Джон Скипп и Коди Гудфеллоу

ЗА ЛОМТИК ПИЦЦЫ

  

Если Джорджа Ромеро можно назвать прародителем фильмов о зомби, то Джон Скипп, безусловно, заслуживает звания основоположника литературы о них. Вместе с Крейгом Спектором он редактировал первые оригинальные антологии на эту тему: «Book of the Dead» и «Still Dead», а затем и сам занялся составлением сборников: «Mondo Zombie» и «Zombies: Encounters With the Hungry Dead». Он является автором нескольких романов, таких как классический образец слаттер-панка «The Bridge» (в соавторстве с Крейгом Спектором) и «The Emerald Burrito of Oz» (совместно с Марком Левинталем).

  Первый роман Коди Гудфеллоу «Perfect Union» опубликован совсем недавно, в начале 2010 года, а его рассказы появлялись в журналах «Ваге Bone», «Black Static» и «Dark Passions». В соавторстве с Джоном Скипом он также написал роман «Fruiting Body».

Если вы читали антологию «Нежить», то должны помнить впечатляющую историю Джорджа Р. Р. Мартина «Человек с мясной фабрики» о дистанционно управляемых рабах-зомби. Наш следующий рассказ развивает ту же идею, но в агонизирующем Сан-Франциско зомби используются не только как рабочая сила, но и как солдаты.

В наше время война, ведущаяся при помощи пульта дистанционного управления, становится все более обычным явлением, как отмечает П. В. Сингер в своей научно-популярной книге «Wired for War». В ней рассказывается о том, как в войнах с Ираком и Афганистаном американцы использовали беспилотные летательные аппараты «Предейтор», управляемые из безопасных бункеров в Колорадо или Неваде. И о беспокойстве, которое испытывают элитные пилоты, на чью подготовку ушли миллионы долларов, наблюдая за тем, что подростки на компьютерных игровых симуляторах выполняют задания, очень похожие на их боевые операции.

Один из пилотов таких дистанционно управляемых аппаратов говорит, что самым важным боевым качеством становится не способность выполнить сотню отжиманий, а «толстая задница и крепкий мочевой пузырь» в буквальном смысле, ибо позволяют очень долго просидеть за пультом. Война меняется у нас на глазах. Хотя, как показывает следующий наш рассказ, многие вещи, изменяясь внешне, в сущности, остаются прежними. Рабочих и солдат могут заменить дистанционно управляемые зомби, но все равно кто-нибудь еще должен доставить «пиццу».

  

1

  

Из книги Джерода Унгера Третьего «Почему мы выстояли: новая утопия»:

«Город в масштабе всей планеты — то же самое, что человек в сравнении с городом. Один из множества. Светящаяся точка на усыпанном звездами небосклоне. Некоторые из них сияют чуть ярче, другие выглядят красивей, третьим еще в чем-то повезло больше остальных.

Сан-Франциско был одним из лучших по любым меркам. Для тех, кто считал его своим домом, Сан-Франциско казался средоточием жизни, единственным настоящим городом на земле.

Он пережил все — подъемы и спады, землетрясения и эпидемии. После любой катастрофы он ухитрялся воскреснуть еще более сильным, богатым и прекрасным.

Были и другие города, претендовавшие на ту же роль.

Когда мертвые восстали, большинство городов погибло вместе с жителями. Потеряв рассудок, люди принялись нападать на своих соседей.

Только Сан-Франциско, наряду с горсткой других городов, и в первую очередь Токио, продолжал поддерживать огонь на маяке жизни. Он был не просто одним из последних городов на земле, а величайшим из них.

У нас не было намерения восстановить старый порядок, наоборот, мы воспользовались кризисом для того, чтобы устранить прежние ошибки и сделать этот уголок земли таким, о каком мы всегда мечтали.

Пока остальной мир погружался в пучину хаоса, мы продолжали работать и мечтать о возрождении после тех трех страшных лет. И теперь, что ясно видно из космоса, Нью-Сан-Франциско превратился в ярчайший источник света, единственный действительно живой город на этой забытой богом планете.

В истории человечества много жестоких страниц. Она не раз ставила нас перед трудным выбором, и часто потомки были несправедливы по отношению к предкам. Но не стоит судить нас тем, кто не сумел сохранить огонь в собственном очаге».

  

2

  

4:47. За стадионом «Кэнделстик-Парк», в двадцати милях от Зеленой зоны, из предрассветного мрака выступили холодные башни ядовитого тумана. Учитель называл их «сделкой с Калиюгой», в очередной раз демонстрируя божественный дар предвидения.

Тьма победила на всей Земле. Только здесь еще сохранялась надежда. В этом доме, окруженном светом…

Аджай Уотли нес караул на верхней площадке лестницы, что вела на восточную трибуну давно заброшенного стадиона, охраняя подходы к священной территории. Через очки ночного видения он осматривал раскинувшуюся внизу, на площади с десяток акров, автомобильную стоянку, превращенную в свалку При нем был ручной пулемет шестидесятого калибра, в наушниках старенького айфона заунывно гудела мантра бдительности.

Этот дом окружен светом…

Аджай стал «верным», последователем Бхагвана Гангули, за четыре года до того, как сбылись пророчества, и ни разу не усомнился в правильности своего решения. Учитель предвидел все, даже день и час собственной смерти.

Но затем его учение потеряло стройность, каждый начал трактовать слова Учителя так, как ему было выгодно. Когда Аджая направили в ашрам Сан-Франциско, он едва не отяготил свою карму сомнениями. Мертвецов выгнали из города, но вовсе не они были самыми опасными врагами…

  

Ни одна птица не пискнула, ни одна рыба не плеснула хвостом, когда лодка Хиггинса вышла из тумана в маленькой лагуне за стадионом. На том месте, где когда-то давно отчаявшиеся попасть на трибуны болельщики «Гигантов»[65] плавали на каяках в надежде выловить мяч после очередного удачного удара Барри Бонда, теперь скрытно и бесшумно кружил, словно морской лев, старенький катер, некогда принадлежавший береговой охране.

Лестница покрыта выбоинами и залеплена грязью. Когда-то по ней проходили и «Оклендские рейдеры»…[66]

Глаза Аджая слипаются, но все же он замечает движение в глубине стоянки. Ни одна собака не показывалась здесь уже несколько недель, и мерно шагающим по кругу часовым не на что было тратить патроны.

Приглушив голос Учителя в наушниках, Аджай хрустнул суставами и приготовился встретить любого, кто приблизится на расстояние выстрела.

— Я окружен светом… — пробормотал он, устанавливая на сошки пулемет шестидесятого калибра.

В это время его спины коснулся поток теплого воздуха. Над ним завис маленький, будто игрушечный, радиоуправляемый вертолет.

Миниатюрный корпус с объективом видеокамеры на носу, параболическая антенна и ствол пулемета, направленный прямо в лицо Аджаю. Он моргнул и попытался развернуть свой тяжелый пулемет в сторону врага.

Первый же выстрел поразил его в голову.

Аджай вскрикнул, обливаясь кровью, и выпущенное из рук оружие свалилось за ограду.

— Тревога! — завопил он в микрофон, отползая вниз по пандусу к караулке и пытаясь вытереть кровь, заливающую глаза.

В ответ в наушниках зашипел незнакомый механический голос:

— Мы заняли все ваши базы.

Под огневым прикрытием с воздуха к караулке стремительно приближались враги. Старые полицейские бронежилеты, скрепленные скотчем, футболки «Рейдеров» и помятые спортивные шлемы. Идущий первым наступил на самодельную мину, начиненную напалмом: мина взорвалась, но он не остановился, а пробежал, объятый пламенем, через внутренний двор, обстреливая караулку из автоматической винтовки и вышибая из стен искры и кирпичный щебень.

Один отчаянный верный выпрыгнул из-за укрытия и прицелился, но его М-16 дала осечку. Горящий рейдер набросился на него и прижал к стене, так что боеприпасы в магазине винтовки начали взрываться от перегрева. Всем шестидесяти четырем защитникам ашрама пришлось скрыться от вертолета в ложе для прессы. Друг за другом, словно семейство ежей, рейдеры пересекли внутренний двор и забросали лестницу гранатами. Даже пораженный пулей, ни один не проронил и звука: свои тела они жалели не больше, чем патроны.

Несколько верных с безумно горящими глазами, одетых в дхоти или ночное белье, метнулись вниз по лестнице, размахивая пистолетами и выкрикивая имя Учителя. Второй вертолет, игрушка со спаренным пулеметом на носу, вылетел на открытое пространство, как раз над спиральной лестницей.

Очередь прозвучала негромко, словно дробь бубна, но покрошила защитников ашрама в мелкий винегрет, прежде чем те успели ответить хотя бы одним выстрелом.

Единственное серьезное препятствие, с которым столкнулись рейдеры, — это ручеек крови, стекающий по лестнице.

  

Пробегая вдоль ложи для прессы, Аджай увидел забаррикадированный вход в буфет с торчащими стволами двух пулеметов.

— Ложись! — крикнула ему сестра Шэрон. — Шевели своей тощей задницей!

И открыла огонь.

Очередь разрезала первого рейдера надвое, но не смогла его остановить. Верхняя половина все-таки дотащилась до стойки буфета, в то время как товарищи прикрывали его ответным огнем.

Аджай молился о том, чтобы раздобыть оружие. И о том, чтобы хватило мужества его использовать.

Изуродованная верхняя половина рейдера проползла мимо, Аджай увидел серое лицо, полускрытое маской, но телескопические очки мешали рассмотреть глаза. Микрофон в шлеме звучал достаточно громко, чтобы Аджай смог услышать скрежещущую мантру рейдеров: «Давай, сорок девятый, давай, давай… Разорви их, сукин ты сын!»

Рейдер метнул две гранаты, одну за другой. Они отскочили от стенда с меню, упали прямо на колени Шэрон и взорвались. Аджай без оглядки бросился к баррикаде, перепрыгнул через нее и понял, что живых здесь не осталось. Он поднял МП-5, лежащий на мешке с песком, но не успел найти себе укрытие, как в коридор хлынула струя пламени.

Рейдеры ворвались в комфортабельные ложи, где жили избранные ученики. Защитники ашрама отстреливались из пистолетов, но не могли пробить полицейские бронежилеты. Рейдеры захватывали один отсек за другим, разя противника выстрелами в голову или гранатами.

Аджай выстрелил в спину одному из них, но тот даже не оглянулся. От отчаяния Аджай едва не бросился на врагов с кулаками, но быстро сообразил, что это равносильно самоубийству, которого Учитель никогда бы не одобрил. И все же легче умереть, чем видеть, как рушится все, что создавалось с таким трудом, как гибнут те, кого он любил.

Аджай подошел к окну и глянул на поле стадиона. Все вместе они расчищали от обломков медпункт под трибуной с дешевыми местами, чтобы устроить там крытый огород, а второй хотели сделать на месте автостоянки.

Когда-то здесь парковались сотни «ягуаров», «роллс-ройсов» и «бентли». До того как глаза Кали-юги открылись миру, газеты высмеивали пристрастие Учителя Гангулы к дорогим британским автомобилям. Их перевезли сюда из ашрама в Биг-Сюре[67] быстро и без повреждений.

Он мог бы взять ключи от «ренджровера» с подземной парковку, уехать отсюда и жить дальше с кармой труса. Но он слышал пение братьев и сестер, собравшихся в главном зале. Если уж такова судьба, они встретят ее все вместе у ног Учителя.

Аджай, с окровавленными руками и головой, побежал в банкетный зал. Там укрылись не меньше трех десятков верных. Все были вооружены, даже женщины и дети. Мастер сидел за рулем своего любимого «сильвер-госта»[68] на возвышении в центре зала. Двигатель автомобиля работал, величественно гудел клаксон. Избранные ученики стояли вокруг, взявшись за руки.

В зал ворвался здоровенный неповоротливый рейдер и тут же оказался изрешечен пулями. К его поясу был подвешен целый арсенал гранат и реактивных противотанковых снарядов. Ураганный огонь разнес вдребезги его шлем вместе с головой, рейдер упал на колени, и тут начался настоящий ад.

Взрывной волной выбило все окна и двери. Потом по всей восточной трибуне начали взрываться боеприпасы. Когда дым рассеялся, четверо рейдеров стояли у входа в зал.

«Игра окончена, сволочи», — услышал Аджай в наушниках.

Он выбросил айфон и побежал к лестнице для почетных гостей.

В коридоре невозможно было дышать от запаха горелого мяса, зато никто не остановил его до самой двери на лестницу. Но едва он преодолел несколько ступенек, как на него набросился рейдер. Аджай упал и ударился копчиком о ступеньку, и у него отнялись ноги.

— Боевая машина смерти, — представился рейдер с двадцать четвертым номером на футболке.

Он наклонил голову и, поправляя очки, посмотрел на Аджая сверху вниз. От этого взгляда пробирало холодом — в нем чувствовался разум. Разум человека, находящегося за много миль отсюда.

— Я окружен светом, — зашептал молитву Аджай. — Я…

Зомби в шлеме «рейдеров» положил руку в перчатке ему на плечо и слегка надавил.

— Извини, чувак, но это моя пицца.

Он затолкнул в рот Аджаю сопло огнемета, и струйка высокооктанового бензина полилась прямо в горло.

— Аста ла виста, Ганди! — сказал Двадцать Четвертый.

Бензин вспыхнул, и Аджая окружил свет.

  

3

  

Мастер-из-Подземелья[69] снял виртуальные очки и перчатки управления. Проверил свой пульс. «Дыши ровнее, варвар, дыши ровнее».

— Охренеть, какая была мясорубка!

Он все еще дрожал от возбуждения, хотя в комнате было душно и жарко, словно в плавильной печи. Мышцы оставались напряженными и непроизвольно дергались, по ним все еще пробегали импульсы чужого тела. Фланелевая пижама насквозь промокла. Он чувствовал себя так, будто его облили холодным апельсиновым соком.

Шерман Лалиотидис вышел из мистического боевого транса и вызвал разносчика пиццы, затем заложил руки за голову и вытянулся в своем эргономичном кресле. Воткнутый в член катетер освобождал его мочевой пузырь. От затянутой в пластиковый комбинезон задницы к полу тянулась трубка, соединенная с другими макаронинами сети утилизации.

«О господи! — подумал он. — Вот они, тяготы воинской службы».

За спиной глухо хлопнула дверь.

— Так, э-э… Чайка, почем у нас пирожки? — В наушниках что-то задребезжало. — Нет, подожди немного.

Рассеянно глядя в пустоту и сжимая зубы, Шерман слушал болтовню инструктора Чарли Брауна.

— Начальство будет писать кипятком. Ты слишком много дров наломал.

— Извини, но тебя там не было, а начальства и подавно. Ни один из наших стратегов не уцелел бы и после первого же боя.

— Мы терпим убытки. Тебя хотели уволить. Я сказал, что ты свои обязанности знаешь, но они начинают подозревать, что ты все делаешь нарочно.

— Постой, черт тебя побери! Эти умники набрали команду из пустоголовых чучел, притом что мы за несколько недель не провели ни одной приличной потасовки…

— Шерман, успокойся.

— Нет, это ты успокойся! Ты и понятия не имеешь, каково это — вести отряд в бой. Ты не выдержишь и пару минут в этом чертовом кресле. Все, Мастер-из-Подземелья устал.

Будь проклята такая жизнь! Он отодвинул в сторону флакон с таблетками и игрушечные машинки, разбросанные по столу вокруг клавиатуры. Шерман уже забыл, что хотел сделать, зато вспомнил, что он в комнате не один.

— А что это за ребята? — Разносчик пиццы показал на экран.

— Они прислуживали в Храме света в Биг-Сюре, а сюда приехали после того, как мы очистили город. И сразу перекрыли наши каналы снабжения, перехватывая беженцев. Мы послали им предупреждение, но они скормили нашего курьера своему мертвому главарю. Вот этому.

Рукой с зажатым куском пиццы Шерман увеличил изображение бледной мумии с бородой до колен, сидящей за потрескавшимся лобовым стеклом «роллс-ройса».

— Смотри, дружище, что сейчас будет.

Шерман заставил одного из рейдеров разбить стекло окончательно и угостить мумию фосфорной гранатой.

Бабах!

— Круто! — сказал парень. — Я читал книгу этого чувака. Так, значит, вы используете мертвых против живых?

Шерман допил колу и бросил бутылку в мусорную корзину. Затем взял баллончик с вазопрессином и пустил себе в нос облачко геля, повышающего скорость реакции. До чего докатился — обсуждать стратегию боя с разносчиком пиццы! Между этим придурком и ребятами из его команды только одна разница: зомби не задают идиотских вопросов.

В его наушниках вдруг кто-то завопил, как ребенок, нагадивший в пеленку:

— Хулио? Классная поддержка с воздуха, парень. Ты сделал за меня почти всю работу, сняв часового.

— Закрой рот, воняет. Что-то я не слышал твоего нытья, когда спасал твою команду на лестнице.

Хулио так громко обсуждал с кем-то подробности удачной операции, что Шерман едва сдержал желание отключиться. Боже, как же он ненавидит громкую связь.

— Эй, парни, вы побили олимпийский рекорд по радостным воплям.

Шерман получил стипендию профессионального игрока в сети «Икс-бокс лайф», когда ему не было и четырнадцати лет. Весь отдел стратегического планирования в Пентагоне тоже играл в «Некрополис», и он ежедневно надирал им задницы. Шерман еще и школу не окончил, а за него уже дрались воздушный флот и армия США. Если бы мертвые воскресли на год позже, эти резервисты флота обращались бы к нему «сэр».

— Хулио, я каждый раз сам успевал расчистить дорогу для своей команды, пока дожидался от тебя поддержки. Ты бы классно смотрелся в форме «рейдеров», братан.

Позади него разносчик прочистил горло:

— Друг, у меня пицца остывает.

— Черт! Эй, неудачники, подождите.

Он провел лазерной ручкой над чипом, зашитым под кожу на запястье у парня, расплачиваясь за еду.

— Эй, придурок! — кричал в наушниках Хулио. — Может, прекратишь дрочить и утащишь отсюда свою команду, чтобы мы могли прибрать весь этот бардак?

Мастер-из-Подземелья надвинул на глаза очки.

— Будь добр, свали по-хорошему, — сказал он, обращаясь к разносчику пиццы, но того уже не было.

  

4

  

«Вот ведь скотина! — подумал Игл. — Хотя чаевые дал неплохие. Тридцать восемь кредиток. У богатеньких так принято. Они думают, что этими грошами расплачиваются за свое презрение к окружающим. И они правы. А кроме того, все они обожают пиццу».

Внизу у входа в здание Игла поджидал его зеленый хромированный «мутс-кристль» за шесть тысяч кредиток. Он выбрал этот горный велосипед из тысячи других, когда его торжественно вернули на прежнюю работу и даже пообещали прибавить жалованье.

Пользуясь случаем, он полюбовался панорамой, открывающейся с балкона верхнего яруса «Хайятт ридженси», величественного многоуровневого суперсовременного отеля на восемьсот два номера. Все они были заняты благодаря Иглу и его товарищам. Ему самому достался шестьсот пятнадцатый номер, прекрасно видимый отсюда.

«Эх, мама!» — подумал Игл и махнул рукой. Она умерла, и это очень печально.

Он подошел к лифту и спустился в вестибюль. Хрустальный купол над головой сверкал, словно северное сияние, потрясающе красиво! Когда он, распрощавшись с друзьями и соседями, добрался до куполов Нью-Сан-Франциско, то просто окаменел от восхищения.

Все знали Игла, и это было здорово. Под двадцатью непроницаемыми пластиковыми куполами Зеленой зоны все еще двигались и дышали почти восемь тысяч человек. И он видел их всех каждую ночь, объезжая бывший деловой район города и принося людям простую радость в виде свежего хлеба, томатов, зелени и довоенной копченой колбасы.

Половину открытого пространства Зеленой зоны занимали гидропонные фермы, обеспечивающие все потребности города. И, слава богу, у кого-то хватило ума понять, что водоросли в этом хозяйстве могут принести не меньше пользы, чем рис и бобы.

Игл повернул на Эмбаркадеро. Там с прежних времен сохранились картинные галереи, бары и эйсид-джаз-клубы, где собирались полуночники, чтобы расслабиться, пропустить стаканчик-другой и вновь обрести надежду на лучшее.

За пределами куполов раскинулся мертвый мир. При желании в этом нетрудно убедиться: черная от пепла земля там, где раньше находился парк, гигантская гробница морского вокзала, погруженная в темноту южная сторона Маркет-стрит — все как на ладони.

И совсем рядом с первым куполом, камень добросить можно, возле пирамиды «Трансамерики»[70] на углу Фронт-стрит и Клэй-стрит стоит «Пицца оргазмика», единственный уцелевший круглосуточный магазин, торгующий пиццей.

Есть еще парочка заказов, если ты не против, — сообщил Буд, едва он зашел в зал. Один из Красной зоны, а другой откуда-то из Черной. Я хотел послать чувака в задницу, но он сказал, что знаком с тобой.

— Да ну? — усмехнулся Игл.

Веселенькое дело — отправиться за купола.

  

5

  

Двадцать Четвертый стоял навытяжку во дворе захваченного объекта. Он не получал приказа шевелиться. Двадцать Четвертый действовал по приказу. Подмести и вымыть территорию, охранять и защищать, найти и уничтожить. Но Двадцать Четвертый уцелел в восемнадцати боях, потому что не слишком нуждался в приказе, чтобы сделать все как надо. Он мог исполнять команды еще до того, как получал их.

Оружейники и управленцы не сомневались, что он профессиональный спортсмен или бывший военный, скорее всего, из морской пехоты. Талли Форбс, механик, установивший ему стальной медвежий капкан взамен утраченной челюсти, рассказывал, как однажды после команды «десять отжиманий» Двадцать Четвертый принял упор лежа и отжимался до тех пор, пока Талли не остановил его, вколов лошадиную дозу снотворного.

Но на самом деле все было совсем не так. Двадцать Четвертый умел считать до десяти, а то и дальше, когда регулятор активности заставлял его работать сверхурочно.

В который раз он пытался пересчитать лежащие перед ним тела, но, дойдя до десяти, сбивался. Он не привык считать на пальцах. А если бы и привык, то сбивался бы уже после семи.

Очистная команда паковала трупы в мешки и ставила на каждом цветную метку: зеленую, красную или черную. Мешки были измазаны кровью. Зеленые метки попадались очень редко, в основном были красные, означавшие, что внутри лежит кровавое месиво, и черные, которые ставились на беспорядочные наборы оторванных конечностей и обугленных костей.

Вдоль строя шли двое мужчин и женщина, одетые в герметичные костюмы биологической защиты. Тем не менее Двадцать Четвертый чувствовал их учащенное дыхание и запах пота, проходящий сквозь противогазы. Даже сейчас, когда триптофан сделал его сонным и вялым, этот запах не давал ему покоя.

Женщина была не похожа на других. От нее пахло смертью, но она двигалась и разговаривала, а двое мужчин слушались ее приказов, отдаваемых сердитым голосом.

Пахнущая смертью женщина подошла ближе, желая осмотреть уцелевших рейдеров. Под маской противогаза хорошо видна была ее тусклая серо-зеленая кожа, пронизанная черными сосудами. Он мог справиться с приступом голода, вызванным испарениями тех двух помощников, но запах женщины порождал жгучее желание пристрелить ее, сжечь огнеметом, оторвать голову и растерзать туловище на куски.

Но приказа не было.

  

— Кто управляет этим цирком уродов? — бросила она через плечо, осмотрев строй.

— Контрактник из гражданских, Шерман Лалиотидис. — Один из помощников взглянул на свой наладонник. — До войны был профессиональным геймером, лучшим в мире игроком на компьютерных симуляторах.

— Ему можно доверять?

— Это чокнутый социопат, мэм. Работает ради удовольствия, обожает свои игрушки.

— Займитесь им всерьез. Если оператор не может обеспечить сохранность своей команды, значит он либо бездарь, либо саботажник.

Она остановилась и посмотрела на Двадцать Четвертого. Глаза у нее были цвета желчи. И она не моргала.

— Проверьте вот этого!

— Уже проверен, мэм. Он не получил никаких повреждений черепа.

— Проверьте еще раз и удвойте дозу снотворного. Они должны после боя впадать в кому, а этот на меня смотрит.

Один из помощников отвинтил болты на шлеме Двадцать Четвертого, а второй сдернул его. Пули в нескольких местах пробили высокопрочный пластик, но кевларовое покрытие защитило провода и передатчик нервных импульсов, встроенный в затылочную часть.

Двадцать Четвертому очень хотелось оттолкнуть их и распотрошить эту женщину Но приказа не было.

Двадцать Четвертый действовал по приказу.

  

6

  

На вымершей стороне Маркет-стрит умники из Беркли[71] устроили в витрине магазина диораму изображающую шумную и суетливую жизнь Старого города. Исполненная оптимизма застывшая пантомима, прославляющая его героев — и выживших, и павших.

Ночью ее не видно, но там действительно есть фигурка Игла на велосипеде. Она стоит рядом с профессором Лестером, сидящим в инвалидной коляске, и вытаращившим безумные глаза императором Нортоном Вторым.[72] Вместе с ними он пережил тот страшный первый год, посвященный спасательным работам и поискам пропитания, прежде чем вернулся Старший Брат и взялся за дело.

На мемориальной доске у их ног написано: «Они поддерживали огонь на Эмбаркадеро и сохранили жизнь городу».

Они позировали вместе — трое неудачников и одиночек, просто пытавшихся выжить и защитить тех, кто рядом, когда больше неоткуда ждать помощи.

И это было чертовски весело, но и невероятно почетно.

Правда, вслед за смущением и гордостью подкрадывается мысль о том, что на самом деле они уже мертвы. Они добились своей цели, мгновение их славы запечатлено и благополучно забыто. Как и слава этого парня, чья статуя уже более ста лет стоит на углу Монтгомери-стрит и Маркет-стрит. Игл остановился возле нее, докуривая косяк, перед выходом в отравленную зону.

Памятник установлен в 1850 году — по крайней мере, именно эта дата выбита на постаменте. Парень в шахтерской робе в одной руке держал кирку, а другой поднимал флаг, показывая, что готов отразить любое нашествие.

Надпись на монументе гласила: ««Единство нашей империи зависит от сегодняшнего решения». В. Н. Сьюард о принятии Калифорнии в состав Соединенных Штатов».

А теперь Сан-Франциско стал суверенным государством.

— Уф… Спасибо, Америка! Это было весело, — сказал Игл и закашлялся от дыма.

Южный шлюзовой отсек на Маркет-стрит был шириной в четыре дорожные полосы и длиной с целый городской квартал, включающий замурованный вход на станцию метро сразу же за Монтгомери-стрит.

Игл загасил окурок и проглотил его, проходя в дверь. В этом городе нет контейнеров для мусора, но и бросать окурки на землю тоже нельзя.

Шкафчик Игла, как и всех постоянных клиентов, находился рядом с душем. Он натянул защитный комбинезон, взял очки и респиратор и еще раз проверил пломбу на контейнере с пиццей.

Затем выехал через ворота в Красную зону. Новому городу от старого достались в наследство только руины. Освободить улицы от обломков, а здания — от человеческих останков, не важно, двигались они или нет, — это только первый шаг. Еще требовалось восстановить инфраструктуру, собрать токсичные отходы, оставшиеся после разрывов химических бомб, которые пусть и не вы ровняли игровое поле, но по крайней мере расчистили его.

Игл помнил тот день, который потом назвали «Днем черных мостовых». Из своего убежища в «Хайятте» он видел, как армейские вертолеты пролетали над городом, как падали бомбы. Он не знал, каким дустом их начинили в этот раз. Тысячи болтавшихся по улицам мертвецов, как всегда, не обратили никакого внимания на облачка серой пыли. Обычно от этой химии они начинали дергаться, чесаться или даже грызть самих себя, но полностью уничтожить зомби никак не удавалось.

На этот раз они просто растаяли, как колдунья Бастинда из Волшебной страны, превратились в груду почерневших костей и вязкую вонючую жидкость, медленно стекавшую по их же ботинкам и вскоре заполнившую все водостоки. Затем стало тихо. Мертвецы умерли. За полтора часа было уничтожено больше миллиона зомби — вместе со всеми растениями, животными, насекомыми и людьми, которые оказались за пределами защитных куполов.

Черные силуэты наподобие тех, что остались от жертв Хиросимы, отпечатались на тротуарах. Неподвижные тени прошлого, они оставались такими же смертельно опасными и спустя два года после взрывов. Игл проезжал рядом с ними по свободному участку Маркет-стрит, который сейчас расширяла бригада рабочих.

Навстречу попалось несколько велосипедистов, они на ходу приветствовали Игла. Эти парни носили усовершенствованные противогазы, похожие на маски индейцев хопи. Трясясь по выбоинам, он пересек площадь с неработающим фонтаном и засохшими деревьями гинкго.

На углу Сивик-Сентер-Плазы припарковался большой красный грузовик с несколькими прицепами. Бригада рабочих, выстроившись цепью, очищала покореженные мраморные плиты и лопатами забрасывала цементную крошку в огромную воронку, проглотившую большую половину Грув-стрит.

Рабочие носили оранжевые тюремные робы и мотоциклетные шлемы. При помощи пескоструйного аппарата они очищали мрамор от черного налета, что остался от растаявших мертвецов. Нахальная чайка, прилетевшая невесть откуда, уселась на шлем одного из рабочих и клюнула его прямо в тускло-серый глаз.

Игл подмечал и другие признаки жизни: чахлые ростки болезненно-желтого цвета пробивались сквозь трещины в тротуаре, вдоль сточной канавы бежали тараканы. Однако здание мэрии все еще оставалось в руинах. Он вспомнил, как однажды доставил сюда полтора десятка пицц для свадебной церемонии. Это был последний легальный однополый брак в городе. Теперь о них и думать забыли.

Шлюзовая камера в задней части грузовика с шипением открылась. Игл прислонил велосипед к колесу и поднял с багажника контейнер с заказом. Он зашел внутрь и закрыл глаза, чтобы защитить их от дезактивирующего душа, и не снимал респиратор, пока не открылся внутренний шлюз. Пицца защищена гораздо лучше, чем он сам. Горячее любовное послание в герметичной полистироловой упаковке сохраняет свежесть по крайней мере сутки. Или пока не снимут крышку.

Кто-то из флотских недоумков с Трежер-Айленда[73] пожаловался на подмокшие коробки, когда Игл доставил на остров партию замороженной пиццы. На следующий день он привез товар в супернавороченном контейнере, разработанном специально для подводных лодок, в котором еда долго остается горячей и ее не нужно разогревать в микроволновке. Очередное достижение научно-технической мысли.

— Привет, Игл! — обрадовался Эрни. — Помнишь пиццерию из фильма «Побег из Нью-Йорка»? Ада говорит, там давали пиццу бесплатно, если ты делал заказ на итальянском языке. Она придуривается или как?

Игл стащил респиратор, но ему не хотелось ни вступать в спор, ни дышать здешним воздухом. Эрни Нарделло и Ада Глаублих работали на расчистке Красной зоны по три недели в месяц и, можно сказать, жили в этом грузовике. Было похоже, кто-то помочился на их кондиционер. А на полу толстым слоем лежали защитные комбинезоны, противогазы, грязное белье и множество коробок из-под пиццы.

— Без понятия, Эрни. Я ведь у них не работал.

Когда Игл сорвал пломбу на контейнере, температура в грузовике поднялась сразу градусов на пять. Запахи чеснока и душицы перебили все здешние ароматы. Даже Ада что-то пробормотала, хотя Игл не перекинулся с ней ни единым словечком. Во всяком случае, в этой жизни.

Скромный инженер Адам Глаублих стоял первым в очереди на операцию по изменению пола, когда появились мертвецы и уделали всех. Ада была жутким тормозом, но Эрни любил ее и был способен болтать за двоих, если не больше.

Он поднял крышку контейнера и едва не потерял сознание.

— Ух ты! Мне казалось, ананасы закончились!

— Мы получили несколько банок из «Холидей-инн», и я припрятал одну для тебя.

— Чувак, я готов расцеловать тебя прямо сейчас.

Игл предостерегающе вытянул руку:

— Я тебя тоже люблю. Но, может быть, ты просто расплатишься?

Эрни рассмеялся и провел лазерной ручкой над его запястьем.

— Если тебе мало платят, приятель, приходи к нам.

— Нет, у каждого своя работа.

Он посмотрел в окно, на фасеточный, как глаза у мухи, пейзаж Сивик-Сентер-Плазы, на огромную воронку, на свой велосипед.

— Сильно устаешь?

Ада жевала пиццу и наблюдала за работой бригады.

— Семнадцатый, ты совсем замерз, — рявкнула она. — Давай-ка согрейся, поработай. Шевели лопатой.

Она толкнула Эрни под локоть и показала на мигающую лампочку индикатора, но он не двинулся с места.

— Это чертовски утомительная работа, приятель, — сказал Эрни. — Военные уверяют, что смыли все ядовитое дерьмо еще полтора года назад. Наверное, поэтому в заливе и передохла живность. В этом городе никогда не будет столько людей, чтобы потребовалось так расширять Зеленую зону.

— Не согласен с тобой, чувак, — возразил Игл, протирая очки. — Здесь тоже жили люди, здесь тоже наш город. Ты очистишь его, и они вернутся домой.

— Мы просто полируем каменные плиты в этом музее города в натуральную величину но спасибо на добром слове. Понадобится много «мягких игрушек», чтобы закончить эту работу. Эй, если из шлюза появится кто-нибудь, кто вернет моей партнерше хот-дог, дайте знать. Тогда я примирюсь с этим миром.

Ада толкнула его в плечо:

— Семнадцатый совсем раскис. Чайка выклевала ему глаза.

— Так отключи его, проворчал Эрни. — Я снял комбинезон. У меня перерыв на обед. Ты сейчас назад, к Пузырю?

— Не сразу, — ответил Игл, поднимая с пола пустые контейнеры. — Есть еще один заказ.

— Куда? Далеко отсюда?

— Угол Хейт-стрит и Станьян-стрит.

В переходном шлюзе Игл снова надел респиратор. Пока Эрни закрывал внутренний замок, его выпученные глаза отражались в очках Игла.

— Расскажешь?

— Это долгая история. Мне пора идти, ребята. Берегите себя.

Игл прошел через внешний шлюз и спрыгнул вниз.

А там его поджидал зомби с семнадцатым номером на шлеме. Птичий помет и искрящиеся провода в пустых глазницах. Он бросил лопату и качнулся в сторону Игла. Тот швырнул в лицо мертвеца пустую коробку и инстинктивно шагнул назад, в шлюз, тщетно пытаясь нащупать там какое-нибудь оружие.

Он не любил пистолеты, но всегда носил с собой девятимиллиметровый полицейский «глок» с мягкими оболочечными пулями. Кобура висела на велосипеде, рядом с фляжкой. Всего в трех шагах, но сейчас до нее не добраться.

— Эрни, убери свою чертову псину!

— Что? — послышался из наушников голос Эрни. — Ох, мать твою… Ада!

— Остановите его! — крикнул Игл, когда рука Семнадцатого сдернула с него респиратор.

Он навис над Иглом, мертвец-рабочий, мертвец-раб. Его кожу покрывала герметичная защитная пленка, впитывающая гнилостные запахи и пропускающая свежий воздух. Это был единственный способ остановить процесс разложения и сохранить приемлемый внешний вид. В свете прожекторов Семнадцатый казался почти ангелом, но под защитной пленкой прятался все тот же древний голод. Сходство с человеком было лишь маской, и сейчас Игл понял, что под этой маской прячется.

У Семнадцатого был подбородок Кирка Дугласа или Брюса Кэмпбелла. И такой же породистый нос. Этот рыжий парень работал помощником бармена в «Альбионе». За вспыльчивость завсегдатаи прозвали его Брандспойтом.

«Я привозил ему пиццу», — подумал Игл.

Эрни и Ада что-то орали в микрофон, но он ничего не слышал. Он растерялся. Семнадцатый прижал его обеими руками к двери шлюза, так что Игл не мог пошевелиться. Мог только наблюдать, как зомби с глухим стоном покачивается вперед-назад.

— Грохни его, Ада! Просто грохни, и все! Мы с тобой, Игл! Падай, брат, и прикройся руками!

Игл рухнул на колени. Выстрел разнес голову вышедшего из повиновения рабочего — будто внутри арбуза взорвалась петарда. Мозги разлетелись и загадили все вокруг.

— Игл, ты в порядке? Дружище, мне так неудобно!

Семнадцатый еще раз покачнулся и упал. Игл убедился, что не пострадал, и вытер свежие пятна на куртке. Потом постарался унять сердцебиение.

— Да, в порядке. Чуть не обделался от страха, но теперь все прошло.

— Вот и хорошо. Без обид?

— Без обид.

— Просто…

— Да. Просто… Да, не волнуйся.

— Точно?

— Ладно, не говори ерунды. Все нормально.

— Спасибо, чувак, — выдохнул Эрни. — Будь осторожен.

Ждем тебя снова.

Игл поднял и закрепил на багажнике контейнер для пиццы, переложил пистолет в карман и оседлал велосипед. Два дистанционно управляемых рабочих двигались в его сторону, чтобы соскрести грязь с тротуара.

Мы все работаем, чтобы сделать мир лучше.

  

V

  

Вызов по главной линии прозвенел так неожиданно, что Мастер-из-Подземелья обжег язык разогретым в микроволновке кальцоне с рикоттой. Он залил эту раскаленную лаву хорошим глотком пива, поправил волосы и решил спокойно ждать, пока телефон умолкнет. Он давно уже подозревал, что спецам из научного отдела доставляет огромное удовольствие трахать людям мозги.

То они брызжут слюной из-за того, что он убивает противника только по необходимости, то принимаются скулить, что его тактика излишне жестока. Если «мягкие игрушки» не тормозят и не глючат, спецы начинают опасаться, что они выйдут из-под контроля.

Сигнал вызова замигал чаще, телефон задрожал и в конце концов свалился в коробку из-под пиццы.

Шерман задумался, кто из мозгового центра вдруг возжелал его крови. Из этого трехголового чудовища, захватившего Нью-Сан-Франциско, меньше всего проблем доставляли долбанутые парни из Ливермора.[74] Они, конечно, мерзкие фашиствующие уроды, но зато делают лучшие «игрушки» и не слишком придираются к его тактике.

Язык пощипывало, словно лизнул наждачную бумагу. Превосходно. Можно засунуть остальные кальцоне в холодильник.

Он допил бутылку и потянулся за следующей.

«Возможно, кому-то сейчас приходится еще хуже, — подумал он и нажал на кнопку приема. — Лопни мои глаза, это же наша злюка-гадюка».

Шерман откинулся в кресле и убрал с глаз сальные волосы.

— Доктор Чилдерс, вы сегодня восхитительно выглядите.

Серо-зеленое лицо Мередит Чилдерс вытянулось на весь монитор. Она была не только ведущим специалистом городского исследовательского центра, но по совместительству еще и главной подопытной свинкой. И по ее виду не составляло труда понять, почему коллеги дали доктору Чилдерс прозвище Хиппи.

— Шерман… Лалиотидис, кажется?

— Можете называть меня просто Мас…

— Мы тут не в игрушки играем, Шерман. Начальство объяснило вам основную задачу на сегодня?

— Обеспечить безопасность границ крепости Фриско от любого возможного противника, мэм. И первая часть операции завершилась полным успехом.

— Не выпендривайтесь передо мной. Вам хорошо известно, чем мы здесь заняты. И что следует делать вам.

Шерман оглядел комнату. Мониторы рейдеров показывали, как команда очистки уносит последний мешок.

— Я, э-э… сожалею, что вызвал ваше недовольство, но… видите ли, снести врагу голову в бою несколько сложнее, чем препарировать лабораторную морскую свинку…

«Готов поспорить, сектанты бы так и сделали, — подумал он. — А вы бы расплатились с ними чечевичной похлебкой и еще одним, «бентли»».

Вчера вечером поступил приказ в течение суток очистить полуостров от незаконных поселенцев. Все операторы остались на ночное дежурство. Механики удвоили вооружение штурмовых отрядов и превратили пришедших в негодность рабочих в ходячие бомбы.

Все поселенцы имели при себе оружие, многие из них были законченными уродами, но ни один не представлял непосредственной опасности для города. Большая часть Зеленой зоны до сих пор оставалась пустой. Но ее растягивают снова и снова, а военным требуется все больше трупов, чтобы продолжать свои игры.

— Я просто стараюсь хорошо выполнять работу, мэм, добавил он.

— Если вы такой молодец, как про вас рассказывают, то должны контролировать весь отряд разом. Чтобы каждый солдат находился под вашим речевым управлением.

— Это невозможно, мэм. Я строго контролирую их всех в бою, но при этом работает множество приложений, которые по большей части я сам и написал.

— Однако вчера вы изменили программу?

— Да, конечно…

— Больше никаких выстрелов в голову. Вы получите взыскание за каждое непригодное к использованию тело.

— Взыскание? — пробормотал Шерман.

— Какую ценность имеет человеческая жизнь в нынешних условиях? Соберитесь и делайте свою чертову работу, Шерман.

— Да, мэм.

— Надеюсь, в следующий раз вам не придется оправдываться.

— Нет, мэм.

— Вы не единственная живая душа в Сан-Франциско, знающая толк в компьютерных играх, мистер Лалиотидис. И если окажется, что вы не лучший из лучших, или я снова услышу о потерях в ходе операции, механики помогут вам найти новую интересную работу. Я понятно выразилась?

— Гм… да, мэм, — сдавленным голосом ответил он.

Катетер вывалился, и теплая жидкость потекла по ногам.

Связь оборвалась.

Твою мать!

Шерман взял алюминиевую бейсбольную биту и вышел в коридор, подальше от главного компьютера, соединенного с девятью сотнями игровых приставок и банком холодных процессоров, на каких работают все зомби в городе. Его взгляд остановился на торговом автомате в конце коридора, единственном исправном во всем здании.

Возле лифта уборщик водил по полу полотер, описывая огромные круги. Он не дернулся и не оглянулся, когда Шерман подбежал и ударил его битой по лицу На уборщике был дешевый мотоциклетный шлем с огромным смайликом, наклеенным на лобовом щитке. Потребовалось четыре удара, чтобы проломить шлем, и еще два, чтобы добить беднягу.

Он даже не пытался защититься руками в дурацких резиновых перчатках. Просто при каждом ударе пятился по коридору, цепляясь за дверные ручки.

Защитная пленка на коже треснула, разнесся запах разложения. Шерман устал размахивать битой: колени дрожали, он задыхался, но не мог остановиться, пока не разбил регулятор активности. Оттуда во все стороны прыснули струйки какой-то дряни, а уборщик дернулся в последний раз и рухнул на пол.

Шерман тоже упал рядом с окровавленным телом, больно ударившись локтями и коленями. От жуткого гнилостного запаха его вырвало только что съеденным сыром, из глаз и носа потекло рекой.

Позади зашипела открывающаяся дверь. Шерман протер глаза и увидел очень старого человека в плисовом домашнем халате. Он едва держался на ногах, ухватившись за ручку двери, и недовольно взирал на лежащего в грязной луже Шермана.

— Was ist passiert? Ist alies in Ordnung?[75]

Ну почему же в этом долбаном реальном мире все так сложно?

  

Заказ из Черной зоны нужно было доставить в район парка «Золотые ворота» в конце Хейт-стрит. Десять минут пути от Красной зоны, если лететь как птица.

Тем не менее там начинался совершенно иной мир.

Время от времени «Пицца оргазмика» получала срочные заказы от людей вне закона, которым удалось выжить на покинутом людьми побережье или тайно вернуться в город после «Дня черных мостовых».

Никто не смог бы сосчитать, сколько таких очагов жизни разбросано вокруг города. И в каждом из них любили пиццу.

Улицы здесь не были расчищены, и Иглу приходилось петлять между брошенными машинами и трястись по ухабам, радуясь, что его «мутс» не подводит на пересеченной местности, и предвкушая встречу со старым другом. Если ты в свое время отчислил из колледжа кучу недоумков, до сих пор живущих в этом городе, то лучше в самом деле найти себе какое-нибудь укромное местечко, например магазин «Амеба-мьюзик» в Хейт-Эшбери.

Витрины магазина были заколочены, но сидевший на крыше парень с М-16 в руках крикнул: «Пиццу привезли» — и открыл скрипучую входную дверь.

Игл въехал в зал музыкального магазина. Защита здесь выглядела впечатляюще. В каком-нибудь другом месте она могла бы даже показаться надежной. Передние стойки были укреплены по бокам толстыми плексигласовыми листами. Железная решетка с острыми шипами поднялась, пропуская Игла, а затем снова опустилась.

На первом этаже магазина царил беспорядок, но кто-то явно занимался пополнением ассортимента компакт-дисков. Возле дальней стены несколько парней и две девушки крутили педали велотренажеров, подсоединенных к генератору, и смотрели мультфильм. Одновременно они вырабатывали энергию и для большой клубной музыкальной системы, стоявшей на возвышении в центре магазина. Белый парень с черными дредами и длинными усами гонял на нем композиции в стиле дабстеп. Он кивнул Иглу, уже слезшему с велосипеда и снявшему контейнер с пиццей.

— Эй, Твик, а настоящая музыка у тебя есть?

Твик отмахнулся и показал табличку на столе:

««Грейтфул дэд»[76] нет, можете не спрашивать».

Наверху был чердак, где хранились диски DVD. Новые обитатели заменили обычную лестницу на подъемную. Парочка диковатого вида ребятишек спустились по ней, громко выкрикивая: «Пицца! Пицца!» Под глазами у них темнели круги, десна кровоточили. Взрослые выглядели еще хуже.

Игл поставил контейнер на стол и сразу пожалел, что привез так мало. Окружившие его полтора десятка голодных устроили переполох не хуже, чем неисправный рабочий Эрни.

— Спасибо, что пришел, приятель! — Профессор Лестер Уайли подкатился на своей инвалидной коляске и крепко пожал ему руку. — Ты наш спаситель. Но у нас нет этих ваших лазерных ручек.

Игл сел на ящик рядом с коляской Лестера и протянул ему плотно забитый косяк.

— Не парься. У вас есть Слай Стоун или Хендрикс на виниле?

— Если только дети их не сожгли. Эти маленькие филистимляне пустили большую часть моей коллекции на мечи, метательные звезды и прочее дерьмо. — Лестер смотрел, как едят домочадцы, и его глаза блестели. — Кроме шуток, дружище, спасибо, что пришел.

— Лес, это всего лишь пицца. Как тебе здесь живется?

— Непросто, но когда было иначе? — Лестер глубоко затянулся. — По крайней мере, больше нет этого безумного уличного движения.

— Мы с тобой целую вечность не виделись. Когда ты вернулся?

Лестер сильно сдал за последний год, с тех пор как вместе со своими друзьями покинул город, чтобы организовать коммуну в долине Сан-Хоакин.

— Давненько. В других местах, как выяснилось, еще хуже. Но в Зеленую зону мы не пойдем. Не понимаю, почему ты до сих пор еще там.

— Там безопасно.

— Теперь нигде не безопасно. Но здесь хотя бы…

— Здесь тоже. От них нигде не спрячешься.

— Мы живем здесь уже два месяца, и пока все хорошо. В парке, за стадионом «Кезар», есть пруд, и у нас там был огород под герметичным тентом.

— Что значит «был»?

— Прошлой ночью его кто-то сжег.

В сопровождении Грейс Игл поднялся на крышу, чтобы обозреть груду сгоревшего пластика и почерневших ростков. Грейс сплюнула прямо в пепел.

— Мы узнали о пожаре уже после того, как все сгорело. На крыше дежурил Чими, он заснул на посту. Рассказывал, что видел…

— Игрушечный вертолет, — догадался Игл и поспешил вниз.

Лестер подъехал и передал другу косяк. Игл тут же загасил его.

— Ребята, вам нужно убираться отсюда. Сегодня же. Сейчас же.

— Ни за что. — Лестер закашлялся. — Здесь есть все необходимое. Если нас оставят в покое…

— Вас никогда не оставят в покое. Вы нужны им… — Игл замолчал на полуслове. — Слышите? Да выключите же музыку!

Нараставший звук напоминал раскат грома.

  

Внутри мусоровоза было темно. Миазмы гниения успокаивали и отгоняли дурные мысли. В этой вонючей темноте Двадцать Четвертый не мог разглядеть новобранцев или уловить запах их недавно запаянных в металл и пластик тел.

Голос командира в наушниках монотонно, как молитву, повторял указания, снова и снова. Регулятор активности впрыснул предварительную дозу, и Двадцать Четвертый ощутил какое-то беспокойство. Ему надоело сидеть просто так, он начал вспоминать, как это случалось раньше, представлять, как будет на этот раз. Мечтать…

— Окружить и никого не выпускать. Дождаться, пока не выветрится газ. Целиться в середину туловища, не в голову. Не подведите вашего Мастера-из-Подземелья, ребята…

  

Раз за разом. Снова и снова, как учат говорить попугая. Что бы ни случилось, все к лучшему. Один из рейдеров застонал, в темноте раздалось глухое голодное ворчание, остальные подхватили. Как всегда. Препараты и голос в наушниках возбуждали их, они должны скоро прибыть на место.

Оглушительный раскат грома раздался неожиданно. Задние колеса грузовика подпрыгнули, он накренился и завалился на бок.

Рейдеры попадали друг на друга. Двадцать Четвертый оказался на самом верху, но не мог пошевелиться. Ужасный звук раздирал ему уши.

Зашипел задний шлюз. Оператор Джерри, отчаянно ругаясь, пытался открыть его ломом.

— Гады, гады! — повторял он, как попугай.

Кровь лилась у него из ушей, сотни осколков изрезали лицо и грудь, сверкавшую так, словно ее отлили из сплава рубина со стеклом.

— Подорвали нас нашей же долбаной миной, суки. — В остервенении он ударил Двадцать Четвертого в плечо. — Хор мальчиков, вашу мать!

Джерри сел прямо на дорогу и закурил. Из раны на шее потекла кровь. Рейдеры выбирались из кузова мусоровоза. Трое набросились на Джерри и растерзали. Двадцать Четвертому было смешно наблюдать, как они пытаются запихнуть куски мяса в свои беззубые рты и резиновые пищевые трубки.

— Рейдеры! Прекратите шуметь, козлы! — прорычал Двадцать Четвертый в карманный компьютер, прикрепленный скотчем к запястью, а затем коснулся сенсорного экрана.

Зеленые точки светились холодно, дружественно. Красные в углу экрана были горячими, опасными. Если подойти ближе, станут еще горячее. Отлично. Раз вы опасны, готовьтесь к драке.

— Двадцать Четвертый, малыш, ты мой лучший игрок! Кроме тебя, кто-то еще уцелел? Черт… Передатчик в грузовике поджарился, а я подаю команды через него. Эти дерьмовые спутники связи ушли из зоны видимости, а воздушной поддержкой занимается безмозглый новичок. И сейчас я очень весело беседую сам с собой, да?

Двадцать Четвертый пересчитал свою команду коснувшись экрана шесть раз. Два рейдера еще лежат в кузове мусоровоза. Одному оторвало все, что ниже пояса. Голову другого так запрокинуло назад, что он теперь может укусить только собственную спину.

— Ага, камеры на шлемах работают… Живо стройтесь, паршивцы, пора лекарство принимать!

Рейдеры все как один вздрогнули и прислушались. Регуляторы активности завывали у них под шлемами, впрыскивая препараты и подстегивая электрошоком слабые, затихающие нервные импульсы. У троих из беззубых ртов свисали куски недоеденных кишок Джерри, но они послушно потащились в строй.

На новичках не было одежды. Только небольшие зеленые контейнеры на груди, набитые брусками гексогена.

В шахматном порядке они двинулись по обоим тротуарам Хейт-стрит, прижимаясь к обожженным коричневым стенам домов и бетонным ангарам. На экранах в западном направлении тускло горели красные точки. Двадцать Четвертый шагал впереди с ручным пулеметом шестидесятого калибра. Голос Мастера-из-Подземелья звучал в ушах, предупреждая, где нужно обойти кучи разбитых автомобилей или замаскированные мины.

— Отлично, топаешь в парк, поворачиваешь налево, подходишь ближе…

Двадцать Четвертого не нужно было направлять. Его голова светилась, пульсируя в такт огонькам на плане Красной зоны. Искры электрошокера сверкали в глубине тусклых серых глаз и в пулевых отверстиях серебристо-черного шлема, превращая его в разъяренного воинственного бога подземного мира.

  

Музыка внизу резко оборвалась, и от звуков «Iron Lion Zion» Боба Марли со стропил посыпалось крысиное дерьмо. Эта песня служила сигналом тревоги.

Праздник пиццы мгновенно прекратился, словно хорошо выученная пожарная команда получила экстренный вызов. Даже дети взяли оружие. Твик опустил цепь, и железная решетка перегородила вход.

С истошным воплем что-то влетело в магазин прямо сквозь забитое фанерой пластиковое окно. И взорвалось в воздухе, не успев приземлиться. Желтый едкий дым заполнил чердак.

Игл быстро натянул респиратор и оттолкнул коляску Лестера подальше от газа. Грейс принялась помогать детям и «велосипедистам» забраться наверх, но вдруг молча повалилась на пол.

— Респираторы! — закричал Игл. — Наденьте маски…

У многих на шее висели противогазы или респираторы, но ядовитый газ свалил их прежде, чем они успели выплюнуть пиццу.

Половина умерла прямо на месте у нижней ступеньки лестницы. Один из мальчиков катался по полу вцепившись в свою заблеванную маску. Лестер соскользнул с кресла и медленно сполз вниз.

Игл выхватил пистолет, но не нашел в кого стрелять. Очки затуманились, он видел только дым. Ядовитый белый газ хлопьями сахарной ваты оседал вокруг лестницы, но с крыши потянуло черным дымом. Снаружи стреляли, однако почти все пули застревали в стене.

Игл подбежал к веревочной лестнице как раз в тот момент, когда автомобиль протаранил решетку и врезался в прилавок отдела электроники. За рулем «субару» никого не было, четверо рейдеров толкали его сзади. Вторая машина разнесла металлические ворота, несколько мин-ловушек возле кассы подпрыгнули до уровня плеч, а потом взорвались. Тысячи стальных шариков разлетелись по сторонам плотным убийственным дождем.

Два рейдера столкнулись, из их продырявленных черепов что-то потекло, как из треснувших стаканов. Третьему Твик выстрелом из ружья разнес голову но тот вдруг взорвался изнутри, обдав диджея огненным желе. Бронежилет четвертого рейдера изрешетили десятки стальных шариков, но он упрямо шел вперед, к лестнице.

Таща на себе тяжеленный пулемет, словно какой-нибудь долбаный Джон Уэйн, Двадцать Четвертый шагнул на нижнюю ступень лестницы, а Игл все еще не догадался, как ее вытянуть наверх.

Он посмотрел на лежащих вокруг мертвых друзей. На мальчика с пистолетом в одной руке и куском пиццы в другой. Чердачная лестница полыхала. Игл взял коробку с недоеденной пиццей — с оливками, артишоками и анчоусами. Почему никто не любит анчоусы?

— Эй, Шерман, подожди. Это я, Игл, разносчик пиццы.

Он вытянул руку с зашитым под кожу чипом навстречу приближающемуся рейдеру. Но разве он достоин жить дальше, когда этих несчастных отравили газом в собственном доме? Разве этот Мастер-из-Подземелья, наблюдая за ним на экране компьютера, вообще видит в нем человека?

Двадцать Четвертый поднес пистолет к голове Игла и вдруг замер, глядя себе под ноги. Игл ощутил давление на сфинктер, на лбу выступил пот.

— Я не воюю с вами, — сказал он Двадцать Четвертому. — Никто здесь не собирался воевать. Они просто хотели есть.

Двадцать Четвертый осмотрел чердак. Рядом с кучей трупов возле лестницы стоял не представляющий опасности разносчик пиццы. Двадцать Четвертый оглянулся на тела рейдеров, затем повернулся к Иглу и снова навел на него пистолет.

— Эй, крутой чувак, хочешь кусочек? — Игл протянул ему открытую коробку.

Он хотел добавить: «Пожалуйста, если уж это так необходимо, стреляй, но только в голову». Это означало: «Я не хочу возвращаться».

Игл смотрел в передающую камеру встроенную в очки Двадцать Четвертого, прямо в его тусклые серые глаза. Он хотел просто оставаться человеком, просто говорить по душам с другими людьми. Делать единственное, что он по-настоящему любил.

Внутри Двадцать Четвертого что-то булькнуло, струйка слюны потекла по стальной челюсти.

— Ух ты… анчоусы… — буркнул он.

Ствол еще не успел опуститься, а Игл уже бежал прочь, одновременно плача и смеясь, восхваляя Бога за Его милость и благодать, в какой бы странной форме она ни выражалась.

  

А Мастер-из-Подземелья продолжал щелкать мышкой, возмущенно топая и сверля гневным взглядом игрушку, которая не повиновалась ему. Предавала его снова и снова, с каждым щелчком мышки.

Пятнадцать минут он безрезультатно давил на клавиши, потом на главном экране появилось текстовое сообщение: «Значительно лучше».

Хорошая новость. Приятно быть незаменимым. Он всегда получал благодарности, премии и льготы. Он заслужил все это, потому что был лучшим. И все-таки он ухватился свободной рукой за жиденькую бородку и дернул изо всех сил, чтобы боль прочистила ему мозги. Затем снова взялся за джойстик. На экране Двадцать Четвертый вдруг взглянул на рабочего из очистной команды и пустил очередь ему в спину, буквально разрезав надвое.

Остальные как ни в чем не бывало продолжали упаковывать тела в мешки и ставить цветные метки, на этот раз только зеленые. Нет, отказа оборудования определенно не было.

— Я велел тебе стрелять, — закричал Шерман. — Я отдал приказ, черт побери!

А на угловом экране все прокручивалась видеозапись того момента, когда Игл смутил его любимую машину смерти. Не выдержав, Шерман дал экрану пинка.

А-а-а! Нога! Ой, как больно!

Война — ужасно неприятная штука.

  

Перевод Сергея Удалина

  

 

Сара Ланган