В изгнании евреи с особой остротой ощущали жестокость окружающего мира, но благодаря Шехине могли чувствовать близость милосердного Господа. Иудаисты крепили к рукам и лбам филактерии (тфиллин), носили ритуальную бахрому (цицит) и, как предписывало "Второзаконие", гвоздями приколачивали над дверью домов текст Шема. Никто не должен был даже пытаться осмыслить такие странные обряды, ведь толкования лишь профанировали бы их сокровенный смысл. Вместо этого надлежало исполнять мицвот так, чтобы сам ритуал выливался в чувство всеохватной любви Господа: "Израиль любим! Библия окутывает его множеством мицвот: тфиллин на голове и руке, мезузах на двери, цицит на одеждах"{96}. Эти знаки были сродни дорогим подаркам, какие цари вручают своим супругам, чтобы те выглядели еще прекраснее.
Но все было не так просто. Судя по тому же Талмуду, кое-кто сомневался, что в нашем унылом мире вера в Бога что-то меняет{97}. Духовность раввинов стала нормой иудаизма - и не только для беженцев из Иерусалима, но и для евреев, проживших на чужбине всю жизнь. Сыграли роль вовсе не убедительные теоретические доводы - ведь многие практические предписания Моисеева Закона не имели логического смысла. Религию раввинов приняли потому, что она была действенной, помогала не впадать в отчаяние.
Эта форма духовности считалась, однако, привилегией мужчин. Женщинам не предлагали - иными словами, не разрешали - становиться раввинами, изучать Тору и молиться в синагогах. Вера в Бога, как и большинство других идеологий той эпохи, приобретала патриархальные черты. Религиозные обязанности женщин сводились к поддержанию ритуальной чистоты в доме. У евреев идея освящения сущего давно означала отделение одних его частей от других, и теперь они в привычном духе разъединили женщин и мужчин - как молоко на кухне держат в стороне от мяса. На деле это означало, что женщинам отвели место низших существ. Пусть раввины и твердили, что Господь особо благословил жен, на утренних молитвах мужчинам все равно вменялось благодарить Творца за то, что Он не сделал их язычниками, рабами или женщинами. Брак и семейный очаг, тем не менее, считались священными. Святость брака раввины подчеркивали предписаниями, которые нередко понимаются превратно. Например, запрет половой близости во время менструации объясняется вовсе не тем, что женщина в эти дни якобы грязна и неприятна. Кратковременное воздержание призвано было укрепить мужнюю любовь: "Супруг может чрезмерно привыкнуть к жене и отстраниться от нее, и потому в Торе сказано, что семь дней [в период менструации] она должна быть нидда [недоступна для половых сношений], чтобы [после] муж желал ее, как в день свадьбы"{98}. В праздничные дни перед посещением синагоги мужчине предписывалось ритуальное омовение - но не потому, что он нечист телесно, а для особой чистоты перед священным богослужением. По тем же соображениям женщине вменялось купание после месячных: так она готовила себя к последующему священнодействию встречи с мужем. Подобная идея святости сексуальных отношений стала совершенно чужда христианству, где секс и Бог нередко считались несовместимыми.
Позднее иудеи действительно очень часто толковали свои законы как запреты, но в ту эпоху раввины отнюдь не проповедовали мрачную, аскетичную, жизнеотрицающую духовность. Они, напротив, утверждали, что иудей обязан быть счастливым и радостным. Например, в их описаниях Святой Дух "покидает" или "оставляет" таких известных библейских персонажей, как Иаков, Давид или Эсфирь, когда те больны или погружены в уныние{99}. Утратив присутствие Духа, раввины нередко повторяли начальные строки двадцать первого псалма: "Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?" (возникает, кстати, интересный вопрос о загадочном смысле предсмертного восклицания Иисуса, промолвившего те же слова). Так или иначе, раввины учили, что Господь вовсе не желает, чтобы люди страдали. К своему телу человек должен относиться с почтением и заботой, так как оно сотворено по образу Божьему. Что касается плотских удовольствий, то избегать их даже грешно, ведь Господь создал их именно для утехи. Раввины не считали, будто мучения и аскетизм приближают к Богу. Призывая свой народ к практическим способам "стяжания" Святого Духа, они в определенном смысле предлагали каждому создать свои, личные представления о Божественном. По их словам, трудно судить, где кончаются дела человеческие и начинается Промысел Божий. Даже пророки неизменно представляли Господа видимым на земле, приписывая Ему собственные прозрения. Тем самым раввины отводили себе решение задачи одновременно человеческой и божественной. Считалось, что новые предписания создаются людьми и Богом сообща. Приумножая Тору, раввины расширяли и укрепляли Его присутствие на земле. Вскоре их самих начали почитать как живое воплощение Торы; они были более прочих "подобны Господу", так как хорошо знали Закон{100}.
Ощущение вездесущности Бога привело иудаистов к представлению о святости всего человечества. Раввин Акиба учил, что мицва "Люби ближнего своего, как самого себя" является "величайшим законом Торы"{101}. Оскорбление сородича расценивалось как хула на Бога, который создал людей по Своему подобию; в сущности, дурной поступок по отношению к ближнему означал безбожие, еретическое пренебрежение к Господу. Самым страшным преступлением было, разумеется, убийство - настоящее святотатство, ибо "сказано в Писаниях: кто проливает кровь, тот унижает Божественное"{102}. Помощь ближнему считалась актом imitatio dei, подражанием Его милосердию и состраданию. Более того, все люди равны, потому что каждый создан по образу Божьему. Даже Первосвященник должен быть наказан, если причинит вред соплеменнику, ведь такой поступок равнозначен отрицанию существования Господа{103}. Бог сотворил адам, единое человечество, чтобы показать нам, что всякий, кто погубит живую душу, будет покаран так, словно разрушил целый мир. С другой стороны, спасти от смерти одного человека - все равно что целую вселенную{104}. И это были отнюдь не возвышенные рассуждения, а основы законодательства, которое запрещало жертвовать одним человеком ради многих (например, при погромах). Одним из самых серьезных проступков было унижение ближнего, даже инородца или раба - это приравнивалось к убийству, то есть кощунственному отрицанию Господа{105}. Решающее значение приобрело право на свободу: во всем своде раввинских трудов почти не встретишь упоминаний о тюремном заключении, ведь только Господь вправе лишать человека свободы. Пренебрежением к Богу считалось также распространение о ком-то дурных слухов{106}. Евреи, однако, не склонны были считать Господа своеобразным "Большим Братом", неусыпно надзирающим свыше за каждым нашим шагом. Главной задачей было, напротив, воспитание в человеке внутреннего ощущения Божественности, благодаря которому любое общение с окружающими приобретает оттенок священнодействия.
Животным очень легко жить в ладу со своим естеством, но людям, похоже, всегда было сложно оставаться по-настоящему человечными. Прежде Бог Израилев, казалось, пробуждал в своем народе самую страшную и бесчеловечную жестокость, но за долгие столетия совершенно изменился. Образ Яхве начал внушать людям сопереживание и почтительность к своим собратьям - характерные приметы всех религий "Осевого времени". Идеалы раввинов очень схожи с принципами второй религии Единого Бога, и это не удивительно, ведь корни христианства уходят именно в иудаизм.
1. Ис. 6:3.
2. Rudolf Otto, The Idea of the Holy, An Inquiry into the Non-rational Factor in the Idea of the Divine and Its Relation to the Rational, trans. John W. Harvey (Oxford, 1923), pp. 29-30.
3. Ис. 6:5.
4. Исх. 4:10.
5. См., напр., Пс. 28, 88, 92. Дагон - бог филистимлян.
6. Ис. 6:8-9.
7. См. Мат. 13:14-15.
8. Надпись на клинописной табличке; quoted in Chaim Potok, Wanderings, History of the Jews (New York, 1978), p. 187.
9. Ис. 6:12-13.
10. Ис. 6:12.
11. См. Ис. 10:5-6.
12. Ис. 1:3.
13. См. Ис. 1:11-15.
14. Ис. 1:15-17.
15. Ам. 7:12-17.
16. Ам. 3:8.
17. Ам. 8:7.
18. Ам. 5:18.
19. Ам. 3:1-2.
20. См. Ос. 8:5.
21. Ос. 6:6.
22. Быт. 4:1.
23. См. Ос. 2:23-24.
24. Ос. 2:16-17.
25. Ос. 1:2.
26. Ос. 1:9.
27. Ос. 13:2.
28. Здесь: "как таковыми".
29. См., напр., Иер. 10; Пс. 30:7, 113:12-16, 134:15.
30. Примечания даны автором по переводу издания: John Bowker, The Religious Imagination and the Sense of God (Oxford, 1978), p. 73.
31. 4 Цар. 23:3-13; 2 Пар. 34:14-21.
32. Втор. 4:4-6.
33. Втор. 7:2.
34. Втор. 7:4-5.
35. Втор. 28:63-67.
36. 2 Пар. 34:4-7.
37. См. Исх. 23:33.
38. Иис. 11:21-22.
39. См. Иер. 25:7-8.
40. См. Иер. 13:15-17.
41. Иер. 1:6-10.
42. Иер. 23:9.
43. Иер. 20:7, 9.
44. В Китае даосизм и конфуцианство считали двумя гранями единой духовной традиции, определяющей душевное и общественное положение человека. Индуизм и буддизм тоже были взаимосвязаны; эту пару можно назвать видоизмененным язычеством.
45. См. Иер. 2:31-32; 6:11; 12:7-11; 14:7-9.
46. Иер. 32:15.
47. См. Иер. 44:15-19.
48. Иер. 31:33.
49. Иез. 1:4-27.
50. Иез. 3:14.
51. Иез. 8:12.
52. См. Пс. 136.
53. Ис. 11:15-16.
54. Ис. 46:1.
55. См. напр., Ис. 45:6, 18, 22 и др.
56. Ис. 43:10-11.
57. Ис. 51:9-10. Этот сюжет становится постоянным; см., в частности, Пс. 65:7, 74:13-14, 76:17; Иов. 3:8, 7:12.
58. Ис. 58:8-9.
59. Ис. 19:25.
60. Исх. 33:20.
61. См., напр., Исх. 33:18.
62. См. Исх. 34:29-35.
63. См. Исх. 40:34-35; Иез. 9:3.
64. См., напр., Пс. 73 и 103.
65. Исх. 25:8-9.
66. В порядке упоминания см. Исх. 39:43; 40:2, 17; 31:3 и 31:17.
67. Втор. 5:12-15.
68. Втор. 14:1-21.
69. Прит. 8:22-23, 30-31.
70. См. Прем. 24:3-6.
71. Прем. 7:25-26.
72. De Specialibus Legibus, 1:43.
73. God Is Immutable, 62; Life of Moses, 1:75.
74. Abraham, 121-123.
75. The Migration of Abraham, 34-35.
76. Shabbat, 31a.
77. Aroth de Rabba Nathan, 6.
78. Louis Jacobs, Faith (London, 1968), p. 7.
79. Leviticus Rabba, 8:2; Sotah, 9b.
80. Exodus Rabba, 34:1; Hagigah, 13b; Mekilta к "Исходу", 15:3.
81. Baba Metzia, 59b.
82. См. Пс. 138; Mishna Psalm 25:6; Tanhuma, 3:80.
83. Комм, к Иов. 11:7; Mishna Psalm 25:6.
84. Так считал, например, раввин Иоханан бен Наппаха: "Кто чрезмерно восхваляет Бога, будет с корнем вырван из мира сего".
85. Рабба к "Бытию", 68:9.
86. В.Berakoth, 10a; Leviticus Rabba, 4:8; Yalkut к Пс. 90:1; Exodus Rabba.
87. 1 Цар. 2:27.
88. Ис. 43:14.
89. Втор. 30:3.
90. В.Migillah, 29а.
91. Рабба к "Песни песней", 2; Jerusalem Sukkah, 4.
92. Рабба к Числ., 11:2; Рабба к Втор., 7:2 на основе Прит. 8:34.
93. Mekhilta de Rabbi Simon к Исх. 19:6; Деян. 4:32.
94. Рабба к "Песни песней", 8:12.
95. Yalkut к Песн. 1:2.
96. Sitre к Втор. 36.
97. A.Marmorstein, The Old Rabbink Doctrine of God, The Names and Attributes of God (Oxford, 1927), pp. 171-174.
98. Niddah, 31b.
99. Yalkut к 2 Цар. 22; В.Yoma, 22b; Yalkut к Есф. 5:2.
100. Jacob E. Neusner, "Varieties of Judaism in the Formative Age", in Arthur Green, ed. Jewish Spirituality, 2 vols. (London, 1986, 1988), I, pp. 172-173.
101. Sifre к Лев. 19:8.
102. Mekhilta к Исх. 20:13.
103. Pirke Aboth, 6:6; Horayot, 13a.
104. Sanhedrin, 4:5.
105. Baba Metziah, 58b.
106. Arakin, 15b.
