Глава 3

 

Его пристальный взор напоминает мне взгляд хищного зверя, выслеживающего свою жертву. О, позволь мне стать твоей добычей…

 

Маркусу было трудно сосредоточиться на том, что говорила леди Барроуби своим воздыхателям.

Он не сводил глаз с выреза ее наряда. Джулия мерно дышала, и Маркусу казалось, что ее лиф немного тесноват. Вопреки моде, платье подчеркивало талию вдовы, и ее округлые бедра явственно вырисовывались под черным шелком.

Дамы обычно носили платья с завышенной талией, и их фигуры были задрапированы складками ткани, свободно ниспадавшей от линии, расположенной под грудью. Джулия бросала вызов диктату моды, и мужчин это возбуждало. Наряд не скрывал прелесть ее женственных форм. Это было довольно смело.

«Может быть, другие дамы возьмут пример с леди Барроуби», – мечтательно думал Маркус.

– Я очень надеюсь на это, – прошептал сидевший рядом с ним джентльмен.

«О Боже! Неужели я произнес свой мысли вслух?» – испугался Маркус. Он решил внимательнее следить за своими словами и действиями.

В том, что Джулия произвела на Маркуса такое сильное впечатление, не было ничего удивительного. Ее красота могла кого угодно свести с ума. Высокие славянские скулы Джулии придавали правильным чертам ее лица несколько холодное выражение. Однако голубые, обрамленные густыми длинными ресницами глаза с поволокой обещали негу и страсть. Глядя в них, Маркус ощущал запах влажных от пота, измятых простыней. Он хорошо разбирался в женщинах и заранее знал, чего от них ждать и каким темпераментом они обладают.

Маркус не мог оторвать взгляда от полных розовых губ Джулии. Ему было интересно наблюдать за их движением при разговоре. У него создавалось странное впечатление, что Джулия словно пробует каждое слово на вкус. Маркусу казалась необычной ее медленная речь. Проведя несколько последних недель в обществе леди Гринли и леди Рирдон, Маркус привык к их бойкой болтовне.

Эти дамы по сравнению с леди Барроуби были холодными и пресными, как пахта, которую достали из погреба. На взгляд Маркуса, обладавшая соблазнительной кошачьей грацией леди Барроуби относилась к числу тех женщин, которые могли переспать с целым батальоном солдат, а затем встать и уйти, оставив на произвол судьбы утомленных любовными утехами мужчин.

Маркус вдруг рассердился на себя. Сжав кулаки, он почувствовал, как в душе закипает холодная ярость. Маркус думал, что, явившись в поместье, он сразу же очарует хозяйку, вызовет доверие к себе, лестью и сладкими речами внушит любовь.

Но он не мог вести себя так, как Эллиот, старавшийся завлечь Джулию в свои сети. На карту было поставлено будущее Маркуса, и он не хотел рисковать, предпринимая опрометчивые шаги. Много лет он ждал, что судьба предоставит ему шанс пробиться в политическую элиту. Маркус трудился для этого не покладая рук, многим жертвовал, терпел лишения. Неужели теперь он позволит этой лживой красотке лишить себя всех надежд? Что она может предложить «четверке», кроме своего коварства и соблазнительной груди?

В душе Маркуса шевельнулось подозрение. Сокол, Кобра и Лев уже встречались с Джулией, говорили с ней, она обращалась к ним с просьбой признать ее Лисой. А ведь все трое ныне действующих членов «четверки» – мужчины в полном расцвете сил, им трудно устоять перед чарами такой обольстительной женщины, как леди Барроуби. Если она произвела такое сильное впечатление на Маркуса, тайно соперничавшего с ней за место в кругу избранных тайных агентов, то ее воздействие на его коллег могло быть еще более сокрушительным!

Маркус представил, что ему и дальше придется влачить жалкое существование в роли протеже Льва. Что его ждало в будущем? Рабская покорность без надежды на власть, обязательства без широких полномочий, подчиненное положение до конца дней…

При мысли об этом он содрогнулся.

Впрочем, размышлять о своей дальнейшей судьбе было рискованно. Члены «Королевской четверки» бескорыстно служили родине. Они не имели права заботиться о собственной выгоде и привилегиях. В этом крылась одна из причин того, что их выбирали из среды аристократов, правящего класса. Считалось, что выходцам из семей знати не нужно пробиваться наверх и стремиться к богатству. Состояние и высокое положение в обществе были даны им от рождения. Трудно подкупить того, у кого все есть.

Маркус знал, на что шел, когда соглашался стать учеником Льва, молодого здорового мужчины, который мог пережить его.

Он бросил сердитый взгляд на существо, возбуждавшее в нем ярость. Сидя в кресле, Джулия улыбалась Эллиоту с победоносным видом, словно возвещая окружающим: «Я ем мужчин на завтрак».

Внезапно ее взгляд потеплел, а лицо приобрело ласковое выражение. В этот момент Джулия показалась необыкновенно обаятельной. Мужчины затаили дыхание. Маркус почувствовал, что у него к горлу подкатил комок. Он с трудом взял себя в руки.

Маркус не желал, подобно старому Барроуби, попадаться на удочку этой женщины. Пусть она выберет для себя другую жертву. В конце концов она поймет, что ее чары не властны над ним.

Джулия негромко рассмеялась, и от ее серебристого смеха по спине Маркуса побежали мурашки. Его тело не слушалось доводов разума. Маркуса бросило в жар. Красота Джулии опаляла его огнем, словно бушующий пожар. Маркус почувствовал непреодолимую силу вожделения.

Он встал и подошел к камину, но здесь было довольно жарко. Повернувшись, направился к окну. Маркус не находил себе места. Он хотел выглянуть во двор, чтобы отвлечься, но заметил на стекле отражение Джулии, и эта картина приковала к себе его внимание. Отражение было смазанным, нечетким, и это позволило Маркусу прийти в себя.

Он с рассеянным видом повертел в руках небольшую инкрустированную шкатулку, которую взял с маленького столика, и с удовлетворением почувствовал, что сердце перестало бешено колотиться, а галстук – душить.

Поняв, что успокоился и готов продолжить общение, Маркус повернулся к Джулии и увидел, что она в упор смотрит на него.

– Вам жарко, мистер Блайт‑Гудмен? – спросила она.

Маркус выдержал ее взгляд.

– Нет, миледи. Ваша гостиная хорошо проветрена.

– Тем не менее мне кажется, что вам немного не по себе, – вступил в разговор Эллиот, с любопытством поглядывая на Маркуса. – Вы и двадцати слов не произнесли с тех пор, как переступили порог этого дома.

Маркус с раздражением посмотрел на Эллиота:

– Ошибаетесь. Я произнес намного больше слов.

Леди Барроуби улыбнулась. И Маркус невольно ощутил странную гордость оттого, что сумел вызвать у нее улыбку.

– Вынуждена поправить вас, мистер Блайт‑Гудмен, – насмешливо сказала она. – Вы произнесли ровно двадцать слов, а не «намного больше».

От ее мелодичного голоса Маркуса снова бросило в жар. Теперь он понимал, почему вокруг этой женщины увивалось множество кавалеров. Она была превосходной актрисой и умела найти подход к каждому мужчине. Сейчас Джулия явно подбирала ключики к сердцу Эллиота.

Маркусу очень хотелось знать, зачем она это делает. «Ты горишь желанием выяснить, почему эта женщина обратила внимание на Эллиота, а не на тебя? – спросил он себя. – Ну что ж, раз уж Эллиот взял на себя роль льстивого обожателя, то тебе осталась только маска надменного нагловатого претендента на ее руку. Если ты будешь вести себя дерзко, быть может, тебе удастся вызвать к себе интерес леди Барроуби».

Он поклонился.

– Я восхищен вашими талантами, миледи, – сказал Маркус. – Надо же! Вы превосходно считаете.

Эту фразу нужно было представить как безобидную шутку. Но насмешливый тон, которым она была произнесена, не оставлял сомнений в том, что Маркус хотел высказать невысокое мнение о способностях и образовании Джулии.

Ошеломленный Эллиот на мгновение лишился дара речи.

Леди Барроуби бросила на Маркуса холодный взгляд. Наконец‑то Маркус добился того, к чему стремился, – теперь все внимание хозяйки дома было сосредоточено на нем.

– Хорошо, что вы способны по достоинству оценить таланты других, мистер Блайт‑Гудмен, – ледяным тоном произнесла она. – Пока это так, мы с вами не поссоримся.

Маркус с надменным видом пожал плечами:

– Может быть, мы все же пересчитаем мои слова, чтобы убедиться в вашей правоте?

– А вы уверены, что ваш мозг выдержит такое напряжение? – язвительно промолвила Джулия. – Боюсь, что подобное испытание нанесет непоправимый вред вашему рассудку.

Взоры всех присутствующих обратились к Маркусу. Гости ждали, что же он ответит хозяйке дома. Маркус был вполне доволен собой. Эта перепалка гарантировала ему интерес Джулии.

– О, не беспокойтесь, я всегда нахожусь в здравом уме и рассудке, и моей способности ясно мыслить ничто не повредит, – заявил он.

– Правда? – Джулия подняла бровь. – А чем вы можете подтвердить свои слова? Где доказательства вашего здравомыслия?

– Вам нужны доказательства? Пожалуйста! Рассудок подсказывает мне, что вам двадцать четыре года и, судя по акценту, вы родом с Юга Англии, а ваш дворецкий – из Сицилийских Альп.

Джулия прищурилась.

– Ошибаетесь, мне двадцать три, – недовольным тоном заявила она, однако тут же, печально улыбнувшись, добавила: – Но через две недели исполнится двадцать четыре.

В комнате поднялся страшный шум. Джентльмены рассыпались в комплиментах и принялись подобострастно поздравлять хозяйку дома с приближающимся днем рождения. Однако Джулия продолжала разговаривать с Маркусом так, как будто в гостиной, кроме него, больше никого не было.

– Все эти сведения вы могли раздобыть в деревне, – сказала она. – Или теперь умным считается тот, кто собирает сплетни? Если это так, то моя горничная скоро сможет занять кресло декана Оксфордского университета.

Толпа обожателей с восторгом отнеслась к шутке Джулии. Однако ни она, ни Маркус не обратили на них никакого внимания.

– Мой разум еще кое‑что подсказывает мне, – промолвил Маркус. – Но я не желаю в присутствии джентльменов обсуждать подробности вашей частной жизни.

– Вы хотите сказать, что готовы обсудить эту тему в присутствии дам? – с сарказмом спросила Джулия. – Или, может быть, в присутствии мужчин, которые не являются джентльменами?

Она разговаривала с ним тоном строгого наставника, отчитывающего нерадивого школьника. Маркус почувствовал, что багровеет от ярости, но сумел взять себя в руки. Он не мог позволить Джулии одержать верх в этой перепалке. Маркус решил стоять на своем, куда бы ни завел их спор.

– Я хочу сказать следующее. Мое поведение нельзя будет назвать джентльменским, если я начну при посторонних обсуждать тот факт, что на вас чужой траурный наряд.

Глаза Джулии стали круглыми от изумления, но она быстро справилась со своими эмоциями.

– Мой траурный наряд еще не готов, – спокойно сказала она. – Это платье принадлежало первой жене лорда Барроуби.

Эллиот и другие джентльмены с укоризной взглянули на Маркуса, как бы говоря: «Неужели вы посмеете развивать эту тему дальше?» Но голубые бездонные глаза леди Барроуби смотрели на него с уважением. Она ценила в людях наблюдательность.

Однако уважения Маркусу было недостаточно. Он хотел ближе подобраться к этой коварной женщине, больше узнать о ней, найти ее слабые стороны и добыть доказательства того, что она манипулирует людьми.

Маркус широко улыбнулся Джулии, и у нее дрогнуло сердце. Мистер Блайт‑Гудмен, по ее мнению, был хорош собой, даже когда мрачно хмурился. Когда же на его лице сияла улыбка, он был похож на прекрасного античного бога.

Сначала этот человек показался Джулии угрюмым и необщительным. Но первое впечатление оказалось ошибочным. Когда она начала ехидничать и поддразнивать его, в глазах Маркуса вспыхнули озорные искорки. Он так задорно отвечал ей, что Джулия забыла об остальных гостях, даже о своем друге мистере Эллиоте.

Нет, Маркуса нельзя было назвать необщительным или замкнутым. Скорее он походил на запертого в клетке дикого зверя, ожидающего того момента, когда ему представится возможность вырваться на волю. Этого хищника так и не удалось укротить или приручить. Но он стал терпеливым и сдержанным.

«Что за странные фантазии! – подумала Джулия, когда перед ее мысленным взором возник образ зверя в клетке. – Мистер Блайт‑Гудмен – обыкновенный молодой человек, красивый, обаятельный, но не имеющий средств к существованию и поэтому мечтающий выгодно жениться и наконец‑то расплатиться с долгами».

Судя по его поведению, Джулия не очень‑то нравилась ему. Устав от словесных поединков со своим новым ухажером, она взглянула на большие позолоченные часы, стоявшие на каминной полке. «О Боже, неужели уже так поздно?» – изумилась она. Время сегодня пролетело незаметно.

Джулия встала, и джентльмены тут же вскочили со своих мест.

– К сожалению, я должна попрощаться с вами, – сказала она. – Меня ждут неотложные дела. Мне было приятно видеть сегодня всех вас. Заезжайте еще.

Эймз и Стаки, поклонившись, сразу же направились к двери. Однако Эллиот задержался.

– Я рад, что вы сегодня провели с нами так много времени, – промолвил он, но его тон и выражение лица свидетельствовали о том, что Эллиот недоволен тем, как прошел этот визит.

Прежде Джулия никогда не проводила в их обществе больше четверти часа. Она сама была поражена тем, что так долго говорила с мистером Блайтом‑Гудменом и уделила ему слишком много внимания. Эллиот явно раскаивался в том, что привез сюда своего нового приятеля. Джулия тоже сожалела о досадном просчете Эллиота. Лучше бы ей никогда не встречаться с мистером Блайтом‑Гудменом! Этому человеку не было места в ее жизни.

 

На обратном пути из усадьбы Барроуби в гостиницу, когда джентльмены выехали на дорогу, обсаженную с двух сторон густым подстриженным кустарником, Эллиот неожиданно начал предъявлять Маркусу претензии.

– Что на вас нашло? Зачем вы стали грубить леди Барроуби?

Маркус видел, что Эллиот взбешен. Трясясь в седле, он время от времени сердито поглядывал на скакавшего рядом с ним спутника.

Маркус решил не вступать с ним в конфликт.

– Правда? – притворно удивился он. – Вам показалось, что я был неучтив с хозяйкой дома? О, прошу прощения, если это так.

– Прощение вы должны просить не у меня, а у леди Барроуби! Как вы могли заявить, что она надела чужое платье?! Какая неслыханная дерзость! И с чего вы все это взяли?

– Лиф был ей тесен, фасон платья давно вышел из моды, подол был надставлен другой тканью, – перечислил Маркус те признаки, которые заставили его заподозрить, что траурный наряд, который надела Джулия, был с чужого плеча.

– Подол? Хм, подол… Что вы за человек, ей‑богу? Перед вами такая красавица, а вы разглядываете какой‑то подол!

Маркус вздохнул. Эллиот с пренебрежением относится к нему. На это Маркус и рассчитывал. Хорошо, когда соперник недооценивает тебя. Но спустить Эллиоту презрительные замечания было выше сил молодого джентльмена.

– Я прекрасно вижу все прелести этой женщины, Эллиот! – воскликнул Маркус, пытаясь поставить своего приятеля на место. – Я же сказал, что заметил тесный корсаж. Что же касается подола, то ей следовало еще на дюйм удлинить его. Из‑под него выглядывали ножки. Знаете, Эллиот, у этой женщины восхитительные лодыжки!

Искоса посмотрев на своего спутника, Маркус понял, что противник завидует ему. Эллиот явно сожалел, что упустил возможность полюбоваться лодыжками вдовы.

– И все же будьте осторожней, – проворчал Эллиот. – Ваше поведение многим не понравилось. Я уверен, что они еще выскажут вам свое недовольство, когда мы доберемся до постоялого двора.

– О, черт! Как же мне не хочется возвращаться туда! – с досадой воскликнул Маркус и, натянув поводья, остановил свою лошадь. – Я не выношу вкуса поросячьей мочи, которую подают в местной пивной!

– Поросячьей мочи? – задумчиво переспросил Эллиот, останавливаясь рядом с ним. – Нет, думаю, что Стаки уже успел попробовать поросячью мочу и установить, что пойло, которое подают в пивной, намного хуже.

Маркус поморщился.

– В таком случае поверим ему на слово, – сказал он и повернул голову в ту сторону, где за деревьями скрывалось поместье.

Леди Барроуби повергла его чувства в смятение. Маркус ощущал свою ответственность за будущее «четверки». Он понимал, что эта женщина оказалась крепким орешком, и ему предстояла нелегкая борьба с ней.

Маркус снова взглянул на Эллиота. Его спутник сидел в дорогом, но уже поношенном седле, на чистокровной, но уже старой лошади. Это был денди, находящийся на грани банкротства.

– Мне кажется, вам лучше уехать отсюда, – внезапно сказал Маркус. – Леди Барроуби не станет выходить замуж сразу после смерти мужа. На свете существуют десятки других дам, которые с радостью приняли бы ваши ухаживания.

Эллиот криво усмехнулся:

– А эти дамы богаты, молоды, красивы? Они будут выделять меня из толпы своих поклонников, как это делает леди Барроуби? – Он зло прищурился. – Во всяком случае, делала это до недавнего времени. – Эллиот бросил внимательный взгляд на Маркуса. – Не понимаю, почему она восприняла ваши оскорбительные выпады как браваду и не обиделась на вас?

«Потому что она не та, за кого ты ее принимаешь», – промелькнуло в голове Маркуса. Эта мысль, возникшая неизвестно откуда, показалась ему странной. Да, леди Барроуби была хитрой, коварной, но она не обладала никакими особыми талантами и способностями. Маркус не желал рассматривать ее как серьезного соперника в борьбе за место в «Королевской четверке».

– И не поймете! – наконец сказал Маркус. – Я устал от вашего нытья. Вы готовы прилипнуть к этой леди, как голодная муха к сахару. Это отвратительно! Имейте же хоть немного гордости, приятель!

Они стояли на развилке, и Маркус, повернув коня, направил его по широкой тропе, ответвлявшейся от главной дороги. Обернувшись, он увидел, что Эллиот смотрит ему вслед, привстав в стременах.

– У меня нет гордости! – крикнул Эллиот. – Никогда не было и не будет!

И он с беспечным видом помахал Маркусу рукой.

 

Мили две Маркус скакал галопом, пытаясь сбросить с себя напряжение. В конце концов мерный цокот копыт начал успокаивать его взбудораженные нервы.

Сейчас ему необходимо вкрасться в доверие к леди Барроуби. Эту задачу он считал первоочередной. Но для ее выполнения Маркусу требовалась дополнительная информация, которую нельзя было почерпнуть из сплетен и слухов.

Тропа, сделав крюк, снова повернула в сторону усадьбы Барроуби, и Маркус не развернул коня.

 

Эллиот, прищурившись, проводил Маркуса долгим взглядом. Этот тип выдавал себя за младшего сына в семье, обиженного судьбой, за молодого обедневшего дворянина, но Эллиот что‑то не верил ему. На его взгляд, десятки состоятельных дам с восторгом отнеслись бы к предложению этого высокого, мужественного жениха.

К тому же у Маркуса была прекрасная лошадь. Это тоже вызывало сомнения. Эллиот, конечно, встречал джентльменов, питавших особую страсть к лошадям и готовых в ущерб своему гардеробу выложить за них последние деньги. Но у Маркуса, похоже, хватало средств и на хорошую одежду.

И все же смутные подозрения вызывала не столько внешность, сколько поведение Маркуса. Что‑то в этом молодом человеке было не так. Маркус держался как лорд, и это было странно.

Погрузившись в глубокую задумчивость, Эллиот поскакал в деревню, где находился постоялый двор. Эллиот чувствовал досаду от того, что все его усилия очаровать леди Барроуби пропали даром. С самого начала он решил затмить всех ее ухажеров и приковать к себе ее внимание. И на первых порах это ему удавалось. Но как только Блайт‑Гудмен заговорил, остальные поклонники для Джулии перестали существовать.

Она сразу же оживилась, в ее взоре вспыхнул задор. Леди Барроуби рьяно спорила с Маркусом, позабыв обо всем на свете. «Черт побери, почему я сам не прибег к подобной тактике?!» – ругал себя Эллиот. Он чувствовал, что его план потерпел крах.

Эллиот приехал сюда, как и большинство других джентльменов, в надежде подобраться поближе к деньгам вдовы Барроуби. Но, лучше узнав ее, он перестал смотреть на Джулию как на средство достижения своих целей. Эллиот увидел в ней женщину, красивую, обаятельную, умную.

Ему это не нравилось. Теперь он был вынужден постоянно думать о том, как его действия отразятся на ней, на ее чувствах, на ее судьбе. И это мешало Эллиоту.

Он тяжело вздохнул. Неужели череде препятствий на его пути не будет конца?