Диалог 27

Во время перерыва в офис к Алану входит его друг Ральф и говорит ему:

Ральф: Алан, ты помнишь, я рассказывал тебе о системе дополнительной электроники в оптовом магазине?

Алан: Да.

Ральф: Я уже готов подключить ее, но мне нужно еще 1600 долларов.

Алан: Где ты собираешься их взять?

Ральф: Это как раз то, о чем я хотел поговорить с тобой. Ты вложишь еще 1600 долларов, я делаю всю работу, а ты получаешь 10 процентов прибыли.

Алан: Спасибо за предложение, Ральф, но я в этом не заинтересован (Самораскрытие).

Ральф: Но это хорошее дело! Мы ведь уже об этом говорили раньше. Ты сам считал, что на нем можно сделать деньги.

Алан: Это так, но теперь меня это дело не интересует (Игра в туман, Самораскрытие).

Ральф: Почему? У тебя есть такие деньги. Ты сам мне говорил на прошлой неделе, что ты получил наследство в пару тысяч долларов.

Алан: Все так, но я подумал об этом и решил не смешивать бизнес с дружбой (Игра в туман, Самораскрытие).

Ральф: Тебе не о чем беспокоиться. Ты же знаешь, что я тебя не надую. Дело законное.

Алан: Я согласен, что не о чем беспокоиться, но когда дело касается большой суммы денег, я переживаю, думая о том, как все происходит. Я бы заглядывал тебе через плечо, чтобы увидеть, что с деньгами. Я знаю, что могу тебе доверять, Ральф. Я знаю, что глупо волноваться, но ничего не могу с собой поделать (Игра в туман, Самораскрытие, Негативное заявление).

Ральф: Меня это не тревожит. Проверяй все, что хочешь.

Алан: Возможно, это не раздражало бы тебя, но необходимость контролировать тебя раздражала бы меня самого. Я не хочу, чтобы это вторгалось в нашу дружбу (Игра в туман, Самораскрытие).

Ральф: Ты знаешь, я умею обращаться с деньгами. Я всегда возвращал тебе, если брал взаймы.

Алан: Это само собой, но сейчас речь идет не о дружеском одолжении, а о бизнесе. Я боюсь, что, если мы вместе войдем в дело, нашу дружбу ждет крах (Игра в туман, Самораскрытие).

Р а л ь ф: Я думаю, этого не произойдет.

Алан: Может, для тебя это и не проблема, но для меня — да. Если я одолжу тебе эту сумму, мои чувства к тебе изменятся. Я знаю, это глупо, я знаю, что так не должно быть, но что я могу с собой поделать? Я таков (Игра в туман, Самораскрытие, Негативное заявление).

Ральф: Хорошо, если это так серьезно с твоей стороны, я постараюсь раздобыть денег"где-нибудь еще. Я не знаю, где я смогу их достать, но я попытаюсь.

Алан: Давай я поговорю кое с кем. Если они заинтересуются, они тебе позвонят, хорошо? (Разумный компромисс).

Ральф: Хорошо.

Алан: Ральф!

Ральф: Да?

Алан: Спасибо, что сначала ты обратился ко мне.

 

Алан пытался после этого разговора помочь Ральфу. Он позвонил в несколько контор, и во всех ему сказали, что не хотят участвовать в этом деле, и хвалили его за то, что он принял решение не вступать в него. Алану нравился Ральф, ему было приятно в его компании, возможно, потому, что Ральф всегда придумывал что-то интересное, отличное от стиля жизни и образа мыслей Алана. Но Ральф не мог преодолеть консервативность Алана, если речь заходила о долларах и центах. Алан не хотел, чтобы его переживания по поводу денег вмешивались в их дружеские отношения, поэтому он прямо сказал Ральфу о своей обеспокоенности. И их дружба, которой Алан так дорожил, не пострадала.

В следующей серии диалогов вы увидите, как можно справиться с ситуацией, в которой большинство из нас испытывают очень большие трудности: вмешательство родителей в жизнь взрослых детей.

Во всех моих группах большая часть студентов не могла установить с родителями равноправные отношения. Они живут отдельно от мамы и папы, иногда уже много лет, но родители по-прежнему руководят их жизнью. Они в большинстве случаев не указывают, что делать их детям, но непременно выражают свое одобрение или неодобрение поступкам своих взрослых «чад». Это происходит не только между недавно повзрослевшими детьми и их родителями. Многие люди и в сорок, и в пятьдесят, и даже в шестьдесят лет все еще находятся под властью восьмидесяти-, девяностолетних тиранов.

До лечения (или занятий) такие пациенты не понимали, в чем проблема; они только знали, что бессильны в общении с родителями, и принимали это как неизбежное. Я же готовил их к тому, что они должны преодолеть манипуляции с родительской стороны, они не обязаны безвольно и по-детски покорно подчиняться старшим.

Мы разыгрывали с ними наиболее типичные ситуации, и этот навык впоследствии помог Сэнди, одной из моих первых учениц, избавиться от излишней опеки родителей. Я начал с того, что учил своих студентов говорить «нет» в ответ на просьбы, предложения, а то и требования со стороны родителей навестить их.

Сэнди на момент предлагаемого диалога было двадцать четыре года, она уже одиннадцать месяцев была замужем за Джеем, уже закончила колледж и замещала на работе мужа, пока он работал над дипломным проектом.

Главной причиной, из-за которой Сэнди пришла ко мне на занятия, была ее мама, которая стала требовать особого внимания к себе со стороны Сэнди после того, как ее старшие брат и сестра завели собственные семьи и уехали (возможно, чтобы сбежать от мамы). Мама Сэнди, не будучи еврейкой, являет собой типичный пример «еврейской мамаши». Этот классический тип мамаш обладает уникальной способностью манипулировать членами своей семьи: они виртуозно умеют вызвать у других ощущение вины, беспокойства и своей ничтожности. Такой тип мамаш встречается, безусловно, не только среди евреев с их традиционно-ограничивающей культурой. И я, и мои коллеги-психиатры встречали таких мам у арабов, католиков, протестантов, атеистов, буддистов, у либералов и консерваторов, у черных и белых — короче говоря, если мы не уверены в себе и не умеем себя отстаивать, мы все ведем себя, как «еврейская мамаша», разве что значительно мягче.

Сэнди рассказала о своей проблеме, и мы стали думать, как ей справиться с усиливающейся манипуляцией ее мамы, не разрушив при этом их родственных отношений. Поскольку Сэнди испытывала сильное беспокойство при общении с матерью, ей потребовалась длительная практика в классе, прежде чем она начала по-иному проявлять себя в отношениях с родителями. Как потом выяснилось, Сэнди понадобилось с полдюжины «заходов», только после этого она стала замечать изменения в мамином поведении и отношении.

Приводимый диалог представляет собой сжатый вариант того, о чем Сэнди говорила с родителями в течение нескольких недель. Сэнди в разговоре отстаивала свое право на самостоятельность и одновременно побуждала родителей быть более честными по отношению к ней и ее мужу, а не прибегать к манипуляциям. Все разговоры происходили по телефону. Иногда звонила Сэнди, в большинстве случаев ее мама.