то обнажены, а здравого смысла-то ноль. И нет здоровой жизненной инерции, понимания, что жизнь сама по себе классная вещь и, по сути, альтернативы ей нет, как бы сейчас она плоха ни была. Подростками момент ухода из жизни воспринимается как один из выходов. А потом вроде можно и еще что-нибудь выбрать. У позднего Гребенщикова есть песенка: «Я б пошел туда, да только там страшней, чем здесь». Осознание того, что мир небытия может оказаться значительно хуже, чем самый трудный жизненный путь, у ребенка отсутствует. Потому что он недостаточно, если хотите, укоренен в жизни. Он недостаточно жил, видел, ощущал, чувствовал.

И страдал?

— И страдал в том числе. Страдание — непременный атрибут становления, взросления, обретения достоинства.

В каком возрасте осознается ценность жизни? Когда проходит это лихорадочное заигрывание со смертью?

— Я думаю, как только человек начинает отвечать за себя. Отвечать за себя — это взять в свои руки собственную безопасность, материальную, эмоциональную, физическую. Несчастные дети, которые покончили с собой, еще не почувствовали вкус к самореализации, они жили за счет родителей, на что-то рассчитывали, что-то недополучали… Когда человек начинает ощущать себя хозяином своей судьбы, привлекательность суицида резко падает. Ему становится интересно с самим собой. Он поймал кайф самоосуществления.

Опасно говорить прикладные вещи… и всё же. Вот если телефонный звонок, а на другом конце провода сообщение: «Я решил уйти…» Что делать? Как среагировать правильно?

— Сразу представить себе, что делает тот человек на другом конце провода. Он самим фактом звонка сообщает, что все-таки ждет помощи. На Западе существует профессия — переговорщик. Но, даже не имея никаких навыков, нужно понимать следующее. Во-первых, даже если вам говорят, что «всё уже решено», это все равно просьба о помощи. Звонящий очень хочет, чтобы его услышали. Во-вторых, нужно попытаться вытащить человека на диалог. Спросить: «Что надо сделать сейчас, чтобы ты изменил свое решение?» Ответ, скорее всего, будет нереалистичен, начнется торг, и в ходе этого торга есть шанс разговорить его. Вспомнить старое, пробросить перспективу в будущее. Одним словом, снизить интенсивность действия «здесь и сейчас». Просто сбить адреналин напряжения. Это работает.

А что не работает?

— Не работает насмешка. Не работают короткие максимы: «Не делай этого». Когда человек в зашифрованном виде говорит: «Меня скоро не будет», он бросает вызов: «А что вы сделаете, чтобы я изменил свое поведение?» И нужно сделать так, чтобы он заинтересовался. Это практически стопроцентный шанс на спасение.

Несколько лет назад я стал виртуальным свидетелем суицида. Парень, сидя на крыше с компьютером, сообщил в интернете друзьям о решении уйти из жизни. Написал: «Вот я решил напоследок поговорить с вами». И посыпались насмешки, а в виртуале, когда всё обезличено, глумление значительно проще, чем в реальном мире. Были и формальные призывы: «Да что ты, да не делай этого…» Не нашлось ни одного человека, который бы ему сказал: «Что сделать, чтобы ты передумал? Я сейчас приду». Надо понимать, что любое указание человеку на его одиночество ведет к терминальному результату, любое обозначение объединения минимизирует возможность ухода.

Если бы этот парень в минуты фатального решения услышал слова: «Я тебя люблю, ты мне нужен», это бы здорово притормозило его. Но ему за три часа общения с друзьями никто не сказал этих слов.