Вторник, 4 марта — Боулдер

Работал все утро, сходил в бакалейную лавку, заплатил по счетам, посмотрел два видеофильма. Первый — «Семейный просмотр» Этома Эгояна, один из его первых фильмов, совершенно блестящий. Все фильмы Эгояна чрезвычайно интересны; его «Экзотика» поистине поразительный фильм. Я продолжаю надеяться, что он скоро выпустит что-нибудь новое. Второй — «Непрофессионал» Хэла Хартли, мой любимый из его фильмов (наряду с «Простым человеком» и «Невероятной истиной»). Все фильмы Хартли такие лукаво-забавные.

Сейчас идет небольшой снежок, танцующий над землей в солнечном свете. Мне кажется, что меня слегка окутывает своего рода светящееся космическое одеяло.

Среда, 5 марта

«Наука и религия» открывается кратким резюме вечной философии — общего ядра мировых традиций мудрости. Все они по-разному утверждают, что существуют различные уровни или измерения бытия, простирающиеся от материи к живому телу, к символическому уму, к тонкой душе и к каузальному и недвойственному духу. Мы, современные люди, без проблем принимаем материю, тело и ум; но душа и дух? Где доказательства того, что душа и дух действительно существуют? Ответ, по-видимому, связан с непосредственным духовным опытом — повторяющимся, воспроизводимым, допускающим подтверждение. Во всяком случае, это то, что я пытаюсь показать в «Науке и религии».

[См. рис. 1. Это так называемая Великая Цепь Бытия, хотя подобное название не совсем правильно. Каждый последующий уровень превосходит и включает в себя или объемлет и заключает в себе, предыдущие, так что на самом деле это — Великое Гнездо Бытия. По этой причине его правильнее называть не иерархией, а холархией — серией вложенных друг в друга сфер.]

Рис. 1. Великое Гнездо Бытия. Дух представляет собой как высший уровень
(каузальный), так и недвойственную Основу всех уровней

Огромное количество межкультурных данных убедительно свидетельствует: по-видимому, человеческое осознание и самоотождествление может охватывать весь спектр сознания — от материи до тела, ума, души и духа. Судя по всему, имеет место действительное развитие, или эволюция сознания, в этом необычайном континууме. На каждом уровне то, что мы считаем своим «я» или самостью, радикально меняется. Когда сознание отождествляется с живым телом, мы имеем тело-эго или телесную самость — мы отождествляемся со своими побуждениями, своими чувствами, своими непосредственными телесными ощущениями. Когда сознание отождествляется с умом, мы имеем эго — понятийное, мысленное, повествовательное представление о себе, связанное с принятием ролей и следованием правилам. Когда сознание отождествляется с тонким уровнем, мы имеем душу — сверхиндивидуальное ощущение самости, которая начинает вдыхать атмосферу, лежащую за пределами мирского и конвенционального. А когда сознание эволюционирует еще дальше и отождествляется с недвойственной реальностью, мы имеем сам Дух — Цель и Основу всего Гнезда Бытия.

Свидетельства в пользу существования этого Великого Спектра в каждом пункте основываются на непосредственном опыте, который может подтвердить или отвергнуть всякий, кто адекватно следует внутренним экспериментам в сознании. Эти эксперименты, известные под названием медитации или созерцания, нельзя сбрасывать со счетов на том основании, что они представляют собой «чисто субъективные» и «внутренние» восприятия, в конце концов, математика является «чисто субъективной» и «внутренней», но мы не отбрасываем ее как нереальную, иллюзорную или лишенную смысла. Созерцательные дисциплины накопили огромное количество феноменологических данных — непосредственного опыта, относящегося к тонкому и каузальному уровням или уровням души и духа. И если вы хотите знать, реальны ли эти данные, вам всего лишь нужно провести эксперимент — созерцание — и выяснить это самому. Большинство тех, кто адекватно это делает, приходят к простому выводу: вы непосредственно знакомитесь со своей Подлинной Самостью, свом Действительным Состоянием, своим Изначальным Лицом — и это не что иное, как сам Дух.

Четверг, 6 марта

Все утро читал (новый историцизм, культурные исследования, критические правовые исследования, новая парадигма); большинство из этого весьма разочаровывает и вдобавок слабо написано. Я не возражаю против того, что большинство авторов-теоретиков не могут писать, как Уильям Джеймс. Когда Уайтхеда спросили: «Почему вы не пишете понятнее?» — он ответил: «Потому что я не думаю понятнее». Ладно, нет проблем. Но возникает чувство, что столь немногие хотя бы пытаются...

Пятница, 7 марта

Мешок с почтой из издательства «Шамбала» — письма за последний месяц. Около четверти писем, которые я получаю, по-прежнему связаны с книгой «Милосердие и мужество: духовность и исцеление в жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер»; к настоящему моменту я уже получил свыше восьмисот писем. На многие из них я стараюсь отвечать, хотя бы кратко, поскольку они всегда такие глубоко трогательные.* Когда я написал «Милосердие и мужество», то полагал, что интенсивный поток писем будет продолжаться примерно год, а затем, возможно, сойдет на нет. Но он продолжался; каждый месяц я получал десятки крайне мучительных писем. Но я также стал понимать, что это всегда будет частью моей жизни и что это прекрасно. Поэтому раз в месяц я читаю письма.

Дорогой Кен,

Меня зовут... и я только что закончила читать «Милосердие и мужество». В феврале мне поставили диагноз рак груди, и подруга из Цюриха прислала нам с мужем Вашу книгу. Сначала я думала, что ее будет слишком тяжело читать, но мне стало интересно, и я начала. Иногда мне было слишком грустно читать, и я откладывала ее. Однако я продолжала читать и в какой-то момент перестала бояться ее' открывать. Напротив, я почувствовала, что она меня поддерживает. Я ценю искренность, с который Вы рассказываете о том, что значит оказывать поддержку другому человеку, и мне было очень приятно узнавать Трейю. Она была замечательным человеком и прекрасным примером для подражания. Я действительно верю, что узнала больше о любви, сострадании и прощении из этой книги, чем из всего другого, что я прочитала.

Ваша книга дала мне еще один шанс поплакать и снова найти себя. Спасибо.

С любовью

Дорогой м-р Уилбер.

Я хочу поблагодарить Вас за Вашу книгу «Милосердие и мужество». Я купил ее на Рождество 1994 г., после того как в сентябре умерла моя жена. У нее была ужасная злокачественная лимфома.

Она больше года провела в больнице, проходя химиотерапию. Моя жена приехала из Лаоса и с тридцати лет жила в Таиланде. Около шести лет мы провели в счастливом браке.

Она была буддисткой.

Я бросил работу и оставался в больнице вместе с ней, проводя рядом с ней день и ночь. В то время я не знал о Вашей книге, но теперь я могу найти в ваших словах немало истины.

Моя жена умирала в больнице, поскольку больше не могла вставать с постели. Для меня это была очень грустная ситуация, но мы были вынуждены оставаться в больнице. Я был бы счастлив привезти ее домой, но это было невозможно.

Когда она умирала после полудня, началась сильная буря и пошел проливной дождь. И я видел, как большое серое облако поднялось вверх от ее тела и выплыло в открытое окно. Примерно через двадцать минут буря кончилась.

Затем, неделю спустя, я привез ее тело обратно в Таиланд. Я не кремировал ее в Германии. Внутренний голос сказал мне — привези ее обратно домой, — и я так и сделал.

За последние недели я изучал Вашу книгу почти шесть или семь раз.

И каждый раз я находил что-то большее для своего духа. Я надеюсь, что многие люди будут читать Ваши книги и стараться что-то изменить в своей жизни.

Вы написали великую книгу. Она будет одной из важных книг в моей жизни. Я могу читать ее снова и снова. И за все это я должен сказать Вам огромное спасибо.

С поклоном,

Эти истории такие трогательные, просто сердце разрывается; этот милый человек, везущий свою жену обратно в Таиланд. Вот более легкое письмо от молодого человека:

Дорогой Кен,

Я только что закончил читать «Милосердие и мужество». Мне кажется, что я в каком-то смысле знаю Трейю или, быть может, следует говорить, что я чувствую ее. Мне бы хотелось рассказать о том, что я переживал, заканчивая чтение.

Читая две последние главы, я мог ощущать подступающие слезы. Не знаю, почему я не заплакал до самого конца, но я сдержался. Затем, когда я дочитывал последнюю страницу, я действительно разрыдался, и все мое тело охватила неконтролируемая дрожь. Я подумал: «Что же происходит?» Встал и стал ходить вокруг дома, как будто движение каким-то образом должно было дать мне понимание. Примерно в это же время меня пронзило сознание-того, насколько драгоценна жизнь, и у меня возникло сильное желание взбежать по лестнице и разбудить своих спящих родителей, чтобы рассказать им, как сильно я их люблю. Меня что-то удержало, быть может, мое эго, быть может, позднее время — не знаю, — но я знаю, что не буду воспринимать их так же снова.

Потом я опять сел и просто спокойно сидел несколько минут. Теперь не было слез, просто покой. И ощущение мира.

Я очень благодарен Вам, Кен, и Трейе за то, что вы поделились со мной своим особым даром. Послание книги, мое послание — это Жизнь и Любовь.

Мир Вам,

Дорогой Кен,

В прошлый август мне поставили диагноз рак груди. Я подверглась операции по удалению опухоли, иссечению лимфатических узлов и трехнедельному лечению. Я нахожусь в постоянных взаимоотношениях с раком на всех уровнях. Несколько недель назад одна подруга рассказала мне о Вашей книге, и я поняла, что должна прочитать ее. Это была пугающая мысль, поскольку, в конце концов, я знала конец.

«Но, — подумала я, — у нее была какая-то другая разновидность более серьезного рака». Как вам нравится такое отрицание?* Суть в том, что у меня та же ужасная разновидность рака, что была у Трейи. Правда в книге была порой ужасающей, но совершенно освобождающей.

Читая записи Трейи и Ваши размышления, я слышала свой собственный голос и голоса людей, которых я знала и которые также меня любили. То же злоупотребление собственными силами, та же жизнь по принципу: «Большое спасибо, я могу это сделать». И мои друзья и родные были озадачены, как я не вижу, насколько я красива, как сильно они меня любят и какой совершенной они меня считают. Я тоже годами мучилась над вопросом: «Какова моя роль, моя цель здесь?» Я тоже готова предоставить всему идти своим чередом и жить, зная, что жизнь — это не награда, а смерть — не наказание.

Я благодарю Вас, восхваляю Вас и благословляю Вас за Вашу отвагу и искренность при написании «Милосердия и мужества». Я посылаю Вам музыкальную запись как ответный подарок. Да останетесь Вы исцеленным и благословенным.

Мир Вам,

Я получил множество писем от женщин, которые ясно говорят насколько они отождествляются с Трейей, что ее проблемы и заботы были в точности теми же, с какими они борются в своей собственной жизни. А часто люди просто хотят рассказать свою историю, поделиться ею со мной, имеет ли она какое-то отношение к раку или нет.

Дорогой м-р Уилбер,

Привет из Польши!

Я только что прочитала Вашу книгу «Милосердие и мужество» и до сих пор нахожусь под впечатлением от нее. Книга тронула меня до глубины души. Я уже много лет не испытывала подобных чувств.

Много лет назад я интересовалась теорией психоанализа Фрейда, но, когда я стала матерью, мне пришлось поменять свои интересы. Хотя я была очень занята заботами о своих детях и работой в качестве учителя, я всегда старалась воспринимать других людей рядом с собой, Но я очень несчастлива в своей личной жизни и порой задаю себе вопрос: «Почему Я?» Ответ на него: «А почему нет?» я нашла и в Вашей книге. Мне бы хотелось жить полной жизнью, как Ваша Трейя, но это так трудно. Ее жизнь была столь необычной, что это кажется нереальным. Порой мне кажется, что это был лишь сон, а не книга, написанная Вами.

Я только что начала искать свой источник вдохновения и думаю, что должна кое-что изменить в своей жизни. Я сделала некоторые заметки о других Ваших книгах, а также о других авторах и философах, о которых Вы писали в своей книге.

Заканчивая письмо, я хочу сказать, что книга о Вашей жене Трейе и о Вас стала для меня самой прекрасной книгой о любви и жертвенности. Я очень счастлива, что прочитала ее.

Мне будет очень приятно, если это письмо дойдет до Вас.

С наилучшими летними пожеланиями из Польши.

Искренне Ваша,

Дорогой м-р Уилбер!

Я только что закончила «Милосердие и мужество». Я так похожа на Трейю. Она боролась с множеством тех же самых вещей, с которыми всегда боролась я, стараясь найти свой источник вдохновения, исследуя духовность и творчество, бытие в противовес действию, мужское в противовес женскому, чрезмерную самокритичность, — все это главные проблемы в моей жизни. Когда я читала книгу, она полностью меня захватила и, думаю, уже никогда не отпустит. Ваша открытость в том, что касается Ваших с Трейей чувств, была очень смелой и трогательной. Я восхищаюсь вами обоими, а то, как откровенно Вы говорите о своих слабостях, стало для меня хорошим уроком в науке не быть слишком строгой к себе. Спасибо. На меня произвело впечатление принятие и превосхождение Трейей своего рака и его последствий. Это стало для меня стимулом к тому, чтобы вкладывать больше сил в мою медитативную практику. При чтении «Милосердия и мужества» мне постоянно приходили в голову слова «невероятно» и «прекрасно»,* это было невероятно прекрасно. Я просто хотела сказать «спасибо!».

С признательностью и восхищением,

Дорогой Кен!

Мы с мужем прочитали книгу «Милосердие и мужество». Она настолько полна любви и эмоций и также очень поучительна. Когда мы читали ее, у нас стоял комок в горле и мы едва могли продолжать читать из-за слез, застилавших глаза. Если мне позволено сказать, она выражает такую неподдельную любовь! Сестра моего мужа проходит химиотерапевтическое лечение, и книга помогла нам понять, что она чувствует и переживает.

Искренне,

Меня удивило, как много писем я получил от семейных пар, которые читали книгу вслух друг другу. Думаю, потому, что я приводил много выдержек из дневников Трейи, предоставляя ей возможность говорить от своего лица, — парам нравится читать по очереди, сменяя друг друга. Я не ожидал, что так будет, но очень трогательно думать о любящих людях, которые используют наш опыт и смерть Трейи, чтобы выразить свою любовь друг к другу в жизни, не ожидая, пока будет слишком поздно говорить те заветные слова, что должны быть сказаны сейчас.

Дорогой Кен!

Я пишу Вам несмотря на то, что не знаю, получите ли вы это и читаете ли вы вообще письма от незнакомых людей, чтобы от всего сердца поблагодарить Вас за книгу «Милосердие и мужество». Я был — и остаюсь сейчас, через 10 дней после того, как закончил читать, — глубоко тронут и взволнован вашей смелостью и любовью, позволившей вам так проникновенно и искренне писать о времени, проведенном вместе с Трейей. Как вам, должно быть, не хватает ее физического присутствия и в то же время парадоксальным образом, как можно потерять кого-то, кто столь полностью с вами в этом океане любви?

Мне тоже известна эта любовь. Я познакомился с... в 1988 г., и через год после того, как мы поженились, у нее обнаружили чрезвычайно тяжелый случай болезни Лайма. Около года я круглые сутки ухаживал за ней, пока, наконец, не понял, что мне отчаянно нужна помощь, которую я нашел в лице чудесного терапевта, до сих пор регулярно посещающего нас. Через несколько лет моя жена избавилась от большинства своих изнуряющих симптомов, за исключением болей в спине, по-прежнему вынуждающей ее проводить в постели от доброй половины до двух третей времени бодрствования. Мы тоже вплотную познакомились со всеми уровнями, на которых гнездится заболевание, и со всеми уровнями, где может происходить исцеление. И мы тоже обижаемся и сердимся на наших знакомых, мыслящих в духе «нового века», которые могут говорить вещи наподобие: «Ах, у тебя боли в спине, чего ты пытаешься избежать?» Но хватит об этом; Кен, в действительности, все что я хотел сказать, — это спасибо и благослови Вас Бог за то, что Вы поделились со мной и всем миром своей невероятной и продолжающейся историей любви. Когда я заканчивал читать, я плакал так, как не плакал много-много лет, с такими глубокими, и грустными, и чистосердечными рыданиями и слезами.

С любовью и благодарностью,

Дорогой Кен,

От всей души пишу Вам спасибо за яркую историю «Милосердия и мужества», написанную с такой прямотой, любовью, искренностью и приятием. Я отложила Вашу книгу несколько дней назад, и ее история с огромной силой пронизывает все мое существо даже спустя много лет после описанных событий. То, что я пережила, читая ее, было для меня одним из тех возвышенных мистических событий, которые открывают во мне что-то новое и лучшее, снова меняя мою жизнь. Я чувствую такое родство с Трейей, поскольку наши жизненные пути столь во многом пересекались, что могу относиться к ней, как к близкому человеку. Поступала ли бы я так же? Раскрыло ли бы столь ужасающее заболевание благородную душу во мне?

Хотя я никогда не знала ее в жизни, я очень благодарна Вам за то, что Вы показали ее мне с такой ясностью. Меня неизмеримо тронули ее борьба и, в конце концов, приятие неприемлемого, чтобы до самой физической смерти сохранять «неистовое самообладание» (я нахожу этот термин совершенным), а также ее необычайная человечность. Я чувствую такую нехватку женщин, которые могли бы служить образцами для подражания и источниками вдохновения, столь многие духовные учителя — мужчины, и для меня это каким-то образом создает брешь в понимании. История Трейи говорит со мной на моем языке, и благослови Вас Бог за то, что Вы позволили ей рассказать о самой себе, своими собственными словами, и ни разу не говорили за нее.

Меня также очень тронул, очень взволновал Ваш процесс, Ваша борьба, Ваше приятие в служении ей, безоглядной любви к ней. Ваша преданность ей даже после смерти в те 24 часа — я так растрогана, я плачу — я никогда не знала подобной любви. Хотя я всегда представляла себе такую глубину, волею удачи, судьбы, кармы или бессознательных факторов мне не дано было пережить того, что нашли вы двое. Однако сам факт, что вы с Трейей нашли такую любовь, так меня утешает! Я не совсем сошла с ума. Она существует. Да. Существует.

Когда Вы пишете книгу, так необычно, что Вы допускаете в свою душу так много людей и при этом можете никогда не встретиться с ними и не получить от них никакого ответа. Я просто хотела, чтобы Вы знали — Вы помогли мне, повлияли на меня, пережив и рассказав свою историю. От всей души благодарю Вас.

С любовью,

Дорогой Кен,

Прошлый год у меня обнаружили далеко зашедший метастазированный рак груди. Мой друг сказал, что я должна прочитать эту книгу, «Милосердие и мужество», но когда я спросила, чем она заканчивается, он сказал: «Она умерла». Я долго боялась читать книгу.

Но, прочитав ее, я хочу от всего сердца поблагодарить Вас и Трейю. Я знаю, что, возможно, тоже умру, но чтение истории Трейи каким-то образом заставило меня перестать бояться. В первый раз я чувствую, что освободилась от страха. У меня было два сильных переживания, как я догадываюсь — сатори, просто от чтения Ваших описаний высшего осознания. Когда я читала в книге, как умирала Трейя, мне казалось, будто я сама умираю, так что теперь мне не нужно беспокоиться.

Еще раз большое, большое, большое спасибо Вам. Я действительно думаю, что умру, и действительно думаю, что встречу там Трейю.

Искренне Ваша,

Мне кажется, что я рядом с этими людьми и они рядом со мной. Страдание — это постоянное напоминание о боли человеческого бытия, но также самая фундаментальная сила, которая соединяет нас друг с другом, потому что все мы в какой-то момент жестоко страдаем. Страдание не только «отрицательно»; это связь, через посредство которой мы все соприкасаемся друг с другом. Поистине страдание — это высшая добродетель.

Дорогой Кен!

«Милосердие и мужество» буквально приостановило мою жизнь. Я должна была закончить ее или, я бы сказала, поглотить ее, прежде чем смогла делать что-либо еще. Когда я прочитала первые несколько глав, то села и довольно долго не могла справиться с рыданиями. Сейчас мне трудно передать глубину моих переживаний в тот момент. Я была совершенно ошеломлена, как будто поток сдерживаемых эмоций вырвался на волю и переполнил мое существо. Вам знакомы эти рыдания, что начинаются где-то глубоко внизу и сотрясают все тело. Я была так тронута. «Милосердие и мужество» показалось мне самой прекрасной историей любви, какую я когда-либо читала. Я рыдала о Вашей радости и Вашей утрате, о блаженстве, на которое мне удалось взглянуть лишь краешком глаза, о боли, которую я с трудом могу себе представить. И я рыдала от чувства радости и утраты, которое они вызывали во мне.

Моя радость возникала от знания того, что возможно переживать такую связь с другим человеком, которую Вы так прекрасно показали, что священная любовь — это реальность, а не просто какая-то безумная фантазия и что человек, живущий столь глубокой и напряженной интеллектуальной жизнью, как Вы, способен на такую сильную эмоциональную связь. Думаю, из-за того, что мой отец, который был выдающимся человеком, никогда на самом деле не жил в своем теле (в основном только выше шеи), я всегда разделяла эти две вещи. Когда рыдания сотрясали мое тело, я в первый раз в жизни действительно почувствовала всем существом, что возможно соединить ум, и тело, и душу в глубоко чувствуемой связи.

Я скорбела, ибо, хотя я получила мимолетное впечатление такого рода связи, я никогда не переживала ее с человеком, который был готов или способен поддерживать такой уровень интенсивности вне пределов кратчайшего свидания. И даже в еще большей степени потому, что это мое заветнейшее желание, и после того, как я много лет лелеяла в душе надежду на его осуществление, я перестала верить, что это возможно.

И теперь ваши слова снова вернули меня к тому, что я считала Истинным на глубочайшем уровне — что я действительно совершенно права, не соглашаясь ни на что меньшее, чем глубина, о которой я мечтаю, и что это возможно!

Я понимаю, что у вас почти отшельнический образ жизни, но надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся. С огромным уважением, восхищением и любовью,

Дорогой Кен!

Мне четырнадцать лет. Еще с тех пор, как я была маленькой девочкой, я всегда очень боялась смерти. Я прочитала историю Трейи и с тех пор больше не боюсь умереть. Я хотела рассказать Вам об этом.

Искренне,

Дневники Трейи поистине необычайны. Пролистывая их спустя какое-то время после ее смерти, я был поражен удивительным фактом — в них не было никаких секретов. Конечно, они были очень интимными и очень личными, но в них не было ничего, чем Трейя не делилась со мной или кем-нибудь еще. У нее просто не было границы между ее публичным и частным «я» — они были в своей основе тождественны. С Трейей вы всегда точно знали, что она думает и чувствует, — она просто никогда не лгала и не затушевывала истину. Именно эту невероятную цельность люди считали в ней неотразимой и непреодолимо притягательной. Я думаю, эта искренность видна в моей книге, и люди благодарны, получив ее бескомпромиссно честный отчет о жизни с ужасной болезнью — и умирании от нее. Многие из них пишут мне в попытке поблагодарить Трейю, и это мне приятно; и они говорят милые вещи обо мне в попытке восхвалять Трейю, и это тоже хорошо.

Хотя это забавно. Я собирался уничтожить дневники Трейи после ее смерти и сперва решил, что я не должен их читать. Даже хотя, как я позднее обнаружил, в них не было никаких секретов, Трейя очень ценила те минуты одиночества, когда она делала записи в своем дневнике, и я был твердо настроен не нарушать этой традиции, читая их. Несмотря на все возможное любопытство, мое решение было совершенно определенно — никто никогда не увидит ее дневники.

И затем, за 24 часа до ее смерти — как раз перед тем, как я в последний раз отнес ее наверх, — она указала на свои дневники и сказала очень просто: «Они тебе понадобятся».

За неделю до этого она попросила меня написать о выпавшем на нашу долю испытании — у нее обнаружили рак груди через десять лет после нашей свадьбы. Она высказала надежду, что все полученные нами тяжелые уроки помогут другим людям. Я пообещал ей, что напишу книгу. И потому фраза «Они тебе понадобятся» означала — тебе понадобятся мои дневники, если ты собираешься полностью рассказать обо всем, что происходило. Тогда я понял, что должен прочитать их — все, от первой до последней страницы, — и я прочитал, хотя не могу описать, как это было трудно.

Последней записью в этих дневниках — уместившихся в десять записных книжек — было: «Да, для этого нужно милосердие — и мужество!»

Суббота, 8 марта

Джойс Нильсен — автор книги «Пол и род в обществе», вероятно, самой лучшей индивидуальной работы о феминизме. Нильсен — одна из моих любимых авторов-феминисток, наряду с Дженет Чафец, Кэрол Джиллиген, Мартой Нуссбаум... Мне никогда не приходило в голову, что она преподает в университете штата Колорадо в Боулдере.

Сегодня я пришел домой и обнаружил на автоответчике сообщение: «Если это Кен Уилбер, написавший «Пол, экология, духовность», а я совершенно уверена, что это так, то мне хотелось бы поговорить с вами. Я преподаю социологию в Университете Колорадо и использую эту книгу в качестве учебника на своих семинарах по спецкурсу для выпускников. Я тут раздумывала, не могли бы вы прийти побеседовать с нами. Пожалуйста, позвоните мне по телефону...»

Я снял трубку, набрал номер и наговорил ей на автоответчик: «Если это Джойс Нильсен, написавшая «Пол и род в обществе», а я совершенно уверен, что это так, то я ваш подлинный почитатель...» Я полагаю, она позвонит в ответ.

Воскресенье, 9 марта

На то, чтобы вернуть какое-либо медитативное осознание, включая осознанные сновидения, ушла почти неделя. В течение всего времени, пока я был в Нью-Йорке, у меня не было никакого доступа к чистому свидетельствованию, и я не переживал постоянства субъекта в состояниях сновидений и глубокого сна. То есть я не был в сознании во время сновидений и состояния глубокого сна — в сознании, своего рода потоке, в котором я периодически пребывал в течение последних трех или четырех лет.

Это постоянное сознание во всех состояниях — бодрствования, сновидений и глубокого сна, — как правило, случается после многих лет медитации; лично у меня ушло около 25 лет. Его признаки очень просты: вы пребываете в сознании в состоянии бодрствования и затем, засыпая и начиная видеть сон, вы по-прежнему остаетесь в сознании в сновидении. Это похоже на осознанные сновидения, но с небольшой разницей: при осознанном сновидении вы обычно начинаете манипулировать содержанием сна, вы выбираете, будут ли это сексуальные оргии, или великий потоп, или полет над горами, или что угодно еще. Но при постоянном свидетельствующем сознании нет никакого желания что бы то ни было менять: вы просто и бесхитростно свидетельствуете все, что возникает. Таким образом, вы остаетесь в сознании во время состояния сновидений, свидетельствуя его, не изменяя его (хотя вы можете, если захотите; обычно вы не хотите)*. Затем, переходя к глубокому сну без сновидений, вы все равно остаетесь в сознании, но теперь не осознаете ничего, кроме бескрайней чистой пустоты, не имеющей вообще никакого содержания. Но термин «осознаете» не вполне верен, поскольку здесь нет никакой двойственности. Это больше похоже на то, что есть просто само чистое сознание, без качеств или содержаний субъектов или объектов, безбрежная чистая пустота, которую нельзя определить «ничто», но нельзя определить и как-либо иначе.

После этого, выходя из состояния глубокого сна, вы наблюдаете, как возникают и обретают форму ум и состояние сновидения. То есть из каузальной пустоты возникает тонкий ум (сновидения, образы, символы, понятия, видения, формы), и вы свидетельствуете их появление. Некоторое время продолжается состояние сновидения, и затем, по мере того как вы начинаете просыпаться, вы можете видеть, как непосредственно из состояния тонкого ума возникает вся грубая сфера, физическая сфера — ваше тело, постель, комната, физическая вселенная, природа.

Иными словами, вы только что совершили путешествие по Великой Цепи Бытия — от грубого тела к тонкому уму и каузальному духу — по обоим ее ветвям, восходящей и нисходящей (эволюции и инволюции). Засыпая, вы переходили от грубого тела (бодрствование) к тонкому уму (сновидение) и каузальной пустоте (глубокий сон) — это эволюция, или восхождение; а затем, пробуждаясь, вы двигались вниз — от каузального к тонкому и грубому — это инволюция, или нисхождение. Каждый человек проходит этот цикл каждые 24 часа. Но при постоянном сознании или непрерывном свидетельствовании вы сохраняете осознание во время всех этих изменений состояния, даже в глубоком сне без сновидений.

Поскольку эго существует главным образом в грубом состоянии, с немногими остатками в тонком, то, коль скоро вы отождествляетесь с постоянным сознанием — или с тем, что существует во всех трех состояниях, — вы вырываетесь из плена эго, так как оно едва существует в тонком и вовсе не существует в каузальной пустоте (или в состоянии глубокого сна, которое представляет собой одну из разновидностей каузальной пустоты). Вы перестаете отождествляться с эго и отождествляетесь с чистым бесформенным сознанием как таковым, в котором нет цвета, пространства, времени, формы — только чистая ясная пустота. Вы не отождествляетесь ни с чем в особенности, и потому вы можете охватывать абсолютно все, что возникает. Отбросив эго, вы едины со Всем сущим.

Вам по-прежнему полностью доступно эго состояния бодрствования, но вы больше не являетесь только им. Скорее самая глубинная часть вас едина со всем Космосом во всем его сияющем великолепии. Вы просто являетесь всем, что возникает от момента к моменту. Вы не видите небо — вы и есть небо. Вы не касаетесь земли — вы земля. Вы не слышите шум дождя — вы и есть дождь. Вы и вселенная представляете собой то, что мистики называют «Одним Вкусом».

Это не поэзия. Это непосредственное постижение, столь же очевидное, как стакан холодной воды, выплеснутый вам в лицо. Как сказал великий мастер Дзен после своего просветления: «Когда я слышал звон колокола, не было колокола и не было меня — только звон». И в этом недвойственном звоне заключен весь Космос, где субъект и объект становятся Одним Вкусом и бесконечность радостно раскрывает свои тайны. Как напоминают нам исследователи, от Олдоса Хаксли до Хьюстона Смита, Один Вкус, или «космическое сознание», — ощущение единства с Основой всего сущего — представляет собой глубочайшее ядро почти всеобщего согласия великих мировых традиций мудрости. Один Вкус — это не галлюцинация, фантазия или порождение расстроенной психики, а непосредственное постижение и заповедь бесчисленных йогов, святых и мудрецов всего мира.

Это очень просто, очень очевидно, очень ясно — конкретно, осязаемо, несомненно.

Понедельник, 10 марта

Разумеется, Олдос Хаксли написал знаменитую книгу «Вечная философия», в которой говорится об общей основе великих мировых традиций мудрости. Лучшим введением к ней до сих пор остается книга Хьюстона Смита «Забытая Истина». Я написал статью для «Журнала гуманистической психологии», которая начинается словами: «Известное под названием «вечной философии» — «вечной» именно потому, что она сохраняет, по существу, одни и те же черты в разные века и в разных культурах, — это мировоззрение действительно сформировало не только основу великих мировых традиций мудрости — от христианства до иудаизма, буддизма и даосизма, — но и образ мыслей некоторых из величайших философов, ученых и психологов Востока и Запада, Севера и Юга. Вечная философия столь повсеместно распространена — чуть позже я расскажу о ней подробно, — что она представляет собой либо величайшую интеллектуальную ошибку в человеческой истории — ошибку настолько общую, что это буквально потрясает воображение, — либо самое точное отражение действительности из всех, что до сих пор появлялись».*

Итак, каковы же подробности этой вечной философии? Все очень просто: Великое Гнездо Бытия, достигающее своей кульминации в Одном Вкусе, — такова в двух словах суть вечной философии.

Это не значит, что все, касающееся вечной философии, навсегда изваяно в камне или отчеканено в золоте. На самом деле я написал статью под названием «Нео-вечная философия», указывающую, что очень многое в ней нуждается в обновлении и модернизации**. Тем не менее ядро великих мировых традиций мудрости составляет концептуальную основу, к которой мы обязаны серьезно и почтительно обращаться в своих собственных попытках понимания Космоса.

А его сердцевину составляет опыт Одного Вкуса — ясный, очевидный, несомненный, непоколебимый.

Вторник, 11 марта

Конечно, непоколебимый при условии продолжения практики. Мне всегда любопытно, что прервет этот недвойственный поток, что замутит или разрушит постоянное сознание, вырвав тебя из Всего и бросив в когти твоего отдельного «я», где поджидает страдание. Интересно, что в моем случае ему препятствует один стакан вина (то есть если я выпиваю один стакан вина, то в эту ночь я не остаюсь в сознании в состояниях сновидений и глубокого сна. Я уверен, что великие йоги могут выпивать и все равно сохранять сознание во всех этих состояниях, но только не я). Стресс обычно не нарушает этот постоянный поток. Но в Нью-Йорке я почти все время выпивал по нескольку стаканов вина в день, так что одно это может объяснить нарушение свидетельствования. С другой стороны, я был там с целью откровенной саморекламы — а это то, что я не умею делать приличествующим образом — я либо недостаточно стараюсь, либо перегибаю палку, главным образом потому, что мне неловко этим заниматься. Так что причиной мог быть тот простой факт, что я большую часть недели был во власти эгоистического самозамыкания, которое практически исключало устойчивый доступ к Свидетелю.

Судя по всему, прошлой ночью все это снова вошло в свою колею. Сперва у меня не было осознанного сновидения, мне просто снилось, что мы с какой-то женщиной сидим перед Раманой Махарши. При этом присутствует много людей, но в действительности я их не замечаю. Женщина объясняет, как нужно заниматься самоисследованием, которое состоит в том, чтобы спрашивать себя «Кто я» и пытаться ощутить сам источник сознания; это попытка найти чистого и вездесущего Свидетеля. По какой-то причине женщина объясняла все неправильно; она представляла это как результат совершения усилия быть осознающим. Я посмотрел на Раману и сказал: «Нет, тут нет никакого усилия, ты просто замечаешь, что уже осознаешь и что осознание — просто как оно есть — и есть то, что ты ищешь. Не нужно вообще никаких усилий. Рамана улыбнулся, и вдруг его ум и мой ум оказались едины. В этот момент у меня началось осознанное сновидение, но это было в большей степени свидетельствование. Этот поток свидетельствования или постоянного сознания оставался у меня в течение нескольких дней и ночей, как это обычно периодически бывало вот уже несколько лет.

Это удивительный процесс. Это чистая Пустота, абсолютно неограниченная, сияющая, свободная, беспредельная, превыше света и превыше блаженства, радикально неопределимая. Рамана называл это глубокое свидетельствование (или постоянное сознание) «Я-Я», поскольку оно осознает маленькое «я» или отдельную самость. Кен Уилбер — это просто проявление на грубом уровне того, что в действительности представляет собой «Я-Я» — это вовсе не Кен, а просто Все. Кен родился и умрет, но «Я-Я» никогда не входит в поток времени. «Я-Я» — это великое Нерожденное, загадочное Неумирающее; весь Космос существует как простое ощущение моего собственного Бытия. И так может сказать всякое чувствующее существо во всей вселенной, коль скоро оно выступает как великое «Я-Я», которое вообще не «я».

(Веданта особо выделяет «Я-Я», буддизм подчеркивает «не-я», но оба они указывают на чистую, недвойственную, неопределимую Пустоту — шуньяту или ниргуну, — которая представляет собой просто таковость или бытийность всего мира и является не чем иным, как чистым, естественным, спонтанным, вездесущим сознанием, — это ваше собственное подлинное состояние в данный момент — непрерывный недвойственный поток, сохраняющийся при всех возможных изменениях состояния — бодрствовании, сновидении, сне. В своей чистой форме Свидетель превращается во все, что он свидетельствует — ум-зеркало един со своими объектами, Пустота едина со всеми Формами. И потому, как подчеркивают и Веданта, и буддизм, само чистое сознание недвойственно, пусто и до конца не определимо).

Когда медитирующие впервые начинают развивать (или, скорее, замечать) это постоянное сознание, они, как правило, проходят через своеобразное осознание расщепления ума. С одной стороны, у вас развивается способность к прочному медитативному самообладанию, способность Свидетельствовать и боль, и наслаждение, не уклоняясь, не избегая одного и не хватаясь за другое. Чжуан Цзы говорил: «Совершенный человек использует ум как зеркало — он приемлет, но не привязывается, он воспринимает, но не удерживает». По мере того как это осознание ума-зеркала (или постоянное сознание) усиливается, грубое состояние бодрствования становится все более «подобным сновидению», в том смысле, что оно теряет свою способность овладевать вами, потрясать вас, заставлять вас верить, что преходящие ощущения — это единственная реальность. Жизнь начинает быть похожей на один огромный кинофильм, а вы, как безразличный Свидетель, наблюдаете представление; возникает радость, и вы свидетельствуете ее; возникает боль, и вы свидетельствуете ее; возникает печаль, и вы свидетельствуете ее. Во всех случаях вы — Свидетель, а не какая-то преходящая поверхностная волна бессмысленного шума и ярости. И, находясь в центре циклона, вы пребываете в безопасности. У вас начинает появляться глубокий внутренний покой; вы больше не можете производить беспорядок с абсолютно той же убежденностью.

Но это не значит, что вы не можете чувствовать желание, обиду, боль, радость, счастье, страдание или грусть. Вы по-прежнему можете испытывать все эти эмоции; просто они вас не убеждают. Опять же это похоже на просмотр кинофильма. Порой вас так захватывает происходящее на экране, что вы забываете, что это всего лишь кино. Смотря триллер, вы, возможно, действительно пугаетесь; смотря мелодраму, вы можете заплакать. Затем ваш друг наклоняется к вам и говорит: «Эй, очнись, это только кино, это не на самом деле!» И вы освобождаетесь от наваждения.

Просветление — это...освобождение от наваждения кинофильма жизни. Это значит очнуться, стряхнуть его с себя. Вы просто смотрите и всегда смотрели кино, как зритель, как Свидетель. Но когда вы принимаете жизнь всерьез — когда думаете, что кино реально, — то забываете, что вы — чистый и свободный Свидетель, и отождествляетесь с маленьким «я» — эго, — как если бы вы были частью фильма, который вы на самом деле просто смотрите. Вы отождествляетесь с кем-то на экране. И потому вы пугаетесь, потому вы плачете, потому вы вообще страдаете.

При медитации вы начинаете расслабляться в своем зрительском кресле и просто смотреть фильм жизни, не судя его, не избегая его, не цепляясь за него. Вы всего лишь Свидетель: вы используете ум-зеркало, пребывая в простом, ясном, спонтанном, не требующем усилий вездесущем сознании.

По мере того как вы продолжаете замечать беспристрастное осознание того, что есть (и пребывать в нем), это сознание начнет распространяться из состояния бодрствования в состояние сновидения — вы просто будете оставаться беспристрастным осознанием, умом-зеркалом даже при возникновении состояния сновидения. Вы будете замечать, что феноменологически грубый мир — физическое тело, сенсомоторный мир и строящееся на нем эго — начинает растворяться, превращаясь в тонкий мир образов и видений. Так или иначе, вы остаетесь сознательным.

В ходе дальнейшей практики это беспристрастное осознавание будет распространяться из состояния сновидения даже на состояние глубокого сна без сновидений. И поскольку «вы» все равно присутствуете (не как эго, а как «Я-Я», как чистое сознание без объекта), вы обнаружите гораздо более глубокую и подлинную самотождественность: вы по-прежнему молчаливо сознательны, когда нет никаких объектов, никаких субъектов и вообще никакого содержания — ни боли, ни наслаждения, ни желаний, ни целей, ни надежды, ни страха. В этом чистом Бесформенном состоянии вообще ничего не возникает — и все же вы есть, вы все равно существуете, но только как чистое сознание. Нет ни тела, ни эго, ни ума — и все же вы знаете, что существуете, и потому вы, очевидно, не являетесь ни одним из этих меньших состояний. Вы — это только вы, то есть нет ничего, кроме чистого Я ЕСМЬ, чистого недвойственного Сознания, которое настолько радикально свободно, беспредельно, ничем не связано и неопределимо, что, строго говоря, мы можем называть его только «Пустотой» — и это именно то, на что оно «похоже»: бесконечное Отсутствие или Бездна — просто еще одно название для бесконечной Пустоты.

Четверг, 13 марта

Только что закончил говорить по телефону с Майклом Мёрфи (наши многословные беседы редко продолжаются меньше двух часов). Он и его приятельница Сильвия Томпкинс работают над рядом проектов — включая компакт-диск и книгу, — посвященных интегральной (или сбалансированной) духовности — обновленному, модернизированному варианту вечной философии, что также близко к моей собственной работе. В конечном итоге они оказались в одной упряжке с Джеймсом Редфилдом, автором «Пророчества Целестины» и «Десятого Прозрения», который ввиду своего необычайного коммерческого успеха (свыше 50 миллионов читателей) сможет помочь этим проектам получить гораздо более широкую аудиторию.

Похоже на то, что я поеду в Сан-Франциско для выступления в Институте Фетцера, и потому я договорился с Майклом встретиться, когда я там буду. Майкл поистине удивительный человек. Он не только основал Эсаленский институт — авангард движения за реализацию потенциальных возможностей человека, — но и продолжает оставаться на переднем крае психологического и духовного развития. Он только что закончил писать с нетерпением ожидаемое продолжение своего классического романа «Гольф в королевстве». Недавно я слышал, что Клинт Иствуд собирается делать по этой книге фильм и сниматься в нем вместе с Шоном Коннери. Господи, это, вероятно, отравит Майклу жизнь; у него больше не будет ни минуты покоя.