Рассказ о перстне и пастухе

 

О певец, звонкий чанг пробуждая игрой,

Ты для сладостной песни свой голос настрой.

 

Пусть раздавшейся песни благое рожденье

Мне сегодня окажет свое угожденье.

 

* * *

 

Свет зари засиял. Мглу сумев превозмочь,

День заставил уснуть утомленную ночь.

 

Высь взнесла златоцвет всем живущим в угоду,

А луна светлой рыбою канула в воду.

 

В кушаке из алмазов с застежкой литой

Венценосец воссел на престол золотой.

 

Ниже сели ученые друг возле друга,

Но Платон сел повыше премудрого круга.

 

Искендер удивлялся: в игре преуспев,

Как Платон отыскал свой волшебный напев?

 

Он сказал: "Мудрый старец, ты мыслью бескрайной

Ввысь взлетев, овладел сокровенною тайной.

 

Ты зажал в своей длани познания ключ.

Ты - источник наук. Ум твой светлый могуч.

 

О искусный! Читал ты когда-либо свиток,

Где б искусство в такой же пришло преизбыток?

 

Кто еще возносил нас в такие края,

Где безвестность живет, все от смертных тая?"

 

Завершив славословье, к ответу готовый,

Так ответил Платон: "Дивный свод бирюзовый

 

От поры до поры совершал волшебства,

Пред которыми молкнут людские слова.

 

Наши предки, о царь, не поняв их сознаньем,

Чудеса сотворяли своим заклинаньем.

 

Много, царь Искендер, непостижного есть.

Много было чудес. Можно ль их перечесть!

 

Я из них расскажу, если дашь ты мне волю,

Не десятую часть, а лишь сотую долю".

 

И велел государь справедливых сердец,

Чтоб любое сказанье поведал мудрец.

И сказал мудролюб, все потайное зрящий:

"О венчанный, желаньем познанья горящий,

 

В днях минувших, в долине гористых земель

Взрыв подземных паров дал широкую щель.

 

И тогда появилось в глубоком провале

То, что камни и прах с давних пор прикрывали.

 

Там на брюхе лежал потемневший, литой

Медный конь. Полускрыт был он в пропасти той.

 

Изваяния бок был с проломом немалым:

Водоемом казаться он мог небывалым.

 

И когда медный конь был в полдневном огне,

Мог бы взор оглядеть все, что скрыто в коне.

 

Шел пастух по долине, травою богатой,

И, свой шаг задержав пред землею разъятой,

 

Разглядел в котловине зеленую медь.

Вниз по круче спуститься ему ль не суметь!

 

Вот он встал пред конем в изумленье глубоком.

И увидел пролом он в коне меднобоком.

 

И все то, что таилось внутри у коня,

Смог пастух разглядеть в свете яркого дня.

 

Там усопший лежал. Вызывал удивленье

Древний труп: до него не дотронулось тленье.

 

Выл на палец покойника перстень надет.

Камень перстня сиял, как Юпитера свет.

 

И пастух пораженный рукою несмелой

Снял сверкающий перстень с руки онемелой.

 

На добычу взглянув, как на счастья предел,

Он восторженно в перстень свой палец продел.

 

Драхмы в медном коне не найдя ни единой,

Он покинул гробницу. Пошел он долиной,

 

Погоняя отары. Спадала жара

Ночь настала. Пастух дожидался утра.

 

И когда удалось рог серебряный небу

Сделать огненным шаром земле на потребу,

 

Он оставил овец на лужайке у скал

И хозяина стада, спеша, разыскал,

Чтобы перстню узнать настоящую цену

И судьбы своей бедной понять перемену.

 

И хозяин был рад, что явился пастух,

И язык развязал, словно думал он вслух.

 

Говорил он о стаде, о том и об этом,

И доволен он был каждым добрым ответом.

 

Вдруг он стал примечать и заметил: не раз

Становился пастух недоступен для глаз,

 

И затем, словно тень, появлялся он снова.

Рассердился хозяин: "Какого покрова

 

На себя вот сейчас ты набрасывал ткань?

Ты то зрим, то незрим. Поспокойнее стань!

 

Чтоб являть колдовство, - не имеешь ты веса.

Где тобою добыта такая завеса?"

 

Удивился пастух: "Что случиться могло?"

И свое он в раздумье нахмурил чело.

 

Было так: обладателя перстня немало

Обладанье находкой такой занимало.

 

И, хозяина слушая, так был он рад

Камнем вверх, камнем вниз свой повертывать клад.

 

Камень вверх обративши движением скорым,

По-обычному виден он делался взорам.

 

Повернув яркий камень к ладони своей,

Исчезал он мгновенно от смертных очей.

 

Камень был необычен, - в том не было спора, -

Своего господина скрывал он от взора.

 

И пастух разговор оборвал второпях.

Он ушел, чтоб испытывать камень в степях

 

И в горах. С волей рока он сделался схожим,

Веселясь, он шутил с каждым встречным прохожим.

 

Камень вниз опустив, промелькнув перед ним,

Во мгновенье шутник становился незрим.

 

Но сказавши себе: "Зримы ныне пребудем" -

Зримым шел наш пастух, как и свойственно людям.

То являясь, то прячась, придя на базар

Иль в жилье, уносить мог он всякий товар.

 

Вот однажды пастух, словно дух бестелесный,

Стал незрим: повернул он свой перстень чудесный.

 

К падишаху в покой, меч индийский схватив,

Он вошел и стоял, как невидимый див.

 

Но когда и последний ушел приближенный, -

Он, пред шахом явясь, поднял меч обнаженный.

 

Был ужасным видением шах поражен;

И, ему предложив свой сверкающий трон,

 

Он промолвил, дрожа от нежданного чуда:

"Что желаешь, скажи, и пришел ты откуда?"

 

Так ответил пастух: "Торопись! Я - пророк.

Признавай меня тотчас. Твой благостен рок.

 

Если я захочу, - я невидим для света.

Вот и все. Это свойство - пророков примета".

 

Падишах преклонился, почувствовав страх.

И весь город был в страхе, как сам падишах.

 

Так вознесся пастух, встарь скитавшийся долом,

Что легко завладел падишахским престолом.

 

Поиграл этим камнем недлительный срок

Наш пастух, - и пастух не пастух, а пророк.

 

Ты признай, государь, всею силой признанья

Тех, что создали камень при помощи знанья.

 

Должно тайну волшебств укрывать от умов,

Чтоб незыблемым был нашей тайны покров.

 

Мой рассудок - вожак, полный жажды движенья.

Эту тайну не вывел на путь достиженья".

 

Искендером-царем был похвален Платон:

Так наглядно о тайном рассказывал он.

 

И для мудрых рассказ прозвучал не без прока,

И для многих имел он значенье урока.