Когда Сэм приходит в себя, уже вечер, и его тело, посвистывая, сидит за рулём Импалы, бодро вжимая педаль газа в пол. Рядом сидит Чад, покуривая косячок, и почему-то травит студенческие байки под смех откуда-то с заднего сидения.
- Какого хрена? – возмущается Сэм и неожиданно слышит свой собственный голос, как будто его голосовые связки всё ещё его.
«Это так и есть», - отвечает в голове Дин, и вот это уже ни капли не смешно. «Подожди…»
Прямо сразу, не притормаживая машину, демон перемещается в тело Чада и, кашлянув пару раз от дыма косяка в горле парня, виноватым тоном говорит:
- Извини, мужик, но мне надо потолковать с моим братцем. Прямо здесь, прямо сейчас и прямо ртом. Потом мы доставим тебя домой, о’кей? – и, видимо, получив согласие Мюррея, уверенно тряхнув подконтрольными ему руками, выкидывает косячок в приоткрытое окно Импалы, наверняка слыша обиженный мат в свой адрес в голове. – Не, мужик, куренье вредно для здоровья, даже травки. Не возникай.
- Какого хрена? – повторяет Сэм свой вопрос, нервно вцепившись в руль и толком не понимая, что, собственно, происходит. Он выравнивает Импалу, чуть не вильнув в кювет, но в последний момент справляется с управлением.
Демон в теле Чада улыбается открыто, так по-диновски, что щемит сердце, но Сэм сжимает дрогнувшие было губы в упрямую тонкую линию. Он непременно дождётся объяснений. Мужичок в пальто на заднем сидении вдруг начинает громко смеяться.
- У тебя упрямый братец, Винчестер! Мне нравится он, может выйти неплохой кадр…
Брови не-Чада мгновенно слетаются к переносице, лицо неуловимо искривляется в угрюмой гримасе, он оборачивается и рычит низким не-чадовским голосом, глядя в глаза мужичка:
- Даже не думай, Кроули. Меня спасать уже поздно, но Сэмми я тебе не отдам.
Сэм, слушая этот короткий спор, лихорадочно вспоминает вбиваемые годами в маленькую вихрастую голову отцовские лекции об иерархии Ада, параллельно сопоставляя их с теми знаниями, которые он получил, тихонько приглядывая за Азазелем. Наконец личность загадочного мужичка обретает чёткость в его голове.
- Кроули – король перекрёстков? – переспрашивает он, сжимая вспотевшую от волнения ладонь на ручнике. – Это, типа, главный среди перекрёсточной шушеры?
Кроули снова заливисто хохочет, глядя на довольное и нежно-гордое выражение лица не-Чада.
- А он не промах, а, Дин? – спрашивает он в перерывах между приступами смеха и чуть не вылетает в лобовое стекло, когда Сэм резко тормозит на обочине, оборачиваясь к демону на заднем сидении.
- Почему ты называешь его так? Почему Дин? Мой брат в Аду, - каждое слово вылетает изо рта, сдобренное здоровенной массой злобы, накопившейся на всех серных ублюдков, которые мучали брата всё это время, пока он сходил с ума от бессилия на земле.
Не-Чад кладёт руку ему на плечо, вынуждая посмотреть на него, его глаза полностью залиты чернотой, но она не выглядит угрожающе, вопреки всему тому, что ощущалось Сэмом ранее при взгляде в демонские глаза. Его губы подрагивают в виноватой улыбке, брови слегка выгнуты, и это выражение лица тоже – Дин. Всего мгновение на осознание…
- Привет, старик, я вернулся, - говорит не-Чад с неповторимой хрипотцой в голосе, этакой смесью подобострастия и любви, восхищения и преданности, и Сэма наконец прорывает.
- Дин, - шепчет он неуверенно и протягивает дрожащую ладонь к лицу своего друга, с которого на него смотрит чернота. Она теперь – его брат, это чертовски странно, но не-Чад рвано вдыхает, прижимаясь щекой к его ладони, и подтверждений больше не нужно. Сэм дёргает парня на себя, сжимая его в медвежьих объятиях, злые слёзы облегчения жгут глаза, и никакие этические дилеммы на свете не могли бы сейчас оторвать младшего брата от старшего, каким бы ужасным дьявольским созданием он не стал. – Ты – всё ещё ты, - голос даёт петуха, но руки Чада по-диновски стискивают его плечи, Дин счастливо сопит куда-то в его шею, и хочется плакать и смеяться от того, что они снова вместе, после всего того, что им пришлось пережить.
- Я – всё ещё я, и не придуши своего приятеля, Сэмми, - хрипит Дин, используя голосовые связки Чада, и только тогда Сэм вспоминает о субординации и, разалевшись от острого приступа смущения, отпихивает от себя залихватски улыбающегося брата. – Саманта вспомнила о манерах, - говорит он с какой-то щемящей ноткой братской нежности, которая совершенно убирает саркастический тон из привычной с детских лет подколки.
Сэм совершенно ошалевшим взглядом одаривает ещё раз Дина в теле Чада, наощупь заводя Импалу, и предлагает, отчётливо осознавая двусмысленность своих последующих слов:
- Давай-ка в меня, чувак. Не хочу, чтоб ты сидел внутри моего друга, всё-таки мы – семья.
Последняя ухмылка Дина остаётся на губах Чада, когда чёрный дым мягко перетекает в сэмов рот, почему-то уже не вызывая неприятных ощущений, а наоборот, создавая чувство приятной наполненности. Как будто к Сэму в тело вернулась его душа. Он поводит плечами, чувствуя, как внутри по его крови начинает циркулировать Дин, и улыбается робко, чувствуя, как аккуратничает брат, чтобы не создавать неудобств для его разума. Кроули, по-хозяйски развалившийся на заднем сидении, хмыкает с долей иронии, и тут Чад, едва очнувшись, кривится от серного привкуса во рту и выдаёт:
- А кто оплатит мне мой косячок?
Весёлый смех всех троих звенит на весь салон, и трели Дина наполняют Сэма томной вибрацией изнутри, так, что он едва не пропускает вопрос, звучащий в голове привычным бархатным голосом брата:
«Не пустишь меня за руль, Сэмми?»
- Всё, что угодно, - выдыхает Сэм одними губами, так, что может расслышать если только нечеловечески тонкий демонский слух Кроули, и покорно уступает брату контроль над собственными руками и ногами, глядя, как широкие ладони нежно обхватывают руль, и Дин в голове начинает насвистывать «When The Levee Breaks» Led Zeppelin, привычно и уверенно направляя Детку с удвоенной скоростью туда, где ждут дома Чада. Чтобы окончательно сбросить оковы с плеч и остаться наедине с братом.
Мурлыкающие нотки Дина успокаивают и усыпляют, и Сэм полностью отдаёт контроль над телом Дину, засыпая. Он не просыпается даже тогда, когда Кроули выпроваживает Чада из машины, не дав тому попрощаться с Сэмом.
- - -
Звон ключей о мотельную тумбочку достигает слуха Сэма явно намеренно, и парень с невнятным бормотанием отвоёвывает себе зрение, что, можно сказать, относительно: всё, что видит Сэм, видит и Дин.
- Где мы? – сонно спрашивает он, потирая фантомно-затёкшую шею и оглядываясь вокруг. Обычная комната, каких они видели, наверное, тысячи за всю свою жизнь, кухня, выцветшие обои, потёртый линолеум… Сознание Сэма окончательно просыпается при виде двуспальной кровати, настоящим гигантом среди мелкой дешёвой обстановки.
«Хрен его знает в географическом плане, но точно там, где нужно», - мурлычет Дин внутри, будя своим голосом какие-то потаённые участки нервной системы Сэма, о которой он даже не подозревал, превращая всё тело брата в одну большую нервно подрагивающую струну нервов.
- Дин… - севшим голосом выдыхает Сэм, чувствуя, как его собственные руки расстёгивают и снимают куртку и рубашку. Это выглядит абсолютно ирреальным, но, когда куртка с шорохом приземляется на пол, он приходит в себя. – Дин?
«Ты читал дневник, - без прелюдий начинает демон, - назови твою любимую охоту».
- Русалка в Нью-Джерси, - отвечает Сэм, продолжая смотреть на то, как рубашка отправляется вслед за курткой.
«Я знал», - смеётся Дин, рассылая по всему телу волну сладостных мурашек, и Сэм ёжится от фантомного ощущения скользнувших по плечам рук. – «Я в твоём сознании, Сэм, и я в состоянии обмануть твои рецепторы. Расслабься».
Дин одним движением сдёргивает с кровати одеяло и покрывало.
«Понравилась лилия? По-моему, это было излишне слащаво».
Сэм мотает головой, падая на кровать, всё ещё удивляясь этой избирательности в контроле Дина, и возражает:
- По-моему, это было именно то, чего мне всегда хотелось. Какой-никакой знак внимания.
«Я слышу твои мысли, Сэм. Как же давно ты этого хочешь», - рокочет Дин, у которого Ад наверняка снёс все морально-нравственные барьеры, стоявшие между ним и исполнением всех его тайных желаний, и Сэм чувствует, как что-то внутри сжимается в предвкушении того, что будет дальше.
- Давно, Дин…
Руки движутся к краю майки, но останавливаются, не снимая её, и Сэм ахает, когда Дин начинает медленно и осторожно шевелиться внутри. Он и не подозревал, как демоны могут использовать свою нематериальную форму, но ему нравится, как нежно движется внутри Дин, и опять в голову приходит сравнение с душой. Дин смеётся, снова рассылая вибрацию по всему телу Сэма, и это потрясающе.
«Почему Чад?», - вдруг спрашивает Дин, и Сэм пробует двинуть руками, чтобы хотя бы сжать разок встающий член, но тщетно – брат держит крепко. - «Я понимаю тебя насчёт женщин, но…»
- Он напомнил мне тебя. Не знаю, чёрт, пожалуйста, Дин…
«Ты меня хочешь?» - звучит в голове густой хриплый баритон, заставляя Сэма с головой рухнуть в сладкую дрожь.
- Да, о, боже, да, Дин! – выстанывает Сэм, внезапно атакованный вереницей картинок из воспоминаний Дина, его обнажённое тело в зеркале, его улыбка, его ярко-зелёные, как сочная луговая трава, глаза… И тут всё отступает – демон в его голове возвращает контроль ему. Сэм не сдерживает разочарованного стона и тянется рукой к голове.
«Без твоего согласия – нет, Сэмми», - ухмыляется внутри Дин, вновь обозначая своё присутствие шевелением внутри, главным образом в кровеносных сосудах паховой области, поддразниваяю. - «Дашь мне порулить или сам?»
О, Боже, да. Нет, сам. Давай. Ни за что. Да!
Рука поднимается сама собой, но Сэм совершенно не пугается, он смотрит, зачарованный этим простым движением, будто это и не его рука вовсе. Извращение, конечно, натуральное, и Дин подначивает какой-то острой фразочкой, которую Сэм наверняка бы прокомментировал, если бы не оглушающее возбуждение, стучащее в висках. Но рука мягко, намекающе сжимает плечо и ме-е-едленно скользящим движением спускается на грудь, очерчивает контур соска, спрятанного под майкой, и Сэм коротко охает, удивлённо отмечая, что контроль над голосовыми связками всё ещё у него. А всё остальное – Дин, он заполняет собой всё тело, отдав ощущения брату, и это могло бы быть неправильным, если б так сильно не сносило крышу от того, что это он, его брат, которого он хотел с пятнадцати лет. В нём, внутри, здесь и сейчас. Он теперь демон, которому этика и мораль незнакомы. Блядь, как же хорошо!
Руки одним рывком стягивают майку, сквозняк из приоткрытого окна ласкает кожу, когда горячая ладонь – его собственная и вовсе не его – снова скользит по груди, царапнув ногтём сосок. Дин с нажимом проводит пальцами по прессу Сэма, оглаживая проступающие кубики, изящно и на вид почти робко запускает их под резинку Сэмовых трусов – и всё. Сэм потрясённо стонет, яйца поджимаются от предвкушения чего-то потрясающего, и одобряющий рокот Динова голоса всё ещё в голове:
«Не дёргайся, оленёнок. Больно не будет».
С этими словами он с силой стискивает ладонью член Сэма.
Это почти больно, но Сэм задыхается, звёзды пляшут перед глазами, от грубой ласки, от сухого скольжения собственной ладони ведёт, как ни от чего больше, никогда. Дин делает пару пробных движений вверх-вниз, а потом мурлычет куда-то в самые недра его тела, так, что волна мурашек прокатывается по коже:
«Жаль, мне никак тебе не отсосать. Или нужно было использовать рот Чада?»
- Диииин… - выстанывает Сэм, всей душой отчаянно желая подкинуть бёдра, чтоб повторить, боже, вот это, чтоб ещё раз хотя бы, но Дин срывается с места в карьер, подстраиваясь под его любимый ритм мгновенно: такт в четыре движения, резко опустить ладонь, чуть провернуть по часовой стрелке, скользнуть вверх и мазнуть большим пальцем по щёлочке.
- А-а-ах! – на большее его не хватает, воздух как выкачали из лёгких, он даже подмахивать этим движениям не может, и получается только жалкий скулёж вместо желаемых: «Боже-да-Дин-трахни-меня». Но отголоски этого невысказанного пожелания отчётливо видны и слышны демону, и он обволакивает изнутри своим восхитительным урчанием и подносит к губам Сэма свободную руку с двумя призывно выпрямленными пальцами.
«Оближи».
Сэм облизывает, всхлипывая от резкого перерыва в дрочке, он сосёт эти пальцы, чувствуя одобрительный рокот внутри себя, и несколько увлекается, представляя, что перед ним Дин и это вовсе не пальцы. Мысль оглушает, она манит и слюноотделение повышается моментально, Сэм даже позволяет скользнуть чуть глубже в горло.
«Может быть, если мне удастся вернуть тело».
Яркая картинка вырисовывается в мозгу ударом под дых – Дин, нависающий над ним, в пронзительно-зелёных глазах полыхает тёмный, истинно демонский огонь сладострастия, он горит, он сам и есть огонь, он сжигает Сэма собой… Он сдохнет сейчас, боже. Лопнут или яйца, или сосуды в мозгу. Давай уже, думает Сэм и лижет, лижет свои гребаные пальцы.
«Умница».
Дин по-прежнему невыносим – как будто он всё ещё человек, просто у Сэма в голове. Но сейчас ему всё нравится, что бы Дин не делал. Пусть только не останавливается.
«Пока не попросишь».
Рука опускается вниз, Дин прогибает его-свою спину и раздвигает колени, а потом на мгновение захватывает контроль окончательно и поднимает взгляд на противоположную стену. Чёрт.
Сэм смотрит в свои собственные иссиня-чёрные глаза, видя в них призрак других, малахитово-зелёных. И осознаёт всю хреновость положения. Грёбаное зеркало, как назло, отдраенное дочиста, видно всё, что происходит на кровати. Он всё-таки сдохнет от перевозбуждения.
«Не сдохнешь. Смотри».
И глаза вновь приобретают свой природный оттенок, но Сэм не смотрит в них. Он, задержав дыхание, пялится на то, как его собственные пальцы очерчивают вход, поддразнивая, как будто щекочут лёгким пёрышком. Издевается.
- Блядь, - выдаёт Сэм, и Дин коротким рыком возвещает о своём дальнейшем продвижении. Один палец на пробу проникает в кольцо нервно дрожащих мышц - Сэм шипит от жгущего кожу ощущения.
«Видишь? Тут спешить не надо».
Палец тут же исчезает, и рука ныряет под подушку, и Сэм с удивлением понимает, что Дин нащупывает там. Он же…
- Когда… Когда ты успел? – Выдыхает он, подрагивая от нетерпения, пока брат выдавливает смазку на пальцы и растирает её между ними.
«Ты был в отрубе, а я сделал вид, будто мы только что пришли. Я давно уже хотел это сделать», - отвечает демон и снова нарочито медленно входит внутрь, потирая горячие мягкие стенки.
- О-о-о-о… - стонет Сэм, не отводя взгляда от влажного колечка собственных мышц, и сам не понимает, что ему больше нравится: то, как восхитительно скользит в нём его-Дина палец, или то, что брат планировал его трахнуть ещё тогда, когда он и не догадывался о своих извращенческих наклонностях. Да, детка. Вот так.
Дин трахает его одним пальцем, снова меняя степень контроля, как-то так рассчитав, чтоб Сэм мог подбрасывать бёдра навстречу и сжиматься вокруг собственной руки, но при этом не отдавая обратно в пользование младшего руки и колени. Потом добавляется ещё один палец, и ещё. Дин трёт подушечкой среднего маленький комочек нервов внутри его-их тела, – Сэма прошибает молния, - и этого хватает, чтоб рот искривился в беззвучном крике, а семя выплеснулось, заливая простыню и руку.
«Это ещё не всё, Сэмми».
Вторая рука возвращается на член, начиная его лениво надрачивать, Дин добавляет ещё один палец и начинает методично растрахивать рукой задницу Сэма. И он ощущает себя вновь пятнадцатилетним, когда член опять начинает наливаться кровью, багровея. Даже у Джесс не получался этот фокус, хотя она пыталась. Чёртов демон внутри него, его чёртов брат, трахает его тело его же собственными руками.
- Это… О-о-о… Это нарциссизм… - стонет Сэм, начиная двигаться навстречу этим невозможным умелым рукам, причём со стыдом ловя себя на том, что больше насаживается на пальцы, чем толкается в ладонь.
«Нет, Сэмми», - мурлычет Дин хриплым и невыносимо пошлым тоном где-то внутри, «это просто выше мастурбации. Это самоудовлетворение, по крайней мере, формально».
Нет, ни капельки. Сэм никогда бы не засунул себе пальцы в задницу по собственному желанию, у него вообще не возникало никогда влечения к откровенно гомосексуальным способам потрахаться, но блядь, это ж Дин, на которого и у мёртвого стояло всегда. На которого он сам дрочил с тех самых пор, когда понял смысл предназначения своего члена. А теперь это ещё и демон, у которого за плечами века Ада. И Дину он позволит всё, даже отыметь его отвратительно розовым резиновым гандоном, если он захочет.
«Это перебор, Сэм», - рокочет демон внутри, окончательно заставляя член встать. - «Но да, как только мы найдём мне подходящее тело, я трахну тебя. Перегну через первый попавшийся стол или спинку дивана и трахну».
- Заткнись, - опять задыхается Сэм, потерявшийся в бешеном стуке сердца и раскалённых прикосновениях собственных рук, в отражении творящейся на кровати содомии и ощущении пальцев внутри.
«О да, кончи для меня, Сэмми. Ты примешь пятый? А весь кулак?», - не умолкает голос в его голове. - «Давай, детка, ты сможешь. Ты большой мальчик, у тебя получится. Смелее».
Мгновение – и весь контроль над телом вновь возвращается к Сэму. Он разочарованно стонет, не в силах поверить, что его так жестоко кинули.
«Сэмми, кончи. Ты можешь сам. Я хочу наблюдать».
Закусив губу, Сэм пробует продолжить начатое Дином, просунув пальцы глубже, и громко стонет, проехавшись по простате. «Смелее», - подстёгивает его брат, и он не выдерживает – трахает себя, погружая ладонь до самого основания большого пальца, растягивая стенки сильно, но всё ещё недостаточно, ускоряясь с каждым движением. Он откидывается назад и, не прекращая издавать соблазнительных стонов, изгибается на кровати, прижав тыльную сторону запястья другой руки ко лбу.
«Дай-ка я», - рычит Дин внутри, захватывая контроль над свободной рукой, и засовывает сразу четыре пальца Сэму в рот, с нажимом гладя стенки щёк и язык. «Как же я хочу тебя трахнуть, Сэм. Давай же, чёрт. Я трахну твой рот, как только заполучу себе член».
Сэм представляет стонущего перед ним Дина, тяжесть его члена на языке вместо своих пальцев, нажимает на простату при очередном толчке и с криком кончает. На всё это время демон вновь забирает контроль над его руками, поглаживая и потирая нужные места, расслабляя тело брата.
«Красивый. Умница».
Нужно идти и вымыться, но один вопрос так и вертится на кончике языка, и Сэм его задаёт.
- Вот так сразу? Без прелюдий?
Дин снова смеётся в голове, его смех звенит по чувствительным всё ещё нервам, мурашками пробегает по обнажённой разгорячённой коже.
«Я представлял, как трахаю тебя, чтобы не сойти с ума под ножом Аластора. В результате остался собой, даже будучи демоном».
Вот и всё. Всё просто.
«Сэм», - шепчет Дин куда-то на ухо, если судить по ощущениям. – «Не хочешь ли пойти в душ? Я не был там лет триста…»
- Конечно, - отвечает Сэм, ощущая, как внутри сладко сжимается пружина возбуждения.
«Ненасытный, - рокочет Дин. - И я тоже».
- - -
В душе они пропадают целый час, поэтому, когда Сэм вываливается из ванной комнаты, ощущая приятную усталость во всём теле и недюжинный голод, его уже ждёт Кроули, с брезгливым выражением лица приютившийся на краешке огромной кровати.
- Еда на столе, мальчики, и это – последний раз, когда я что-то достаю для тебя, Дин, - говорит он бескомпромиссным тоном, но брат в голове Сэма шкодливо улыбается и ментально подталкивает младшего в сторону кухни, где их уже ждёт огромная пицца, от одного запаха которой в желудке начинается истерическое урчание.
«Вкуснятина, Сэмми!», - мурлычет счастливый до безумия Дин, деля с братом контроль над вкусовыми рецепторами и одновременно вонзая зубы в горячий ароматный треугольник, и Сэм мысленно улыбается, слыша следующее слово, такое привычное и такое почти забытое. - «Очешуенно!»
- Идите сюда, крошками эту кровать уже не испортишь, - громко говорит Кроули из другой комнаты, - есть разговор, мальчики. Я нашёл кое-кого, в чьей смерти заинтересованы вы оба.
Сэм проходит в комнату, держа на весу коробку с пиццей, и плюхается рядом с демоном. Ему совершенно плевать, чего от него хочет Кроули, он слушает, как урчит от удовольствия Дин внутри, и неожиданно эта маленькая мотельная комната кажется ему уютнее, чем любой из домов, где он побывал когда-либо в своей жизни.
Демон рядом вздыхает и говорит саркастичным тоном то, от чего атмосфера момента рушится, как карточный домик.
- Сэм, ты когда-нибудь слышал о такой штуке, как Апокалипсис?
