Конфликты в больших группах

 

Большая группа — это такая совокупность людей, члены которой обладают лишь потенциальной возможностью вступить в личный контакт. В малой группе (семья, студенческая группа, дружеский кружок) все ее участники знают лично друг друга, знакомы с индивидуальными особенностями каждого, иногда собираются все вместе. Принадлежность к большой группе определяется иными характеристиками: социальным положением (сословие), местом жительства (петербуржец), общим интересом (футбольный болельщик), той или иной функцией (пешеход, избиратель), гражданством или подданством, национальностью, уровнем образования и профессией и т. п. Наиболее существенными являются национальная и государственная принадлежность, социальное положение, а также сопричастность религиозно-церковному кругу. Люди одной религии, национальности или профессии не в состоянии лично знать друг друга или собираться в одном месте, организовав общение каждого со всеми. Но это еще не значит, что их общность условна. В соответствии с определенным маркером (зафиксированным признаком) личность выступает как участник коллективного действия, частным случаем которого будет борьба на стороне «своих».

Большие группы являются носителями важных достижений цивилизации: национального языка, научных теорий, профессиональной этики, художественного вкуса и т. д. Без овладения такими достижениями личность обречена на примитивное мелкотравчатое прозябание. Но больших групп много, их интересы далеко не всегда совпадают. Личность к тому же может принадлежать нескольким группам, находящимся иногда в конкурентных отношениях. И создается силовое поле сложной борьбы: в разных направлениях, по разным основаниям. Как построить вектор, который бы наиболее успешно и наиболее безболезненно суммировал эти разнородные стрелки больших и малых конфликтов?

Если бы конфликтология могла дать хотя бы приблизительный ответ на этот вопрос, наука оказала бы огромное благодеяние роду человеческому. Пока здесь больше аналогий и предположений, чем твердого позитивного знания. Слишком сложен самый объект исследования. Но люди не сидели сложа руки. В той или иной степени росло умение регулировать конфликты: через религиозные заповеди, законы, правила профессионального поведения, через международные договоры и социальные учения. Но, видимо, только в XX веке возникла осознанная потребность подойти к проблеме конфликта с предельной серьезностью.

Русское общество было малоподготовленным к трезвому пониманию конфликта. Идеалы самодержавия и соборности опирались на идею, что конфликт как таковой — дьявольское проклятие. Преодоление несовершенства подразумевает и прекращение всех несогласий и стяжаний. Большевики именно на такой традиции строили утопический идеал будущего: если как следует, не останавливаясь ни перед чем, уничтожить остатки несовершенного «эксплуататорского» бытия, наступит тишь и благодать. Так, на закате сталинского правления в литературе так называемого социалистического реализма стала популярной идея конфликта хорошего с лучшим, да и то применительно к «несовершенной» стадии коммунизма — к социализму. Естественно, что трезвое изучение конфликта признавалось идеологически вредным, политически опасным и практически неприемлемым. А так как наука находилась под мощным государственным контролем, то конфликтологические исследования фактически были блокированы. Трудно переоценить нанесенный социальной науке ущерб. Когда общественная жизнь стала постепенно «размораживаться» и вспыхнули тлевшие конфликты, страна оказалась не в состоянии ни осознать их суть, ни снизить их накал. После семидесятилетних славословий «нерушимой дружбе народов» мы стали свидетелями таких событий, которые воскрешают в памяти времена Чингиз-хана.

Не менее пагубным было и стремление властей ограничить исторические исследования конфликтов прошлого. Поверхностная критика действий Сталина заменила реальное изучение сталинизма и связанных с ним социальных явлений. Призыв не будоражить людей, «не ворошить прошлое» был эфемерной попыткой обелить настоящее. Все внутренние конфликты авторитарной власти раскалывали и обессиливали общество, и лишь цензурными усилиями сдерживалось их осмысление в прессе, в науке, в общественном сознании. Но от этого социальные конфликты становились еще более неуправляемыми.

§1. СТРАТЕГИЯ ОБОСТРЕНИЯ КОНФЛИКТА

Наиболее полно разработаны в конфликтологии больших групп проблемы борьбы, направленной на уничтожение противника. Практическая надобность такой стратегии связана с безопасностью социальной группы в наиболее критической ситуации. Речь идет о войне — прежде всего с внешним врагом, а затем — и о гражданской. Именно в войне разница между выигрышем и проигрышем особенно ощутима. Поэтому и разработка военной теории считалась задачей первостепенной государственной важности. Общественная реакция на проблему войны была всегда острой. С одной стороны, в культуре создавались тексты большой значимости, в которых само существование нации проверялось через войну до полной победы. Это героический эпос с его героями-воителями («Илиада», «Песнь о Роланде», «Песнь о Нибелунгах», «Песнь о моем Сиде», былины киевского цикла). С другой стороны, война моделировалась в играх конкурентного типа: яркий пример тому — шахматы. Не случайно шахматная теория оказала влияние на разработку общих проблем конфликта. Одной из первых книг по теории борьбы была книга «Kampf» («Борьба»), написанная чемпионом мира по шахматам, профессором математики и философом Э. Ласкером (издана в Нью-Йорке в 1907 г.).

Но и в шахматах Ласкер выступает как философ борьбы. В своем знаменитом «Учебнике шахматной игры» Ласкер так истолковывает главный принцип позиционного давления, высказанный Стейницем — первым чемпионом мира:

 

Стейниц... приказывает тому, кто владеет преимуществом, нападать... Он спрашивает: по какому направлению должна развиваться атака? И отвечает: объектом атаки должна явиться слабость позиции противника... Это правило выходит за пределы шахмат, шахматы слишком малы для него. Оно базируется на знаменитом древнем представлении, значение которого неоспоримо; это представление о «linea minoris resistentiae» (линия наименьшего сопротивления). Молния, поезд или разбитое войско движутся именно по этой линии»[80].

 

Специальные исследования техники борьбы провел выдающийся польский логик Т. Котарбиньский, давший ей такое определение:

«Борьба является той формой деятельности, где люди нарочно затрудняют друг другу достижение целей, усиливая давление принудительных ситуаций, критических положений, ситуаций с единственным выходом»[81].

Описывая методы борьбы, Котарбиньский опирался прежде всего на практику войны.

Вот основные положения из главы его «Трактата», названной «Техника борьбы»:

■ Создавать трудности противнику.

■ Концентрировать силы, добиваясь превосходства над противником, в решающем месте схватки; препятствовать концентрации сил противника.

■ Заботиться о свободе движения своей аппаратуры и о ско-вывании движения противника.

■ Ослаблять мощь противника, внося раздор в его ряды («разделяй и властвуй!»).

■ Выводить из строя прежде всего центральные органы системы противника, координирующие его действия.

■ Тщательно защищать свои центры управления и координации; быстро восстанавливать выведенные из строя элементы системы; создавать запасные блоки для замены разрушенных.

■ Использовать метод «свершившегося факта»: заранее занять выгодную позицию, захватить с упреждением территорию противника.

■ Быть активным и в нападении, и в обороне, совмещая эти функции в едином действии; учитывать, что оборона экономичнее наступления.

■ Использовать «метод проволочек», когда время работает против соперника.

■ Прибегать к методу потенциализации, демонстрируя свою мощь (угроза часто сильнее исполнения).

■ Маскировать намерения и захватывать противника врасплох.

■ Отступать к нужному пункту, заставляя противника двигаться по нужной тебе траектории.

Война является крайним выражением борьбы, потому что в ней «все средства хороши», все силы враждующих сторон мобилизованы для победы.

На карту поставлено благополучие «своих», скомпенсировать ущерб должны «чужие» (лозунг французов во время первой мировой войны: «За все заплатят боши»), разборчивость в средствах минимальная. И война до сих пор является таким средством разрешения конфликтов, которому не отказывают в практичности. Но все больше людей задумывается над ее последствиями. Во всяком случае уже несколько веков мыслители трудятся над трактатами о вечном мире.

ЦЕНА ВОЕННОГО КОНФЛИКТА

В европейских языках уже более двух тысячелетий есть фразеологизм «пиррова победа». Разгромив в очередной битве противника и потеряв львиную долю войска, царь Пирр сказал: «Еще одна такая победа — и мне некем будет воевать». Запальчивость и озлобление противников бывают столь яростными, что слишком поздно ими осознается свой ущерб. Родители в разводе ведут мучительную тяжбу за детей так долго, что дети успевают подрасти (прекрасный пример — роман Э. Базена «Анатомия одного развода»). Организации, сцепившиеся из-за мелкой привилегии, неспособны уже ни на что полезное (такова знаменитая борьба лесозаготовительного предприятия «Геркулес» за право располагаться в гостинице — «Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова). Но все это не идет ни в какое сравнение с ценой войны.

На поверхности плата за войну воспринимается как разрушение материальных объектов и смерть людей. Но «валовый» подход (общая численность превращенных в руины селений и погибших людей) не позволяет реально оценить ущерб. Он ужасающе возрастает при структурном анализе. Разрушены не просто объекты из кирпича, дерева или железа (они, в конце концов, имеют стоимость в виде усредненных трудозатрат). Гибнут архитектурные шедевры, произведения великого искусства, уникальные рукописи. Оставаясь с копиями и муляжами, человечество необратимо беднеет.

Погибшие люди — это те, кто не реализовал свои потенции. Демографический кризис (снижение деторождаемости) — еще не самое тяжелое последствие этих уничтоженных возможностей. Остаются одинокие жены, растут без отцов дети (они будут плохо различать мужские и женские роли). А если учесть, что на войне в бой бросают лучшие людские ресурсы — самых храбрых, смелых, стойких, самых совестливых и ответственных!.. В затеянной войне гибнет соль нации.

Война выпускает на волю самые жестокие инстинкты. Не случайно после войны обычно наблюдается разгул преступности (ограбления, убийства, воровство). Но и часть вернувшихся солдат не может найти себя в мирной жизни (в них продолжает жить война). Здесь скрыт резерв наемников, готовых воевать где угодно и за что угодно. Только после второй мировой войны стал вопрос о психической реабилитации побывавших в боевых условиях.

Победитель в побежденном пробудил реваншиста. Поэтому гордость от победы будет смешана с тревогой по поводу повторного выяснения отношений с поверженным, когда тот оправится. Забота о государственной безопасности заставляет тратиться на оборону, забирая средства из скудного и так послевоенного бюджета.

Но самая большая цена, за которую платят в войне, заключается в другом.

Каждая война отбрасывает цивилизацию назад, сколько бы ни говорили о прогрессе техники в военное время. Война возможна только в том случае, когда человек рассматривается не как цель, а как средство: смерть одного (противника) становится способом сохранить жизнь другого (соратника). Из преданности «своему» «чужой» как бы выводится из разряда людей

В логике первобытной культуры иноплеменник не был полноценным человеком. Поэтому по отношению к нему было допусти мо любое поведение, тем более, что на ранних этапах поверженного врага нельзя было даже ассимилировать в своем роду. Его оставалось только убить. Уже взятие в рабство означало сдвиг в понимании человека: «говорящее орудие» воспринималось как человекоподобное существо, которое, получив свободу, обретало статус человека. Война же овеществляет человека — и не только врага. «Свои» тоже уподобляются шахматным фигурам, которые годятся для целесообразной жертвы (пожертвовать пешку и спасти свою фигуру; разменять фигуры, чтобы слабость противника стала ощутимой). К сожалению, в России, по словам Пушкина, «человека берегут, как на турецкой перестрелке». Снижение человеческих потерь в военных действиях русской армии и никогда не было критерием их успешности. Правительству России в голову не приходило отчитываться перед нацией за людскую цену в войнах, которые оно вело, да и нация не привыкла спрашивать.

Тяжелы межнациональные войны, но неизмеримо тяжелее гражданские.

Самое выдающееся произведение древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» (конец XII века) пронизано ужасом, вызванным внутренними военными столкновениями — княжескими усобицами. Великое и гармоничное мироздание превращается в царство смерти, где пируют... кровавым вином. Победа иноземцев — это продолжение смертного буйства, начатого дедом князя Игоря Олегом Святославли-чем. Тот породил внутреннюю смуту, за что и назван автором «Слова» Гориславличем:

«Тогда при Олеге Гориславличе засеивалась и росла усобицами, погибала отчина Даждьбожьего внука, в крамолах княжьих век человечий сокращался. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы себе деля, а галки свою речь говорили, летать собираясь на поживу. То было в те рати и в те походы, а такой рати не слыхано. С утра раннего и до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, трещат копья харулужные в степи незнаемой, посреди земли Половецкой. Черная земля под копытами костьми была засеяна, а кровью полита; горем взошли они на Русскую землю... Тут кровавого вина недостало; тут пир закончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава от жалости, деревья в горе к земле склонились»[82].

 

В гражданских войнах окончательно рушится идея неприкосновенности человеческой личности. В отечественной войне у солдата остается нетронутой принадлежность ко многим важным группам: к семье, к односельчанам, к профессиональной среде; Гражданская война вносит раскол во все группы: брат идет на брата, коллега на коллегу. Почти полтора века американцы изживают напряжение от гражданской войны Севера и Юга, а ведь там не было многолетней кровавой мести побежденным со стороны победителей. В России победители в гражданской войне, будучи и ее зачинщиками, готовы были пойти на любые преступления против человечности: убийство заложников; угроза уничтожить членов семей офицеров в случае их измены; расстрелы каждого десятого солдата из отступавших в бою полков; применение химического оружия против восставших граждан своей страны (крестьян Тамбова). А затем упорное и долгое выискивание связей оставшегося населения с белым движением под лозунгом, что революция еще не завершилась, что приближение к окончательной победе сопровождается «обострением классовой борьбы». Общественная жизнь описывалась в военной терминологии: «битва за урожай», «наступление на идеологическом фронте»... Крупнейший, по мнению Сталина, поэт современности возглашал: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо». Массовые репрессии 1920-1930-х гг. были бы невозможны, если бы страна не жила в атмосфере продолжающейся гражданской войны, опустившей цену человеческой жизни до минимума.

Ситуация войны ставит огромные массы населения на грань выживания, а потому резко сужает ее цели: нужно победить, желательно и выжить. В результате происходит обеднение информационного режима и искажение информационной картины бытия. В действие вступают защитные механизмы, которые с личностного уровня как бы перемещаются на уровень большой группы. Блокируется любая правдивая информация, которая может посеять панику, вызвать тревогу или просто сомнения в правильности действий своего командования. Наступает царство лютой цензуры, изымаются радиоприемники, вводятся жесточайшие законы против распространителей «слухов». По отношению к противнику зато дозволены любые фантазии, которые выставляют его в невыгодном свете. Все внутренние беды и просчеты списываются на врага, что подогревает и так неслабую агрессию. Какая бы то ни было критика правительства именуется преступлением, под прикрытием законов военного времени можно расправиться с любым оппозиционером. Культивируется черно-белое видение мира.

Искаженная информационная картина и информационный дефицит во время войны можно рассматривать как форму депривации (ограничения в удовлетворении потребностей). Война сопровождается широким спектром депривационных процессов. Из-за разрухи и миграции населения ухудшаются жилищные условия. Солдаты на фронте и их жены в тылу живут в условиях сексуальной неудовлетворенности. Тяжелое влияние на поколение оказывает голод. В Европе в XX веке голод был характерен для военного времени и первых лет после войны. Голод в Советском Союзе в 1930-32-х гг. был исключением и представлял собой сознательно выбранный Сталиным способ выморить часть мятежного крестьянства, не принявшего коллективизацию, и поставить на колени оставшихся в живых земледельцев.

 

Голод, сексуальная зажатость, страх за жизнь своих близких, неопределенность информации о происходящем, ограничение критичности мышления — все эти формы военной депривации пагубно сказываются на человеке. Поглощенный своей болью, он становится более послушным, благодарным власти за те немногие «пайки», которыми она его снабжает. Фактически подобная депривация превращает взрослого в ребенка, поглощенного ближайшими интересами и ослаблением так и не исчезающего напряжения организма

Негативный опыт военного времени служит дурную службу жизни в мирный период. Если неизбежны формы депривации в существовании «своего» населения, то уже тем более свою тягостную власть они распространяют на военнопленных. Содержание военнопленных в лагерях первой мировой войны стало прообразом режима концлагерей для гражданского населения в государствах, подавивших демократию. «Естественная» примитивизация населения во время войны привлекла внимание тех правительств, которые решили заняться целенаправленным «выковыванием» «нового человека» в период, когда пушки замолкли.

 

Оказавшись в нацистском концентрационном лагере, психолог Б. Беттельгейм вблизи рассмотрел методику превращения человека в «идеального заключенного», что впоследствии описал в своей книге «Просвещенное сердце» (в русском переводе книга опубликована в номерах журнала «Человек» за 1992 г.). Излагая главную идею Беттельгейма, М. Максимов пишет: «Суть метода — привитие взрослому психологии ребенка. Это проявляется в лагерях повсюду. Хроническое недоедание заставляет человека все время думать о еде. Постоянные темы разговоров заключенных: что давали или будут давать в столовых, что удалось достать в лагерных магазинах, стащить со склада, выменять на что-нибудь ценное, что едят эсэсовцы и т. п.... Почему в лагере запрещено носить часы? Имея часы, ты знаешь, сколько времени осталось до обеда, можешь распределить свои силы, сам что-то спланировать, сам хоть в какой-то мере управлять ситуацией. Это частный случай общего правила — отсутствие информации о чем бы то ни было. Информация — не просто удобство, это возможность самостоятельно оценить ситуацию, это какое-то право»[83].

 

Цена войны, цена борьбы до победного конца всегда высока.

Воюющие стороны рассчитывают скомпенсировать свои потери за счет поверженного врага. Но в лучшем случае возможна материальная компенсация и территориальные завоевания. Однако присоединенную территорию часто приходится удерживать путем расходов на армию и вооружение. Контрибуция превращает побежденное сообщество в источник ресурсов для победителя. А это само по себе чревато тем, что у победившего правительства появится вкус к изъятиям — и уже у собственного населения. Короче, даже после заключения мира война может оставаться как метод примитивизации социальных, политических и культурных процессов, как регрессивная сила.

Так как цена абсолютной победы может быть слишком высокой, люди стали использовать и другие выходы из конфликта.

Выше (см. гл. 3, § 1) рассматривались пять основных типов поведения в конфликте: 1) избегание, заключающееся в стремлении выйти из конфликтной ситуации, не решая ее; 2) соперничество, состоящее в открытой борьбе за свои интересы; 3) приспособление — тенденция сглаживать противоречия, поступаясь своими интересами; 4) компромисс, в котором каждая сторона идет на уступки, лишь частично удовлетворяя свои интересы; 5) сотрудничество, в котором идет поиск решения, удовлетворяющего интересы всех сторон. Война — это крайнее выражение соперничества. Но остаются еще четыре возможных варианта способа действий в конфликтных ситуациях. Обращение к этим способам в обществе совершается в разнообразных мирных формах, позволяющих решать конфликты с гораздо меньшими издержками.

Это, например, такие формы, как независимая экспертиза, суд, дипломатия, посредничество. Возникновение наук об общественной жизни стоит в этом ряду завоеваний цивилизации. Социология и психология не только исследуют межгрупповые конфликты, но и вырабатывают идеи, направленные на их успешное регулирование.