Формирование социологии как науки происходило сразу в нескольких направлениях. Достаточно полно социологическая концепция русского исторического процесса была изложена представителями юридической школы Б.Н. Чичериным, К.Д. Кавелиным, А.Д. Градовским, В.И. Сергеевичем, С.А. Муромцевым, Н.М. Коркуновым; сравнительно-исторический метод в генетической социологии значительно обогатили М.М. Ковалевский, Н.И. Кареев, Д.А. Столыпин, Н.П. Павлов-Сильванский; становлению политической социологии в России способствовали во многом Л.И. Петражицкий, П.Н. Милюков, М.Я. Острогорский, П.А. Сорокин; школа субъективистов – Н.К. Михайловский, С.Н. Южаков – оказала значительное влияние на создание современной социологии интеракционизма; развитие экономической социологии во многом определили Н.Я. Данилевский, С.Н. Булгаков, М.И. Туган-Барановский, П.Б. Струве; основоположником ювенильной социологии в России по праву считается С.Н. Трубецкой, а этносоциологии – М.М. Ковалевский, Л.И. Мечников и П.А. Кропоткин.
Михайловский был одним из первых критиков органической теории общества и социал-дарвинизма. Он разработал теорию внушения-подражания и психологии толпы.
Данилевский стал основоположником теории культурно-исторических типов, которая получила дальнейшее развитие в трудах О. Шпенглера. Работа М. Энгельгардта “Прогресс как эволюция жестокости” является одной из самых оригинальных и глубоких работ в области “реалистической интерпретации социальной эволюции”. B.C. Соловьев предпринял оригинальную попытку интерпретации контовского понятия “Великого Существа” в аспекте православной соборности. Труды по социальной философии К. Леонтьева не уступают лучшим работам Ж. де Местра и Т. Карлейля. По сути, русские социологи всех школ и направлений стремились создать всеобъемлющую универсальную модель социального познания.
Первые попытки систематического синтеза социологических идей О. Конта, Г. Спенсера и К. Маркса принадлежат Михайловскому – основателю “субъективной школы” в русской социологии.
Туган-Барановский, Струве, Плеханов и Ленин посвятили много работ “экономическим проблемам истории и социальных явлений”. Драматическую роль в российской социологии сыграл марксизм. Широкая популярность марксистских идей в России объясняется прогрессистскими настроениями общественного сознания и верой в науку. Эволюционная теория Ч. Дарвина и представление о закономерном развитии общества произвели сильное впечатление на русскую демократическую интеллигенцию.
Русская социология конца XIX – начала XX в. не только находилась на уровне мировой науки в целом, но по некоторым направлениям предопределила ее развитие.
Николай Яковлевич Данилевский (1822-1885) в книге “Россия и Европа” (1869) представлял человеческую историю разделенной на отдельные и обширные единицы – “историко-культурные типы”, или цивилизации. Он видел ошибку историков в том, что они рассматривали современный им Запад в качестве высшей, кульминационной стадии и конструировали линейную хронологию эпох (древняя – средневековая – современная) как приближающуюся к этой своей кульминации, хотя западная, или иными словами, германо-романская цивилизация – лишь одна из многих, процветавших в истории. В реальности общей хронологии для различных цивилизаций не существует: нет единого события, которое могло бы разумно разделить судьбу всего человечества на периоды, означало бы одно и то же для всех и было бы одинаково важным для всего мира. Ни одна цивилизация не является лучшей или более совершенной, каждая имеет свою внутреннюю логику развития и проходит различные стадии в только ей свойственной последовательности.
Историю творят люди, но их исторические роли различны. Существуют три типа исторических действующих лиц (агентов):
1) позитивные действующие лица истории, т.е. те общества (племена, люди), которые создали великие цивилизации – отдельные историко-культурные типы (египетскую, ассиро-вавилонскую, китайскую, индийскую, персидскую, еврейскую, греческую, римскую, арабскую и германо-романскую (европейскую);
2) негативные действующие лица истории, которые играли деструктивную роль и способствовали окончательному крушению приходивших в упадок цивилизаций (например, гунны, монголы, тюрки);
3) люди и племена, у которых отсутствует творческое начало. Они представляют лишь “этнографический материал”, используемый творческими обществами для построения собственных цивилизаций. Иногда после распада великих цивилизаций составляющие их племена возвращаются на уровень “этнографического материала” – пассивной, распыленной популяции.
Цивилизации проявляют свою творческую сущность лишь в избранных областях, т.е. концентрируются на каких-то индивидуальных, характерных только для них областях и темах:
для греческой цивилизации – красота,
для семитской – религия,
для римской – закон и администрация,
для китайской – практика и польза,
для индийской – воображение, фантазия и мистицизм,
для германо-романской – наука и технология.
В судьбе каждой великой цивилизации наблюдается типичный цикл развития.
Первая фаза, иногда весьма продолжительная,– это фаза возникновения и кристаллизации, когда цивилизация зарождается, принимает различные форму и образ, утверждает свою культурную и политическую автономность и общий язык.
Затем наступает фаза процветания, когда цивилизация полностью развивается и раскрывается ее творческий потенциал. Эта фаза обычно непродолжительна (400-600 лет) и заканчивается, когда запас творческих сил исчерпывается. Недостаток творческих сил, застой и постепенный распад цивилизаций означают конечную фазу цикла.
По Данилевскому, европейская (германо-романская) цивилизация вошла в фазу вырождения, что выразилось в нескольких симптомах: растущем цинизме, секуляризации, ослаблении инновационного потенциала, ненасытной жажде власти и доминирования над миром. Данилевский протестует против взгляда, который “признает бесконечное во всем превосходство европейского перед русским и непоколебимо верует в единую спасительную европейскую цивилизацию”, и предвидит расцвет русско-славянской цивилизации. В связи с этим большое внимание Данилевский уделяет анализу феномена “европейничанья”, который обусловил ориентацию русской политики и жизни на европейские образцы. Конкретно это выразилось в аристократизме, демократизме, нигилизме, материализме, парламентаризме, конституционализме.
Сегодня очень актуальна критика Данилевским европейской русофобии, которая обвиняла Россию в агрессивности, враждебности свободе и прогрессу. Он напоминает о завоевании европейскими странами тех или иных территорий и разоблачает миф о завоевательном характере формирования Российской империи, указывая, что в России “слабые, полудикие и совершенно дикие инородцы не только не были уничтожены, стерты с лица земли, но даже не были лишены своей свободы и собственности, не были обращены победителями в крепостное состояние”. Данилевский подробно анализирует вопросы, связанные с характеристикой наций, их классификацией. Каждый народ в своем развитии переживает циклические стадии – рождение, молодость, дряхлость и смерть, переходит от племенного к гражданскому состоянию, проходит через различные формы зависимости – рабство, данничество, феодализм, которые вполне естественны и составляют “историческую дисциплину и аскезу народов ”. Идеи Данилевского оказали сильное влияние на К.Н. Леонтьева, П.А. Сорокина, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого. Их отголоски слышны в идеях Л.Н. Гумилева и даже в цивилизационной концепции современного политолога.
Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) – русский философ и общественный деятель. Сочетая глубокую личную религиозность с романтическим панэстетизмом миропонимания, он выдвинул мистико-натуралистическую концепцию исторического процесса. Для него человеческая история – это история культурно-социальных целостных организмов. Закон исторической жизни такого организма тождествен природным законам органического мира и выражается в триедином процессе: восхождение от исходной простоты к “цветущей сложности”, от которой через “вторичное упрощение” и “уравнительное смешение” – к распаду и гибели. Внутренняя структура социально-исторической целостности определяется началами иерархичности (“государственности”) и гуманности (как Ф. Ницше, К.Н. Леонтьев разделяет “любовь к ближнему” и “любовь к дальнему”, полагая последнюю источником абстрактного, уравнительно-демократического гуманизма, низводящего мистическую и трагическую сущность истории до уровня удовлетворения материальных потребностей человека). Период роста и расцвета цивилизации сопровождается глубоким культурным осознанием связанности человеческой судьбы с божественным предназначением. “Упрощение” социально-культурного организма сопровождается господством демократии, принципа пользы, “мельчанием” духовной культуры, “вымыванием” этических, религиозных начал. Принцип свободной воли, индивидуального постижения и осознания подменяется принципом атомарной индивидуальности, стремящейся освободиться от духовных обязанностей, от высшего долга в пользу удовлетворения своих собственных запросов. Леонтьев констатирует пребывание современной европейской цивилизации в стадии “вторичного упрощения” и “уравнительного смешения”, разрушающих социально-культурную иерархию ценностей и выражающихся в своего рода “аристократическом персонализме” христианства. Он полагает, что российское общество способно избежать подобного состояния при условии искусственной консервации специфических социально-политических, национально-психологических и духовных устоев православия и монархизма.
Петр Лаврович Лавров (1823-1900) считал, что социология теснейшим образом связана с историей. Предмет социологии – формы проявления солидарности в обществе, предмет истории – прогрессивно изменяющиеся, неповторимые явления. П.Л. Лавров рассматривал историю как процесс, происходящий на основании реализации человеческих потребностей: основных (биосоциальных – питания, безопасности, нервного возбуждения), временных (государственно-правовых и религиозных форм объединения), потребности развития (“историческая жизнь”). Цель исторического процесса – развитие солидарности, в ходе истории приобретающей все более разумные и целенаправленные формы. Отсюда – характерный строй социального знания, основанного на единстве материализма, антропологизма и позитивизма. Антропологизм социального знания реализуется в “субъективном методе” как основе научной разработки разумного идеала будущего общественного устройства. “Мысль реальна лишь в личности”, следовательно, действительной силой исторического движения является “критически мыслящая” личность. При этом сущность истории – в усилении солидарности, т.е. в создании устойчивого и сбалансированного социального целого, общечеловеческой цивилизации.
Социологическому исследованию, по его мнению, подлежат: проточеловеческие сообщества, в которых выработалось индивидуальное сознание; существующие формы человеческого общежития; общественные идеалы как основа солидарности и справедливого общества; практические задачи, вытекающие из стремления личности осуществить свои идеалы.
Социолог должен практиковать субъективный метод, т.е. уметь стать на место страждущих членов общества, а не бесстрастного постороннего наблюдателя общественного механизма.
Ведущей силой, “органом прогресса является личность, характеризующаяся критическим сознанием, стремлением к изменению застывших общественных форм”. В качестве побудительных причин деятельности человека Лавров называет обычай, аффекты, интересы и убеждения. С возникновением критически мыслящих личностей начинается историческая жизнь человечества.
Лавров намечает следующие фазы борьбы за прогресс в обществе: появление отдельных провозвестников новых идей; открытое выступление против царящего зла героических одиночек – эпоха мученичества и жертв; организация партий, позволяющих одиноким критически мыслящим личностям превратиться в реальную силу путем завоевания на свою сторону “неизбежного союзника”, “реальной почвы партии” – широких народных масс.
С 1880-х гг., отойдя от крайностей субъективной социологии, Лавров начинает рассматривать личность и как члена “коллективного организма”. В связи с этим меняется и трактовка социального прогресса, понимаемого не только как результат деятельности критически мыслящей личности, но и как “усиление и расширение общественной солидарности”, достижение которой во всех сферах общественной жизни – экономике, политике, нравственности, интеллектуальной деятельности – “единственная возможная цель прогресса”.
Богдан Александрович Кистяковский (1868-1920) цель социологии видел в создании “работающих” понятий, таких, как “общество”, “личность”, “социальное взаимодействие”, “толпа”, “государство”, “право” и т.д. Как теоретическая наука социология призвана объяснить саму идею и способы функционирования “власти” в государстве. При этом Кистяковский приходит к выводу, что идея власти в полном объеме недоступна рациональному познанию и может быть осмыслена лишь методами художественно-интуитивного познания. Однако для социологии достаточно констатировать, что сама идея власти и связанные с ней понятия господства и подчинения являются результатом психологического взаимодействия индивидов.
Будучи сторонником “методологического плюрализма”, Кистяковский считал, что в обществе одни элементы подчиняются законам причинности, другие – принципам телеологии. Иногда они функционируют независимо друг от друга, иногда пересекаются, усложняя тем самым социальную жизнь, Большую роль в “нормальном обществе” играют элементы культуры, которые превращают власть и все ее атрибуты в элементы “коллективного духа” (т.е. общественного сознания). В противном случае в обществе преобладает правовой нигилизм, чреватый социальными потрясениями. По этой причине Кистяковский критиковал попытки заменить социальные понятия понятиями нравственности (в частности, идею В. Соловьева о государстве как “организованной жалости”).
Николай Константинович Михайловский (1842-1904) утверждал, что нельзя относиться к обществу как агрегату физических тел и явлений. В отличие от естествоиспытателя социолог не может строить свою науку – науку об обществе – беспристрастно, так как объектом этой науки является чувствующий человек, реальная личность, поэтому социолог-наблюдатель не может не ставить себя в положение наблюдаемого. Михайловский был ярко выраженным индивидуалистом, для которого критерий блага реальной личности стал краеугольным камнем всей системы социологических воззрений. Личность и общество, по Михайловскому, дополняют друг друга: всякое подавление личности наносит вред обществу, а подавление общественного – вред личности.
Михайловский считал, что органицизм печется о благе общества-организма, дарвинистская социология – о благе вида, марксизм – о благе класса, а интересы индивида, реальной личности отодвигаются всеми этими теориями на второй план.
Против органической теории Михайловский выступил в статьях “Аналогический метод в общественной науке” и “Что такое прогресс?” Он был противником перенесения биологических законов на общество, противником теории эволюции Спенсера, рассматривающей общество как единый организм, а личность – как клетку этого организма. Эволюционное развитие общества английский социолог связывал с разделением труда и специализацией. Михайловский же, будучи сторонником субъективного телеологизма, считал, что разделение труда развивает одни способности человека за счет других, каждый обладает лишь малой частицей навыков и знаний. Специализация ведет к обеднению личности, оскудению человеческой жизни. “Специализированный” человек перестает существовать как целостная личность, живет во фрагментарном мире.
Михайловский отрицал возможность “высшей гармонии” в обществе-организме, если при этом человека превращают в средство для процветания этого организма. Развитие по “органическому” пути с его разделением труда превращает реальную личность в “палец ноги”. Для Михайловского желательно, чтобы общество пошло по пути развития “надорганического”, когда широта и целостность личности обеспечиваются не разделением труда, а “кооперацией простого сотрудничества”.
Отрицательно относился Михайловский и к социал-дарвинизму, о чем свидетельствуют его статьи “Теория Дарвина и общественная наука”, “Дарвинизм и оперетки Оффенбаха”. Признание действия в человеческом обществе закона борьбы за существование означает, что критерием совершенства является приспособленность человека к среде, т.е. выживают и улучшают вид только сильные и приспособленные, а остальные обречены на гибель. Подобные положения Михайловский считал “возмутительными”. Прогресс не есть приспособление к среде. Лучше всего в человеческом обществе к среде приспосабливается “сплоченная посредственность”, выживают прагматики, гибнут идеальные личности.
Михайловский полагал, что в социологии следует пользоваться не только объективным, но и субъективным методом исследования, категориями нравственного и справедливого. В реальном мире необходимо действовать в соответствии с целями и “общим идеалом”, а не переносить механически на человеческое общество природные законы причинности. Только определив цель, можно установить пути практической деятельности. Пренебрежение к целям и идеалам неизбежно ведет к ультраиндивидуализму, к взгляду на жизнь как на процесс, где каждый думает только о себе, не стремясь к социальному идеалу, а тем самым – ни к собственному совершенству, ни к совершенству общества в целом. Объективизм есть позиция чистого разума, субъективизм – нравственный суд свободной воли, причем одно не исключает, а дополняет другое. Формула прогресса Михайловского включает субъективно-этический момент, поскольку справедливым и разумным считается только то, что приближает личность к ее всестороннему развитию и целостности.
Петр Бернгардович Струве (1870-1944) – видный теоретик “легального марксизма”, считал, что цель общественного развития – всесторонне развитая личность, а общественная организация – средство достижения этой цели, если “современное культурное человечество” хочет идти путем прогресса. Социальный прогресс не тождествен экономическому, примат экономики над социологией, политикой, правом является, по Струве, неверной точкой зрения. В эмпирическом мире есть только один субъект – человеческая личность. Поэтому при решении любых политических вопросов необходимо исходить из признания естественных, неотъемлемых прав личности, которые должны стоять выше прав любого коллективного целого, “как бы оно ни было организовано и какое бы наименование оно ни носило”.
Единственно возможной формой общественного прогресса, по мнению Струве, является путь реформ. Революции в истории человечества меняли только политическую надстройку, кроме того, они были связаны с насилием над личностью, разрушением хозяйственных и нравственных устоев общества. В отличие от революции реформы решают проблемы хозяйственной и экономической жизни страны в условиях строгой государственной регламентации происходящих процессов, без произвола и насилия, с обеспечением всех прав и свобод личности.
Работы Струве “Метафизика и социология”, “Социальная и экономическая история России с древнейших времен до нашего, в связи с развитием русской культуры и ростом российской государственности” определяют социологию как исследование системы “свободного взаимодействия между единичными конкретными существами, носителями спонтанной активности”.
Питирим Александрович Сорокин (1889-1968) – один из виднейших представителей социологов-классиков, оказавший большое влияние на развитие всей социологии XX в. Иногда Сорокина называют не русским, а американским социологом. Действительно, хронологически “русский” период его деятельности жестко ограничен 1922 г.– годом его высылки. Однако становление взглядов Сорокина как социолога, а также его политической позиции происходило именно на родине, в условиях войн, революций, борьбы политических партий и научных школ. В основном труде “русского” периода, двухтомной “Системе социологии” (1920), он формулирует теоретические основы теории социальной стратификации и социальной мобильности (эти термины им же и были введены в научный оборот).
Основой социологического анализа Сорокин считал социальное поведение, социальное взаимодействие. Взаимодействие индивидов он определяет в качестве родовой модели и социальной группы, и общества в целом. Социальные группы делятся им на организованные и неорганизованные, причем особое внимание уделяется анализу иерархической структуры организованной социальной группы. Внутри групп существуют страты (слои), выделяемые по экономическому, политическому и профессиональному признакам. Сорокин утверждал, что общество без расслоения и неравенства – миф. Меняться могут формы и пропорции расслоения, но суть его постоянна. Стратификация существует и в недемократическом обществе, и в обществе “процветающей демократии”. Наряду со стратификацией Сорокин признает наличие в обществе и социальной мобильности двух типов – вертикальной и горизонтальной. Социальная мобильность означает переход из одной социальной позиции в другую, своеобразный “лифт” для перемещения как внутри социальной группы, так и между группами. Социальная стратификация и мобильность в обществе предопределены тем, что люди не равны по своим физическим силам, умственным способностям, наклонностям, вкусам и т.д., а кроме того, самим фактом их совместной деятельности. Совместная деятельность с необходимостью требует организации, а организация немыслима без руководителей и подчиненных. Поскольку общество всегда стратифицировано, то ему свойственно неравенство, но это неравенство должно быть разумным. Общество должно стремиться к такому состоянию, при котором человек может развивать свои способности, и помочь обществу в этом могут наука и чутье масс, а не революции. В работе “Социология революции” (1925) Сорокин называет революцию великой трагедией. Революция сопровождается насилием и жестокостью, сокращением свободы, а не ее приращением. Она деформирует социальную структуру общества, ухудшает экономическое и культурное положение рабочего класса. Единственным способом улучшения и реконструкции социальной жизни могут быть только реформы, проводимые правовыми и конституционными средствами. Каждой реформе должно предшествовать научное исследование конкретных социальных условий, и каждая реформа должна предварительно “тестироваться” в малом социальном масштабе. В своих поздних работах (“Социальная философия в век кризиса”, “Альтруистическая любовь”, “Изыскания в области альтруистической любви и поведения”, “Власть и нравственность” и др.) Сорокин проповедует идеи альтруистической любви, нравственного возрождения, этической ответственности и солидарности, культурных ценностей, т.е. те идеи, которые определяли этико-нравственную направленность русской социологической мысли в целом.
