Бхагаван, что это за проницательность у всех великих учителей, которые все время странствовали, а не оставались на одном месте, как Рамана Махарши?

Рамана Махарши — мистик, но не учитель.

Мистики никогда не странствуют, ибо они не предпринимают никаких усилий для того, чтобы передать свой опыт другим. Они считают, что то, что они переживают, нельзя передать другим.

Поэтому во все века мистики оставались на одном месте.

Какой смысл странствовать из одного города в другой, из одной страны в другую — ради чего?

Опыт мистиков выражен в древнем афоризме: «Колодец остается на своем месте. Жаждущие должны идти к колодцу, а не колодец — к жаждущим».

Будда, Махавира, Бодхидхарма, Шанкара, Нагарджуна, Мухаммед, Иисус, Кришнамурти — все они странствовали, все время в пути...

Мухаммед переиначил поговорку о колодце и жаждущих, и он переиначил ее таким прекрасным образом. Он говорил: «Если гора не идет к Мухаммеду, тогда Мухаммед идет к горе».

Таковы учителя... Не то, чтоб они были против мистиков: по сути, они согласны, что очень трудно, почти невозможно, сообщить, сказать что-либо об истине, о самореализации. Это за пределами возможностей языка — с этим они согласны.

Но все же учителя говорят, что всегда можно попробовать какие-нибудь непрямые способы, вреда от этого не будет. Нет прямого способа перевести внутреннее переживание на внешние языки, но можно найти такие способы, такие приемы, при которых нечто может быть сказано, может быть не сказано, но может быть услышано.

Да, истина не может быть выражена словами. В этом мистики и учителя согласны: истину нельзя выразить словами. Но учителя не согласны с мистиками в одном пункте: истина не может быть выражена словами, но она может быть услышана — через глаза учителя, через присутствие учителя, через его любовь, через его сострадание, через его безмолвие.

Ничего не говорится, но у кого-то сердце может начать танцевать, может возникнуть песня.

В присутствии учителя ученик может осознать, что обычная человеческая жизнь — это еще не все, есть нечто большее. Если дать ученикам понять, что есть нечто большее — более великий покой, более глубокое безмолвие, льющийся через край экстаз — они могут начать искать это, они могут стать искателями. И что в этом плохого? Даже если никто не слушает, все равно стоит предпринимать усилия.

Мистик и учитель переживают одно и то же, но у них разные взгляды на возможность передачи своего опыта другим — и, кажется, оба правы.

Мое собственное понимание таково: мистики — это более обычный вид людей. Они происходят из той категории людей, которые не обладают даром красноречия, среди которых нет поэтов, художников, музыкантов, танцоров. Они выходят из народных масс.

А учитель более красноречив, более талантлив. Если он не может выразить нечто словами, он выразит это в живописи, скульптуре, танце, пении — и живопись, танец, пение или любое другое творческое искусство может стать средством передачи того, что не может выразить язык.

И есть люди, которые обладают даром красноречия; они могут говорить таким образом, что через слова вам передается некое бессловесное послание. Слова будут лишь оболочкой, а содержимым будет бессловесное. Но для этого нужен очень красноречивый человек, который может пользоваться языком так, что язык становится музыкой, поэзией, безмолвием... он становится не только тем, что говорится, но и тем, что не высказывается. Язык может стать средством передачи, — но это будет зависеть от слушающих. Многое будет зависеть от слушающих.

Итак, основная функция учителя — это, во-первых, создавать учеников, которые могут понимать в словах бессловесное, которые могут сидеть в безмолвии и при этом наполняться потрясающей безмятежностью.

В присутствии учителя в них может начать открываться нечто — как будто восходит солнце и начинают петь птицы, а ведь птицам никто не сообщает, что наступил рассвет. У бедных птиц нет будильников, но сам свет... тьма уходит, ночь прошла, и вся природа ликует. Начинают открываться цветы, повсюду распространяется их аромат.

Мистик достиг, он исполнился, он завершил свое путешествие. Но он не очень одаренный гений.

Мастер работает сверхурочно. Его работа завершена, но его гений, его талант, требует выражения.

Кришнамурти сказал: «Если мне придется последовать совету врачей и прекратить мои странствия и беседы, тогда я не проживу больше четырех недель». И через четыре недели он умер. Его работа была уже завершена, теперь он жил только для того, чтобы помогать другим. И если даже этого делать нельзя, тогда какой смысл попусту оставаться здесь? Его лодка давно уже пришла за ним. Он просто откладывал отплытие - кто-то может прислушаться к его словам, кто-то может услышать, кого-то они могут затронуть. Но если ему нельзя странствовать и беседовать с людьми, тогда у него нет причин продолжать дышать. Он же не идиот. Почему он назвал срок в четыре недели? — да просто из-за инерции прошлого. Чтобы дыхание и сердцебиение замедлились и исчезли, требуется приблизительно три-четыре недели. И чем старше человек, тем больше требуется времени. Если бы он был помоложе, то потребовалась бы всего одна неделя.

Это очень странный феномен — он объясняется тем, что у молодого человека сердце работает быстрее, оно может быстрее исчерпать инерцию движения. Старый человек и так замедлен, его сердце привыкло к медленному ритму, поэтому требуется три-четыре недели.

Быть мистиком — редкость, но быть учителем — еще большая редкость.

А быть удачным учителем... для этого надо прийти ко мне!

Возлюбленный Бхагаван,

Всякий раз, когда я пребываю в безмолвном пространстве, я слышу некий звук — что-то вроде «ом» или гудения. Мне нравится этот ритмичный, мелодичный бесконечный звук. Мне случается слышать его и тогда, когда я полностью отдаюсь какой-либо деятельности.