Рассматривая технологии поиска, отбора и экспресс-анализа данных, мы вскользь упомянули о том, что аналитик подвержен действию множества помех, сказывающихся на качестве проводимой им работы. Это действительно так: аналитик, помимо его воли, может быть переведен в режим, не приспособленный для рациональной оценки ситуации. Аналитический режим потребления информации — это особый режим мыслительной деятельности человека, отнюдь не всегда реализуемый им. Более того, аналитический режим потребления информации — это режим требующий от человека значительных мыслительных усилий и сопровождающийся стрессовыми нагрузками.
Мыслительная деятельность вообще нелегко дается человеку — достаточно вспомнить экзаменационную пору, когда есть хочется, как волку, голова гудит, как колокол, а добродушная шутка однокашника может стать причиной серьезной ссоры. Дело в том, что эмоции и логика — две грани, два метода познания мира. Эмоции можно отнести к восприятию системы как целого, а логику — к восприятию системы как совокупности элементов. Как следствие, логикой нам удается смирить эмоции, а неконтролируемые эмоции нередко «захлестывают» логику. Именно на этапе осмысления полученного блока информации для аналитика (человека познающего) эмоции могут выступать в качестве препятствия на пути к правильной интерпретации полученных данных. Когда же мы нечто сообщаем сторонним слушателям, то, как правило, выдаем уже результат размышлений и переживаний, и поэтому легко смешиваем логику и эмоции в тех пропорциях, которые сочтем нужными для достижения желаемого эффекта.
В случае, когда человек не имеет времени на логическое осмысление непосредственно наблюдаемой ситуации или поступившей информации, он приблизительно в 50 % случаев выступает в роли ретранслятора эмоций (собственных ли, чужих ли — безразлично, если обратиться к Социальным Технологиям, то причина становится понятна). Такой эффект часто можно наблюдать в прямых репортажах корреспондентов, передающих не содержание ситуации, а эмоциональную атмосферу, однако в СМИ так реагируют не только в силу специфики устройства психики, но и в силу профессиональной традиции. Действительно, что еще остается делать, когда точные причины и логика событий неизвестны, а единственно достоверные сведения либо слишком общи, либо слишком кратки? Более того, эмоции более мобильны и не требуют от субъекта серьезной мыслительной работы.
Взять, к примеру, события 11 сентября 2001 года: более суток большинство каналов телевидения и средств массовой информации посвящали этим событиям максимум экранного времени и основные ресурсы материальных носителей информации (газетные полосы, дисковые накопители и каналы ГСТК Интернет и т. п.), однако информации для установления населением реальной ситуации было недостаточно. В течение первых суток большинство граждан получило лишь достоверные и непротиворечивые сведения о самом факте состоявшегося террористического акта. За одни сутки население США и других стран было дезориентировано, сформировалась специфическая эмоциональная атмосфера — спустя неделю в Великобритании были отмечены неединичные случаи психических расстройств, вызванных просмотром трансляции с места событий (английские психиатры назвали это «манхеттенским синдромом»). Обилие сырых, построенных на недостоверной информации версий играло на руку террористам, на сцену выступили представители «оккультных наук», намеренно или ненамеренно дискредитировавшие своими заявлениями работу спецслужб. На этом фоне заявления руководителей спецслужб, осуществлявших систематический и целенаправленный сбор и анализ информации, вне зависимости от степени их достоверности воспринимались с подозрением. Мотивы недоверия были очевидны и скрывались на уровне обыденного сознания, сформированного в ходе просмотра различных горячих новостей, журналистских расследований, сериалов и боевиков: а) не может представитель спецслужбы, запятнавшей свое имя участием во множестве «грязных» дел, говорить правду; б) если так долго распутывается «простейшее» уголовное преступление, то столь масштабное преступление не может быть раскрыто в краткие сроки; в) США находятся в узле мировых противоречий и у них слишком много недоброжелателей; г) спецслужбы давно вышли из под контроля правительства, коррумпированы и недееспособны.
К чему это отступление? Поясним: существует масса причин, по которым даже та информация, которая является и достоверной и непротиворечивой, может быть не воспринята аналитиком — в числе этих причин одно из первых мест занимает эмоциональный строй информации и состояние аналитика. Эти факторы сказываются на состоянии «ментальных» моделей интерпретации информации, которыми пользуется аналитик. Однако, эта — эмоциональная — компонента текстовых сообщений очень часто исключается из рассмотрения при анализе информации либо выделяется в отдельный блок задач анализа. В результате чего при работе с такими сообщениями блокировка модели мира аналитика становится невозможной, что, как будет показано далее, является обязательным требованием к аналитическому режиму потребления информации. Однако, прежде чем продвинуться дальше в наших рассуждениях, следует дать ряд определений. И в первую очередь — определение термина «модель мира».
Модель мира субъекта познания — есть активно использующаяся им для выработки управленческих решений совокупность приобретенных в результате накопления и анализа индивидуального и социального опыта представлений о сущностях и процессах реального мира. Модель мира субъекта познания представляет собой целостную динамичную систему представлений, в которой в зависимости от ситуационного контекста субъект способен выделить множество формально изолированных модельных фрагментов.
С точки зрения информационно-аналитической работы наибольший интерес представляют собой следующие фрагменты модели мира субъекта:
- модель фрагмента реальности, являющегося предметом мыслительной деятельности;
- модель познающего субъекта, мыслимая им самими (познающий субъект совпадает с объектом познания);
- модель инструментария сбора данных, мыслимая познающим субъектом;
- модель источника сообщения.
В процессе аналитического восприятия массива исходных данных познающий субъект в различные моменты времени осознанно фиксирует или модифицирует различные фрагменты своей модели мира. При этом наряду с переработкой данных, непосредственно затрагивающих интересы субъекта в области практической деятельности, познающим субъектом должны подвергаться анализу и те фрагменты данных, которые непосредственно не связаны с решаемой управленческой задачей. Например, те приемы, которые используются источником сообщения для усиления воздействия на получателя сообщения.
Оперируя сформулированными понятиями, можно дать своеобразное определение информационно-аналитической работы.
Информационно-аналитическая работа (ИАР) — это специфический вид мыслительной деятельности человека, связанный с извлечением из некоторого массива входных данных информации (нового знания об объекте исследования) на основе использования некоторой относительно устойчивой субъективной модели мира. Специфика этого вида мыслительной деятельности заключается в недопущении субъектом ИАР (аналитиком) неконтролируемой, спонтанной модификации собственной модели мира в результате воздействия потока входных данных.
Итак, процесс восприятия сообщений представляет собой систему процедур, осуществляемых потребителем сообщения над отдельными высказываниями и их составляющими, раскрывающими субъективную модель реальности, отраженную в сообщении его автором. Каждое высказывание, входящее в состав сообщения, подвергается анализу с привлечением тех сведений, которыми получатель сообщения располагал на момент времени, непосредственно предшествовавший восприятию. В случае обнаружения логической неполноты или противоречий в приведенной аргументации, при диалогической форме обмена информацией получатель может направить запрос на повторное воспроизведение сообщения, или же потребовать пояснений. При восприятии сообщений, представленных в символьном виде, при обнаружении логической неполноты или противоречий в аргументации, потребитель может самостоятельно вернуться к тому высказыванию, начиная с которого, по мнению получателя, целостность аргументации была нарушена. То есть, в некоторых случаях для восполнения недостатка знаний потребитель сообщения может воспользоваться процедурами привлечения дополнительной (или не воспринятой ранее) информации. Для этого могут быть использованы процедуры повторного считывания информации, построения запроса к источнику сообщения или иным источникам информации.
С точки зрения анализа познавательных процессов особый интерес представляет собой процедура повторного считывания сообщения. Автомату, не способному к обучению, повторное считывание не способно дать какого бы то ни было положительного эффекта, но для обучающегося автомата повторное считывание уже приобретает смысл. Положительный эффект при повторном считывании достигается за счет пополнения или уточнения тезауруса, установления системы отношений между сущностями, упоминаемыми в сообщении, в результате им может быть получена информация об области значений ранее неизвестных терминов и иные сведения, способствующие восприятию сообщения и/или выявлению специфики локального тезауруса и модели мира источника.
Однако эти процедуры могут быть реализованы лишь при наличии мощного тезауруса, в котором возможен поиск, в том числе и ассоциативный. Это означает, что тезаурус в обучаемой системе должен строиться на основе семантического принципа упорядочивания. Принцип алфавитного упорядочения, используемого в классических словарях здесь неприменим — способ упорядочения должен определяться системой отношений в используемой источником сообщения модели мира. В настоящее время вновь стал популярен класс семантических словарей, строящихся именно по такому принципу[87] — использование таких словарей при синтезе автоматизированных систем обработки текстов способно дать положительные результаты, однако этого недостаточно: отношения между терминами должны выражать их эмоциональную окраску, направленность действия и иные характеристики. При этом направленность действия должна определяться не столько по отношениям, проявленным в сообщении (по формальным признакам, проявленным в синтактике, т. е. грамматическим категориям), сколько в абсолютном их истолковании (по постулированным в тезаурусе семантическим отношениям).
В качестве примера результатов некорректной аналитической обработки по формальным критериям можно привести результаты анализа высказывания «Лагерь боевиков подвергся бомбардировке». Данное сообщение, будучи истолковано в соответствии с формальными правилами интерпретации будет означать следующее: «Лагерь боевиков подверг себя (подверг-ся — обращение действия на себя) бомбардировке». Последнее утверждение не может быть признано корректным, однако по формальным признакам — вполне приемлемо. Корректность высказывания проверяется на модели мира субъекта, и в результате дополняется неким пропущенным в сообщении субъектом, восстановление которого возможно лишь с привлечением социального опыта получателя сообщения.
Если рассматривать конструктивные элементы естественного языка (слова, частицы, знаки препинания и маркеры, выделяющие текстовые макроструктуры, типа абзаца) с позиций семиотики, то в общем множестве этих элементов могут быть выделены специфические подмножества, элементы которых несут специфическую нагрузку как на синтактическом, так и на семантическом (смысловом) уровне. При этом по всем канонам на синтактическом уровне следует рассматривать интерфейсные свойства этих элементов, которыми обусловлены их грамматические функции (например, количество и тип связываемых компонентов для переходных глаголов, падежные цепочки и т. д.), но, в то же время, интерфейсные свойства элементов проявляются и на семантическом уровне. Более того, для ряда элементов строгое разграничение синтактики и семантики осуществить крайне сложно — эти элементы образуют своеобразное подмножество естественного языка. Именно эти элементы в свое время были выделены в логическое подмножество языка: сюда могут быть отнесены такие конструкции «если — то», «до|после», «ниже|выше», «и|или» (класс этих терминов охватывает причинно-следственные и пространственные отношения, отношения предшествования|следования, включения|вложенности, порядка и иные). Многие элементы служат для выражения отношений иного класса — близкого к прагматической компоненте сообщения — это отношения превосходства, предпочтения и иные, обладающие выраженной эмоциональной окраской.
Для корректной интерпретации сообщений требуется наличие служебных эталонных моделей, способных учитывать специфику каждого элемента языка и описывать объекты, процессы и явления реального мира в терминах грамматических и семантических категорий, составляющих модель дискурса (ситуационного и коммуникационного контекста). На основе их использования может быть распознана система различных умолчаний, используемых в сообщении, что позволяет, если не осуществить подстановку в автоматическом режиме, то, как минимум, предоставить для последующего рассмотрения экспертом состав категорий, подстановка которых на место пропущенного термина позволит сформулировать корректное высказывание.