И РЕПРОДУКТИВНОЙ 1 страница

ДУХОВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

 

Зельц (Selz) Oтто (14 февраля 1881—1944) — немецкий психолог, примыкавший к вюрцбургской шко­ле психологии мышления. Окончил Мюнхенский университет (1909), ра­ботал в Боннском университете (1912—1923). Профессор и директор Института психологии и педагогики в Бадене (с 1923). Редактор журна­лов «Archiv fur die gesamte Psy­chologie'» и «Psychotechnische Zeit-schrift”.

Начало научной деятельности О. Зельца связано с эксперимен­тальными исследованиями мышления в рамках вюрцбургской школы, раз­витием ее представлений и методов. На основе критического анализа ассоцианистских концепций им были предложены общие принципы объ­яснения процесса решения репродук­тивных задач, выраженные в теории «специфических реакций» и «теории комплексов», получившей широкую известность. Зельц подробно классифицировал мыслительные операции как методы решения задач. В даль­нейшем он распространил свою тео­рию на продуктивное мышление, вы­деляя общие закономерности умст­венной деятельности. Работы О. Зельца оказали влияние на ряд современных попыток детерминиро­ванного объяснения творческого про­цесса.

В хрестоматии приводится сокра­щенный вариант работы «Die Gezet-ze der productiven und reproductiven Geistestatigkeit» (Bonn, 1924). Сочинения: Die experimentelle Untersuchung des Willensactes.— «Zsch. f. Psychol.», 1910, vol. 16; Komplextheorie und Konstellations-theorie.— «Zsch. f. Psychol.», 1920, vol. 83; Zur Psychologic des produc­tiven Denkens und des Irrtums. Bonn, 1922; Von der Systematik der Raumphanomene zur gestalttheorie.— «Arch. f. d. des. Psychol.», 1930, vol. 77.

 

До самого последнего времени имелась только одна последовательно продуманная попытка представить законы протекания психических явлений в рамках законченной теории. Мы обязаны этим ассоциативной психологии, которая в течение почти двух столетий господствовала также и над мыслью своих противников. Ее теоретические предположения так хорошо оправдывались еще в течение последних десятилетий, в особенности для исследования памяти, что требовались основательные причины для того, чтобы оправдать отход от этих предположений. Однако благодаря но­вейшим исследованиям экспериментальной психологии мышления подобные основательные причины обнаружились.

Для классической ассоциативной психологии наши психические явления, и в том числе также и деятельность нашего разума, являются системой диффузных репродукций.

Следы в памяти одновременных психических процессов так связаны (ассоциированы) между собой, что при возвращении одного из процессов снова протекают и другие. Благодаря этому психический процесс, повторно возникающий более часто, стано­вится центром системы ассоциаций, расходящихся по всем на­правлениям. Обращенное к нам слово «а» будет, например, иметь тенденцию снова возбуждать представления всех предметов, ко­торые при его предшествовавшем применении были в нашем со­знании. Каждое из этих представлений снова станет центром системы расходящихся ассоциаций, и таким образом все репродуктивные тенденции, возбужденные словом-раздражителем, будут расходиться по всем направлениям, диффундировать. Поэтому психические явления в изображении классической ассоциативной психологии могут быть обозначены как система диффузных ре­продукций.

Естественно, ассоциативная психология не проглядела тот факт, что отнюдь не все представления, ассоциированные с тем же самым исходным членом, при его возвращении также снова вступают в сознание. Она объясняет это тем, что различные, кон­курирующие между собой репродуктивные тенденции взаимно тормозят друг друга, так что только лишь наиболее сильная ас­социация с исходным членом может добиться победы и поднять соответствующее ей представление над порогом сознания.

Как бы подкупающе ни выглядела эта теория на первый взгляд, дна встречается с трудностями не только там, где основы­вающееся на памяти решение задачи невыполнимо и где, следо­вательно, еще не может существовать ассоциации между задачей и решением; она оказывается недейственной уже в отношении репродуктивного решения задач.

При задаче, примененной в одной из экспериментальных се­рий, подобрать к некоторому понятию соответствующее родовое понятие было предложено наряду с другими также слово - раздражитель «немец». Решение «германец» должно было бы тогда объясниться на основе ассоциативной теории следующим образом. Благодаря задаче «родовое понятие», все родовые понятия, в том числе также и «германец», были приведены в повышенную готов­ность. Если далее последует слово - раздражитель «немец», то среди репродуктивных тенденций этого слова победит связанная со словом «германец». Это объяснение упускает, однако, из виду, что между понятиями, приведенными в состояние готовности этой задачей, находились также неподходящие понятия, например понятие «пруссак», которое, например, в отношении к «рейнландцу» является родовым понятием. Сообразно этому понятие «прус­сак» было бы точно так же приведено в повышенную готовность, и так как оно также ассоциировано со словом-раздражителем «немец», то вместо высшего понятия к слову-раздражителю могло бы с равной вероятностью быть воспроизведено подчиненное понятие, что противоречит опыту в отношении подобных задач.

Основная ошибка теории диффузных репродукций заключает­ся в том, что она вынуждена рассматривать взаимное усиление и торможение изолированных репродуктивных тенденций как единственный фактор, определяющий направление психических процессов. Затруднения разрешаются, если мы будем рассматривать эти процессы не как систему диффузных репродукций, а как си­стему специфических реакций. Мы имеем подобную систему, когда возбуждающие раздражители так четко дифференцированы, что с определенным раздражителем соответственным образом постоян­но связана одна-единственная реакция, так что в идеальном слу­чае диффундирование конкурирующих реакций вообще не имеет места.

Если мы предлагаем испытуемому задачу, то стремление к решению задачи представляет раздражитель, которым может быть возбужден ряд специфических реакций. Мы называем спе­цифические реакции, которые в отдельности или вместе с другими служат для разрешения задачи, - операциями, причем в зависи­мости от задачи возникнут интеллектуальные операции, или же моторные операции (движения), или же операции и того и другого рода.

Для каждой отдельной операции точно определено специфи­ческим возбуждающим раздражителем ее место внутри целостной операции так, что обеспечен строгий порядок всего процесса. Отдельные операции в соответствии с их функцией при выполне­нии задачи мы называем методами решения. Методы решения в более узком смысле имеют место постольку, поскольку примене­ние какой-либо операции направляется сознаванием того, что она должна служить средством для решения задачи.

Одним из наиболее важных методов репродуктивного решения задач является операция припоминания. Мы проанализируем ее как пример интеллектуальной операции.

Пусть дана задача подыскать соподчиненное понятие к слову «охота». Пусть испытуемый на основе своих научных занятий обладает комплексом знаний того, что охота и рыболовство яв­ляются родственными понятиями как занятия первобытных наро­дов, причем этот комплекс в данный момент не находится в со­стоянии высокой репродуктивной готовности. Этот комплекс знаний обладает следующей общей структурой, символически представленной на рис. 1.

 

Но сознавание задачи, которое лежит в основе операции припоминания в качестве исходного переживания, имеет структуру, указанную на рис. 2.

Сознавание задачи, следовательно, относится к подлежащему актуализации комплексу знаний как схема какого-либо комплекса к полному комплексу, и процесс припоминания, который подымет в сознание комплекс знаний, представляется частным случаем интеллектуальной операции восполнения комплекса.

Если мы признаем, что подобные операции восполнения комп­лекса при известных условиях из возбуждения первоначально возникают непроизвольно, то впоследствии они при соответствую­щей антиципации их результата могут быть вводимы и произволь­но точно так же, как и движения, первоначально непроизвольные. Исходным переживанием целеосознанной интеллектуальной опе­рации всегда должна быть схематическая антиципация цели, так как всякое сознание цели включает в себя мыслительное дости­жение цели. Но поскольку полная антиципация результата при мыслительных целях невозможна (это предполагало бы знание решения, которое нужно ему найти), то схематическая антиципа­ция дает определение результата операции как раз достаточное для того, чтобы обеспечить сообразное цели направление интеллектуальных операций восполнения комплекса, абстракции и др.

Согласно теории специфических реакций каждое упорядочен­ное протекание психических процессов основывается на координации усматриваемых и неусматриваемых методов решения, кото­рые выступают как средство осуществления определенных целеполаганий. Теперь следует сказать, как путем актуализации пси­хических операций или методов решения, т. е. путем процессов репродуктивного характера, могут возникнуть продуктивные ду­ховные достижения. Здесь нужно различать следующие главные случаи, проанализированные до настоящего времени.

I. Первый главный случай. С наличием любого целеполагания первоначально связана (как общий метод решения) попытка сно­ва использовать уже использованные иначе методы решения. Опе­рации, требующиеся для нахождения новых методов решения, являются целесообразными лишь тогда, когда в распоряжении не имеется старых.

Мы называем операцию, направленную на актуализацию уже известных методов решения, актуализацией средств; если же средства не только известны, но были также ранее и примени­мы - рутинной актуализацией средств.

Искомое средство может быть актуализировано при помощи операции восполнения комплекса, и операция рутинной актуали­зации средств является специальным случаем операции восполне­ния комплекса.

Было бы ошибочно думать, что в научном, художественном или изобретательском творчестве рутинная актуализация средств касается только подчиненных технических вспомогательных операций. Напротив, культурный прогресс основывается как раз на том, что все те научные методы или художественные средства выражения, которые с трудом были добыты предками в процессе медленного развития и частично благодаря выдающимся достижениям отдельных лиц, являются для последующих поколений рутинно - актуализируемыми компонентами творческого процесса. Поэтому в истории культуры гениальные личности появляются не как изолированные эрратические глыбы, а как указующие точки постоянных линий развития.

II. Второй главный случай. Если для осуществления какого-либо целеполагания уже образовавшиеся методы решения недо­статочны, то операция актуализации средств неприменима. В этом случае выполняются интеллектуальные операции, которые ведут к открытию новых методов решения. Эти операции заканчиваются тем, что отношение цели и средства между целеполаганием и из­вестным методом решения внезапно входит в сознание, выделяет­ся из ситуации, абстрагируется от нее. Поэтому эти операции будут обозначаться как операции абстракции средств.

Как и при всех детерминированных операциях, при операциях абстракции средств направление процесса абстракции опреде­ляется соответствующей схематической антиципацией. Хотя ищу­щий средство и не имеет теперь соответствующей антиципации уже примененного метода решения, но он обладает в памяти комплексом известного процесса (П), который влечет за собой результат P1. Этот комплекс откликнется в памяти на схемати­ческую антиципацию операции абстракции средства, и тождество этого процесса с искомым средством, осуществляющим результат P1, внезапно проникнет в сознание. Мы обозначаем этот частный случай как репродуктивную абстракцию средств.

Если в памяти отсутствует комплекс описанного рода или же если он не является актуализируемым, то операция репродук­тивной абстракции средств не удастся. Однако впоследствии мож­но случайно наблюдать некоторый процесс П, который влечет за собой результат P1, тогда этот процесс подействует как процесс ад возбуждения для уже подготовленной операции, абстракции средств. Антиципация средства, совпадающая с возникшим в дан­ный момент результатом, станет снова актуальной, и тождество процесса П с искомым средством снова внезапно проникнет в сознание. Мы обозначаем этот частный случай как случайно обус­ловленную абстракцию средств.

После того как Франклин задумал провести к земле из обла­ков грозовое электричество при помощи действия острия, он нуждался в подходящем соединении с грозовыми облаками. Анти­ципация подобного соединения могла путем репродуктивной аб­стракции средств пробудить воспоминание о подымающемся змее и повлечь за собой выполнение намерения при помощи змея, подымающегося на проволоке. Вероятно, использование змея и возникло этим путем. Но мыслимо также и то, что случайное зрелище подымающегося змея впервые, подало мысль о применении змея путем случайной абстракции средств. Этот пример ти­пичен, так как эта вторая возможность возникновения связи цели и средства всегда имеется там, где наблюдение явлений природы влечет за собой открытие методов решения в области науки и техники, а наблюдение эстетических воздействий - открытие ху­дожественных средств выражения.

Так, открытие Фарадеем индукционных токов основывалось на ясном примере случайно обусловленной абстракции средств. Фарадей долгое время напрасно пытался вызвать токи при по­мощи магнита. Наконец случай пришел к нему на помощь. Он сделал наблюдение, что в момент вдвигания и вынимания маг­нитного сердечника катушки гальванометр, соединенный с катушкой, дает моментальный отброс. Благодаря предварительной подготовке абстракции средства в силу предшествующей поста­новки проблемы это само по себе мало замечательное явление оказалось для исследователя достаточным, чтобы установить, что в замкнутом, но не подверженном действию тока проводнике бла­годаря движению магнита должен возникнуть ток. Этим был открыт принцип индукционных токов. Также и объяснение Дарвином происхождения видов борьбой за существование возникло путем случайной абстракции средств. Возвратясь из своих зооло­гических исследовательских путешествий, он при случайном чтении привлекавшего тогда внимание народнохозяйственного труда Мальтуса, о проблеме народонаселения нашел изображение борь­бы за существование для людей. Сам Дарвин говорит о своем объяснении: «Это - учение Мальтуса, перенесенное в усиленной степени на животное и растительное царство в целом».

К продуктивной и случайно обусловленной абстракции средств присоединяется в качестве третьего частного случая непосредст­венная абстракция средств. Она может иметь место там, где метод решения возникает из самой структуры задачи. Примерами могут служить решения простых задач из эвклидовой геометрии. Необходимые вспомогательные построения при доказательстве какой-либо теоремы находятся путем актуализации средств или путем репродуктивной абстракции средств. Но если они выполне­ны, то те пути решения, по которым отныне нужно идти, выяв­ляются путем непосредственной абстракции средств из структуры проблемной ситуации, воспроизведенной при помощи чертежа проблемной ситуации.

III. Третий главный случай. Во втором главном случае целеполагание предшествует открытию требующего метода решения. В третьем главном случае применяются ценностные сочетания воздействий, которые уже перед настоящим целеполаганием были открыты при помощи непроизвольно возникших или произвольно вызванных процессов абстракции, но лишь впоследствии были продуктивно использованы. Сюда принадлежит, например, отно­шение переживания и поэтического творчества.

Уже анализ случайно обусловленной абстракции средств по­казал значение случая как необходимого фактора упорядоченной продуктивной духовной деятельности. Использование пережива­ний или других непреднамеренно возникших событий в качестве средства этой деятельности демонстрирует роль случая в полном объеме. Посредством создания ценностных воздействий случай не только может послужить для открытия методов решения, но может впервые создать самое целеполагание, поскольку впослед­ствии детерминация направляется на произвольное достижение ценностного результата, возникшего сначала непреднамеренно.

Полученное нами представление о законах продуктивной дея­тельности приводит нас к следующему пониманию духовного развития. Жизнь не есть процесс, в постоянном потоке которого что-то новое возникает таинственным, не поддающимся закономер­ному объяснению образом. Напротив, мы утверждаем, что как раз константные закономерные связи духовных операций и возвра­щение одинаковых условий возбуждения составляют предпосылку развития и возникновения нового. Так, благодаря константным закономерностям с определенными условиями возбуждения общих операций абстракции средств и актуализации средств возникают новые методы решения и новые продукты, которые являются но­сителями духовного развития.

К. Дункер ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ

ПРОДУКТИВНОГО МЫШЛЕНИЯ

Дункер (Diincker) Карл (2 февраля 1903 - 23 февраля 1940) - немецкий психолог, представитель гештальтпсихологии. Окончил Берлинский университет (1928), доктор философии (1929), работал в Институте психологии Берлинского университета (с 1930 г.).

Первые исследования К. Дункера были посвящены изучению зрительного восприятия. Разрабатывая теорию гештальтпсихологии, он приме­нил ее основные положения к ана­лизу творческого мышления, систе­матизировал существовавшие пред­ставления о его механизмах, создал классификацию проблемных ситуа­ций, разработал систему понятий, для описания процесса решения задач. Дункером был предложен но­вый метод экспериментально - психо­логического исследования мышления (метод «рассуждения вслух»), спо­собы анализа экспериментального, материала, подробно описаны средства и приемы решения творческих задач. Основные понятия, выдвину­тые Дункером («функциональное ре­шение» и др.), прочно вошли в со­временную психологическую литера­туру, разработанные им методики служат базой для современных ис­следований творческого процесса. Анализ теоретических вопросов изу­чения мышления приводится по статье «A qualitative (experimental and theoretical) study of productive thinking» («J. genetic, psychol.», 1926, vol. 33), а примеры экспери­ментальных исследований (см. раз­дел 4) — по «Zur Psychologic des productiven Denkens» (Berlin, 1935): обе работы печатаются по сб. «Пси­хология мышления» (М., 1965). Сочинения: О процессах реше­ния задач (совм. с И. Кречев-ским).— В кн.: Психология мышле­ния. М., 1965; German-English dic­tionary of psychological terms (with D. B. Watt). N. Y., 1930.

 

 

В качестве отправной точки для данного исследования я избрал главу о мышлении из книги У. Джемса. Основание для этого за­ключается в том, что пробел, который существует в большинстве теоретических и экспериментальных исследований мышления, ни­где, насколько мне известно, не был выявлен настолько отчет­ливо, как в этой главе.

 

НЕКОТОРЫЕ ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ

ВЗГЛЯДЫ НА МЫШЛЕНИЕ, КОТОРЫЕ

ПРИВОДЯТ К ОБЩЕМУ ОПРЕДЕЛЕНИЮ

ПРОБЛЕМЫ

 

Согласно Джемсу, специфическим свойством собственно мыш­ления отличающим его от «чистого воображения или последова­тельности ассоциаций», является выделение существенной стороны в данном факте, т. е. вычленение из некоторого целого того част­ного признака, который имеет полезные для. решения задачи свойства.

«Каждое реальное событие имеет бесконечное множество аспектов. С психологической точки зрения, вообще говоря, с самого начала умственного процесса Р является преобладающим по зна­чению элементом. Мы ищем Р... или нечто ему подобное. Но не­посредственная целостность скрывает его от нашего взгляда; об­думывая, за какую же сторону нам взяться, чтобы найти Р, мы наталкиваемся (если у нас есть проницательность) на М, потому что М является как раз тем свойством, которое тесно связано с Р. Если бы вместо Р нужно было отыскать Q, а N было бы качеством S, связанным с Q, то нам следовало бы игнорировать М, заметить N и судить об S только как о разновидности N».

Против этих рассуждений Джемса, взятых в целом, нельзя возражать. Однако возникает неизбежный вопрос: что заставляет мыслящего субъекта отбирать именно тот аспект М, который ве­дет его к отысканию Р?

Джемс каким-то образом чувствует, и здесь мы полностью согласны с ним, что восприятие нужного свойства является чрез­вычайно своеобразным актом. Он называет его «проницатель­ностью». Но в конце концов проницательность является обыден­ным термином. Он должен быть прежде всего определен научно. Давайте посмотрим, как Джемс пытается определить его, т. е. как он, идя старыми и избитыми путями, не может этого сделать.

Он говорит: «Все наши знания вначале широки; вещи пред­ставляют собой нерасчлененные единства; но существует так на­зываемая «сила анализа», которая вычленяет те или иные аспек­ты, и эта сила анализа имеет различные источники; 1) наши практические интересы, 2) эстетические интересы и 3) ассоциации по признаку подобия» (См. статью У. Джемса в данной хрестоматии.)

Джемс подробно останавливается на некоторых способах, с помощью которых обогащается наша память о свойствах вещей. Хотя это ни в коем случае и не единственные способы, как мы покажем дальше, он прав в том, что предлагает для рассмотрения. Но половина правды часто оказывается хуже, чем целая ошибка. Возникает фундаментальный вопрос: даже в том случае, если в нашем распоряжении имеется богатая память о свойствах вещей, что же заставляет нас выделять только одно из свойств, необходимое в данной конкретной ситуации? Источники силы ана­лиза, указанные Джемсом, в лучшем случае являются только прелюдией к проницательному мышлению. Даже при наличии огромного склада орудий не возникает сама собой способность в случае борьбы поразить врага в наиболее уязвимое место.

 

Теперь мы можем определить, по крайней мере в общих чер­тах, задачу нашего исследования. Пусть дана определенная зада­ча или проблемная ситуация: конкретный факт S и вопрос в том, является ли это S некоторым Р (это будет теоретическая задача), или каким образом из этого S можно получить Р (это будет тех­ническая задача)? Что же направляет процесс мышления на вы­членение из бесконечности аспектов S специфического свойства М, которое приводит к желаемому Р? В символи­ческой форме задача представлена на рис. 3.

Джемс не сказал ни одного слова в ответ на наш основной вопрос; и хотя на него отвечает Дьюи, подход последнего к проблеме за­ставляет отнести квинтэссенцию мышления к совершенно иной области.

 

 

В книге «Как мы мыслим?» (1909) можно найти блестящую формулировку: «Обнаружение промежуточных понятий, которые, будучи поставлены между отдаленной целью и данными средствами, приводят их к гармонии друг с другом...». Но Дьюи навсегда закрывает перед собой двери, когда заявляет: «Что же являет­ся источником предположения? Конечно, прошлый опыт и прош­лые знания». Неудивительно, что здесь нельзя найти специфиче­ской характеристики мышления. Согласно Дьюи, ее следует искать в более глубоких и обширных наблюдениях, суждениях, умствен­ных привычках, внимательности, подвижности, серьезности, короче говоря, в «тренированном разуме». Кто будет отрицать, что эти качества являются крайне важными для мышления? Но они пред­ставляют скорее общую гигиену мышления, чем теорию того, что до сих пор еще не определено и что по здравому смыслу обозна­чается словом «проницательность». В конце концов, у здравого смысла прекрасный нюх, но зато старчески тупые зубы.

Более серьезные и в то же время более близкие Джемсу взгля­ды изложены во фрагментарных заметках Э. Маха (1905). Я не могу не напомнить, что Мах знал теорию индукции Вьюэлла. В работе Вьюэлла мы читаем: «Дедукция совершается вполне определённо, с методической точки зрения — шаг за шагом. Индукция (так он называет процесс отыскания нужного М) совер­шается путем скачка, который находится за пределами метода…». Но если Вьюэлл открыто признает, что «процесс индукции вклю­чает в себя некоторую неизвестную стадию», то Мах делает не­сколько судорожных попыток к тому, чтобы размистифицировать эту проблему. Его объяснения похожи как две капли воды на рассуждения Джемса и Дьюи. Он говорит: «Абстрагирование и активность воображения играют главную роль в открытии новых знаний». Таким образом, мы получаем следующий перечень: ин­терес к взаимосвязи фактов, внимательное рассмотрение окру­жающей обстановки, абстракция, активность воображения и удоб­ный случай. Тот же пробел, старательно заполняемый некоторыми общими и формальными соображениями...

Сейчас мы уже имеем все необходимое, чтобы сформулировать стоящую перед нами проблему: как осуществляется откры­тие М?

 

КРИТИЧЕСКОЕ РАССМОТРЕНИЕ

НЕКОТОРЫХ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ,

КОТОРЫЕ РЕШАЮТ ИЛИ МОГЛИ БЫ

РЕШИТЬ НАШУ ПРОБЛЕМУ

 

1. S (мы можем называть этот член проблемной ситуацией) содержит ряд данных свойств Mg, Mh, М1.... Мn, одно из кото­рых - М; S может быть также репродуктивно связано с этими свойствами, Р, в свою очередь, ассоциативно связано со свойствами Кi, Li, Мi,..., Ti. Поскольку S и Р связаны с Мi, последнее представляется наиболее ясно, тогда как другие ассоциативные следы, обусловленные либо S, либо Р, затормаживаются. Эта тео­рия известна как «теория констелляций». Она была выдвинута Г. Мюллером и, на­сколько мне известно, никогда не применя­лась к тем случаям, о которых мы здесь бу­дем говорить. Тем не менее она заслуживает внимания и подроб­ной критики. На рис. 4 схематически показано то, о чем говорит эта теория.

 

 

О. Зельц (1924) в различных случаях подчеркивал одну из слабых сторон этой теории. Рассмотрим, например, такую задачу: чему равна вторая степень от 9 (предположим для ясности, что это новая задача)? 9 ассоциативно связано, скажем, с числами: 3, 9, 27, 36, 81, 90, а также со множеством других чисел. «Вторая степень» также ассоциативно связана с числамиц4, 9, 25, 36, 81, 100. Соответственно имеется одинаковая возможность того, что ответом будет 9, или 36, или 81. На этом небольшом примере можно увидеть, что подобный эффект констелляции мог бы в луч­шем случае, ограничить диапазон возможностей, но, с другой стороны, он оставил бы множество возможностей для абсурдных и невероятных ошибок.

Я не буду дальше входить в детали, так как здесь имеется более веский аргумент. Нам просто нужно найти такие экспери­ментальные задачи, чтобы в них М не принадлежало, пусть даже потенциально, изолированному S, а представляло собой специфи­ческое свойство данного отношения между S и Р, которое как таковое является новым для субъекта.

В качестве примера приведу одну из моих задач. Вкратце она состоит в том, чтобы определить наличие и измерить величину деформированной плоскости мягкого металлического шара при предполагаемом резком ударе его о твердую металлическую по­верхность, которая заставляет его отскакивать. Одно из решений состоит в том, чтобы покрыть металлическую поверхность тонким слоем из мягкого вещества.

S заключается в следующем: металлический шар ударяется о поверхность и отскакивает. Здесь событие S никак не может вызвать предположение об М, поскольку М является в высшей степени внешним по отношению к изолированному S. Наш вывод гласит, что новая проблемная ситуация не может быть решена путем простого складывания ассоциативных следов, связанных отдельно с S и Р.

2. Данная проблемная ситуация имеет определенные элемен­ты, которые являются общими с ранее решавшимися проблемными ситуациями. Эти идентичные элементы вызывают представление о предыдущих решениях, а идентичные элементы последних, в свою очередь, помогают прийти к данному решению.

Несомненно, вторая теория выглядит более привлекательно, так как здесь говорится о «подобных случаях» и об «использова­нии общих идей». Но едва ли найдется другое понятие в психоло­гии, которое так опасно для теории решения задач, как понятие «сходства».

Мы выдвигаем следующий тезис: в большинстве случаев, в ко­торых оно имеет место, «сходство» не обусловлено идентичными элементами; там, где имеется идентичность элементов, мы встре­чаемся со «сходством» совершенно иного типа, которое даже не следовало бы называть тем же словом. Если бы сходство было обусловлено идентичными элементами, то это означало бы, что чем больше два объекта или процесса имеют общих элементов, тем более они должны быть сходными. Однако это неверно.

Представьте себе мелодию, сыгранную в двух различных клю­чах; здесь нет ни одного общего элемента, и тем не менее какое сходство: мы замечаем, что это одна и та же мелодия; сходство это настолько велико, что мелодия, заученная в одном ключе, может быть легко воспроизведена в другом. С другой стороны, можно оставить все элементы идентичными, изменив только один или два из них, и мелодия будет полностью разрушена. То же самое можно заметить и в любом виде нашего поведения или приобретенного опыта.

Сейчас нам нужно внести различение между «гештальтом» и «суммой». Если сходство двух явлений (или физиологических процессов) обусловлено числом идентичных элементов и пропорционально ему, то мы имеем дело с суммами. Если корреляция между числом идентичных элементов и степенью сходства отсутствует, а сходство обусловлено функциональными структурами двух целостных явлений как таковых, то мы имеем гештальт.