Средневековый замок и его обитатели 3 страница

дротики, употребляемые против оленя, и луки, которые были необходимы в охоте за мелкой дичью. В ожидании господина охотники коротают время болтовней и шутками. Только на несколько минут омрачилось их веселое настроение, и вы будете, конечно, удивлены, если я скажу, что виною такой перемены были не кто иные, как ни в чем не повинные вороны. Вздумалось им устроить небольшой раут неподалеку от того места, где собрались наши охотники. Раут, как и всегда бывает у ворон, оказался порядочно шумным. Но дело не в этом шуме. Нервы этих здоровых людей вынесут какой угодно шум. Дело в том, что люди эти крайне суеверны и в присутствии злополучных ворон видят предзнаменование неудачи. Суеверием заражен и сам владелец замка; будь он теперь не у себя в комнате, он непременно бы подчинился тому же самому чувству, которое испытали его слуги. Он у себя, одевается. В этом занятии помогает ему и жена его, но сохрани Боже, если она по рассеянности подаст ему меч! Веселое настроение духа, в котором он находится теперь, сразу же изменится, потому что он убежден в неизбежности неудачи, если при снаряжении на охоту возьмет меч из рук женщины. А взять его с собой необходимо: рыцарь и на охоте не расстается ни с мечом, ни с шлемом. Но вот он готов и направляется к ожидающим его охотникам. Скоро все садятся на коней, отъезжают и скрываются в ближайшем лесу. И мы последуем за ними.

Охота началась с того, что совершенно неожиданно открыли след оленя, пустили собак по следу и скоро добрались до убежища животного. Молодой олень понесся вперед, собаки и охотники за ним. Он убежал бы от преследования, если бы стрела, удачно пущенная кем‑то из присутствующих, не убила его наповал. Двое из охотников были оставлены на месте, чтобы разрезать оленя на части и отправить в замок. Остальные с собаками помчались вперед за кабаном. Все происшедшее после этого очень интересно рассказано в одном из рыцарских романов, и мы не находим ничего лучшего, как передать все словами этого романа.

«У рыцаря была в руках дубина, Он ударил ей по кустарнику (в котором скрывался кабан), а охотники грянули в свои рога так громко и звонко, что весь лес отозвался на звонкие звуки рогов. Кабан, услышавший тревогу, немедленно выскочил из кустарника и обратился изо всей мочи в бегство. За ним понеслась большая и сильная борзая собака и нагнала кабана, который во время бегства успел спрятаться. Удалившись от остальных собак на расстояние полета стрелы, борзая снова преследует его и наконец хватает за ухо. Она хочет удержать кабана, но последний ударяет ее своими клыками так сильно, что распарывает ей бок. Потом он кидается на нее, яростно схватывает ее зубами и ударяет о дубовый ствол; череп собаки разбивается вдребезги, а ее внутренности выступают наружу. Тогда несутся на кабана другие собаки, желая поймать его, но он не дожидается их, а бежит так быстро, как только могут вынести его ноги, Вплотную гонятся за ним борзые, поспешно скачут сюда охотники; они хотят немедленно настигнуть его в лесу. Кабан увидел, что ему несдобровать. И вот он вырвался из лесу и побежал к потоку. Рыцарь следует за ним насколько может быстрее; ему досадно, что кабан выбежал из лесу. Так он спешил, пока кабан не добежал до берега реки. Река очень глубокая. Бесстрашно прыгнул в нее кабан, думая, что теперь может быть спокоен. Не тут‑то было: одна из борзых вспрыгнула ему на спину и вцепилась зубами в его затылок; другие собаки тотчас поспешили помогать своему товарищу, сильно нуждавшемуся в помощи. Но не успели они еще настигнуть кабана, как последний расправился с борзою и потопил ее. Остальные заметно испугались, но не прекратили погони, а продолжали плыть за кабаном. Рыцарь и

все сопровождавшие его сильно сожалели о собаках, убитых кабаном, и бросились за кабаном в воду. В то время как они плыли, стремясь достигнуть противоположного берега, кабан был уже далеко. Он все бежал вперед, а собаки гнались за ним. Однако дело от этого вперед не подвинулось. Кабан бежал теперь по обширному полю, бежал без остановки, так что догнать его без особенных усилий было немыслимо. Собаки гнались за ним изо всех сил, охотники торопили и шпорили своих коней, чтобы вовремя поспеть на помощь собакам. Кабан, уже утомленный, бежал сильной рысью. Одна из борзых прыгнула вперед и вцепилась кабану в ляжку. Кабан боится, так как чувствует себя пойманным, чувствует, что ему приходится остановиться, Тогда он схватывает собаку своими длинными и острыми клыками и кидает ее высоко в воздух. При падении на землю несчастная получает такой удар, что ее мозг разлетается. Остальные собаки, хотя и видят это, но уже не боятся кабана, а сейчас же на него нападают. Кабан не дожидается больше нападения, но начинает колоть их куда попало. Рыцарь разгневался и поклялся, что не прекратит охоты, пока у него останется в живых хоть одна собака. Между тем кабан, так сказать, купается в собственном поту: так он измучился бегом. Но несмотря на это он снова пустился в галоп, повернул К реке, добежал до нее и бросился в воду. За ним бросились в беспорядке и собаки, и охотники. Они и не заметили кабана, пока не перебрались на другую сторону. Здесь они с усиленной поспешностью должны были продолжать гоньбу, так как кабан, не имевший охоты мешкать, пустился вперед. Все время следовали за ним собаки, уже порядком утомившиеся. Кабан теперь снова кинулся в тот лес, из которого раньше выбежал. Охотники шпорили уже замученных гоньбою коней… Одна из собак забежала вперед и вцепилась кабану в грудь, думая этим способом удержать зверя. Кабан

немедленно схватил ее зубами за кожу на шее и ударил собаку о куст так сильно, что у нее вылетели из головы оба глаза и выступили внутренности… Рыцарь с сильным раздражением увидел еще растерзанную собаку. Из четырнадцати у него теперь осталось только десять, четверых умертвил кабан. Окольной тропинкой рыцарь обогнал кабана и заехал вперед него на расстояние выстрела из лука. С разинутой пастью несся на него кабан, а рыцарь, опершись о дуб, выставил вперед свою рогатину. Кабан после своей продолжительной беготни был совершенно ослеплен и усталостью, и яростью. Он бежал прямо на рогатину, а рыцарь держал ее так, что она угодила кабану в плечо. Кабан с таким неистовством наскочил на рогатину, что вогнал ее в свое тело, как бритву.

Она проколола ему все внутренности, рукоятка сломалась пополам, а железо застряло в теле животного. Тогда кабан пал мертвым. Он уже не защищался более, и рыцарь мог теперь слезть с лошади. Тут подоспели утомленные, измученные охотники и от всего сердца возблагодарили Бога. Рыцарь взял в руку очень красивый нож с серебряной рукоятью и вскрыл кабана, совершенно залитого кровью. Быстро он справился с ним, все сделал согласно установленному обычаю и бросил собакам принадлежащую им долю: легкие и потроха. Каждая собака получила свою порцию, но по причине большой усталости пожирали брошенное только те, которые были очень голодны. Когда лее они поели, рыцарь и его свита снова сели на коней. Кабана взвалили на

самого сильного коня. Так ехали по лесу рыцарь и его спутники, сильно утомленные…»

Как они должны были радоваться, когда перед ними обрисовались на фоне неба стены и укрепления родного замка, освещенные вечерними лучами осеннего солнца!

 

 

Рыцарское вооружение

 

 

Оставим не на долгое время живых людей, а поговорим о предметах бездушных, о предметах, составлявших рыцарское вооружение, И в этом вопросе мы ограничим свой интерес главным образом XII и отчасти XIII столетиями. Познакомимся сперва с оружием наступательным. Оно было двух видов: меч и копье. Меч в форме креста ‑ исключительно рыцарское вооружение. Он состоит из трех частей: стального клинка, рукояти и дискообразного дополнения к последней на самом верху. В древнейшее время употреблялись клинки односторонние, а потом вошли в употребление обоюдоострые. На клинках вырезались различные надписи и фигуры. Надписывалось или имя меча (так как существовал обычай называть их по именам), или какое‑либо краткое изречение. Фигуры делались различными: так, мы встречаем упоминание о мече, на клинке которого с одной стороны были изображены три креста, а с другой ‑ три леопарда. Вырезанные надписи и фигуры обыкновенно покрывались позолотой. Из стран, приготовлявших мечи и вообще металлическое оружие, упоминаются различные места Франции, христианская Испания, Англия, Россия и Византия. Рукоять меча граничила с клинком поперечной перекладиной, которая и придавала мечу форму креста. Что касается дискообразного придатка к рукояти, он нередко сообщал мечу характер святыни, так как туда помещались частицы святых мощей и вообще какие‑либо реликвии. Меч влагался обыкновенно в ножны, сделанные или из кожи, или из дерева, обитого богатой материей, или даже из золота. Ножны украшались и драгоценными каменьями. Рыцарь молился перед мечом, воткнув его острием в землю, приносил клятву, положив руку на его крестообразную рукоять. Замечательный памятник средневековой поэзии ‑ «Песнь о Роланде» ‑ необыкновенно ярко и трогательно изображает перед нами ту горячую любовь, которую истинный рыцарь питал к своему мечу. Роланд, побежденный, несмотря на геройскую борьбу, врагами, смертельно раненный, думает о своем мече и говорит с ним, как с дорогим сердцу разумным существом. Не желая, чтобы его меч Дюрендаль достался в руки врагов, он с болью в сердце решается разбить его о скалу. Но меч крепок, он звенит, отскакивает от камня, отбивает куски гранита. Тогда рыцарь начинает оплакивать его.

«Как ты красив, как свят, мой меч булатный, В твоей златой тяжелой рукояти Хранятся мощи… Не должен ты язычникам достаться;

Христов слуга тобой владеть лишь должен!»

Но вот силы Роланда слабеют.

Почуял граф, что близок час кончины: Чело и грудь объял смертельный холод… Бежит Роланд ‑ и вот под сенью ели На мураву зеленую он пал. Лежит ничком, к груди своей руками Прижал он меч…

На меч вообще смотрели как на предмет священный. Да это и не будет удивлять нас, если мы вспомним, что каждый рыцарский меч предварительно освящался в церкви. Если рыцаря хоронили в церкви, меч клали на его гробницу. Кроме меча употребляли еще короткий острый нож или кинжал. Но как кинжал, так и бердыш не были настоящим рыцарским оружием.

Другим наступательным оружием было копье. Последнее также состояло из трех частей: древка, железного наконечника и значка или флага. Древко достигало больших размеров, а именно восьми футов, а впоследствии даже пятнадцати. Приготовлялось оно из разных деревьев, но лучшим считалось сделанное из ясеня. Древко обыкновенно красилось преимущественно в зеленый или синий цвет. Внизу оно оканчивалось металлическим острием, которое легко втыкалось в землю. Железный наконечник копья чаще всего делался в форме ромба, как мы большей частью и представляем его себе, но бывали наконечники и в форме высокого конуса. Под наконечником тремя и более серебряными или позолоченными гвоздиками прибивался значок или флаг. Он достигал большой длины, спускаясь до самого рыцарского шлема, и заканчивался тремя длинными языками. Наиболее употребительными цветами его были зеленый, белый и синий. Иногда вместо флага прикреплялась длинная лента. Вот как описывается копье Роланда в упомянутом уже нами поэтическом произведении:

Прекрасен граф,

Ему к лицу доспехи боевые;

В руках он держит острое копье,

Играет им и к небу голубому

Подъемлет он стальное острие;

К копью значок привешен белоснежный,

И от него до самых рук спадают

Златые ленты…

Значок не следует никоим образом смешивать со знаменем. Первый был общепринятым предметом, второе же составляло принадлежность только тех рыцарей, которые владели большими землями и приводили с собой на войну известное количество вооруженных людей. В ХШ столетии и на флагах, и на знаменах появились гербы. Когда рыцарь шел, он нес свое копье на правом плече; когда ехал, держал его вертикально; наконец, во время боя ‑ горизонтально, над бедром, а позднее и под мышкой. Копье было исключительно рыцарским оружием; оруженосец мог биться только со щитом и мечом (но не рыцарским). Иногда и копье, подобно мечу, имело свое собственное имя.

Оборонительное вооружение составляли щит, кольчуга и шлем. До второй половины XI столетия употреблялись круглые щиты, а потом сделались общепринятыми щиты продолговатые, рассчитанные на то, чтобы прикрывать рыцаря во всю его длину, начиная с плеч. Обыкновенно щиты были не плоские, а выгнутые. Приготовлялись они из деревянных досок, изнутри обитых подушкой, а снаружи кожей. Последняя часто раскрашивалась; на ней изображались львы, орлы, кресты, цветки, бывшие вначале лишь простыми украшениями, не имевшими ничего общего с гербами. С внутренней стороны щита приделывались две кожаные ручки, отсюда же выходила широкая перевязь из кожи или из богато украшенной материи. Не участвуя в битве, рыцарь закидывал эту перевязь на плечо. Павших в битве выносили с поля сражения на щитах.

Кольчугой называлась длинная рубаха из железных колец, доходившая до колен и даже спускавшаяся ниже их. С первой половины XII века она вошла во всеобщее употребление, заменив собою ранее употреблявшуюся кожаную рубаху с нашитыми на ней металлическими бляхами. Чтобы кольчуга могла лучше противостоять ударам противника, ее делали из двойных и тройных колец. Кольчуга снабжалась капюшоном для защиты головы. Подобно другим частям рыцарского вооружения, и кольчуга не оставалась без украшений. По нижнему краю ее, а также по краям ее рукавов, делалось из проволок, пропускаемых в отверстия колец, некоторое подобие кружев или шитья. Наконец, сеньоры и князья серебрили и золотили свои кольчуги. Кольчуга носилась и оруженосцами, но у последних она была легковеснее, а следовательно, и менее защищала от неприятельских ударов.

Шлемом называлась яйцевидная или коническая каска из стали. Нижний край его окаймлялся металлическим же ободком. С передней стороны его спускалась на лицо рыцаря металлическая пластинка, французское название которой nasal (носовая) ясно указывает на ее назначение ‑ служить защитой для

носа. Иногда с задней стороны шлема спускалась другая пластинка, в которой закреплялся кусок толстой материи для защиты затылка. Носовая пластинка употреблялась до конца XII столетия, а потом уже вошло в употребление забрало ~ подобие решетки, служившее защитой всему лицу. Само собой разумеется, что указать резкую границу между порой, когда употреблялась носовая пластинка, и тем временем, когда она сменилась забралом, невозможно. Было время, когда были в употреблении и тот, и другой предметы. Уже в Иерусалимских ассизах есть указание на употребление шлема с забралом (heaume a visiere). Мы уже говорили выше о капюшоне, которым заканчивалась вверху кольчуга. Обыкновенно шлем прикреплялся к этому капюшону кожаными петлями, продевавшимися сквозь кольца; число этих петель колебалось между пятнадцатью и тридцатью. Зашнуровывался шлем только на время битвы. Если рыцарь получал в битве рану, то первым делом расшнуровывали его шлем. Последний никогда не надевался прямо на голову. Под ним обыкновенно надевали пуховую шапочку, а сверх нее полотняный или шелковый чепец. У знатных и богатых лиц, главным образом у вождей, шлем бывал позолочен, а ободок богато украшался, причем употреблялись и драгоценные каменья. Наверху шлем украшался иногда шариком, сделанным из какого‑либо металла или из цветного стекла. Иногда на ободке шлема вырезалась какая‑нибудь надпись. Оруженосцы носили на голове железную шапочку, которая была легче рыцарского шлема и оставалась без всяких украшений.

Таким образом, мы видим, что рыцарское вооружение уже в XII‑XIII вв было довольно сложно и требовало при надевании немало времени от своего владельца. С течением времени эта сложность увеличивалась все более и более

 

 

Рыцарский турнир

 

 

Одной из самых привлекательных для средневекового рыцарства забав были турниры, то есть примерные сражения, в которых участвовали целые толпы. Этим турнир (tornoiement) отличался от поединка (joute, от лат. слова juxta ‑ вблизи), который представлял собой борьбу одного против одного же, как прекрасно и выражается это русским словом «поединок». Турнир состоял из целого ряда одновременно и на том же месте происходивших поединков, но, конечно, только до известной степени, так как в массовом столкновении довольно трудно было удержать этот порядок до самого конца. Возникшие, несомненно, во Франции турниры (conflictus gallici, как они еще назывались) перешли в Германию, Англию и другие западноевропейские страны. Но в каком именно месте Франции и когда возникли турниры, определить невозможно, хотя средневековые хроникеры называли даже по имени изобретателя турниров (Жоффруа де Прельи, ум. в 1066 году). Несомненно, что обычай, так широко распространенный, не мог быть изобретением одного лица. После таких общих указаний постараемся представить себе возможно отчетливее картину турнира.

Сюзерен нашего барона, располагая громадными средствами, задумал устроить турнир. Немедленно же (дело происходило ранней весной, перед Пасхой) он снарядил посланцев, которые должны были оповестить о предстоящей потехе. На площадях близлежащих городов они просто выкрикивали свое оповещение, а наиболее выдающимся рыцарям развезли особые приглашения, писанные на пергаменте. Б этих приглашениях точно указывалось место, избранное для состязания, и назывались награды, назначенные победителям. Такими наградами могли быть медведь, пара борзых, ястреб, иногда венок, пояс или мешочек (aumosniere ‑ где хранились деньги и духи; носился на поясе) от какой‑либо знатной дамы.

Наш барон, получив приглашение, посылает вызов одному из соседних баронов; между ними ведутся переговоры об условиях, на которых состоится борьба. Остановились на том, что победитель овладеет конем и шлемом побежденного и получит впридачу известную сумму денег. Подобным же образом поступают и другие лица, получившие приглашение участвовать в предстоящем турнире. Так подготавливаются обе враждебные стороны. Вызовы посылаются не только от имени одного лица одному же, но и от одной группы рыцарей другой группе. Надо думать, что большинство рыцарей увлекалось только славой победы, но были и такие, для которых турнир был предметом спекуляции: так, например, они брали побежденного в плен и отпускали лишь за большой выкуп, овладевали оружием побежденного и продавали это оружие. Но, повторяем еще раз, по таким личностям не следует судить обо всех. Как оживляются обитатели средневековых замков! Это оживление разделяется и женщинами. Между тем посланцы все дальше и дальше распространяют весть о турнире, и все дальше и дальше распространяется оживление. Пожившие рыцари вспоминают былое и стремятся снова пережить то, что было уже ими пережито; молодые стремятся показать свою удаль и изведать еще не изведанное ими; богатые ‑ показать свой блеск, свои богатства; бедные ‑ улучшить свое положение. Иной бедняк рыцарь, чтобы приобрести себе приличное вооружение, в котором можно было бы без опасения появиться на турнире, входит в долг у знакомого еврея. Он надеется разбогатеть и заплатить как долг, так и немалые проценты. Иные из бедных рыцарей, отправляясь на турнир, рассчитывали улучшить свое материальное положение благодаря какому‑нибудь счастливому случаю. В одном литературном произведении средних веков изображен именно такой рыцарь ‑ бедняк, чающий лучшего будущего. Он заложил все, что имел, и отправился вместе со своим оруженосцем в Турень, где должен был происходить турнир. Оруженосец был человек изворотливый. Проезжая дорогой мимо одного озера, он увидел купающихся фей. Недолго думая, он снял с дерева повешенные феями золотые одеяния и продолжал свой путь. Рыцарь, ехавший позади своего оруженосца, услышал крики и жалобы фей, узнал причину их горя, отнял платья у своего оруженосца и вернул их феям. Благодарные рыцарю, они щедро наградили его и таким образом не только дали ему возможность принять участие в предстоявшем турнире, но и обеспечили его на всю жизнь. Женщины в ожидании турнира вынимают из сундуков свои лучшие одежды. Одновременно с турниром рыцарским, конечно, будет происходить турнир другого рода: кто кого перещеголяет нарядами? Жены, сестры, невесты ‑ все они стремятся туда же, на благословенный турнир.

А вот и тронулись с места будущие участники и зрители турнира. С разных концов в сопровождении оруженосцев, слуг и запасов они едут к назначенному месту. Сколько интересных встреч! Сколько оживленных бесед!

Между тем и на месте предстоящего турнира господствует большое оживление. Рабочие приготавливают места. Распорядители проверяют и пересматривают списки приглашенных. Хватит ли всем места в гостиницах, в частных домах провинциального города? Конечно, нет. Народу съехалось куда больше, чем предполагалось. Что же делать, поместятся и в палатках. И действительно, окрестности города запестрели от массы разноцветных шатров. Конечно, это далеко не представляется неудобством для большинства ‑ совсем напротив! Ведь это так оригинально, так весело ‑ пожить в палатке среди поля после житья среди мрачных, холодных замковых стен! Городские мастера ‑ оружейники, кузнецы, кожевники, золотых дел мастера и другие ‑ завалены работой. На лугу, прилегающему к городу, торговые люди устраивали ларьки и устанавливали столы со съестными припасами и напитками. Тут же располагались в своих палатках жонглеры, а также фигляры и шуты всякого рода, бродячий люд средневековья. Между разноцветными палатками снуют оруженосцы. Всюду ‑ флаги, раскрашенные щиты и гербы. Картина пестрая, полная разнообразия и жизни!

Арена, на которой должен будет происходить турнир, представляет обширное продолговатое пространство, длина его на 1/4 больше ширины. По одной стороне этого пространства устроены деревянные места для дам, знатных зрителей и судей. Постройки эти сделаны наскоро, но все же не без затей; так, посредине возвышаются две башни, разделенные на ложи. Все эти места обвешаны коврами и флагами. По этой же стороне устроена эстрада для музыкантов, которые будут приветствовать победителей музыкой. Остальные стороны арены огорожены двумя параллельными деревянными барьерами. Проход между последними назначается для лиц, следящих за порядком, а за внешним барьером собирается народ. Барьеры раскрашены, а местами и позолочены.

Все уже собрались. Завтра ‑ турнир. Весь городок расцвечен флагами. Из открытых окон доносится смех, говор и песни. Где‑то танцуют. Пригородное поле представляет необычайно живую картину. Между сотнями разноцветных палаток движутся рыцари, оруженосцы. Сегодня, накануне турнира, произошло несколько поединков, а также состоялось состязание между оруженосцами (так наз. eprouves, vepres du tournoi). Двое наиболее отличившихся будут удостоены рыцарского звания. Их посвящение придаст еще больше блеска целому ряду праздничных дней. Можно представить себе, с каким нетерпением дожидаются они своего посвящения!

А вот и ночь унеслась и уступила место свое ясному и теплому весеннему дню. Лес зеленеет молодой листвой, шумят потоки, в которых отражается яркое солнце, весело поют птицы. Весь городок опустел, опустели шатры, теперь все ‑ под открытым небом. На устроенном заранее алтаре местный священник служит вместе с другими духовными лицами, сюда прибывшими, торжественную мессу. С благословения Божия начинается всякое дело, тем более настоящее. Хотя церковь, по‑видимому, бесплодно восставала против турниров и не в силах была уничтожить их совсем, но она много посодействовала изменению их характера*. Прежде они были настоящими кровавыми битвами, теперь представляют только подобие их. Но при всем том турниры не были безопасными играми: здесь получались тяжелые ушибы, здесь участники нередко навсегда расставались с жизнью. С другой стороны, сколько надежд возлагалось на турнир многими из участников его! Как же не испросить благословения Вожня? Как: не помолиться? И молились, молились усердно. Участие в турнире считалось привилегией благородства; поэтому не всякий рыцарь допускался к нему, точно так же, как не всякий атлет допускался в античной Греции к участию в Олимпийских играх, этих турнирах древности. Дама, обиженная каким‑либо рыцарем, могла жаловаться на него до начала турнира. Специально избираемые для турнира судьи рассматривали жалобу, и если находили ее основательной, то не допускали рыцаря к участию в турнире, что становилось для него, конечно, большим позором. Если же дамы прощали рыцаря, что обыкновенно и случалось, он возвращал себе утраченное было право. В Германии существовали особые параграфы турнирных правил, по которым не допускались к турнирам рыцари, совершившие что‑либо предосудительное против императора или империи, изменившие своим сеньорам и сюзеренам, оскорбившие дам или девиц, уличенные в клятвопреступлении, в ограблении церковного имущества, в убийстве, в нарушении святости брака и отдававшие деньги в рост для наживы незаконных процентов. Там существовал параграф, на основании которого к участию в турнире допускался только тот рыцарь, отец, дед и прадед которого были людьми свободными. Вот почему местность, предназначаемая для турнира, пестрела обыкновенно гербами, свидетельствующими о древности того или другого рыцарского рода. Здесь всегда были под рукой люди, которые могли свободно читать гербы и девизы (надписи на гербах) и давать желающим необходимые объяснения.

Едва окончилась месса, как герольды немедленно приступили к делу. Прежде всего следовало разделить все столпившееся рыцарство на две партии и соблюсти при этом требования справедливости. В данном случае старались, главным образом, чтобы и на той, и на другой стороне было, по возможности, одинаковое количество рыцарей и чтобы какая‑либо из сторон не превосходила враждебную количеством особенно сильных и опытных рыцарей. После того те же герольды установили бойцов так, что образовалась целая процессия» каждый ряд которой состоял из 2‑3 всадников. По сторонам ‑ жонглеры, без которых не обходилось ни одно торжество, а во главе ‑ герольды и судьи турнира вместе с почетным судьей (chevalier d'honneur), заблаговременно избранным. Интересна роль последнего. Он служил как бы посредником между присутствующими дамами и участвующими в турнире рыцарями. Как только он был избран, к нему подходили рыцари‑судьи турнира в сопровождении двух красивейших дам и вручали ему головное дамское украшение, нечто вроде чепца или наколки. Он привязывал последнюю к своему копью и не снимал ее в продолжение всего турнира. Если во время боя дамы замечали, что кто‑либо из участников в турнире слишком ослабевал, они поручали почетному судье вступиться за него. Дамский посредник спускал на такого рыцаря оригинальное украшение своего копья, и никто уже не осмеливался тронуть облагодетельствованного рыцаря. Самый чепец назывался поэтому дамской милостью (la Mercy des Dames). И это было действительно милостью в то время, когда и обыкновенные люди не задумывались перед жестоким поступком.

Теперь обе партии заняли свои места. Все участники поклялись перед судьями турнира в том, что не будут прибегать ни к каким непозволенным уловкам, не будут бить рыцаря, не защищенного шлемом, и т. п. Дожидаются только сигнала, чтобы начать борьбу. Вместе со своими рыцарями здесь же находятся и оруженосцы с запасом более легкого вооружения, которое наденут рыцари после окончания борьбы. Что касается оружия, которым будут сражаться, оно уже заранее осмотрено судьями турнира и найдено вполне подходящим для предстоящего дела. Но вот устроитель турнира подал сигнал. «Представьте себе, ‑ говорит один из лучших знатоков рыцарской эпохи, ‑ два кирасирских полка, налетающие друг на друга: ужасное столкновение! Каждый барон отыскивает того противника, которого он вызвал на борьбу, но, не находя его, нападает на других. Все мудрые исчисления нарушены, всякая симметрия становится невозможной, торжествует беспорядок… Друг другу угрожают, сталкиваются, друг друга опрокидывают. Но горе тому, кто сбит со своего коня, все другие кони пройдут по нему… Но самым большим наказанием для участников турнира следует считать пыль: она влетает в их ноздри, в их глаза; иные и умирают от нее, тщетно пытаясь дышать… Наши рыцари не бились бы с большим увлечением против язычников, и я думаю, что они кусались бы, если бы могли это делать». Рыцари в полном вооружении, головы их покрыты шлемами, в их руках длинные копья, но без острия на конце. Во весь карьер несутся они на конях друг против друга с копьями наперевес. У каждого ‑ одна и та же цель: ударом копья сшибить своего противника с седла. Но это нужно сделать очень ловко, не задевая ни самого седла, ни ноги противника; не исполнивший этого требования лишается награды. Нередко копья ломаются вдребезги. При удачном ударе противника побежденный рыцарь падает со своего седла навзничь в полном вооружении. Бывали случаи, когда подобные падения причиняли моментальную смерть. Оруженосцы работают без устали. Герольды и судьи следят за борьбою; судьям уже заранее известны имена участников. В случае удачного удара его виновник поощряется к подвигам громкими одобрительными возгласами зрителей. Опытные рыцари, обыкновенно, не слишком увлекаются в начале, чтобы не ослабнуть преждевременно. Впрочем, участникам турнира дозволяется на короткий срок отходить в сторону для отдыха. Воспользовавшийся этим дозволением рыцарь снимает на время свои шлем и дышит, если не вполне, но все же более чистым воздухом.

Наш турнир еще не закончился сегодняшним днем; надо полагать, он растянется на несколько дней. Уже наступил вечер. Затрубили сигнальные трубы, и герольды стали очищать арену, сразу наполнившуюся толпами народа. Обломки оружия, куски материи, частицы золота и серебра, свалившиеся с богатых рыцарских одеяний, делались предметами спора и драки между простолюдинами. Участники, счастливо отделавшиеся сегодня, спешат весело в свои жилища; там они немедленно примут ванну и подкрепят свои силы. Зрители шумно направляются в город, в шатры, расположенные на поле, и в ближайшие деревни. Иных рыцарей несут домой на носилках. Если и не было сегодня нанесено кровавых ран, все же немало было сделано серьезных повреждений. Многие немедленно поступают в распоряжение врача, так как у них оказались серьезные переломы костей. Мы не станем следить за возобновлением и продолжением нашего турнира: такое описание было бы в высшей степени однообразным. Наш барон попал в число победителей, и судьи присудили ему в награду великолепный щит. Имя его провозгласили во всеуслышание и разнесут еще во все возможные концы. На общее пиршество, закончившее турнирные празднества, его вели вместе с другими победителями старые почтенные рыцари.