К V веку н.э. культура Античности разлагается частично под влиянием внутренних факторов. Частично она разрушается под ударами «варваров» – народов, ещё не достигших стадии цивилизации. На место огромной, охватывавшей почти всю Европу, часть Азии и Африки, Римской империи приходят племена со своими представлениями о культуре человека и общества. Частично они заимствуют культуру Античности, например, язык, систему римского права, но большей частью разрушают её. Огромная империя распадается на множество «варварских» королевств, враждующих между собой, иногда объединяющихся с более сильным соперником и снова распадающихся. Единственной силой, объединяющей множество народов Европы, оказалась религия, в частности, христианство.
Если для античности характерен был космоцентризм во взглядах на культуру, то с точки зрения христианства весь мир делится на «божье творение» и ту часть, где временно господствуют силы тьмы, ада, зла. Культура отождествляется с миром бога, «некультура» – с тем, что ведёт к нечистой силе, Сатане. Все, что утверждает, проявляет бога, стремится к богу – есть культура, и наоборот. Такое представление получило название «теоцентризм» (от слова teos – божественный). Подобно тому, как мир разделился на две части – божественную и сатанинскую, так и общество поделено на две половины: одна – сакральная (священная), божественная, другая – мирская, греховная, профанная. Но и человек тоже разделен на две части: одна тянется к богу, у неё «ангельская» природа, а другая остаётся ещё животной, греховной.
Но что в человеке влечет к богу, тождественно богу? Конечно, его душа, именно душой определяется вера, вера в бога, в догматы христианства, в церковь. А вот тело, плоть человека влечётся к греху, это ловушка Сатаны, и её надо опасаться, усмирять, держать в повиновении. И вся физиология человека также греховна, потому что телесна, материальна. Поэтому человек должен подавлять природные, физиологические, телесные влечения как греховные, и культивировать божественные качества, и прежде всего веру.
Таким образом, здесь также обнаруживаются отличия от античного понимания культуры. Для последней было характерно представление о культуре как разумном, рациональном начале, умопостигаемом человеком. Именно разум, рацио, способен и призван принести в общество и в человека гармонию и порядок. Чувства уходят на второй план, они контролируются разумом.
Средневековье рассматривает основание культуры как иррациональное (доразумное и сверхразумное) начало, как веру.
Вера – психологическая составляющая духовности, утверждающаяся зачастую вопреки Разуму. Сверх-, или доразумная Библия, религия, вера. «Верую, ибо абсурдно есть», – провозгласил богослов Тертуллиан, и он был прав. Сколько было учёных, доказывавших нелогичность Библии, но христианская вера продолжает существовать, значит, вера выше разума? А раз это так, то разум служит вере. Познаю, чтобы верить – вот вывод Средневековья. Поэтому наука, философия, этика, эстетика служат религии. Содержание веры – убеждение в существовании бога. Бог есть абсолют, абсолютное благо, добро, совершенство. Наука имеет дело с конкретными вещами, относительными, поэтому она не в силах познать бога. Бог есть сверхразум, сверхсправедливость, сверхкультура. Они недоступны человеку в обычном состоянии, но только человеку верующему, устремлённому к богу.
Поэтому человек должен культивировать в себе способности божественные, «подобные» богу, и главная среди них – Вера.
Никейский (325) собор утвердил «Кредо» – «Символ веры христианской», где в сжатой форме приводятся основные догматы христианской веры; потом они были дополнены на Константинопольском (381) Вселенском соборе и включают сейчас 12 пунктов. «Кредо» начинается словами: «Веруем в единого бога, Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого; и во единого господа Иисуса Христа, сына Божия единородного, рождённого от отца прежде всех веков, света от света, бога истинного, рождённого, несотворённого, единосущного Отцу» [2.1.].
Христианство утверждает не только Веру, но и Любовь, как божественное начало в человеке. Любовь – она есть естественная форма отношений верующих с богом и друг с другом, с «ближними». Но «ближний» – это не всякий человек, а единоверец, такой же христианин, как и сам верующий.
Истории известны трагические, печальные страницы, когда вражда и ненависть разделяли христиан разных конфессий – сперва православных и католиков, потом католиков и протестантов и т.д., так что вместо «любви» подчас культивировались непримиримость и нетерпимость. Они, правда, также свидетельствуют о «любви» к «заблудшим» душам, ибо те встали на опасный путь, ведущий их прямо во «врата ада», в «лапы Сатаны», поэтому, чтобы им не пропасть окончательно, во имя любви к ним, их надо остановить, и прямехонько направить на «Суд Божий», и чем быстрее, тем лучше. Такая извращенная логика пронизывает такого рода рассуждения, и эта логика, т.е. рациональность, служит вере, находится в подчинении у веры.
Третья составляющая культуры – это Надежда. Надежда пронизывает всё. И саму Веру, что она не напрасна и за гробом вернётся воздаянием, и за муки на земле, при жизни, будет спасение в раю, после смерти. И Любовь, которая будет ненапрасной, небезответной, незряшной. И в ответ на Любовь к богу последует ответная любовь бога к верующему, ещё здесь, на земле, при этой жизни: «Чаем воскрешения мёртвых и жизни будущего века. Аминь».
Средневековье привносит в культуру новое понимание счастья. Античность утвердила тезис «Человек – вот мера всех вещей», «познанных, поскольку они познаны, непознанных, поскольку они непознаны». Поэтому оракул и повелевает Сократу: «Человек, познай самого себя». Ибо человек – сам микрокосм. Познавая микрокосм, мы познаём макрокосм.
Средневековье подходит к этой проблеме иначе. Счастье – в познании бога (абсолюта, макрокосма), так как бог – всё, то и в человеке есть божественная частица, а что в человеке не божественное, то «от лукавого», и это греховное, телесное надо изгнать, преодолеть, и возвыситься до божественного, ведь оно беспредельно, абсолютно! Из этого следует, что в Античности культура понималась как мера, норма, т.е. определённый предел, который не преступается, определённая «золотая середина», гармония. В средневековье культура – вечное возвышение, восхождение к идеалу, к абсолюту, к беспредельному. Значит, для Античности культура есть что-то абсолютно достижимое, налично существующее в человеке и обществе. Для Средневековья, культура для человека есть всегда что-то относительное, только в боге получающее абсолютную форму существования. Культура – процесс, процесс преодоления греховности и утверждения сакральности, божественности, а этот процесс бесконечен. Подобно горизонту, который всегда остаётся, маячит перед нами, средневековый идеал культуры всегда недостижим, ибо человек – любой – всегда грешен (кроме папы Римского в католичестве). «Грешен аз» – можно сказать о любом. Значит, и культура есть вечное стремление к абсолюту, к идеалу, есть бесконечное «возвышение», восхождение.
До культуры надо «возвыситься», и главная функция религии – поднять человека, возвысить его до божественного начала.
Следует отметить, что существовали и светские представления о культуре. Но, подобно иерархии общества, существовала и иерархия ценностей. Разные культуры ценились по-разному. На первом месте была религиозная, церковная культура. Светская культура признавалась необходимой, но менее ценной. И в светской культуре высоко ставилась «рыцарская культура», придворная – культура турниров, охоты, танцев, балов и т.д. Но рассматривалась она как греховная, «низменная», подлежащая «прощению», «покаянию», «отмщению».
В Античности светская и религиозная культуры находились в гармонии: нельзя было во имя «богов» отказаться от защиты полиса, нельзя было во имя царства Божия покинуть «царство кесаря». В Средневековье религиозная культура подчиняла себе все другие виды светской культуры. «Царство Божие» получило самостоятельную форму существования на длительный срок, но не бесконечный. Новое время показывает, что на первый план выходит светская культура – «царство кесаря».
