Это здоровое или нездоровое нетерпение?

Так обстоит дело с большинством санньясинов: если они получают удар, им это не нравится, их эго чувствует себя задетым. Вместо того чтобы понять удар, они обижаются, сердятся.

Если же их не бьют, они начинают чувствовать, что я не забочусь о них, что я не уделяю им внимания: других бьют, а о них забыли. У них такое чувство, как будто они недостаточно важны.

Вот так человеческий ум создает несчастье из любой ситуации. Если ты получаешь удар, тебе больно; если ты не получаешь удар, тебе все равно больно.

Но что касается меня, то я не заинтересован в том, чтобы нанести тебе удар, или причинить тебе боль, или игнорировать, кого бы то ни было.

Для меня все в равной степени важны.

Одно и то же стремление привело их ко мне, одна и та же жажда привела их ко мне.

С твоей стороны будет очень любезно, если ты предоставишь все мне: когда удар будет необходим, ты его получишь, ибо удар — это медицинская помощь, своего рода хирургическое вмешательство.

Но не думай, что если тебя не оперируют, то это означает, что тебя игнорируют. Если госпитализируют кого-то другого, то это не означает, что до тебя никому нет дела... Нет, как только тебе потребуется госпитализация, ты будешь госпитализирован; каждому по потребности.

Когда удар будет необходим, чтобы помочь твоему росту, ты не преминешь получить его. Но когда в этом нет необходимости, ненужные удары только сделают твою голову тупой. И когда придет время нанести тебе удар, ты уже настолько привыкнешь получать удары...

Когда я учился в школе, я почти всегда опаздывал к началу уроков, так как на пути в школу столь многое вызывало у меня интерес. Я всегда выходил из дома загодя, чтобы добраться до школы вовремя, но мне это никогда не удавалось, так как на моем пути происходило так много интересного - какой-то фокусник проделывает свои трюки, такое искушение было непреодолимо. Оставить фокусника и пойти учиться... какой-то глупый учитель будет рассказывать о географии...

Поэтому меня постоянно наказывали, но в конце концов, до моих учителей дошло, что наказывать меня бесполезно. Сперва, в наказание, они приказывали мне семь раз обойти вокруг здания школы. Я спрашивал: «А можно обойти одиннадцать раз?»

Они говорили: «Ты спятил! Это же наказание!»

Я отвечал: «Я знаю, что это — наказание, но сегодня я не успел сделать мою утреннюю зарядку. Так что, если я засчитаю это за мою утреннюю зарядку, вы ничего не потеряете. Ваше наказание покрыто, моя зарядка сделана, никто ничего не теряет, обе стороны только выигрывают».

Они прекратили, так как это их не устраивало. Они начали выставлять меня из класса. Я сказал: «Это хорошо, так как я люблю свежий воздух. В классе темно и грязно, а на дворе так прекрасно. И, честно говоря, когда я сижу в классе, я все время смотрю в окно. Мне не интересно то, чему вы учите. На дворе поют птицы, цветут деревья... там так прекрасно!»

Каждый день директор школы совершал свой обход, и каждый день он видел меня стоящим во дворе. Однажды он спросил: «В чем дело?»

Я ответил: «Ни в чем. Я люблю находиться на открытом воздухе; так лучше для здоровья, более гигиенично. Да и вы сами можете видеть, как здесь прекрасно».

Но он сказал: «Я поговорю с твоим учителем. Как это получается, что он позволяет тебе стоять во дворе?»

Я сказал: «Я не знаю, но он сам каждый день говорит мне: "Выйди и постой за дверью". Поэтому теперь я даже не спрашиваю его. Это стало рутиной, поэтому я просто прихожу и стою здесь».

Он спросил у учителя. Учитель сказал: «Но ведь это было почти месяц назад! Я только один раз сказал ему выйти из класса — и с тех пор он в класс не входил. Я думал, что это было наказанием, а он наслаждается этим. И не только это, он распространяет среди учеников слух, что это полезно для здоровья, гигиенично. И теперь они спрашивают у меня: "Сэр, можно и нам тоже выйти и посмотреть во дворе?" Что мне теперь делать? Может быть, тоже выйти и стоять во дворе?»

Тут дело в том, как ты все воспринимаешь.

Поэтому, прежде всего, не беспокойся. Если ты не получаешь удара, то, может быть, он тебе не нужен, или, может быть, еще не пришло время. А если ты получишь удар, не обижайся, так как я бью не тебя, я всегда бью твое эго — то, что является твоей болезнью, что должно быть отброшено.

Но предоставь это дело мне. Я не оправдаю твои надежды, ведь ты хочешь получить удар — самый сильный удар, чтобы хвастаться перед всеми: «Смотрите, я получил самый сильный удар...» В таком случае эго воспользуется ударом. Не удар разрушит эго, а эго примет удар как питание.

Итак, предоставь все это мне.

Это не твое дело.

Как только я почувствую, что тебе нужен удар, ты его получишь — и ты получишь его в той мере, которая тебе необходима. Не хвастайся полученным ударом и не огорчайся из-за него; просто попытайся его понять.

Это шкода понимания.

Возлюбленный Бхагаван,

двадцать пять лет на то, чтобы добраться до Вас; три года на то, чтобы пооколачиваться вокруг Вас; четыре года на то, чтобы убежать от Вас, вступив в любовную связь, которая была подобна катанию на американских горах. Четыре года на то, чтобы притащиться назад к Вам; одиннадцать лет на то, чтобы передать Вам вопрос, — а Вы даете ответ этому немецкому парню, Гунакару, и хотите отправить меня назад в ад, к какой-нибудь трудной женщине. И через двадцать восемь лет, быть может, Вы уже ускользнете, когда я приползу назад, чтобы спросить у Вас: «Что на этот раз?»