Когда кошки и собаки, которых мы лечили, в конце концов умирали, хозяева иногда приносили нам их мертвые тельца. Это всегда было очень грустно, и у меня сжалось сердце, когда я увидел лицо старого Дика Фосетта.
Он поставил на стол в смотровой самодельную кошачью корзинку и тоскливо посмотрел на меня.
— Игрун… — сказал он, и губы у него беспомощно задрожали.
Я не стал задавать вопросов, а начал развязывать шнурки, стягивающие картонную коробку. Купить настоящую кошачью корзинку Дику было не по карману, но он уже приходил с этой картонкой, в стенках которой просверлил дырки.
Я развязал последний узел и заглянул внутрь, где неподвижно лежал Игрун — глянцевито-черный шаловливый котик, которого я знал так хорошо. Ласковый мурлыка, деливший с Диком его жизнь.
— Когда он умер, Дик? — спросил я мягко.
Он провел ладонью по изможденному лицу, по жидким седым волосам.
— Да вот утром гляжу, а он лежит рядом с моей кроватью… Да только… может, он еще не умер, мистер Хэрриот?
Я снова посмотрел в картонку. Ни малейших признаков дыхания. Я вынул обмякшее тельце, положил на стол и прикоснулся к роговице незрячего глаза. Никакого эффекта. Я взял стетоскоп и прижал его к черной грудке.
— Сердце еще бьется, Дик, но очень слабо.
— Может взять и остановиться, так, по-вашему?
— Ну-у… — Я замялся. — Боюсь, примерно так.
Тут грудная клетка котика слегка приподнялась и опустилась.
— Он еще дышит, — сказал я. — Но еле-еле.
Я внимательно осмотрел Игруна, однако болезненных симптомов не обнаружил. Конъюнктива была здорового цвета, да и все остальное казалось нормальным.
Я погладил глянцевую шерстку.
— Настоящая загадка, Дик. Он всегда был таким подвижным, бойким — настоящим Игруном. И вот лежит пластом, а я не могу найти причину.
— Может, его удар хватил?
— Ну теоретически не исключено, но он должен был бы сохранять какие-то проблески сознания. А ушибить голову ему не могли?
— Вроде бы нет. Когда я спать ложился, он прыгал себе, а ночью из дому не выходит. — Старик пожал плечами. — А он, значит, совсем плох?
— Боюсь, что так, Дик. Жизнь в нем еле теплится. Но я сделаю инъекцию стимулирующего средства, а вы отнесите его домой и держите в тепле. Если завтра утром он еще будет дышать, принесите его сюда, и я посмотрю, что еще можно будет сделать.
Я старался говорить бодро, но не сомневался, что больше Игруна не увижу. И знал, что старик думает то же самое.
Его руки дрожали, пока он завязывал шнурки. Я проводил его до входной двери. Он все время молчал, но на крыльце вдруг обернулся и кивнул.
— Спасибо, мистер Хэрриот.
Я смотрел, как он, шаркая ногами, бредет по улице — возвращается в пустой домишко с умирающим другом. Жену он потерял много лет назад — во всяком случае, все время нашего знакомства он жил один на пенсию по старости. Невеселая эта жизнь. Он был тихим, добрым человеком, редко выходил из дома и как будто не имел друзей, зато у него был Игрун. Шесть лет назад котик забрел к нему и преобразил его жизнь, принеся в безмолвный дом шаловливую веселость, смеша старика, сопровождая его по дому и не упуская случая потереться о его ноги. Дик уже не ощущал себя одиноким, и год за годом я наблюдал, как крепнет их дружба… Нет, не просто дружба — старик, казалось, находил в Игруне опору. И вот теперь — это.
Что же, думал я, возвращаясь по коридору, случай, увы, слишком обычный в ветеринарной практике. Жизненный срок четвероногих друзей чересчур короток. Но мне было по-особому скверно, я ведь так и не установил, что случилось с моим пациентом. Я был в полном недоумении.
На следующее утро я с удивлением увидел, что в приемной сидит Дик Фосетт с картонкой на коленях.
— Что случилось? — спросил я поспешно.
Он не ответил. По лицу же ничего нельзя было прочесть, и пока мы шли в смотровую, и пока он развязывал шнурки. Когда он откинул крышку, я приготовился к худшему, но, к моему изумлению, черный котик выпрыгнул на стол и потерся мордочкой о мою руку, мурлыча, как мотоцикл.
Старик засмеялся, и его худое лицо преобразилось.
— Ну что скажете?
— Просто не знаю, Дик. — Я тщательно осмотрел Игруна. Все оказалось абсолютно нормальным. — И могу сказать только одно: я очень рад. Это похоже на чудо.
— Вот уж нет, — ответил старик. — Его ваш укол выручил. Прямо колдовство какое-то. Большое спасибо.
Я тоже был ему благодарен, но что-то продолжало меня тихонько грызть. Ведь я так и не установил… ну да ладно! Слава Богу, что все хорошо кончилось!
* * *
Случай этот благополучно изгладился бы из моей памяти, но три дня спустя Дик Фосетт вновь появился в приемной со своей картонкой. В ней, неподвижно вытянувшись, лежал в коме Игрун — совсем как в первый раз.
В полном ошеломлении я вновь его осмотрел, повторил инъекцию, и на следующий день котик опять был совершенно здоров. Я оказался в положении, бесконечно знакомом любому ветеринару, когда болезнь ставит тебя в полный тупик и ты с нарастающим страхом ждешь трагического исхода.
Неделя прошла спокойно, а потом позвонила миссис Дагган, соседка Дика.
— Меня просил позвонить мистер Фосетт. Кот у него приболел.
— Что с ним?
— Да лежит вытянувшись, будто обмер.
Я с трудом подавил крик отчаяния.
— Когда это произошло?
— Утром увидели. И мистер Фосетт не может принести его к вам. Ему самому неможется. Лежит в постели и не встает.
— Очень грустно. Я сейчас же заеду.
Вновь та же картина. Почти безжизненное тельце лежало неподвижно на кровати Дика. И сам Дик выглядел ужасно — землисто-бледный, исхудавший еще больше. Но он все-таки сумел встретить меня улыбкой.
— Похоже, ему опять требуется ваше чудотворное зелье, мистер Хэрриот.
Наполняя шприц, я отгонял мысль, что тут и впрямь замешано колдовство. Только инъекция к нему никакого отношения не имела.
— Загляну завтра, Дик, — сказал я. — Надеюсь, вам станет получше.
— Ничего мне не сделается, лишь бы малыш был здоров. — Старик протянул руку и погладил глянцевитую шерстку. Не рука, а обтянутые кожей кости, и смертельная тревога в глубоко запавших глазах.
Я обвел взглядом неуютную комнатушку, надеясь на еще одно чудо.
Честно говоря, я не удивился, когда на следующее утро вошел к Дику и увидел, что Игрун прыгает по кровати, гоняясь за бумажкой на веревочке, которую старик водил по одеялу. Облегчение было большим, но туман моего невежества просто душил. В чем, черт побери, дело? Бессмыслица какая-то! Ни одной болезни с такими симптомами не знаю да навряд ли отыщу ее, даже если перелистаю все ветеринарные справочники.
Впрочем, когда котик, выгнув спину и мурлыча, потерся о мою руку, я был достаточно вознагражден. Дику же только это и требовалось. Он улыбался и выглядел заметно бодрее.
— Вы все время его на ноги ставите, мистер Хэрриот. Не знаю, как уж вас и благодарить. — Тут в его глазах снова мелькнула тревога. — Но с ним так и дальше будет? Я все боюсь, что в следующий раз он не очнется.
То-то и оно! Я сам этого боялся, но ответил обнадеживающе:
— Возможно, Дик, это временная стадия и больше причин беспокоиться у нас не будет. — Но обещать я ничего не мог, и старик знал это.
Миссис Дагган проводила меня до двери, и на крыльце я столкнулся с нашей районной фельдшерицей.
— Добрый день, — сказал я. — Вы к мистеру Фосетту? Так жаль, что он болен.
Она кивнула:
— Бедный старичок. Это так тяжело!
— О чем вы? Или у него что-то серьезное?
— К сожалению. — Губы у нес сжались, и она отвела глаза. — Он умирает. Рак. И угасает очень быстро.
— Господи! Бедняга Дик! Всего несколько дней назад приносил своего кота. И ничего не сказал. А он знает?
— Да, знает. Но в этом он весь, мистер Хэрриот. Держится как может. И ему никак не следовало выходить.
— А он… он… сильно страдает?
Она пожала плечами.
— Боли теперь, конечно, бывают, но мы стараемся их облегчить. Я делаю ему инъекции, и у него есть микстура, чтобы самому принимать, если понадобится. Руки у него так трясутся, что налить ее в ложку он не в состоянии. Конечно, миссис Дагган помогла бы, но он такой независимый! — Она улыбнулась. — Наливает микстуру в блюдечко и черпает ложкой оттуда.
— В блюдечко… — В тумане вдруг забрезжил луч света. — Но что за микстура?
— А! Героин с петиденом. Доктор Аллинсон всегда прописывает.
Я схватил ее за руку.
— На минутку вернусь с вами.
Старик посмотрел на меня с удивлением.
— Что случилось, мистер Хэрриот? Забыли что-нибудь?
— Нет. Дик. Просто хочу задать вопрос. Вкус у вашей микстуры приятный?
— Да, сладенькая такая. Глотается легко.
— И вы наливаете ее в блюдечко?
— Верно. Руки меня не слушаются.
— А когда принимаете ее на ночь, в блюдечке что-нибудь остается?
— Остается. А что?
— Так вы же ставите блюдечко у кровати, верно? А Игрун спит возле вас…
Старик уставился на меня.
— Так, по-вашему, малыш его вылизывает?
— На что угодно спорю: вылизывает!
Дик откинул голову и расхохотался. Смеялся он долго и весело.
— А потом спит как убитый! Оно и понятно: я тоже носом клюю!
Я смеялся вместе с ним.
— Теперь все понятно, Дик. Как примете микстуру, блюдечко убирайте в тумбочку, хорошо?
— Само собой, мистер Хэрриот. А Игрун больше так валяться не будет?
— Никогда!
— Это вот хорошо! — Он сел на постели, взял Игруна и нежно прижался к нему лицом. Потом радостно вздохнул и посмотрел на меня.
— Значит, мистер Хэрриот, теперь и беспокоиться нечего.
На крыльце, второй раз прощаясь с миссис Дагган, я оглянулся на дверь.
— «Теперь и беспокоиться не о чем!» А? Какой молодец!
Это верно. И ведь чистую правду сказал: о себе он не беспокоится.
В следующий раз я увидел Дика через две недели, когда навещал приятеля в дарроубийской больничке. Старик лежал на кровати в углу палаты.
Я подошел и присел на край его постели. Его изможденное лицо дышало безмятежностью.
— Здравствуйте, Дик, — сказал я.
Старичок сонно поглядел на меня и прошептал:
— А, мистер Хэрриот! — Он закрыл глаза, но через несколько секунд открыл их и чуть улыбнулся. — Я рад, что мы разобрались с тем, от чего Игруну бывало плохо.
— Я тоже рад. Дик.
— Его миссис Дагган взяла, — добавил он, помолчав.
— Да, я знаю. Ему там будет хорошо.
— Верно… — Его голос стал тише. — Только вот иногда думается, был бы он тут со мной… — Костлявые пальцы погладили одеяло, губы снова зашевелились. Я нагнулся пониже, чтобы расслышать. — Игрун… — шептал он, — …Игрун… — Веки старика сомкнулись, и я увидел, что он уснул.
На следующий день я узнал, что Дик Фосетт умер, и, возможно, я слышал его последние слова. И были они о его коте. Необычно, но так уместно!
— Игрун… Игрун…
