Фактически, большей части постмодернизма, со временем, предстояло пускаться в чрезвычайно пространные рассуждения, чтобы отрицать глубину вообще. Как если бы, страдая от агрессивного натиска флатландии, он отождествлялся с агрессором. Постмодернизм начинал принимать внешние стороны, защищать внешние стороны, прославлять внешние стороны и одни только внешние стороны. Есть только непостоянные цепи означающих, все сущее — это материальный текст, под внешней видимостью ничего нет, существует только внешняя видимость. Как говорил Брет Истон Эллис в «Информаторах»: «Не было ничего позитивного, термин "благородство духа" ни к чему не относился, был клише, своего рода дурной шуткой... Рефлексия бесполезна, мир лишен смысла. Внешнее, внешнее, внешнее — единственное, что все находили имеющим значение... такова была цивилизация, какой я ее видел — колоссальная и расколотая».
Роберт Олтер в рецензии на роман Вильяма X. Гэсса «Тоннель» — который многие объявляют вершиной постмодернистской литературы — указывает на то, что определяющая стратегия этого шедевра постмодернизма состоит в том, что «все умышленно сводится к самой плоской поверхности». Это делается путем «отрицания возможности значимого различения или содержательного ранжирования моральных или эстетических ценностей. Нет ничего внутреннего: убийца и жертва, любовник и онанист, альтруист и фанатик, растворяются в одну и ту же неизбежную слизь» — одни и те же непостоянные цепи терминов, в равной мере принадлежащих флатландии.
«Все сводится к самой плоской поверхности... Нет ничего внутреннего», — совершенное описание флатландии, которая, зародившись в современности, фактически достигла еще большей силы и величия в радикальном постмодернизме: «Внешнее, внешнее, внешнее — единственное, что все находили имеющим значение...».
И Олтер совершенно прав в том, что за всем этом стоит неспособность или отказ проводить «значимое различение или содержательное ранжирование моральных или эстетических ценностей». Как мы уже часто видели, в мире Правой Стороны нет никаких ценностей, ничего внутреннего и никаких качественных различий — никаких состояний сознания, никаких сфер надличностного осознания, никаких сверхсознательных откровений, никаких духовных озарений — ибо они существуют только в областях Левой Стороны. Таким образом, сведение Космоса к внешним аспектам Правой Стороны — это выход из реального мира в Сумеречную Зону, известную как вселенная без качеств. Здесь нет никаких внутренних холархий, никакого содержательного ранжирования «Я» и «Мы», никаких качественных различий — ни глубины, ни божественности, ни сознания, ни души, ни духа: «Внешнее, внешнее, внешнее — единственное, что все находили».11
И значит, радикальный постмодернизм пришел от благородного понимания того, что следует уделять равное внимание всем точкам зрения, к внутренне противоречивому убеждению, что ни одна точка зрения не лучше, чем любая другая (внутренне противоречивому потому, что само это убеждение считается гораздо лучшим, чем его альтернативы). Таким образом, под действием мощного тяготения флатландии, интегрально-аперспективное осознание становилось просто аперспективным безумием — внутренне противоречивым убеждением, что никакое убеждение не лучше любого другого — полным параличом мысли, воли и действия перед лицом множества перспектив, которым приписывается в точности одинаковая, а именно, нулевая глубина.
В одном месте романа «Туннель» сам Гэсс, автор этого шедевра постмодернизма, описывает совершенную постмодернистскую форму, которая служит для того, чтобы «осквернять, приземлять все, загрязнять загрязнители, взрывать взорванное, пакостить мусор... Все это — поверхность... Нет ничего внутреннего, как бы долго или далеко вы не путешествовали по ней — ничего внутри, никакой глубины».
Ничего внутреннего, никакой глубины. Это могло бы служить идеальным кредо крайнего постмодернизма. Подобно тому, как современность часто скатывалась к разобщению, пост-современность часто скатывается к внешним видимостям.
Заключение
Непреходящие открытия эпохи постмодернизма — что мир отчасти является конструкцией и интерпретацией; что все значения зависят от контекста; что контексты имеют бесконечную холонную структуру — это истины, которые, безусловно, должно включать в себя любое всеобъемлющее воззрение. Наиболее обобщенно все эти истины можно резюмировать, сказав, что там, где современность разграничивала элементы Большой Тройки, пост-современность должна была объединять их, тем самым вырабатывая всеобъемлющий, интегральный и неисключающий подход. Эта объединительная программа составляет основу конструктивного постмодернизма и основу любой подлинно целостной психологии и духовности.
Но точно так же, как разграничения современности часто оборачивались разобщением, интегральный подход пост-современности часто скатывался к аперспективному безумию — к отрицанию каких бы то ни было качественных различий, к полному отрицанию холархий. И поскольку единственный путь к холизму лежит через холархий, то, отрицая последние, постмодернизм, по существу, отрицал и первый и, таким образом, предлагал миру не холизм, а «кучизм»: неуправляемое многообразие, без какого-либо способа объединить и согласовать плюралистические точки зрения. Никакая позиция не имеет внутренне присущих преимуществ перед любой другой; все иерархии склонны к маргинализации, и их следует отвергать; ко всем точкам зрения следует подходить одинаково, без маргинализации и без оценки.
Внутреннее противоречие этой программы состоит просто в том, что сама идея постмодернистского плюрализма — основывающаяся на зрительно-логическом и интегрально-аперспективном познании — представляет собой продукт по меньшей мере пяти основных этапов иерархического развития (от сенсомоторного к до-операционному, конкретно-операционному, формально-операционному и постформальному мышлению). С очень высокой эволюционной позиции постконвенционального, постформального, плюралистического осознания — которому присущи благородные идеалы равенства всех людей и справедливости — постмодернизм затем стал отрицать важность всякого развития, отрицать, что одна позиция может быть выше или глубже другой, по сути дела, отрицая, что мироцентризм лучше этноцентризма — короче говоря, полностью отрицая свою собственную позицию. И в то же время, сам плюрализм может быть понят только с высокого эволюционного уровня постформального и постконвенционального осознания! Отрицать эволюцию и развитие — значит полностью отрицать плюрализм и скатываться в мир эквивалентных поверхностей, где качественные различия и холархий полностью исчезли. Именно поэтому пост-современные плюралисты всегда затруднялись объяснить, почему мы должны отвергать нацизм и расизм — если все позиции равны, почему бы ни принять их? Аперспективное безумие.
Таким образом, провозгласив важные истины релятивизма, плюрализма и культурного многообразия, постмодернизм открыл миру богатство множественных точек зрения, но затем отступил назад, наблюдая, как множество точек зрения вырождается в Вавилонское столпотворение, где каждая позиция претендует на самоценность, и, в то же время, немногие из них действительно уважают ценности других. Каждый был волен идти собственным путем, вследствие чего все разбрелись кто куда. В конечном итоге, это не освобождало множественные точки зрения, как было заявлено, а просто разводило их, отчуждая друг от друга и изолируя, по дальним уголкам раздробленного мира, где они должны были существовать в одиночестве и полагаясь только на себя, затерянные в нагромождении равнозначных поверхностей. Пытаясь избежать флатландии, деконструктивный постмодернизм становился ее самым громогласным защитником.
С другой стороны, конструктивный постмодернизм воспринимает множественные контексты, освобождаемые плюрализмом, а затем идет на один шаг дальше и сплетает их во взаимосвязанные сети. (Вы можете видеть это практически во всех таблицах. Плюралистический релятивизм, как бы его не называли, уступает место интегральному холизму. См. особенно: Deidre Kramer, Gisela Labouvie-Vief, Jan Sinnot, Don Beck, Clare Graves, Susanne Cook-Greuter, Kitchener & King, Blanchard-Fields, William Perry, Cheryl Armon и др.). Этот интегральный аперспективизм — единство в многообразии, универсальный интегрализм — раскрывает глобальные взаимосвязи, гнезда внутри гнезд внутри гнезд и обширные холархии взаимообогащающего включения, тем самым, превращая плюралистический «кучизм» в интегральный холизм.
(С точки зрения модели Спиральной динамики, огромное достоинство постмодернизма состоит в том, что он перешел от оранжевого научного материализма к зеленому плюрализму, в благородной попытке стать более всеобъемлющим и чутким к маргинализированым «другим» рациональности. Но оборотной стороной зеленого плюрализма является его субъективизм и релятивизм, из-за которого мир становится расщепленным и раздробленным. Как говорит сам Клэр Грейвз: «Эта система рассматривает мир с релятивистской точки зрения. Для мышления характерен радикальный, почти маниакальный акцент на рассмотрении всего в релятивистской, субъективной системе координат». И сколь бы важными ни были эти множественные контексты для выхода за пределы научного материализма, если они становятся самоцелью, то просто препятствуют появлению построений второго порядка, которые действительно могут заново сплести отдельные фрагменты в глобально-холистическом охвате. Именно от возникновения этого мышления второго порядка зависит любая подлинно интегральная модель — а это и есть путь конструктивного постмодернизма.)
Для интегральной психологии постмодернизм означает очень многое. Прежде всего, он заново утверждает подлинный предмет психологии: конструирующую и созидающую способность сознания: сознание не просто отражает мир, оно соучаствует в его создании — мир это не просто восприятие, но и интерпретация. 12 Интерпретация внутренне присуща Космосу «сверху донизу», поскольку сознание и внутренние аспекты представляют собой неотъемлемые характеристики Космоса сверху донизу, а до внутренних аспектов можно добраться только с помощью интроспекции и интерпретации. Непреходящая истина постмодернизма состоит в том, что сознание обладает бесконечно холонной структурой.
Поэтому любая интегральная теория непременно должна включать в свою структуру конструктивное, контекстуальное и интегрально-аперспективное измерения. Именно к такому интегральному выводу мы можем теперь перейти.
