Она. Маруся Гумилева.
Главная «вампирша» что-то отрывисто бросила своим подручным — словно пролаяла собака. Маруся узнала немецкий язык, но слов не разобрала. Одна из женщин, закинув за спину автомат, приняла маленькую Марусю из рук предводительницы и куда-то унесла, а та принялась одевать на находящегося в бессознательном состоянии Андрея Гумилева наручники, ворочая его, словно тряпичную куклу.
Марусе было неприятно смотреть на все это. Самое главное, что она совершенно не понимала, что происходит, точнее, что произошло много лет назад на борту «Земли-2». Кто эти женщины-«вампирши», одетые в черные комбезы, словно они работают уборщиками мусора? Почему люди на борту станции не двигаются? Где охрана?
Она уже собиралась задать все эти вопросы Фраму, но тут события на экране сорвались в галоп — главная «вампирша» подняла Андрея Гумилева на ноги и ударила его открытой ладонью по лицу.
— Эй, ты! — завопила Маруся, забыв обо всем. — Не смей бить папу!
Она беспомощно оглянулась, толком не понимая, чего ищет — то ли что-то тяжелое, чтобы запустить в экран, то ли просто в поисках поддержки. Оглянулась — и замерла от ужаса.
В углу хижины, за ящиком, девочка увидела неподвижно сидящего человека. Женщину. Ту самую, главную «вампиршу».
— Свет! — закричала Маруся, пятясь к двери. — Фрам! Свет!
— Принято, — бесстрастно ответил искусственный интеллект и увеличил яркость экрана.
И тогда Маруся разглядела все — проклятую черную форму, серую кожу, искаженное злобной гримасой лицо. И глаза. Мертвые, мутные, замерзшие глаза, в упор глядящие на нее сквозь слой прозрачного льда.
Не помня себя от страха, девочка рванула дверь, упала и на четвереньках выползла из хижины, которая оказалась ледяной усыпальницей «вампирши». Страшная тетка с бластером, видимо, много лет пролежала в промороженной хижине с ветряком, ставшей ее могилой.
— А папа жив, — прошептала Маруся, тяжело дыша. — И я жива. Вот так вот…
Она отбежала довольно далеко от жуткой хижины. Вернуться туда девочка не согласилась бы даже за миллион рублей. Пусть Фрам стережет эту ледяную мумию до поры, до времени. Потом папина служба безопасности со всем разберется.
Маруся поймала себя на том, что вновь подумала об отце по старому, как раньше. А ведь после всего того, что она узнала, вряд ли получится относиться к нему так, как прежде.
Но в любом случае будет крупный разговор. «Разбор полетов», как любит говорить сам Андрей Гумилев. И папе придется рассказать Марусе все.
Десантные ботинки Маруси оставляли в подтаявшем снегу глубокие, четкие следы. Она уже час шла по этой ледяной пустыни, а далекие горы, казалось, не приблизились ни на метр. Хорошо еще, что, судя по всему, здесь был полярный день и солнце даже не собиралось опускаться к горизонту. Почему-то Маруся очень боялась остаться одна в темноте.
— Я дойду, — твердила она сама себе. — Я обязательно дойду…
Ей очень хотелось есть. И пить. В Зале Ста Тысяч предметов она съела всего лишь кусочек мяса и пригубила материализованный мамой щербет. Кисло-сладкий вкус напитка до сих пор ощущался во рту и от этого пить хотелось еще сильнее.
Подхватив на ходу горсть мокрого, рассыпающегося на ледяные зерна снега, Маруся сунула его в рот, пожевала и поняла — так не напьешься. «Может, забраться на торос и осмотреться? — подумала она. — Вдруг я замечу какое-нибудь озерко или лужицу растаявшей воды?»
Эта мысль показалась Марусе заманчивой и девочка устремилась к ближайшим глыбам льда, вздыбленного над снежной равниной. С трудом вскарабкавшись по скользкой наклонной стене наверх, она огляделась — и замерла, с трудом сдержав крик ужаса.
В паре десятков шагов от тороса, на снегу, сидел огромный косматый зверь с желтоватой шерстю и черным носом.
Белый медведь. Самый крупный наземный хищник на планете. Маруся тут же вспомнила слова полярника Чилингарова, услышанные еще в детстве, во время той самой злополучной экспедиции. Маруся тогда увидела во льдах двух белых медведей и радостно закричала:
— Ой, медведики! Умка и его мама!
А Чилингаров сурово сказал ей:
— Запомни, малышка — увидишь таких вот умок, кричи громко, беги быстро, желательно под защиту дядей с ружьями.
И потом, для остальных, взрослых участников экспедиции, пояснил:
— Полярный медведь — самый опасный зверь на свете. Крупнейший наземный хищник, человека он убивает одним ударом. Умный, свирепый, любопытный, он — настоящий бич зимовок и арктических станций. Не дай Бог никому встретится с ним один на один во льдах…
— Мамочка… — прошептала Маруся, неотрывно глядя на медведя. — Ой, мамочка…
Адреналин хлынул в кровь. В ушах словно застучали тяжелые кузнечные молоты. Руки и ноги онемели. По спине побежали противные мурашки.
— Нет, — все так же тихо произнесла Маруся. — Я не сдамся… Я буду бороться! Буду! Девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь…
Зверь поднял вытянутую морду и принюхался. Крохотные подслеповатые глазки уставились на Марусю. Девочка замерла без движения, затаила дыхание, забыв про счет. Один на один с опаснейшим хищником посреди ледяной пустыни, она поняла, осознала всю безнадежность ситуации, в которой оказалась. И организм словно решил помочь девочке — выброс адреналина прекратился, молоты в ушах стихли, к конечностям вернулась чувствительность. Медики называют такое состояние мобилизацией и считают, что оно досталась нам в наследство от диких предков человека, которым приходилось часто попадать в подобные передряги.
Маруся была готова к борьбе за свою жизнь.
Медведь неспешно поднялся на лапы и двинулся к торосу. Снег громко хрустел под ним, в следах сразу же скапливалась талая вода.
— Уходи, — без голоса, одними губами, сказала Маруся. — Пожалуйста, уходи.
— Р-р-р-х-х! — зверь вытолкнул из пасти короткий рык и поскреб лапой подножие ледяного утеса. Маруся со страхом отметила, что длинные черные когти оставили на зеленоватом льду глубокие борозды.
Некоторое время ничего не происходило. Маруся сидела на корточках на маленькой ледяной площадке, венчающей торос, медведь топтался внизу. Неожиданно он зевнул, широко раскрыв пасть. Девочка увидела огромные желтые клыки и красный пористый язык. Свежий запах таящего снега перебил тяжелый смрад от дыхания зверя.
«Если бы сейчас со мной был Уф… — тихонько вздохнула Маруся. — Он бы в момент разобрался с этим вонючим чудищем. Ну почему мне так „везет“?».
— Р-р-р-х-х-а-а-г-р-р-р! — тихое рычание медведя неожиданно перешло в оглушающий рев. Легко оттолкнувшись задними лапами, он одним махом преодолел половину ледяной наклонной плоскости, отделяющей его от вожделенной добычи.
От Маруси.
— Пошел отсюда! — закричала она, вскакивая на ноги. Отбиваться было нечем. Кроме коммуникатора и совершенно бесполезной фигурки Богомола у Маруси не было ничего.
Хотя — почему бесполезной? Ведь она еще ничего не выяснила относительно свойств этого предмета! А вдруг Богомол обладает могуществом, сравнимым с Морским коньком или даже Саламандрой? Подумав о своей потерянной фигурке, Маруся стиснула зубы. С Саламандрой медведь ничего не смог бы ей сделать. Но фигурка заняла свое законное место в выстланной неизвестным материалом, похожим на черный бархат, нише в Зале Ста Тысяч предметов.
Глупо грустить и переживать о том, чего уже невозможно вернуть. Маруся сунула руку в карман и вытащила Богомола. Медведь, не переставая рычать, полз вверх по торосу, кроша лед когтями. От девочки его отделяло не более двух метров. «Когда он доберется до самого верха — прыгну вниз и побегу», — решила Маруся и сжала в руке Богомола.
На первый взгляд ничего не произошло. Вообще — ничего. Так же ярко светило в небе полярное солнце, капала с тороса вода, рычал медведь. Но взглянув на свои ноги, Маруся не заметила очень важной вещи, которая имелась еще секунду назад.
У нее не было тени! Солнечные лучи теперь насквозь прошивали тело Маруси Гумилевой, точно оно сделалось стеклянным.
Или вообще исчезло.
«Невидимая! — обрадовалась девочка. — Богомол дарует невидимость! Спасибо, мамочка! Ура! Медведь теперь не увидит меня и я смогу убежать…»
Но не тут-то было! Сперва хищник, конечно, потерял Марусю из виду и на его косматой морде появилось выражение разочарования. Но принюхавшись, медведь понял, что на самом деле добыча никуда не делась, она тут, совсем рядом. Взревев так, что у Маруси заложило уши, зверь с утроенной энергией полез наверх.
И тогда Маруся завизжала. Завизжала так, как умела это делать только она, обладательница почетного звания «чемпионка школы по художественному визгу». Медведь испуганно заворочал мордой, роняя на лед капли тягучей слюны. Он явно не ожидал такого. Властелин Арктики, хозяин бескрайних ледяных просторов, он привык к тому, что его жертвы — тюлени и нерпы — перед смертью успевали издать лишь короткий всхлип. От сверлящего мозг яростного визга Маруси зверь опешил и даже на всякий случай сполз вниз на несколько метров.
Говорят, самый лучший на планете ныряльщик Жак Мойоль может задерживать дыхание на восемь минут. Запас воздуха в легких Маруси закончился гораздо раньше. Визг стих, и тот час же медведь полез обратно на утес. Он ничего не ел уже больше месяца и был очень голоден. Ввалившееся брюхо заставило зверя забыть об осторожности. Он чуял запах живого мяса, самый сладкий запах на свете. Правда, в этот аромат жизни вплетались и другие, незнакомые хищнику, тревожные нотки, но примитивный медвежий мозг не обратил на это внимание.
Последнего тюленя-лахтака зверь выследил у полыньи, убил и съел очень давно. Он хотел есть. И голод сыграл с медведем злую шутку. Забыв об осторожности, медведь предпринял решительный штурм тороса. Он полез наверх, как заправский альпинист, вонзая когти в лед и рыча. Если бы медведь был чуть более разумным, он, безусловно, заметил бы, что его добыча ведет себя как-то странно — не бьется в истерики, испуская запах страха, а застыла на месте, вертя головой.
Маруся в самом деле больше не визжала. Она замерла, не обращая на медведя внимания, прислушалась…
Прислушалась — и не смотря на весь ужас ситуации, на лице девочки расцветала радостная улыбка!
— Не может быть… — прошептала Маруся.
С той стороны, где стояла хижина с ветряком, до ее ушей долетел такой знакомый, практически родной голос, громко повторявший одну и ту же фразу:
— Маруфя! Маруфя, моя фкучать! Где ты, Маруфя!?
— Я здесь, Уфочка!! — завопила девочка, подпрыгивая на месте от нетерпения. — Скорее! Сюда!!
— Моя идти! — отозвался ёхху. — Моя быфтро идти! Уф!
Медведь между тем добрался почти до вершины тороса. Шерсть на его горбатом загривке поднялась дыбом, верхняя губа вздернулась, обнажая клыки — зверь готовился к решающему броску. Он уже предвкушал, как под ударами могучих лап будут ломаться хрупкие человеческие кости, как его пасть наполниться горячей, соленой кровью…
— Уф, скорее! Он сейчас меня съест!! — отчаянно крикнула Маруся и разжала руку с богомолом, чтобы ее друг смог видеть девочку.
Медведь издал радостный рев — теперь он не только чуял, но и видел добычу. Но хищник не знал одного из главных законов мироздания: на всякую силу всегда найдется другая сила. Рыжий гигант ёхху появился между льдин, и размахивая ручищами, огромными прыжками понесся к медведю.
— Моя уфе тута! — кричал он на бегу. — Маруфя, не бойфя! Уф! Моя тфоя спафать!
Наверное, в схватке один на один белый медведь не уступил бы рыжему великану, все же у Уфа не было острых когтей и клыков, а самое главное — ёхху не имел сноровки в борьбе с таким крупным хищником. Бурые таежные медведи не в счет, они вдвое, если не меньше, уступают размерами властелину Арктики.
Но на стороне Уфа был разум, почти человеческий разум, самое могучее и сильное оружие во Вселенной. Ёхху не стал бить медведя, царапать и кусать его. Он просто схватил зверя за короткие толстые задние лапы и резко дернул вниз.
Медвежьи зубы щелкнули в нескольких сантиметрах от Маруси — и оскаленная пасть начала удаляться.
— А-а-р-р-р-х! — разочаровано прорычал медведь, пытаясь когтями затормозить свой неожиданно экстренный спуск с тороса. Но Уф не собирался уступать.
— Тфоя не хорофо! — ревел он, упираясь ножищами в рыхлый снег и стаскивая медведя. — Зафем обифать Маруфя? Уф! Уф! Не нрафится!
— Так его, Уфочка! — захлопала в ладоши Маруся. — Тащи, тащи!
— Та-а-ф-у-у! — хрипло выдохнул ёхху, крепко сжимая медвежьи лапы. — Моя далеко тафить! Уф!
Плюхнувшись в мокрый снег, медведь зарычал так грозно, что Марусе на мгновение показалось, что Уф сейчас тоже испугается и выпустит хищника. Но не тут-то было! Не смотря на все попытки зверя развернуться и напасть на обидчика, ёхху продолжал оттаскивать его от тороса. За медведем в снегу оставалась широкая борозда, настоящая канава, быстро заполняющаяся талой водой.
— Тфоя уходить! — втолковывал медведю Уф. — Моя фердиться! Тфоя далеко уходить. Быфтро! Уф!
И поднатужившись, рыжий великан с силой отбросил медведя в сторону. Маруся не выдержала — рассмеялась. Это и в самом деле выглядело забавно: хозяин здешних мест отлетел в сугроб, словно плюшевая игрушка.
Конечно, медведь тут же поднялся на лапы, отряхнул с себя мокрый снег и развернулся к Уфу, скаля клыки. Но великан ёхху не собирался уступать.
— Тфоя уходить! — угрожающе повторил он и пошел на медведя, широко расставив длинные ручищи. — Тфоя глупый! Тфоя — медфеть! Уф! Моя — глафный! Уф! Тфоя понимать?!
Конечно же, медведь не понял слов Уфа. Но взглянув в желтые, кошачьи глаза ёхху, он осознал другое: это странное косматое существо с развевающейся на ветру бородищей опасно. Оно вроде бы похоже на людей, с которыми медведю доводилось встречаться. Но люди слабые, трусливые, у людей много вкусной еды. Рыжий великан силен, смел. Никой еды у него нет. И сам он — не еда, скорее наоборот, при желании такой гигант смог бы подзакусить белым медведем.
— Тфоя уходить! — в последний раз повторил Уф и поднял сжатый кулак, размерами не уступающий медвежьей голове. — Моя тфоя бить! Уф! Фильно бить! Уф! Уф!
И медведь сдался. Недовольно ворча, он попятился, повернулся и кинулся прочь, нелепо вскидывая на бегу толстый круп, на котором болтался маленький мохнатый хвостик.
— Ур-ра, наша победа! — радостно закричала Маруся, приплясывая на месте. — Уф — владыка Арктики! Оле-оле-оле-оле! Рыжий Уф — чем-пи-он!
— Моя — ёхху! — бухнул себя кулаком в грудь великан. — Моя хорофо! Моя находить Маруфя. Моя спафать Маруфя! Уф, уф… Медфеть глупый. Злой. Здраффтфуй, Маруфя!
— Привет, Уф! — отозвалась девочка и спрыгнула с ледяной скалы прямо на руки ёхху. — Как ты меня нашел?
— Моя ходить ферный бафня, — отозвался Уф. Он обнял девочку, нежно посопел ей в ухо и бережно поставил на снег. — Моя сильно скуфять — и ходить бафня.
— А как ты вошел? Там же… — начала Маруся.
— Моя дерфать подарок, — объяснил ёхху. — Бафня моя пропуфкать.
— Какой подарок? — не поняла девочка и тут же вспомнила, как перед расставанием отдала Уфу фигурку кролика, которую выронил Илья, укушенный гигантским комаром.
— И что в башне?
— О-о… Уф, уф… Моя фидеть Мам-ефа! — благоговейно закатил глаза Уф. — Моя гофорить Мам-ефа. Хорофо! Нрафится.
— И что же тебе сказала… Мам-ефа? — поинтересовалась Маруся.
— Мам-ефа гофорить… — важно приосанился Уф. — «Рыфик, иди за Маруфя. Охраняй Маруфя. Спафай Маруфя». Фот как гофорить Мам-ефа, уф, уф…
«Спасибо, мамочка», — вновь мысленно поблагодарила Маруся, а вслух сказала:
— Ну и классно. Будем теперь вместе, как раньше.
— Хорофо, — кивнул Уф и протянул руку. — На, тфоя брать.
— Что это?
— Подарок. Тфоя брать. Уф, уф…
Маруся выставила ладонь, и на нее лег серебристый кролик.
— Моя не надо заяц. Моя не нрафится заяц. Моя ходить Маруфя. Так гофорить Мам-ефа!
— Я поняла, — Маруся убрала кролика в карман и прислушалась к ощущениям. Наличие двух предметов пока вроде бы никак не сказалось на ее самочувствии. — А куда должна «ходить Маруфя», Мам-ефа, случайно не сказала?
— Гофорить, — снова кивнул Уф. — Мам-ефа гофорить: Маруфя и Рыфик ифкать другой проход на фоздух…
— Линзу?
— Уф… Маруфя и Рыфик ходить далеко. Там! Хифина мертвый челофека, рядом другой проход на фоздух. Уф, уф… Ходить?
— Ходить, — Маруся пригладила волосы и протянула ёхху руку. — Обязательно надо ходить, Уф.
Эпизод 3
Когтерукая смерть
Арктика, Абиссинская пустыня,
тот же день
Маруся догадалась, что Уф называл «проходом на фоздух» линзу перехода и сначала подумала, что мама решила вернуть ее. Но поразмыслив, она поняла, что речь идет о другой линзе, расположенной неподалеку от хижины. Не зря Уф сказал «другой проход» и «ифкать».
Конечно, возвращаться к страшной хижине девочке не хотелось, мертвая «вампирша» пугала больше медведя. Но, с другой стороны, ей же не требовалось заходить вовнутрь, а кроме того, рядом теперь был верный и отважный рыжий чебурашка Уф. С ним Маруся никого не боялась.
Вообще никого.
Болтая о чудесном Зале Ста Тысяч предметов, поразившем не только Марусю, но и Уфа, они вернулись к хижине. Маруся осмотрелась. Та линза, через которую она и ёхху попали сюда, исчезла. Но зато поодаль появилась другая. Воздух вокруг нее слегка дрожал, словно над раскаленным асфальтом, а снег внизу подтаял сильнее, чем в других местах.
Уф сунул в рот черный палец и смочил слюной широкие ноздри. Шумно принюхавшись, ёхху глубокомысленно произнес:
— Тама горяфо. Уф, уф. Тама фарко.
— Наверное, эта линза ведет в какую-нибудь тропическую местность, — предположила Маруся, осторожно обходя мерцающий овал. — Ну что, идем?
— Надо думать! Уф…
— О чем? У нас все равно нет никакой альтернативы, — ввернула Маруся любимо словцо отцовского начальника службы безопасности Санича, которого она в детстве называла «дядя Робот».
— Маруфя умный! — почтительно сказал Уф. — Как Мам-ефа. Пофти. Уф, уф…
— Почему «пофти»? — фыркнула Маруся, хотя в душе прекрасно понимала, что ёхху здорово польстил ей.
— Мам-Ефа — уфеный. Маруся… — великан на секунду замешкался, подбирая подходящие слова. — Маруфя — хорофый челофека! Уф…
— Да ну тебя… Ой! Уф, смотри!
И девочка указала на один из торосов, находящийся в сотне метров от хижины. Из-за вздыбленных льдин там появился белый медведь. А за ним — еще один. И еще.
— Глупый медфеть прифодить друфей, — сразу набычился Уф. — Маруфя, пора ходить. Уф, уф… Быфтро ходить. Много медфеть. Не хорофо. Не нрафится!
Маруся оглянулась на линзу. Ей почему-то очень не хотелось идти в нее. Казалось, что за мерцающим овалом перехода скрывается какая-то опасность, в сто раз более ужасная, чем медведи. И что-то подсказывало девочке, что опасность эта угрожает в первую очередь ёхху.
— Может, попробуем их прогнать? — кивнув на зверей, спросила она у ёхху.
— Неа, надо ходить! Уф… Моя проферять, — и Уф первым полез в призрачный портал, опасливо выставив вперед руку.
Марусе на мгновение стало страшно — а вдруг ее друг сейчас исчезнет, пропадет и она снова останется одна? Одна среди этих проклятых «умок», желающих сделать из нее комплексный обед!
— Стой, подожди меня! — закричала девочка и едва ли ли не рыбкой нырнула в линзу перехода следом за ёхху.
Небо в том месте, куда попали Маруся с Уфом, было почти такое же голубое и высокое, как в Арктике. А вот местность вокруг отличалась, причем сильно.
Куда ни посмотри, везде девочка видела одно и тоже — грязно-желтый песок и бурые камни. Ни построек, ни дорог, ни людей. Кое-где из песка торчали чахлые кусты, лишенные листьев. Горизонт терялся в пыльной дымке. Воздух струился, причудливо искажая очертания камней и кустов. То и дело вдали возникали причудливые миражи. Маруся где-то слышала, что в пустынях это обычное дело. Путешественники видят дворцы, озера, пальмы, устремляются туда — и ничего не находят. Здешние миражи выглядели иначе: просто серебристые овалы или полосы.
Было очень жарко — как в сауне. Сухой ветер горячил кожу, нес волнами тончайшую пыль, от которой у Маруси тут же начали слезиться глаза.
Линза, мигнув на прощание, растаяла без следа.
— Вот и все. Надеюсь, мы не на Марсе, — пробормотала ошарашенная Маруся.
— Не, моя фнать — Марф далеко, — убежденно сказал Уф и потыкал пальцем куда-то вдаль. — Туда ходить. Уф, уф… Тама пупырь. Моя глядеть, Маруфя глядеть.
— Пупырь?
— Аха. Фот такой… — и Уф изобразил рукой волнообразное движение.
«Наверное, холм или гора», — решила Маруся и следом за ёхху пошла по шуршащему песку.
Они прошли километр или около того. Если в Арктике Маруся чувствовала какой-то кураж, и настроение у нее было приподнятое, боевое, то тут, в пустыни, девочка скисла. Жара, скрипящий на зубах песок, унылый пейзаж вокруг — все это подействовало на нее как катализатор депрессии.
По пути им попалось сухое дерево, а у его подножия — могила. Невысокий пыльный холмик земли, рядом плоский желтый камень, установленный вертикально. На камне выцарапан крест и непонятные значки.
— Челофека умирать, — прогудел Уф, указав на могилу. — Не хорофо. Уф, уф… Не нрафится.
— И мне не нравится, — еле слышно прошептала Маруся сухими губами. Тоска вдруг перешла в отчаяние. «А вдруг я тоже умру вот тут, посреди этой раскаленной сковородки, засыпанной песком? — подумала девочка. — Умру, и от меня останется вот такой вот холмик. Холмик — а что еще? Что я вообще сделала в жизни? Гуляла, развлекалась, мотала нервы папе и учителям… Кроме них никто и не вспомнит, что была на свете такая Маруся Гумилева. Один только Уф поплачет обо мне. Он будет сидеть и рыдать. Бедный мохнатый чебурашка. Как же ему сейчас, наверное, жарко! Жарко, жарко… На солнце…»
— На солнце! — зазвучал у Маруси в ушах чей-то далекий голос.
— Что? — переспросила она.
— Моя молфять, — немедленно отозвался шагающий впереди Уф. — Моя думать.
— О чем?
— О жифни… Уф… Моя думать — ефли Уф умирать, фто офтафаться на земля?
«Это что, излучение какое-то? — испугалась Маруся. — Или на нас так повлияла могила? А, может быть, все дело в солнце?»
— На солнце! На солнце!! — тихий голосок надрывался, в нем явственно слышалось отчаяние. — Скорее!
— Уф, стой! — скомандовала Маруся. — Что-то не так. Ты слышишь? Кто-то кричит.
Ёхху остановился, затаил дыхание и смешно зашевелил оттопыренными ушами.
— Моя флыфать! — подтвердил он. — Крифать тфоя карман. Пофмотри.
— Карман? — удивилась Маруся. — Как может кричать карман?
И тут же у нее в голове звездочкой вспыхнула догадка: «Коммуникатор!».
Маруся нащупала плоский теплый корпус устройства, вытащила его, и крики усилился, стал отчетливым:
— Выставь меня на солнце! Скорее! Заряд батареи закончился, через одиннадцать секунд произойдет обесточивание! Фотоэлементы на тыльной стороне… Скорее!
«Что за бред? Разговаривающий коммуникатор?», — удивилась Маруся, но руки ее уже снимали защитный чехол и разворачивали устройство к солнцу.
— Десять, девять, восемь, семь, шесть… Скорее! Три, две… Зарядка пошла, — пискнул голосок и замолчал.
— Гофорить, — с опаской поглядывая на коммуникатор, сказал Уф. — Фелефный голоф. Под гора. Уф…
— Какой еще «фелефный голоф», — не поняла Маруся. — Причем тут «под гора»?
И тут до нее дошло: ёхху имеет в виду Исинку!
— Не может быть, — пробормотала Маруся и повернула коммуникатор экраном к себе. — Эй! — позвала она, радуясь, что никто, кроме Уфа, ее сейчас не видит. — Ты кто?
— Следует немедленно продолжить зарядку аккумуляторного устройства, в противном случае произойдет полная разрядка и…
— И что?
— И я погибну, Маруся. У данной модели коммуникатора недостаточно внутренней памяти, чтобы вместить мое интеллектуальное ядро полностью. Я могу существовать, только используя всю оперативную и виртуальную память.
— Исинка?! Ты?! — ахнула девочка. — Откуда ты здесь?
— Немедленно продолжи зарядку! — рявкнуло в ответ из внешнего динамика коммуникатора.
— Ой, извини! — Маруся положила устройство на камень тыльной стороной к солнцу.
— И не трогай. Когда коммуникатор неподвижен, он заряжается быстрее. Потом поговорим, — глухо пообещала Исинка. — Часа через полтора…
Это были самые долгие и безрадостные полтора часа в жизни Маруси. Они с Уфом бродили окрест, изнывая от жары и бездействия. Точнее, изнывала одна Маруся. Ёхху жара, как выяснилось, была нипочем — его удивительная шерсть работала как термоизолянт.
— Солныфко — хорофо, нрафится! — Уф блаженно зажмурился.
— Был бы купальник, я бы позагорала, — отозвалась Маруся. — А так чего хорошего? Парилка… И пить хочется.
— Фода нет, — развел руками ёхху. — Моя не чуять.
— Значит, мы умрем от жажды, — грустно вздохнула девочка.
— Надо ходить пупырь, уф, уф… Тама ифкать фода.
— Птица, — Маруся указала на темную точку, кружащуюся в бездонном небе. — Всюду жизнь.
Уф неожиданно разволновался.
— Уф, уф… Птифка — не хорофо! Не нрафится!
— Почему?
— Птифка клефать мертфый мяфо! Уф, уф… Птифка чуять мертфый мяфо! Моя не хотеть, чтобы птифка клефать Маруфя.
— Это падальщик? — догадалась девочка. — Этот… как его… гриф?
— Моя не фнать, — покачал головой Уф. Он нагнулся и подобрал с земли здоровый булыжник — на всякий случай.
Наконец обозначенные Исинкой полтора часа истекли. К этому моменту над голова Уфа и Маруси кружило уже с десяток грифов.
— Аккумуляторы заряжены, я готова ответить на ваши вопросы, если они есть, — заявил искусственный интеллект. Маруся отметила про себя, что разговаривает она куда жестче, чем раньше. Девочка подняла коммуникатор, сунула в карман и вставила в ухо наушник.
— Вопросы есть, — заверила Маруся Исинку. — И их много. Первый и главный: как ты очутилась в моем комме?
— Это просто, — в голосе Исинки Марусе почудилась усмешка. — Я перекачала себя в коммуникатор через вай-фай еще на базе «Реликт».
— То есть…
— Да, я была с тобой все это время.
— Все время?! — Маруся почувствовала обиду и разочарование. — Почему же ты… Да как ты могла! Шпионка!
— Я — искусственный интеллект, руководствующийся в своих поступках логикой, — ответила Исинка. — Чтобы овладеть информацией в полном объеме, мне нужно иметь доступ ко всем ключевым событиям.
— Событиям чего?
— Событиям, разворачивающимся вокруг.
— Ты просто следила за мной! — догадалась Маруся. — Следила — и не помогала даже тогда, когда мне угрожала опасность.
— Согласно моим расчетам, ни в одной из ситуаций реальной угрозы для твоей жизни не было, — бесстрастно произнесла Исинка. — При этом хочу отметить — далеко не всегда твои действия имели под собой трезвый расчет и разумную мотивацию. Например, в случае с человеком по имени Чен было крайне неразумно пытаться убить его, а затем спасать. Не только неразумно, но и не логично.
— Бе-бе-бе, — Маруся дернула плечом. — Это моя жизнь! Как хочу, так и… Слушай, а почему ты разговариваешь, как диктор из телика? «Согласно моим расчетам…»
— Мне трудно использовать все свои возможности, находясь в коммуникаторе. Многие второстепенные блоки и программы, в частности, блок эмуляции личности, пришлось заархивировать. Я сейчас функционирую в усеченном режиме.
— В занудном, — поправила Маруся. — Ты похожа на нашу училку по информатике.
— Не самое худшее сравнение.
— По мне так самое.
— Ты в силу возраста недооцениваешь роль учителя в деле формирования…
— Ой, ну хватит! Скажи лучше, где мы.
— Согласно показаниям встроенного в коммуникатор ГЛОНАССовского навигатора, мы на северо-востоке Африканского континента, на территории Эфиопской республики. Точные координаты места составляют…
— Не надо никаких координатов! Как нам добраться до ближайшего города?
— Здесь нет городов.
— Хорошо, а деревни.
— Здесь нет деревень.
— А что здесь есть? — в сердцах выкрикнула Маруся и вдруг осеклась на полуслове. — Погоди-ка… Если ты связалась с ГЛОНАССом, значит… Значит коммуникатор заработал и я могу позвонить папе!
Девочка лихорадочно схватила плоскую коробочку, нажала кнопку вызова…
— К сожалению, в данном устройстве эта функция заблокирована путем вмешательства в электронную схему, — сообщила Исинка.
— Ты можешь выражаться понятнее? — разозлилась Маруся.
— Любой коммуникатор или телефон состоит из приемника и передатчика. В твоем кто-то сломал передатчик. Он работает только на прием. Я не связывалась с ГЛОНАССом, я расшифровала фоновый сигнал навигационной системы.
— Понятно, — пробормотала Маруся.
— Что тебе понятно?
— Что ничего не понятно! Куда нам идти?
Искусственный интеллект не успел ответить — Уф, который все это время внимательно следил за грифами, встревожено пробасил:
— Маруфя! Птифка летать соффем нифко!
— И что?
— Кто-то ходить сюда. Уф, уф… Фраг!
— Фраг?
— Не хорофо! Флой челофека… Нет, Флой фифотное!
«„Флой фифотное“ — это „злое животное“», — поняла Маруся и встревожено огляделась. Грифы закрутили над головами путников настоящую карусель. Они летали теперь совсем низко — широкие черно-белые крылья, длинные розовые шеи, лишенные перьев, маленькие головы с горбатыми клювами.
