Несколько успокаивало то, что в поведении этого человека не чувствовалось бешеной ярости, мрачной решимости убить, он просто стоял и пытался высмотреть среди ног зрителей футляр с часами. Но пока не высмотрел.
Надо смываться, пока не поздно. Прячась за деревьями, Мэллори перебежал площадь, а затем свернул на Чарлз-стрит, сплошь застроенную огромными особняками восемнадцатого века. Настоящие дворцы, все за узорными коваными решетками, на каждой решетке – герб. Современный. За спиной послышалось чуфыканье. Роскошный, весь в лаке и золоте паровой экипаж, выезжающий из каретного сарая, предоставил Мэллори долгожданную возможность остановиться и посмотреть назад.
Все надежды рухнули. Кашлюн был в каком-то десятке ярдов позади – малость запыхавшийся, с покрасневшим от удушливой жары лицом, но нисколько не обманутый жалкими исхищрениями своей жертвы. Преследователь ждал, пока Мэллори двинется дальше, и старательно не смотрел в его сторону. Вместо этого он с показным вожделением пялился на дверь трактира под названием “Я последний на свете форейтор-скороход” [[83]]. Ну и что же теперь делать? Вернуться, войти в трактир, а там, в толпе, как-нибудь стряхнуть этого типа с хвоста? Или запрыгнуть в последнюю секунду на подножку отъезжающего паробуса – если, конечно же, удастся проделать подобный трюк с громоздким ящиком в руках.
Ни один из этих вариантов не сулил надежды на успех. Кашлюн имел железное преимущество – он знал территорию и все профессиональные приемы лондонского преступного мира, Мэллори же ощущал себя неповоротливым вайомингским бизоном. Часы все больше оттягивали ему руку, он подхватил их и побрел дальше. Рука болела, он определенно терял силы...
Около Куинз-уэй мощный драглайн и два обычных экскаватора разносили в капусту Пастуший рынок.
Будущую стройплощадку окружал забор, в щитах которого любопытные уже успели понаделать щелей и дырок. Рыбницы в косынках и поминутно сплевывающие жвачку огородники, согнанные с привычных мест, организовали последнюю линию обороны прямо под забором. Мэллори прошел вдоль импровизированных прилавков с провонявшими устрицами и вялыми, усохшими овощами. В конце забора по какому-то недосмотру планировки остался узкий проход: пыльные доски – с одной стороны, выкрошенный кирпич – с другой. Между сырых от мочи булыжников пробивалась трава. Мэллори заглянул в проход как раз в тот момент, когда с корточек, оправляя юбки, поднялась старуха в капоре. Она прошла мимо Мэллори, будто его не замечая. Мэллори прикоснулся к шляпе.
Вскинув футляр над головой, он осторожно поставил его на поросшую мхом стену и подпер для надежности куском кирпича, а потом положил рядом шляпу.
И прижался спиной к забору.
Ждать пришлось совсем недолго.
Мэллори прыгнул вперед, сильно ударил кашлюна под ложечку, а затем, когда тот захрипел и согнулся пополам, добил коротким ударом в челюсть. Кашлюн упал на колени, шляпа его отлетела далеко в сторону.
Мэллори схватил поверженного противника за шиворот и с силой швырнул его в стену. Кашлюн ударился о кирпичи и растянулся навзничь, хватая ртом воздух; густые бакенбарды облипли грязью. Двумя руками Мэллори схватил его за горло и за лацкан сюртука.
– Кто ты такой?!
– Помогите! – жалко просипел незнакомец. – Убивают!
Мэллори затащил его на несколько ярдов в глубь прохода.
– Не прикидывайся идиотом! Зачем ты за мной следишь? Кто тебе платит? Как тебя звать?
– Отпустите меня... – Незнакомец отчаянно вцепился в запястье Мэллори.
Его сюртук распахнулся. Мэллори заметил коричневую кожу плечевого ремня и мгновенно вытащил из-под мышки бандита оружие.
Нет, не пистолет. Предмет, лежащий в его руке, оказался длинным и гладким, как змея. Черная резиновая дубинка с расплющенным на манер рожка для обуви концом и плетеной кожаной рукояткой. Судя по хлесткой упругости, внутри нее скрывалась стальная пружина.
Хороший удар такой штукой – и кости вдребезги. Мэллори взвесил дубинку в руке, а затем широко размахнулся.
– Отвечай!
Ослепительный удар молнии взорвал его затылок. Мэллори чувствовал, что теряет сознание, падает лицом на мокрые вонючие булыжники; он выронил дубинку и едва успел выставить перед собой руки, тяжелые и бесчувственные, как свиные окорока из мясной лавки. Второй удар благополучно скользнул по плечу, Мэллори откатился в сторону и зарычал, немного удивившись, что этот хриплый, утробный звук исходит из его собственного горла. Он ударил нападавшего ногой и каким-то образом попал ему по голени. Тот громко выругался и отскочил.
Мэллори привстал на четвереньки. Второй бандит оказался невысоким, но крепким мужиком в маленьком круглом котелке, насаженном почти по самые брови. Стоя над вытянутыми ногами кашлюна, он угрожающе взмахнул темным, похожим на колбасу предметом. Кожаный мешочек с песком? Или даже с дробью?
Голова Мэллори кружилась, к горлу подступала тошнота, по шее бежала горячая струйка крови. Он чувствовал, что в любой момент может потерять сознание, упасть – а тогда, подсказывал ему звериный инстинкт, тебя забьют насмерть.
Мэллори вскочил, повернулся и на подкашивающихся ногах выбежал из вонючего закоулка. В голове у него трещало и поскрипывало, словно разъехались все кости черепа; красный туман застилал глаза.
Пробежав один квартал, Мэллори свернул за угол, привалился к стене, упер руки в колени и начал жадно хватать воздух ртом. Из носа у него текло, желудок выворачивался наизнанку. Пожилые, хорошо одетые супруги брезгливо покосились на неприглядную фигуру и прибавили шаг. Мэллори ответил им жалким, вызывающим взглядом. У него было странное ощущение, что только дай этим респектабельным ублюдкам почуять запах крови – и они разорвут его на куски.
Время шло. Мимо проходили лондонцы – с выражением равнодушия, любопытства, легкого неодобрения, – полагая, что он пьян или болен. Мэллори всмотрелся сквозь слезы в здание на противоположной стороне улицы и разглядел аккуратную эмалированную табличку.
Хаф-Мун-стрит. Хаф-Мун-стрит, где живет Олифант.
А записная книжка, она же могла вывалиться во время драки... Мэллори нащупал в кармане привычный кожаный переплет, немного успокоился и стал искать визитку Олифанта. Пальцы его дрожали.
Дом Олифанта оказался в дальнем конце улицы. Подходя к нему, Мэллори уже не шатался, отвратительное ощущение, что голова вот-вот расколется, сменилось мерзкой пульсирующей болью.
Олифант жил в георгианском особняке, поделенном на квартиры. Первый этаж украшала узорная решетка, зашторенный фонарь выходил на мирные лужайки Грин-парка. Милое, цивилизованное место, совершенно неподходящее для человека, получившего дубинкой по черепу, почти без сознания и истекающего кровью. Мэллори схватил дверной молоток в форме слоновьей головы и яростно забарабанил.
Слуга окинул Мэллори недоуменным взглядом.
– Чем могу быть... Господи! – Его глаза испуганно расширились. – Мистер Олифант!
Мэллори неуверенно вошел в сверкающую – изразцовый пол и навощенные стенные панели – переднюю. Через несколько секунд появился Олифант. Несмотря на ранний час, на нем был безукоризненный вечерний костюм – вплоть до микроскопического галстука-бабочки и хризантемы в петлице.
Журналист оценил обстановку с первого взгляда.
– Блай! Бегите на кухню, возьмите у повара бренди. Таз с водой. И чистые полотенца.
Блай, как звали слугу, исчез. Подойдя к открытой двери, Олифант настороженно посмотрел налево, направо, затем захлопнул дверь и повернул в замке ключ. Взяв нежданного гостя за локоть, он отвел его в гостиную; Мэллори устало опустился на рояльную скамеечку.
– Итак, на вас напали, – произнес Олифант. – Набросились сзади. Подлая засада, как я полагаю.
– Насколько там плохо? Мне самому не видно.
– Удар тупым предметом. Крупная шишка, кожа рассечена. Довольно много крови, но сейчас ссадина подсыхает.
– Это серьезно?
– Бывает и хуже, – усмехнулся Олифант. – А вот сюртук ваш порядком попорчен.
– Они тащились за мной по всей Пикадилли, – обиженно сказал Мэллори. – Второго я не видел, а когда увидел, было поздно... Проклятье! – Он резко выпрямился. – А как же часы? Часы, свадебный подарок. Я оставил их в закоулке у Пастушьего рынка. Мерзавцы их украдут!
Появился Блай с тазом и полотенцами. Пониже и постарше своего хозяина, он был чисто выбрит, имел мощную шею и карие, чуть навыкате глаза; его волосатые запястья были толстые, как у шахтера. Чувствовалось, что отношения у них с Олифантом легкие, почти дружеские, отношения не хозяина и слуги, а скорее уж аристократа старой закваски и доверенного лица. Обмакнув полотенце в таз, Олифант зашел Мэллори за спину.
– Не шевелитесь, пожалуйста.
– Мои часы, – повторил Мэллори.
– Блай, – вздохнул Олифант, – не могли бы вы позаботиться о потерявшейся собственности этого джентльмена? Это, разумеется, до некоторой степени опасно.
– Хорошо, сэр, – бесстрастно ответил Блай. – А гости, сэр?
Олифант на мгновение задумался.
– А почему бы вам не взять гостей с собой, Блай? Уверен, они будут рады прогуляться. Выведите их через черный ход. И постарайтесь не привлекать к себе особого внимания.
– Что мне им сказать, сэр?
– Правду, а что же еще? Скажите им, что на друга дома совершили нападение иностранные агенты. Только подчеркните, что никого убивать не нужно. А если они не найдут часов доктора Мэллори, пусть не считают, что это как-то характеризует их способности. Пошутите, если надо, да все, что угодно, – лишь бы они не думали, что потеряли лицо.
– Понимаю, сэр, – кивнул Блай и удалился.
– Мне очень неловко вас беспокоить, – пробормотал Мэллори.
– Глупости. Для того мы и существуем. – Олифант взял хрустальный стакан и налил на два пальца бренди.
Бренди оказался очень приличным, Мэллори сразу почувствовал, что кровь по жилам бежит быстрее; боль в голове не утихала, однако от недавнего шока, оцепенения не осталось почти ни следа.
– Вы были правы, а я нет, – сказал он. – Они выслеживали меня, как зверя! Это не просто хулиганы, они хотели меня искалечить или даже убить, в этом я абсолютно уверен.
– Техасцы?
– Лондонцы. Высокий малый с бакенбардами и маленький толстяк в котелке.
– Наемники. – Олифант обмакнул полотенце в таз. – На мой взгляд, здесь не помешала бы пара швов. Вызвать врача? Или вы доверитесь мне? В полевых условиях я, бывало, подменял хирурга.
– Я тоже, – кивнул Мэллори и долил бренди. – Делайте, пожалуйста, все, что надо.
Пока Олифант ходил за иглой и шелковой нитью, Мэллори снял сюртук, сжал заранее челюсти и занялся изучением голубых в цветочек обоев. К счастью, операция прошла почти безболезненно, журналист стягивал края раны на редкость ловко и споро.
– Неплохо, совсем неплохо, – сказал он, любуясь своей работой. – Держитесь подальше от нездоровых миазмов, и тогда, при удаче, обойдется без лихорадки.
– Сейчас весь Лондон – сплошные миазмы. Эта проклятая погода... я не доверяю докторам, а вы? Они сами не понимают, о чем говорят.
– В отличие от дипломатов – и катастрофистов? – широко улыбнулся Олифант.
Ну как тут обидишься? Мэллори осмотрел свой сюртук; ну да, конечно, весь воротник в крови.
– А что теперь? Идти в полицию?
– Это, естественно, ваше право, – сказал Олифант, – но было бы благоразумно – и патриотично – опустить некоторые детали.
– Например, леди Аду Байрон?
– Выдвигать дикие предположения о дочери премьер-министра, – нахмурился Олифант, – было бы весьма неразумно.
– Понимаю. А как насчет контрабанды оружия для Комиссии по свободной торговле Королевского общества? Не имея никаких доказательств, я готов, однако, предположить, что скандалы Комиссии вовсе не связаны со скандалами леди Ады.
– Лично я, – улыбнулся Олифант, – был бы только рад публичному разоблачению промахов вашей драгоценной Комиссии, однако об этом тоже следует умолчать – в интересах британской нации.
– Понимаю. И что же тогда остается? Что я скажу полиции?
– Что по неизвестным причинам вас оглушил неизвестный бандит. – По губам Олифанта скользнула усмешка.
– Но это же чушь какая-то! – возмутился Мэллори. – Да какой тогда вообще толк ото всей вашей шатии-братии? Тут же все-таки не салонная игра в шарады! Я опознал эту мерзавку, которая помогала удерживать леди Аду! Ее звать...
– Флоренс Бартлетт, – кивнул Олифант. – Только потише, пожалуйста.
– Откуда вы... – Мэллори не закончил фразу. – Это что, этот ваш дружок, мистер Уэйкфилд? Он наблюдал за всем, что я делал в Статистическом бюро, и немедленно кинулся к вам с докладом.
– Уэйкфилд обязан наблюдать за работой своих машин, сколь бы докучной ни была эта обязанность, – невозмутимо парировал Олифант. – Вообще-то я надеялся услышать все от вас, тем более что предмет вашего увлечения – самая настоящая фам-фаталь [[84]]. Но вы, похоже, не горите желанием поделиться информацией, сэр.
Мэллори хмыкнул.
– Нет никакого смысла впутывать в это дело обычную полицию, – продолжил Олифант. – Я и раньше говорил, что вам необходима особая защита. Теперь, боюсь, мне придется настаивать.
– Час от часу не легче, – пробормотал Мэллори.
– У меня есть великолепная кандидатура. Инспектор Эбенезер Фрейзер из Особого отдела Боу-стрит. Того самого Особого отдела, так что не стоит говорить об этом вслух. Вы быстро убедитесь, что деликатность инспектора Фрейзера – мистера Фрейзера – ничуть не уступает его компетентности. Забота такого специалиста обеспечит вам полную безопасность, что будет для меня огромным облегчением.
В глубине дома хлопнула дверь. Послышались шаги, шорох, позвякивание металла и какие-то голоса. Затем появился Блай.
– Мои часы! – воскликнул Мэллори. – Слава тебе, Господи!
– Вот, – сказал Блай, опуская на пол футляр. – Ни единой царапины. Кто-то поставил их на стену и подпер обломком кирпича. Место довольно укромное. Скорее всего, бандиты собирались вернуться за своей добычей позднее.
– Прекрасная работа, Блай, – кивнул Олифант. И вопросительно посмотрел на Мэллори.
– А еще там было вот это, сэр. – Блай предъявил в лепешку раздавленный цилиндр.
– Это одного из мерзавцев, – заявил Мэллори. Растоптанная шляпа кашлюна была насквозь пропитана мочой, хотя никто не счел уместным упомянуть столь непристойный факт.
– Вашу шляпу мы, к сожалению, не нашли, – сказал Блай. – Украл, наверное, какой-нибудь мальчишка.
Чуть поморщившись от отвращения, Олифант осмотрел загубленный цилиндр, перевернул его, внимательно изучил подкладку.
– Имени производителя нет. Мэллори взглянул на шляпу.
– Фабричная работа. По-моему, “Мозес и сын”. Ей около двух лет.
– Ну что ж, – удивленно сморгнул Олифант, – я полагаю, эта улика исключает иностранцев. Наверняка, коренной лондонец. Пользуется дешевым фиксатуаром, но при этом не дурак – если судить по объему черепа. Отправьте это на помойку, Блай.
– Да, сэр, – кивнул Блай и удалился.
– Ваш слуга Блай сделал мне огромное одолжение. – Мэллори нежно погладил футляр с часами. – Как вы думаете, он не будет возражать, если я его отблагодарю?
– Будет, – качнул головой Олифант, – и самым решительным образом.
Мэллори почувствовал свою оплошность и скрипнул зубами.
– А как насчет этих ваших гостей? Могу я поблагодарить их?
– Почему бы и нет! – улыбнулся Олифант и провел Мэллори в столовую.
С обеденного, красного дерева стола мистера Оли-фанта были сняты ножки; огромная полированная столешница опиралась на резные наугольники, возвышаясь над полом всего на несколько дюймов. Вокруг нее, скрестив ноги, сидели пятеро азиатов: пять серьезных мужчин в носках, безукоризненных вечерних костюмах с Савил-роу и шелковых цилиндрах, низко натянутых на коротко стриженные головы. Волосы у них были не только очень короткие, но и очень темные.
Единственная в компании женщина стояла на коленях у дальнего конца стола. Бесстрастное, как маска, лицо, черные шелковистые волосы, уложенные в высокую, невероятно сложную прическу, и просторный туземный балахон, ярко расцвеченный бабочками и кленовыми листьями, делали ее фигурой весьма экзотичной.
– Доктор Эдвард Мэллори сан-о госёкай симасу [ [85] ], - провозгласил Олифант.
Мужчины встали – встали своеобразным, очень изящным способом: чуть откинув корпус назад, они подводили под себя правую ногу, ловко вскакивали и застывали неподвижно. Все это было похоже на какой-то сложный балетный номер.
– Эти господа состоят на службе его императорского величества микадо Японии, – продолжал Олифант. – Мистер Мацуки Коан, мистер Мори Аринори [[86]], мистер Фусукава Юкиси [[87]], мистер Канайе Нагасава [[88]], мистер Хисанобу Самесима [[89]]. – По мере того как он представлял мужчин, каждый из них кланялся Мэллори в пояс.
Женщину Олифант не представил, да и мудрено бы – она сохраняла прежнюю позу, словно не замечая происходящего. Мэллори счел за лучшее не упоминать о ней и не обращать на нее особого внимания. Он повернулся к Олифанту:
– Это ведь японцы, да? Вы же вроде говорите на их тарабарщине?
– Поднахватался немного.
– Не могли бы вы тогда выразить им благодарность за доблестное спасение моих часов?
– Мы вас понимаем, доктор Мэллори, – сказал один из японцев. Мэллори мгновенно забыл их невозможные имена, но этого вроде бы звали Юкиси. – Нам выпала большая честь оказать услугу британскому другу мистера Лоренса Олифанта, заслужившего признательность нашего суверена. – Мистер Юкиси снова поклонился. Мэллори совершенно растерялся.
– Благодарю вас за столь учтивые слова, сэр. Должен сказать, у вас весьма изысканная манера выражаться. Я не дипломат и просто благодарю вас от всего сердца. С вашей стороны было очень любезно...
Японцы о чем-то переговаривались.
– Мы надеемся, вы не слишком тяжело пострадали в варварском нападении на вашу британскую персону со стороны иностранцев, – сказал мистер Юкиси.
– Нет, – вежливо улыбнулся Мэллори.
– Мы не видели ни вашего врага, ни каких-либо других грубых или склонных к насилию личностей.
Сказано это было мягко, без нажима, но с каким-то опасным поблескиванием глаз, не оставлявшим ни малейших сомнений в том, как поступили бы Юкиси и его друзья, попадись им подобная личность. В целом японцы походили на ученых, двое из них были в простых, без оправы очках, а третий щеголял моноклем на ленточке и модными желтыми перчатками. Все они были молоды и ловки, а цилиндры сидели на их головах воинственно, словно шлемы викингов.
Длинные ноги Олифанта внезапно подломились, и он с улыбкой опустился во главе стола. Мэллори тоже сел – не так, конечно, умело и громко хрустнув коленными чашечками. Японцы последовали примеру Олифанта, быстро сложившись в прежнюю позу невозмутимого достоинства. Женщина не шевелилась.
– При данных обстоятельствах, – задумчиво произнес Олифант, – учитывая кошмарную жару и утомительную погоню за врагами отечества, небольшое возлияние представляется вполне уместным. Он взял со стола медный колокольчик и коротко позвонил. – Итак, больше непринужденности, согласны? Нами о ономи ни наримасу ка? [[90]]
Очередное совещание японцев сопровождалось широко распахнутыми глазами, довольными кивками и одобрительным бормотанием:
– Уисуки...
– Значит, виски. Великолепный выбор, – одобрил Олифант.
Буквально через секунду Блай вкатил в гостиную сервировочный столик, сплошь уставленный бутылками.
– У нас кончился лед, сэр.
– В чем дело, Блай?
– Продавец льда отказывается продать повару хоть сколько-нибудь. С прошлой недели цены утроились!
– Ладно, в куклину бутылку лед все равно не поместится. – Олифант изрек эту чушь как нечто вполне разумное. – Доктор Мэллори, смотрите внимательнее. Мистер Мацуки Коан, который происходит из весьма передовой провинции Сацума, как раз собирался продемонстрировать нам одно из чудес японского ремесла – вы бы не напомнили мне имя мастера, мистер Мацуки?
– Она изготовлена членами семьи Хосокава, – поклонился мистер Мацуки. – По велению нашего господина – сацума даймё [ [91] ].
– Я полагаю, Блай, – сказал Олифант, – что на этот раз приятные обязанности гостеприимного хозяина достанутся мистеру Мацуки.
Блай передал мистеру Мацуки бутылку виски; мистер Мацуки начал переливать ее содержимое в изящную керамическую фляжку, стоявшую по правую руку японки. Женщина никак не реагировала, и Мэллори начал уже подозревать, что она парализована или больна. Потом мистер Мацуки с резким деревянным щелчком вложил фляжку в правую руку японки. Далее он взял позолоченную заводную ручку, невозмутимо вставил ее женщине в спину и начал вращать. Из внутренностей женщины донесся высокий звук взводимой пружины.
– Это манекен! – вырвалось у Мэллори.
– Скорее марионетка, – поправил Олифант. – А по-научному – автомат.
– Понимаю, – облегченно вздохнул Мэллори. – Что-то вроде знаменитой утки Вокансона, да? – Он рассмеялся. Ну как же можно было не догадаться, что это неподвижное лицо, полускрытое черными волосами, не более чем раскрашенная деревяшка. – Удар, должно быть, сдвинул мне мозги. Господи, да это же настоящее чудо!
– Каждый волосок парика вставлен вручную, – продолжал Олифант. – Подарок императора Ее Величеству королеве Британии. Хотя могу предположить, что эта особа придется по вкусу и принцу-консорту, и особенно юному Альфреду.
В локте и в запястье марионетки размещались скрытые просторным одеянием шарниры; она разливала виски с мягким шорохом скользящих тросиков и приглушенным деревянным пощелкиванием.
– Очень похоже на станок Модзли [[92]] с машинным управлением, – заметил Мэллори. – Это оттуда ее срисовали?
– Нет, – качнул головой Олифант, – продукт полностью местный. – Мистер Мацуки передавал по столу маленькие керамические чашечки с виски. – В ней нет ни кусочка металла – только бамбук, плетеный конский волос и пружины из китового уса. Японцы делают такие игрушки – каракури, как они их называют, – с незапамятных времен.
Мэллори пригубил виски. Скотч, причем – молт [[93]]. Принятый ранее бренди слегка туманил голову, а тут еще эта механическая кукла... Он чувствовал себя нечаянным участником какой-то рождественской пантомимы.
– Она ходит? – спросил он. – Играет на флейте? Или еще что-нибудь?
– Нет, только разливает, – качнул головой Олифант. – Но зато обеими руками.
Мэллори чувствовал на себе взгляды японцев. Было совершенно ясно, что для них в этой кукле нет ничего чудесного. Они хотели знать, что думает о ней он, британец, хотели знать, восхищен ли он.
– Весьма впечатляет, – осторожно начал Мэллори. – Особенно, если учесть отсталость Азии.
– Япония – это Британия Азии, – заметил Олифант.
– Мы знаем, что в ней нет ничего особенного. – Глаза мистера Юкиси сверкнули.
– Нет, она ведь действительно чудо, – настаивал Мэллори. – Вы могли бы показывать ее за деньги.
– Мы знаем, что в сравнении с огромными британскими машинами она примитивна. Как верно говорит мистер Олифант, мы – ваши младшие братья в этом мире.
– Но мы будем учиться, – вмешался другой японец. Этого вроде бы звали Аринори. – Мы в долгу перед Британией! Британские стальные корабли открыли наши порты для свободного мореплавания [[94]]. Мы пробудились, и мы восприняли великий урок, который вы нам преподали. Мы уничтожили сегуна и его отсталое бакуфу [ [95] ]. Теперь микадо поведет нас по дороге прогресса.
– Мы с вами будем союзниками, – гордо провозгласил мистер Юкиси. – Азиатская Британия принесет цивилизацию и просвещение всем народам Азии.
– Весьма похвальные намерения, – кивнул Мэллори. – Однако создание цивилизации, строительство империи – дело долгое и каверзное. Это труд не на годы, а на века...
– Мы всему научимся от вас. – Лицо мистера Аринори раскраснелось, жара и виски заметно его разгорячили. – Подобно вам, мы построим великие школы и огромный флот. У нас есть уже одна вычислительная машина, в Тосу! Мы купим их еще. Мы будем строить собственные машины!
Мэллори хмыкнул. Странные маленькие иностранцы светились юностью, интеллектуальным идеализмом и особенно – искренностью. Жалко ребят.
– Прекрасно! Ваши высокие стремления, молодой сэр, делают вам честь! Только ведь это совсем не просто. Британия вложила в свои машины огромный труд, наши ученые работают над ними уже не одно десятилетие, и чтобы вы за несколько лет достигли нашего уровня...
– Мы пойдем на любые жертвы, – невозмутимо ответил мистер Юкиси.
– Есть и другие пути возвысить вашу страну, – продолжал Мэллори. – Вы же предлагаете невозможное!
– Мы пойдем на любые жертвы.
“Что-то я тут не то наговорил”, – с тоскою подумал Мэллори и взглянул на Олифанта, но тот сидел с застывшей улыбкой, наблюдая, как заводная девушка наполняет фарфоровые чашки. В комнате ощущался явственный холодок.
Тишина прерывалась лишь пощелкиванием автомата. Мэллори встал; его голова раскалывалась от боли.
– Я очень благодарен вам за помощь, мистер Олифант. Вам и вашим друзьям. Но я не могу больше задерживаться. Я бы и рад, но груз неотложных дел...
– Вы вполне в этом уверены? – сердечно спросил Олифант.
– Да.
– Блай! – крикнул Олифант. – Пошлите поваренка за кэбом для доктора Мэллори!
* * *
Ночь Мэллори провел в каком-то тусклом оцепенении. Он никак не мог убедить кашлюна в преимуществе катастрофизма перед униформизмом и был бесконечно рад, когда настойчивый стук вырвал его из этого сумбурного сна.
– Минутку!
Скинув ноги с кровати, Мэллори зевнул и осторожно ощупал затылок. Рана немного кровоточила, оставив розоватый потек на наволочке, но опухоль спала, и воспаления вроде бы не было. Скорее всего, это следовало отнести на счет терапевтического воздействия бренди.
Натянув на потное тело ночную рубашку, Мэллори завернулся в халат и открыл дверь. В коридоре стояли комендант Дворца, ирландец по фамилии Келли, и две угрюмые уборщицы. Уборщицы были вооружены швабрами, ведрами, черными резиновыми воронками и тележкой, заставленной большими бутылями.
– Который час, Келли?
– Девять часов, сэр.
Келли вошел, негромко посасывая желтые зубы; женщины со своей тачкой вкатились следом. Яркие бумажные наклейки гласили, что в каждой керамической бутыли содержится “патентованный окисляющий деодорайзер Конди. Один галлон”.
– А это еще что такое?
– Манганат натрия, сэр, для очистки канализации Дворца. Мы планируем промыть каждый клозет. Прочистить трубы вплоть до главного коллектора.
Мэллори поправил халат. Было как-то неловко стоять перед уборщицами босиком и с голыми щиколотками.
– Келли, ни черта это вам не даст, промой вы свои трубы хоть до самого ада. Это же Лондон в разгар кошмарно жаркого лета. Сейчас Темза, и та воняет.
– Но надо же что-то делать, сэр, – возразил Келли. – Гости жалуются самым решительным образом. И я их за это не виню.
В унитаз была залита целая посудина ярко-красной отравы. Резкий аммиачный запах деодорайзера мгновенно заглушил прежнюю, почти уже незаметную вонь, стоявшую в комнате Мэллори. Чихая и кашляя, женщины поскребли фаянс, после чего Келли с видом художника, наносящего последний мазок на картину, дернул ручку сливного бачка.
Наконец вся троица удалилась, и Мэллори стал одеваться. Он проверил блокнот. Вечер предстоял весьма насыщенный, но на утро намечалась всего одна встреча. Мэллори успел уже узнать, что Дизраэли – личность крайне безалаберная, так что лучше отводить на него целую половину дня. Если повезет, можно успеть отнести сюртук во французскую чистку или сходить к парикмахеру, привести в порядок волосы на затылке, а то ведь сплошные кровавые колтуны, ужас.
Когда он добрался до столовой, там болтали за чаем двое запоздалых посетителей – хранитель фондов Белшо и мелкий музейный служащий по фамилии, кажется, Сиднем.
Заметив, что Белшо обернулся, Мэллори вежливо кивнул – и не получил ответа. Более того, по лицу хранителя было видно, что тот изумлен, чуть ли не возмущен. Мэллори сел на обычное свое место, под золоченым канделябром. Белшо и Сиднем начали тихо, но очень оживленно переговариваться.
Мэллори ничего не понимал. Ну да, конечно же, они с Белшо никогда не были представлены друг другу, но разве из этого следует, что нужно обижаться на обычные проявления вежливости? А с чего это пухлые щечки Сиднема вдруг побелели, и чего это он поглядывает искоса, думает, что незаметно? Мэллори проверил ширинку. Да нет, застегнута. А ведь эта парочка, они и правда встревожены. Может, рана открылась и кровь на воротник хлещет? Нет, и тут все в порядке.
Дальше – больше. По лицу официанта, принимавшего заказ, можно было подумать, что копченая селедка и яйца – предметы до крайности непристойные.
Впавший в полное замешательство Мэллори решил плюнуть на все приличия, подойти к Белшо и выяснить отношения напрямую. Он даже начал было составлять небольшую вводную речь, но тут Белшо и Сиднем встали и ушли из столовой, даже не допив чай. Мэллори съел свой завтрак с мрачной неторопливостью, твердо решив не расстраиваться из-за всякой чуши.
Потом он зашел за почтой. Всегдашнего дежурного за конторкой не оказалось – слег с катаром легких, как объяснил замещавший его клерк. Мэллори отнес корзинку в библиотеку. По утреннему времени там было всего пятеро посетителей; они сидели группой в углу и что-то горячо обсуждали. Секундное впечатление, что и эти коллеги пялятся на него, как на какую-нибудь диковину, Мэллори решительно отмел – чушь, этого просто не может быть.
