ИСТОРИЯ ИТАЛИИ И СИЦИЛИИ В ПЯТНАДЦАТОЙ КНИГЕ
I Во всем труде имея обыкновение использовать привычную откровенность истории, воздавать справедливую хвалу доблестным мужам за славные подвиги, дурных же, когда они совершали проступки, считать достойными порицания, мы, таким образом, считаем, что люди, склонные от природы к добродетели, берутся за прекрасные свершения, чтобы слава привела их к бессмертию, обладающие же противоположным нравом сделанным порицанием отвращаются от стремления к дурным поступкам. (2)Поэтому в описании событий, относящихся к тому времени, когда лакедемоняне, неожиданно потерпев поражение при Левктрах, понесли большие потери, и, будучи вновь разбиты при Мантинее, безнадежно утратили власть над эллинами, как нам кажется, следует сохранить это обыкновение и сделать лакедемонянам надлежащий упрек. (3)Ибо кто же не сочтет достойными порицания тех, кому от предков досталось прочно утвержденное господство, которое благодаря доблести прежних поколений сохранялось в течение более пятисот лет и которого лакедемоняне теперь лишились из-за собственной неразумности, а не случайно. Ведь жившие до них многими страданиями и большими опасностями приобрели столь великую славу, справедливо и милостиво относясь к подвластным, однако последующие поколения, притесняя и обижая союзников, а кроме того ведя несправедливые войны и становясь высокомерными по отношению к эллинам, утратили власть не по недоразумению утратили власть, но из-за собственной неразумности. (4)Ведь в постигших их несчастьях ненависть к творящим несправедливости нашла удобный случай, чтобы защитиь [оскорбленных] против обидчиков, и настолько большое презрение преследовало прежде непобедимых, насколько это было возможно в отношении уничтоживших доблесть предков. (5)Поэтому фиванцы, прежде в течение многих поколений подчинявшиеся более сильным, в то время сверх ожидания одержав победу, стали владыками эллинов, а лакедемоняне, лишившись гегемонии, никогда уже не смогли возродить достоинство предков. (6)Мы же, достаточно укорив их, переходим к последовательному изложению истории, предварительно очертив временные границы повествования. Предшествующая книга, четырнадцатая по счету во всем сочинении, завершилась [описанием] участи захваченного Дионисием Регия и разорения Рима галатами, которое произошло в год, предшествующий войне персов на Кипре с царем Эвагором. В этой книге начав изложение с той самой войны, мы доведем рассказ до года, предшествующего [началу] царствования Филиппа, сына Аминты.
VI На Сицилии Дионисий, завершив войну с карфагенянами, приобрел много мирного досуга. Поэтому он с большим усердием принялся за сочинение стихов и, послав за сведущими в этом занятии людьми, предпочитал общаться с ними и имел в их лице надзирателей и исправителей его сочинений. Их льстивые речи в благодарность за благодеяния заставили его возомнить о себе, и он хвастливо заявлял, что значительно больше преуспел в сочинении стихов, чем в военных делах. (2)Среди находившихся при нем поэтов был и сочинитель дифирамбов Филоксен, снискавший большую известность своими собственными сочинением. Однажды на пиру, когда были прочитаны дурные стихи тирана, его спросили, каково его мнение. Поскольку он высказал свое мнение совершенно откровенно, тиран, узнав о его словах и, выбранив за то, что из зависти опорочил его стихи, приказал слугам сейчас же отвести его в каменоломни. (3)На другой день, по просьбе друзей простить Филоксена, примирившись с ним, он опять принимал их на пиру и, когда дошло до питья, Дионисий опять стал хвалиться собственными стихами и некоторые из них, казавшиеся ему особенно удачными, прочитал и спросил, как он находит эти стихи. Но он не сказал ничего иного, но, позвав слуг Дионисия, сам повелел отвести себя в каменоломни. (4)Тогда Дионисий, благодаря остроумию ответа, с улыбкой снес такую откровенность, поскольку смех смягчил порицание. Спустя некоторое время, поскольку близкие и сам Дионисий простили эту неуместную откровенность, Филоксен сделал неожиданное заявление. Он сказал, что благодаря такому ответу сохранил и верность [суждения] и благоволение Дионисия, и вовсе не обманывал. (5)Ведь порицая тирана за то, что в стихах его присутствуют достойные сожаления страдания, на вопрос о том, каково его мнение о них, дал двусмысленный ответ, что это достойно сожаления. Ведь Дионисий подумал, что он сожалеет о том, что стихи наполнены несчастьями и страданиями, что является удачей лучших поэтов, и поэтому воспринял [эти слова] как похвалу. Прочие же, поняв их истинный смысл, решили, что достойным сожаления было создание неудачного сочинения.
VII Так случилось и с философом Платоном, за которым он послал, поскольку первоначально считал этого человека достойным величайшей похвалы, видя, что тот считает для философии необходимой свободу речи; но позже из каких-то его слов поняв, что он совершенно чужд ему, и выведя его на продажу как раба, продал его за двадцать мин, но философы, собравшись вместе, выкупили его и отправили в Грецию, дружески увещевая его, что мудрецу следует общаться с тиранами как можно меньше и как можно любезнее. Сам же Дионисий, не прекращая усердно сочинять, отправил на Олимпийское празднество самых сладкоголосых актеров для представления на этом сборище людей среди песен и его сочинений. Поначалу из-за сладкозвучности они собрали большое число слушателей, однако прислушавшись к ним повнимательнее, люди прониклись к ним презрением и много смеялись. Дионисий же, узнав о презрительном отношении к его сочинениям, впал в сильную скорбь, поскольку он всегда с большой страстью брался за сочинительство, дущу его охватило бешенство, и утверждая, что ему завидуют, стал подозревать всех друзей в том, что они злоумышляют против него. Наконец, он дошел до такого бешенства и безумия, что многих из числа друзей убил из-за мнимых причин, и не меньшее число изгнал: среди последних были Филист и брат Дионисия Лептин, люди, отличающиеся мужеством и принесшие ему много разной пользы в военное время. Они бежали в италийские Фурии и были у италиотов в большой славе. Позже, когда Дионисий стал в них нуждаться, они примирились с ним и, вернувшись в Сиракузы, восстановили прежнее согласие, а Лептин женился на дочери Дионисия. Такие события произошли в этот год.
XIII Пока эти события происходили на Сицилии, сиракузский тиран Дионисий решил основать на Адриатике города. Делал он это, намереваясь обеспечить себе путь через Ионийское море, чтобы надежно было подготовлено плавание в Эпир и в его распоряжении находились города, в которые могли бы войти корабли. Ведь он спешил тотчас плыть с большим войском к землям Эпира и ограбить святилище в Дельфах, наполненное богатствами. (2)Поэтому он заключил симмахию с иллирийцами при посредстве молосса Алкета, который изгнанником жил в Сиракузах. Иллирийцам, которые вели войну, он послал две тысячи союзных воинов и пять сотен комплеков греческого вооружения. Иллирийцы раздали присланные доспехи лучшим в своем войске, а [присланных?] воинов смешали с простыми бойцами. (3) Собрав большое войско, они вторглись в Эпир и возвратили Алкету молосское царство. Так как они ничего не получили для себя, они разорили страну, а после этого, когда молоссы поднялись против них, произошло упорное сражение, победу в котором одержали иллирийцы, перебив более пятнадцати тысяч молоссов. Когда молоссов постигло такое несчастье, лакедемоняне, узнав о случившемся, отправили им военную помощь, благодаря большому мужеству прибывших варвары были остановлены. (4)Пока происходили эти события, паросцы в соответствии с изречением оракула вывели апойкию на Адриатику и поселились там на острове Фаросе при помощи тирана Дионисия. Ведь и сам он немногими годами ранее вывел апойкию и основал город Лисс. (5)После этого Дионисием овладело стремление …….. проводя свободное время, оборудовал доки для двухсот триер, а также обнес город стенами столь значительными по размерам, что город стал превосходить в окружности прочие эллинские города. Он выстроил также большие гимнасии возле реки Анапа, храмы богов и прочее, направленное на увеличение города и славы.
XIV По истечении года в Афинах архонтом стал Диотреф, в Риме же консулами были избраны Луций Валерий и Гай Манлий, а у элейцев произошла девяносто девятая олимпиада (384 г. до н. э.), на которой в беге победил сиракузянин Дикон. В это время поселившиеся на Фаросе паросцы позволили жившим здесь прежде варварам мирно жить в труднодоступной местности, а сами, основав город около моря, окружили его стенами. (2)Спустя некоторое время обитавшие на острове варвары стали проявлять недовольство присутствием эллинов и послали за жившими на противоположном берегу иллирийцами. На многочисленных, но небольших кораблях переправились они, числом более десяти тысяч, и, опустошив [земли?] эллинов, многих перебили. Поставленный Дионисием в Лиссе эпарх, располагавший значительным числом триер, напал с флотом на иллирийские суденышки и, одни из них потопив, а другие захватив, перебил более пяти тысяч варваров, а еще около двух тысяч взял в плен. (3)Сам же Дионисий, испытывая недостаток в средствах, действовал с шестьюдесятью триерами против тирренов под предлогом прекращения разбоев, а на деле сам ограбив святилище, полное приношений, находившееся в гавани тирренского города Агиллы, которая называется Пирги. (4)Подплыв ночью, он высадил войско, а с наступлением дня предприняв нападение, овладел [портом?], поскольку стража в этом месте была небольшая, и, одолев их, ограбил святилище, получив не менее тысячи талантов. Когда же жители Агиллы поспешили на помощь, он победил их в битве и захватил много пленных, после чего, опустошив страну, возвратился в Сиракузы. Продав добычу, он выручил не менее пятисот талантов. Добыв средства, он навербовал множество разного рода воинов. Было ясно, что он собрал столь значительные силы, намереваясь вести войну с карфагенянами. Вот какие события произошли в этот год.
XV При афинском архонте Фанострате в Риме вместо консулов были избраны четыре военных трибуна: Луций Лукреций, Сентий Сульпиций, Луций Эмилий и Луций Фурий. В это время сиракузский тиран Дионисий, готовившийся воевать с карфагенянами, искал удобный предлог для войны. Видя, что находящиеся под властью карфагенян города склоняются к отпадению, он поддерживал желающих отложиться и, заключив с ними симмахию, объединился с ними как подобает. (2)Карфагеняне, отрядив к правителю сперва послов, потребовали вернуть города, чтобы не случилось так, что это приобретение стало бы для него началом войны. Они также заключили симмахию с италиотами, чтобы совместно вести войну против тирана. Разумно предусмотрев величину войны, они записывали в войско годных [к службе] граждан и, приготовив большие суммы, навербовали множество наемников. Полководцем поставили царя Магона, переправили в Сицилию и Италию многие десятки тысяч воинов, решив вести войну с обеих сторон. (3)Дионисий и сам разделил войско, чтобы с одной его частью воевать против италиотов, а другой – против финикийцев. Во время войны было дано много сражений и постоянно происходили мелкие стычки, в ходе которых, впрочем, не случилось ничего достойного упоминания; известность же заслужили две больших битвы. В первой из них Дионисий одержал удивительную победу при так называемой Кабале, причем погибло более десяти тысяч варваров и не менее пяти тысяч было захвачено, множество же прочих вынуждено было бежать на какой-то неприступный и совершенно лишенный воды холм. В битве со славой пал и сам царь Магон. (4)Финикийцы в ужасе от такого итога сразу же направили послов [добиваться] мира. Дионисий объявил, что у карфагенян есть только один выход – уступить города на Сицилии и возместить потраченные на войну средства.
XVI Тягостным и высокомерным показался этот ответ карфагенянам, и они провели Дионисия привычной им хитростью. Сделав вид, что они соглашаются на такие условия, послы однако сказали, что не имеют полномочий для передачи городов, пожелали заключить с Дионисием перемирие на несколько дней, чтобы посовещаться об этих условиях с властями. (2)Дионисий, уступив в этом вопросе и заключив перемирие, был необычайно рад, словно уже овладел всей Сицилией целиком. Карфагеняне устроили царю Магону пышное погребение, а вместо него полководцем поставили его сына, который хотя и был еще очень молод, но был исполнен больших замыслов и отличался мужеством. Он в течение всего перемирия проводил время занимаясь с войском строевой и физической подготовкой, и благодаря трудам, и словестным увещеваниям, и упражнению с оружием сделал войско сильным и дисциплинированным. (3)Поскольку время соглашения истекло, оба полководца, выстроив войска, решительно двинулись в бой. Большое сражение произошло при так называемом Кронии, и божество в этот раз воздало победой за прежнюю неудачу карфагенян: ведь бывшие победители, возгордясь своим счастьем, неожиданно [для себя] потерпели поражение, те же, которые ввиду понесенного прежде поражения утратили надежду, неожиданно приобрели большую удачу.
XVII Лептин, назначенный на один из флангов, проявил мужество и, сражаясь геройски, перебил много карфагенян, пав со славой: когда он погиб, финикийцы воспряли духом и принудили противника обратиться в бегство. (2)Дионисий же с отборной частью войска первоначально одолел противостоявших ему, но когда стало известно о смерти Лептина и разгроме другого крыла, воины Дионисия пришли в ужас и обратились в бегство. (3)Когда бегство стало всеобщим, карфагеняне, еще более усердно преследуя бегущих, призвали друг друга не брать пленных. По этой причине все окрестности были завалены мертвыми телами тех, кого настигла погоня. (4)Финикийцы совершили из мести такую резню, что убитых сикелиотов было найдено более четырнадцати тысяч. Уцелевшие беглецы с наступлением ночи спаслись в лагере. Карфагеняне, одержав победу в большом сражении, возвратились к Панорму. (5)Перенося удачу так, как это свойственно людям, они отправили посольство, предоставляя Дионисию возможность завершить войну. Тиран с готовностью принял предложение, и наступило примирение, причем обе стороны сохраняли свои прежние владения, но карфагеняне сверх того город Селинунт и область Акраганта до реки Галика. Дионисий заплатил карфагенянам тысячу талантов. Вот что происходило на Сицилии в это время.
XX При афинском архонте Эвандре в Риме вместо консулов были избраны шесть военных трибунов: Квинт Сульпиций, Гай Фабий, Квинт Сервилий, Публий Корнелий. В этот год лакедемоняне захватили Кадмею в Фивах по следующим причинам. Видя, что в Беотии находится множество городов и населена она людьми, отличающимися мужеством, а сами Фивы, обладая исконным почетом, в целом являются как бы акрополем всей Беотии, они опасались, как бы [фиванцам] не представился когда-нибудь удобный момент установить собственную гегемонию. (2)Поэтому спартанцы послали [своим] полководцам тайный приказ, чтобы они, если представится возможность, захватили Кадмею. Получив такое указание, спартанец Фебид, назначенный командиром отряда, двигавшегося к Олинфу, и занял Кадмею. Когда же разгневанные фиванцы сбежались с оружием, он вступил с ними в бой и одержал победу, [после чего] изгнал триста влиятельнейших фиванцев, а остальных запугал и, поставив сильный гарнизон, вернулся к собственным делам. Лакедемоняне, так как из-за этого предприятия они снискали дурную славу у [прочих] эллинов, оштрафовали Фебида, но гарнизон из Фив не вывели. (3)Так фиванцев, утративших автономию, такой поворот событий принудил подчиниться лакедемонянам. В войне же, которую вели олинфяне с македонским царем Аминтой, лакедемоняне отстранили Фебида от командования, а стратегом назначили его брата Эвдамида. Дав ему три тысячи гоплитов, они послали его вести Олинфскую войну.
XXII При архонте в Афинах Демофиле римляне поставили вместо консулов военных трибунов Публия Корнелия, Луция Вергиния, Луция Папирия, Марка Фурия, Валерия, Авла Манлия и Луция Постумия.
XXIV При афинском архонте Никоне римляне избрали вместо консулов шестерых военных трибунов – Луция Папирия, Гая Сервилия, Луция Квинкция, Луция Корнелия, Луция Валерия, Авла Манлия. При них воевавшие в Италии карфагеняне вернули изгнанным с родины жителям Гиппония их город и, собрав всех изгнанников, проявили о них большую заботу. (2)В это время в Карфагене открылась болезнь, которая все усиливалась, и многие из карфагенян умерли. Создалась даже угроза крушения их господства, ведь ливийцы, злоумышлявшие против них, отпали, и жители Сардинии, посчитав, что момент благоприятствует для выступления против карфагенян, отложились от них и, приняв решение, напали на карфагенян. (3)Все, что происходило в это время было словно каким-то несчастьем, посланным божеством на Карфаген. Необычайное и непрерывное смятение, страх и паника охватили город, многие с оружием выскакивали из домов, словно враги уже ворвались в город, и сражаясь друг с другом как с врагом, одних убивали, других ранили. Наконец, умилостивив божество жертвами и с трудом избавившись от бедствий, они победили ливийцев и вновь овладели островом.
