Стремление матери заботиться о своем ребенке само по себе не вызывает удивления, будучи вполне закономерным. Однако порою в этом стремлении появляются нотки исступленного фанатизма, и тогда забота оказывается не менее навязчивой, чем внимание санитара к пациенту в наблюдательной палате, а побочные эффекты напрочь перечеркивают ожидаемую пользу.
Пациент, о котором пойдет речь, наблюдается в диспансере. Зовут его… пусть Игорь. Игорю тридцать пять или около того, он — яркий пример роли наследственности в генезе психических болезней (на яблоне — яблоки, на груше — груши, и не перепутать). Отец страдает маниакально-депрессивным психозом, причем обострения протекают только в виде гипоманиакальных фаз. Маниакальная, с ее классической триадой (заметно повышенное настроение, ускорение темпа мышления вплоть до скачки идей и чрезвычайная двигательная активность по типу дизеля в интересном месте) была лишь однажды, он отлежал в стационаре, где получил группу инвалидности — фаза длилась очень долго. На этом его знакомство с больницей завершилось.
Мужик нашел себе кучу шабашек, постоянно подрабатывает, особенно будучи в гипоманиакальном состоянии, когда работоспособность отдельно взятого его превосходит возможности бригады молдаван, кормит и обеспечивает семью, построил и обставил две квартиры и не собирается останавливаться на достигнутом, несмотря на возраст. Мы стараемся не дышать и плюем через левое плечо, лишь бы не сглазить. Мама — очень жесткая и властная мадам, которая за неимением возможности нежно и крепко держать мужа ежовыми рукавицами за стратегические места переключила сауроновское око материнского внимания на сына. Ну, и до кучи, на невестку, благо той, приехавшей из деревни и родившей Игорю сына, некуда деваться с этой подводной лодки.
Планомерно ведомый железной материнской рукой в светлое будущее, Игорь в детстве и юности не особо-то и сопротивлялся, поэтому этап «садик-школа-институт» прошел по начертанному плану. А вот дальше пришла пора отцовским генам опомниться и внести свои коррективы — что-что, мол, вы там наметили? Причем, в отличие от отца, фазы у сына, как на грех, были депрессивными. Это повергало маму в тягчайшее недоумение: как же так, я знаю, как должен болеть эмдэпэшник, у меня муж такой, а это не МДП, это сын сговорился с докторами и теперь придуривается, чтобы назло мне не стать большим белым человеком — вон, опять на диване разлегся, дармоед! Соответственно, на фоне такого домашнего прессинга фазы были не то чтобы глубокими и резко выраженными, но длительными и противными, с постоянными госпитализациями, с выходом домой на два-три дня и последующим обиванием порогов поликлиники — дескать, все, пора снова сдаваться. И попробуй не положить! «А у меня суицидальные мысли, доктор, никак нельзя мне дома оставаться! И попросите, пожалуйста, чтобы маму не пускали, ну что вам стоит!» Не пустить маму, к слову, было сложней, чем остановить миграцию перелетных гусей или запретить эпидемию гриппа одним указом и поголовной модой на марлевые намордники.
Помните Илью Муромца? Так вот, у меня есть некоторое подозрение, что тридцать лет и три года на печке он провалялся в депрессивной фазе, а потом его выбило в маниакальную, вот и пошел он творить добро направо и налево. А что не улыбался при этом — ну, такой он, суровый муромский парень. Опять же, продуктивность его богатырская — вон сколько подвигов в одно лицо совершил! В один прекрасный день Игорь тоже почувствовал в себе неимоверный прилив сил и готовность НА ПОСТУПОК. Стряхнув пыль с диплома юриста, он отправился совершать финансовое чудо для отдельно взявшейся семьи. Чудо оказалось на поверку Змеем Горынычем и схарчило почти весь семейный бюджет, после чего икнуло, пукнуло и улетело. На этом завершилась первая из маниакальных фаз. Вторая фаза накрыла Игоря к моменту его устройства юристом (в рамках второго, контрольного прохода по граблям) в некую фирму. Харизма маниакального человека творит чудеса, и троянский Игорев конь предстал тем, кто имел с ним дело, ахалтекинцем, не иначе. От разорения на лихо заключенных договорах предприятие спасло только то, что ошалевшие от столь выгодных предложений клиенты решили перезвонить гендиректору и попросить у него немного той травки, что курит новый юрист.
Кое-как, путем кропотливого подбора лекарств и отстранения мамы от воспитательного процесса, удалось, наконец, добиться относительно стабильного состояния пациента. Правда, мама постоянно штурмует кабинет врача с жалобами на отбившегося от рук чада и призывами вернуть вот прям сейчас сыновнюю послушность. А не так давно Игорь пришел устраиваться на завод. Простым работягой. Решив, что гипоманиакальность слесаря механосборочных работ под присмотром бригадира может приятно удивить градообразующее предприятие и сыграть решающую роль в социальной адаптации пациента, врачебная комиссия подписала ему бегунок.
Женек
О вреде алкоголя можно говорить подолгу, патетично и с погружением собеседников в охреневше-трансовое состояние, с чувством собственной вины за судьбы отечества и вырождение нации и с непреодолимым желанием навсегда исторгнуть постыдную слабость из недр притихшего подсознания. Именно это, собственно, и происходит на сеансах кодирования. Можно столь же долго расписывать его, алкоголя, пользу для организма в целом и для отдельных его систем в частности, пересыпая речь перлами народно-похмельного фольклора и непременными четверостишьями Хайама — это будет пятничная отмазка для любимой, но вечно на стреме, жены — так, авансом, потом язык не выговорит. А алкоголь так и останется вещью в себе: ни хорошей, ни плохой, но всегда готовой оказаться бальзамом для мудреца или гранатой для обезьяны.
Моему давнишнему пациенту, Евгению, спиртное было строго противопоказано. Не то чтобы здоровье не позволяло — его у парня хватило бы поделиться с тремя задохликами и обеспечить им жизнь без амбулаторной карточки до пенсии. Нет, все дело в психике. Женя — психопат. Причем ядерный. Причем до такой степени, когда можно говорить о патохарактерологическом развитии личности. Что это такое? Представьте себе, что акцентуация характера — это некоторая заостренность, угловатость этого самого характера. Эти углы чуть выступают, их видно, но они никому особо не мешают. У психопата эти углы начинают задевать окружающих и мешать как им, так и их носителю. А человек с патохарактерологическим развитием личности — это противотанковый еж на МКАД в час пик. И так каждый день. А если добавить алкоголь, то это будет пьяный броуновски праздношатающийся противотанковый ежик.
При всем при этом у Женька всего два погашенных условных срока. Скорее всего, было бы больше, если б не его потрясающая неспособность драться. То есть не задирать окружающих он, конечно же, не может, а уж в пьяном виде у него просто таксис на боксеров и адептов всех восточных школ единоборств. А физиономия у этой ходячей макивары из тех, что в народе называют «кирпича просит», вот и находят они друг друга с завидным постоянством. В итоге, весь пьяный, побитый и несчастный, он приходит сдаваться в больницу с таким жалким видом, что отказать ему практически невозможно. В больнице его знают и не колотят почем зря, а еще дают отъесться и отоспаться. Соответственно, ни о каком трудоустройстве речь не заходила никогда, ибо за более чем десятилетний промежуток не нашлось ни одного работодателя, достаточно смелого, чтобы пустить это стихийное бедствие на свое предприятие, а до введения должности провокатора массовых мордобоев местные пиар-менеджеры еще не доросли. Женины родители предприняли несколько попыток закодировать парня, но своей потрясающей невосприимчивостью ко всем примененным методам он мог бы при желании развалить не одно частное медицинское предприятие и посрамить не одну бабку-шептунью (да и местного колдуна вуду с чебоксарским акцентом в придачу), но Женек никогда не жаждал чужой крови. В итоге родители тяжко вздохнули и сами ушли в длительный автономный запой.
Потом Женя пропал почти на два года: в диспансере не появлялся, в больницу не просился. Возникало опасение, что парня все же кто-то прибил под горячую руку. И вот недавно Женек появился снова. Принимала его моя жена, поскольку я был на каком-то вызове. Он пришел чистенький, аккуратно одетый и — о, чудо! — трезвый как стеклышко, что кардинальным образом диссонировало с его прошлыми визитами, когда взрывоопасный выхлоп можно было соображать с закуской на троих. Протянув листок для профосмотров, он изрек:
— Оксана Владимировна, я все понял по жизни. Мне раньше алкоголь мешал, а я, дурак, думал, что гены. А потом я обиделся на себя и на такую жизнь и подумал: я же реальный пацан, а не пенек с ушами какой, а живу как лох последний. Обиделся крепко-крепко на себя, аж пить расхотелось. И что вы думаете — за последний год хоть бы раз с кем подрался! Нет, меня даже участковый стал по имени звать, а не ушастым пидорасиком. Я год грузчиком проработал на овощной базе, все вокруг пьют, а мне противно, но я молчу, а то опять в пачку прилетит. Денег заработал, оделся вот… А сейчас меня на ТЭЦ зовут, слесарем. Вы мне подпишете?
Как положено в таких случаях, вопрос решала врачебная комиссия. Подписали. Ждем и держим кулачки: а вдруг и вправду толк выйдет? Вот уже три месяца прошло…
