Фрагменты древнеегипетской лирики 1 страница

 

Целый день я молю мою госпожу:

Не будь мне врагом!

О госпожа моя, не заставляй,

Не заставляй меня ждать.

Я не могу сдержать мою лошадь,

В ее теле — буря…

 

Ночью я проходил мимо ее дома.

Я постучал, но мне не открыли —

Превосходная ночь для привратника.

О засов, я хочу отомкнуть тебя!

Дверь! Ты судьба моя,

Ты мой добрый дух.

Там, внутри, для тебя зарежут быка.

В жертву твоему могуществу, о дверь!

 

(Перевод Анны Ахматовой)

Ну, а иные стороны древнеегипетского бытия хоть и выглядели гораздо более подходящими для традиционных анналов, тем не менее не являли собою ничего оригинального, того, что можно было бы назвать «изюминкой» данного исторического периода в данной стране.

К середине II тысячелетия до н.э. новой столицей Египта стал город Фивы.

Кого должно было взволновать это событие? Да никого. Чиновников и проституток, как всегда.

Новинка в техническом оснащении армии: колесницы. Созданы отряды колесничих. На каждой такой повозке стояли два воина: один правил лошадьми, а второй стрелял из лука. Прообраз пулеметной тачанки.

В этот же период, около 1500 года до н.э., фараон Тутмос III начинает проводить политику активной военной экспансии. Он и его преемники, в результате долгих и кровопролитных войн захватив Палестину и Сирию, остановились лишь на берегах реки Евфрат, а также присоединили к своим владениям Нубию с ее золотыми рудниками.

Такова природа алчного человека: в процессе удовлетворения собственной алчности он утрачивает способность осознания различий между такими понятиями, как «цель» и «средство», и уже не может остановиться на том рубеже, где заканчивается здравый смысл и начинается область безумных иллюзий.

Вначале все шло так, как задумано: из завоеванных стран к столице тянулись караваны верблюдов, тяжело груженных золотом и слоновой костью, табуны великолепных лошадей, нескончаемые колонны пленных… Но очень скоро возникла необходимость содержания в покоренных городах усиленных гарнизонов, потому что покорными они оставались ровно столько времени, сколько там находились грабившие их военные отряды. Как только эти отряды уходили, сопровождая караваны с трофеями, власть немедленно менялась со всеми вытекающими последствиями.

Собственно, чего иного можно было ожидать? Что завоеванные и ограбленные народы будут добровольно поддерживать навязанный им порядок? Алчный завоеватель может, конечно, помечтать о таком, но подобные мечты всегда оставались мечтами, не более того, причем, во все времена. Египетским фараонам еще можно извинить такие бесплодные мечтания, фигурально выражаясь, по молодости лет, но в начале XXI века за подобное нужно пороть кнутом на площади…

Что ж, за все нужно платить, а за имперские замашки — особенно дорого. В начале I тысячелетия до н.э. Египет утратил все свои завоевания в Нубии и в Передней Азии, а затем вынужден был занять и откровенно оборонительную позицию. В 525 году до н.э. Египет был завоеван персами, в 332 — Александром Македонским, а в 30 году до н.э. он стал одной из провинций Римской империи.

А как славно все начиналось…

 

 

КСТАТИ:

«Исторический путь — не тротуар Невского проспекта, он идет целиком через поля то пыльные, то грязные, то через болота, то через дебри. Кто боится быть покрыт пылью и выпачкать сапоги, тот не принимается за общественные дела»

Николай Чернышевский

 

В истории Египта встречался один фараон, который уж никак не побоялся «выпачкать сапоги». Его звали Аменхотеп IV. Сам себя он называл Эхнатоном …

Известно, что во время его правления (середина XIV века до н.э.) произошло — по тогдашним египетским нормам — нечто абсолютно немыслимое, а именно: своим единоличным волевым решением Аменхотеп IV отменил всех, вернее, почти всех богов, провозгласив веру в единое божественное Солнце.

По его приказу создается новая столица государства — Ахетатон. На всей территории Египта безжалостно уничтожаются изображения звероликих богов. С их консервативными защитниками поступают не менее радикальным образом. Жрецы высшего уровня хранят молчание. Мудрое молчание, которое длилось долгих семнадцать лет. Народ все эти годы тоже безмолвствовал, но по иным мотивам: с одной стороны, он никак не мог понять, в чем заключается истинная причина этого религиозного переворота (а понять это было действительно сложно), с другой стороны, такая смена религиозной ориентации была ему абсолютно безразлична, так как никоим образом не влияла на земные проблемы.

Сразу же после смерти фараона Аменхотепа IV все вернулось на свои места. Фивы снова стали столицей, а звероликие боги снова заняли свои почетные места на пьедесталах. Будто ничего не произошло…

И было бы известно имя этого фараона‑реформатора лишь очень узкому кругу историков‑египтологов, если бы не одна деталь: он был мужем одной красивой женщины, скульптурное изображение которой, сотворенное поистине божественным резцом мастера по имени Тутмес, стало общепризнанным шедевром мирового искусства.

Звали ее Нефертити.

 

Нефертити

 

Вот это действительно история, а всякого рода перевороты, завоевания, присоединения и тому подобные конвульсии общественной жизни являются не более чем периодами ненастной погоды, которые в любом случае минуют, а все созидательное, благодатное, солнечное — вернется…

История помнит такую незаурядную личность как фараон Рамсес II, прозванный Великим. Он действительно был великим полководцем, великим покорителем чужих народов, великим захватчиком всего, что плохо лежало, и великим организатором строительства храмов, уставленных его скульптурными изображениями, словом, средней руки исторический деятель любой из эпох.

Но было одно существенное отличие.

Примерно в 1240 году до н.э. фараон Рамсес II приступил к прорытию канала через Суэцкий перешеек, намереваясь таким образом открыть морской путь в Индию. И первый Суэцкий канал был прорыт! И отправились корабли из Средиземного моря в Красное!

Но спустя несколько веков канал был занесен песками пустыни, и лишь в 1869 году (нашей эры, разумеется) его прорыли заново и, будем надеяться, окончательно.

Рамсес царствовал 63 года и умер в столетнем возрасте, оставив безутешными наследниками 3 сыновей и 53 дочери.

 

Что ж, как говорится, талантливый человек талантлив во всем.

Сильные мира сего, к сожалению, весьма редко бывают талантливыми и сильными в сугубо человеческом смысле этого слова, так что Рамсеса Великого можно считать исключением, лишь подтверждающим общее правило…

Тридцать династий фараонов. Но что бы изменилось, если бы их было двадцать? Или сорок? Имела ли место оккупация Нубии?

Как пришли туда египетские войска, так и ушли. Будто бы ничего и не было.

 

 

КСТАТИ:

У царя Соломона, говорят, было кольцо, на котором отчетливо виднелось выгравированное изречение: «Все проходит». В разного рода критических ситуациях мудрый царь черпал спокойствие и выдержку именно в этом изречении. Но однажды стечение обстоятельств было настолько негативным, настолько стрессовым, что Соломон в ярости сорвал кольцо с пальца и швырнул на пол. Оно покатилось, описало круг и замерло у ног царя. Соломон разглядел какую‑то надпись на внутренней стороне кольца, поднял его и прочитал: «И это пройдет».

 

Так‑то.

А что осталось, что не кануло бесследно в мутные воды забвения?

Сфинкс. Пирамиды. Храмы. Нефертити. «Золотое сечение».

И литература: философская лирика, легенды, трактаты мудрецов…

И наука.

На одном из папирусных свитков можно прочесть:

 

Они не строили себе пирамид из меди

И бронзовых надгробий,

Не оставили после себя наследников,

Детей, продолжателей дел и имен,

Но они увековечили себя в написанном,

В своих сочинениях, в своих поучениях…

Книга ценнее самого дорогого надгробья

И самой высокой колонны.

Мудрость слов возводит пирамиды в сердцах тех,

Кто помнит имена авторов великих истин.

 

Вот, пожалуй, и все, что следует воспринимать всерьез. И не только в истории Древнего Египта.

 

Двуречье (Месопотамия)

 

 

 

В южных предгорьях Кавказа берут свое начало две реки, Евфрат и Тигр, которые впадают в Персидский залив. Пространство, ограниченное их средним и нижним течением, издавна называлось Двуречьем (по гречески — Месопотамией).

В течение всего периода древней истории в долине Тигра и Евфрата образуются, развиваются и увядают три буйноцветные цивилизации, три державы: Шумер, Вавилон и Ассирия.

Шумерская цивилизация является самоей древней не только в этом регионе, но и, пожалуй, во всем обитаемом мире. И самой, пожалуй, таинственной.

Она оставила в наследство потомкам понятия о годе, который состоит из 12 месяцев или 365 дней, о зодиакальных созвездиях, о колесе и гончарном круге, о бронзе и цветном стекле, о профессиональной армии и правовом кодексе. Но вместе с тем эта цивилизация оставила и множество неразрешенных вопросов. Например, в шумерских мифах упоминаются военные действия, которые осуществляются с помощью каких‑то длинных металлических стрел, несущих в себе «зарева адского пламени» (перевод может быть не совсем точным, но смысл именно таков). Боевые ракеты за шесть тысяч лет до нашей эры? А то, что шумерские воины после боя тщательно промывали каким‑то особым раствором оружие и одежду? Этот процесс называется дезактивацией. Он является необходимой мерой защиты от ядерного заражения. Так что, описание этого процесса в шумерских мифах — неопределенная игра слов? Так, конечно, хотелось бы тем, кто с маниакальным упорством пытается загнать мир в узкие рамки своих жизненных стереотипов.

 

 

КСТАТИ:

«На что ни посмотрит больной желтухой, все ему кажется желтоватым».

Тат Лукреций Кар

 

Видимо, шумеры в свое время пережили что‑то невообразимо ужасающее, какую‑то страшную трагедию, которой они не смогли дать исчерпывающего определения, но которая явственно отпечаталась на их мировосприятии.

Шумерская мифология пронизана леденящим ужасом и бесперспективной борьбой против злого рока, против того, что выше понимания и поэтому особенно страшно.

У шумеров напрочь отсутствуют характерные для египтян мотивы загробного благополучия в светлом царстве Осириса. Их боги жестоки и беспощадны, они не знают ни жалости, ни милосердия, а в потустороннем мире царят беспросветный мрак и страдания. Этот, живой мир, в шумерском восприятии не намного лучше, но все же допускает наличие определенных радостей, которые можно добыть ценой напряженной и жестокой борьбы, страданий и лишений.

Авторство крылатой фразы «Momento more» («Помни о смерти») принадлежит не римлянам, как принято считать, а шумерам. Именно шумеры провозгласили нормой мировосприятия постоянное ощущение угрозы смерти и при этом стремление к наслаждению каждым мгновением быстротекущей жизни.

 

 

КСТАТИ:

«Смерть — это стрела, пущенная в тебя, а жизнь — то мгновение, что она до тебя летит».

Аль‑Хусри

 

Несказанно забавляет трактовка шумерского мировосприятия, кочующая из одного академического учебного пособия в другое. Она основывается, прежде всего, на сложных природных условиях Двуречья, на разливах Тигра и Евфрата, на жарком климате и т.п. И поэтому, мол, возникла в этих суровых краях такая мрачная жизненная философия. Ну, что тут можно сказать? Если по правде, то очень хочется обратиться к ученому мужу: «Дубина, взгляни на карту!» Действительно, не на Аляске же располагалось это самое Двуречье. Плодородная почва, на которой каждое посеянное зерно давало урожай в соотношении 1 к 100; финиковые пальмы; леса, полные дичи, и реки, кишащие рыбой. Практически общий с Египтом регион. А что до жизненной философии, то природные условия если и играют какую‑то роль в ее формировании, но все же далеко не решающую.

Сама же жизненная философия того или иного народа, вернее, господствующая философия того или иного народа играет, бесспорно, решающую роль в формировании его духовных ценностей.

Между прочим, шумерский миф о всемирном потопе возник если не раньше библейского, то во всяком случае вне зависимость от него. В нем фигурируют и ковчег, и ворон, нашедший земную твердь.

Самый значительный литературный памятник шумеров — эпос о Гильгамеше. Герой этого эпоса отправляется в долгий и опасный путь, желая обрести бессмертие. Его поиски мучительны и полны опасных приключений. В конце концов Гильгамеш возвращается домой. Он смотрит на высокие городские стены и утешает себя мыслью о том, что если после человека остается то, что он построил, то бессмертие вполне может заключаться в его свершениях.

Шумеры оставили после себя еще и такие символы бессмертия, как ступенчатые башни, так называемые зиккураты. Эти башни были центральными сооружениями храмовых комплексе», На вершине многоступенчатой башни располагалось святилище которое считалось обиталищем бога. Там жрецы вступали в непосредственное общение с высшими силами, и никто не может знать наверняка, были то монологи или диалоги…

Мы слишком мало знаем наверняка.

Что ж, возможно, знание вовсе не является необходимым условием прогресса цивилизации.

Может быть, именно по этой причине культурное наследие шумеров пронизано столь глубокой печалью.

А вот наследники шумерской культуры — вавилоняне — уже отличались непоколебимым оптимизмом, и вовсе не потому, что меньше знали, а потому, что по‑иному относились к своему знанию, более трезво, прагматично — в известной мере. Да, если жизнь — паршивая овца, то с паршивой овцы — хоть шерсти клок!

И они брали свой клок шерсти весело, дерзко, безоглядно.

Недаром же Вавилон является символом жизнелюбия, синонимом гипертрофии любого жизненного явления. Есть такое расхожее выражение «вавилонская блудница». Никто не сможет определить точные параметры этого понятия, однако любой скажет, что здесь имеется в виду какая‑то супершлюха, какая‑то ниспровергательница всех приличий, всех моральных догм, всех общественных стереотипов.

А выражение «вавилонское столпотворение» само собой предполагает нечто крупномасштабное, многолюдное, потрясающее своим размахом. Согласно библейскому мифу, в городе Вавилоне началось строительство огромной башни, которая должна была достичь неба. Естественно, в осуществлении этого дерзкого проекта принимало участие немыслимое количество строителей. Строительство развивалось довольно успешно, и Вавилонская башня (столп) уже была весьма высокой, когда Бог, разгневавшись на зарвавшихся людишек, наделил их разными языками, и тогда, утратив возможность свободно общаться друг с другом, они вынуждены были прекратить строительство…

А само слово «Вавилон» является синонимом большого и величественного города, полного соблазнов и какого‑то изощренного греха, во многом соответствующего расхожим представлениям о современном Лас‑Вегасе.

В Библии Вавилон характеризуется как город, который «яростным вином блуда своего напоил все народы».

Так или иначе, но Вавилон был столицей могущественного царства и самым крупным торговым центром Двуречья, по крайней мере в период своего расцвета (первая половина II тысячелетия до н.э.).

В истории человечества Вавилон был первым из городов, соответствующих понятию «столица мира».

Известно, что в Вавилоне насчитывалось 53 храма великих богов, 55 храмов верховного бога Мардука, 300 святилищ земных и подземных богов, 600 святилищ богов небесных, 180 жертвенников богини войны и любви Иштар и 200 жертвенников, посвященных другим богам. Венцом этого огромного комплекса культовой архитектуры была так называемая Есагила — 90‑метровая многоступенчатая башня (зиккурат), выстроенная в честь верховного бога Мардука.

Само собой разумеется, что все эти сооружения не пустовали.

Религиозное рвение вавилонян стимулировалось, прежде всего, могучим сексуальным инстинктом, потому что храмы служили местами массовых совокуплений.

Можно сказать, что сексуальный экстаз вавилонян мягко переходил в религиозный. И наоборот.

В то время уже была достаточно сильно развита храмовая проституция, так что мужчины имели широкие возможности вступать в контакт с теми или иными божествами посредством сношения с их жрицами.

 

 

КСТАТИ:

«Начало блуда есть обращение к идолам».

Книга притчей Соломоновых. 14;12.

 

Вавилон считался классической страной религиозной проституции.

Геродот отмечал, что все жительницы Вавилона обязаны были хоть раз в жизни прийти в храм Милитты, чтобы там отдаться какому‑нибудь чужеземцу. Разумеется, далеко не все из них обладали необходимой степенью привлекательности, тем более учитывая жестокую конкуренцию, так что некоторым приходилось ждать своего счастливого случая довольно долго. Впрочем, учитывая огромное количество «гостей столицы», положение дурнушек было не столь уж безнадежным.

А во всем остальном этот человеческий улей был таким же, как и все ему подобные торговые центры Древнего и всех прочих миров. И так было до того, как страной начал править царь Хаммурапи (с 1792 по 1750 гг. до н.э.). Во время его правления в храмах или на торжищах все продолжалось своим издавна заведенным порядком, как и в домах вавилонян, если рассматривать внешнюю сторону бытия. Но во внутренней, в истинной сути своей бытие радикально изменилось, и это изменение определило особое место Вавилона в истории цивилизации.

В начале XX века археологи нашли высокий столб из черного камня. На этом столбе убористой клинописью были высечены законы царя Хаммурапи, весьма вероятно, первые на нашей планете писаные законы.

Эти законы в определенной мере стали фундаментом для всех последующих правовых норм всех народов и государств.

«Я, Хаммурапи, — было написано во вступительной части этого кодекса, — вождь, поставленный богами, первейший из царей, покоривший евфратские поселения, я вложил правду и справедливость в уста страны и дал благоденствие народу.

Отныне:

Если человек украдет имущество храма или царя, его должно убить; и того, кто примет украденное, должно убить…»

В учебных пособиях советского периода на приведенные выше строки изливались ведра саркастической желчи. Вот, мол, как правители пеклись о сохранности своего имущества. А разве существует иной способ обеспечения сохранности имущества?

Сейчас, в начале XX века, нередки случаи хищений сотен метров медных проводов прямо с троллейбусных линий. Ночью. Утром — кроме материальных убытков, еще и сюрприз для тех, кто собирался прибыть к месту работы троллейбусом.

Так что же посоветуют делать в таких случаях с пойманными ворами ревнители абстрактного гуманизма? Пару лет в колонии общего режима, где эти субъекты будут чувствовать себя, как щуки в водоеме? Освободившись, они возьмутся за старое, возможно, и за что‑то новое, более впечатляющее.

Как писал Ницше в 1887 году, немцы на протяжении многих веков прибегали к ужасающим по своей жестокости средствам, чтобы достичь элементарного порядка, чтобы «выдрессировать „народ мыслителей“.

К сожалению, иного пути нет, и лучший способ уберечь от хищений троллейбусные провода — это повесить на одном из оскверненных столбов пойманного вора, а рядом с ним — скупщика краденного.

Но вернемся к законам Хаммурапи.

Они базируются на известном законе Природы, который гласит: «Сила действия равна силе противодействия» (да‑да, физика — это рупор Природы, это вам не история или социология).

По законам Хаммурапи, воровство в любом своем проявлении карается смертью, и это совершенно справедливо. Имущество человека возникает вследствие затрат его жизненной энергии, следовательно, посягая на него, вор тем самым посягает на жизнь человека. Зачастую это проявляется в самом прямом смысле, когда, к примеру, угоняют автомобиль, приобретенный ценой многолетних лишений, или крадут у старушки кошелек с ее жалкой, но жизненно необходимой пенсией. Не знаю, как господа гуманисты, а я не вижу иного выхода из создавшейся ситуации, кроме публичкой и к тому же позорной казни виновного.

Или следующее: «Если человек ударит по щеке равного, он должен заплатить штраф». Кто станет возражать против этого справедливого требования? Разве что поборники всеобщего мордобоя, который им почему‑то выгоден.

А вот «если человек ударит по щеке высшего (вельможу, жреца), должно ударить его 60 раз плетью из воловой кожи». Это очень серьезно, на грани, пожалуй, смертной казни, ну, а с другой стороны, не справедливо ли старинное изречение: «Власть нельзя трогать руками»?

Иначе воцарится хаос.

А в заключение было написано: «Я, Хаммурапи, царь справедливый, которому бог Солнца даровал законы…»

Вот это действительно вклад в Историю.

В этом плане следует отметить и литературу Вавилона.

«Поэма о Атрахасисе» содержит яркое и образное описание всемирного потопа, наступившего вскоре после раскаяния богов в сотворении людей.

В эпосе, названном «Когда наверху», разрабатывается своя версия шумерской поэмы о Гильгамеше, который продолжает искать эфемерное бессмертие и, естественно, не находит… А проблема добра и зла нашла свое отражение в известном диалоге между рабом и его господином. Тот отдает приказание рабу, и это приказание немедленно и беспрекословно исполняется. Затем господин отдает приказание прямо противоположного смысла, и оно исполняется так же старательно. И тогда господин спрашивает: «Что же, в таком случае, считается добром, а что — злом, если и то, и другое находит себе столь беспрепятственное применение?» Раб отвечает господину: «Сломать твою и мою шею и бросить в реку, потому что нет ни добра, ни зла».

Так‑то. А размеры товарооборота на рынках Вавилона нисколько не волнуют утонченную и капризную музу Клио, как не волнуют ее ни показатели урожаев на полях этого государства, ни угрожающие телодвижения вавилонских (да и не только вавилонских) военных. Что толку? Через 232 года после смерти царя Хаммурапи Вавилон был завоеван горскими племенами, которые хозяйничали там достаточно долго, но как пришли, так и убрались восвояси, будто снег под лучами Солнца.

Вавилон снова расцвел, да таким пышным и буйным цветом, какого еще не видел мир.

Навуходоносор II, царь Вавилонии в 605—562 гг. до н.э., прославился, прежде всего, своим градостроительским рвением. Он окружил столицу мощными крепостными стенами, настолько мощными, что на них могли разминуться две боевые колесницы.

Городские ворота смотрели на все четыре стороны света, откуда неиссякаемыми потоками стекались в легендарный Вавилон торговцы, путешественники, искатели приключений, ремесленники, проститутки, странствующие воины и множество всякого иного люда, привлеченного рассказами о сказочной роскоши и столь же сказочной свободе нравов. Между прочим, главные, обращенные к восходящему Солнцу, городские ворота были посвящены богине войны и любви — Иштар (Ашторет, Астарта), а это само по себе говорит о многом.

Волею царя Навуходоносора II было создано в Вавилоне второе чудо света — так называемые висячие сады Семирамиды.

Таков реальный вклад Навуходоносора II в Историю.

А иные его действия, хоть и отличались масштабностью, однако уже не носили того личностного начала, которое так высоко ценит муза Истории. Известно, что в 605 году до н.э. этот царь захватил территории Сирии и Палестины. В 597, а затем в 587 (или в 586 г. до н.э.) разрушил восставший Иерусалим, ликвидировал Иудейское царство и увел в плен большинство его жителей. Но такое было вполне под силу любому опытному военачальнику, а вот сады Семирамиды…

 

 

КСТАТИ:

Семирамида — легендарная царица Вавилона (по другим данным — Ассирии). По крайней мере, известно и ассирийское ее имя — Шаммурамат. Правила она в конце IX в. до н.э. К Навуходоносору II непосредственного отношения не имела и иметь не могла по причине явной разницы в возрасте (век IX и век VII), так что «сады Семирамиды» — название скорее традиционное, чем настоящее. О Семирамиде еще поговаривают, будто бы она разрешила кровосмесительные браки и вышла замуж за своего сына, которого спустя некоторое время сама же и убила. Как бы там ни было, но дама незаурядная, и, видимо, не случайно с ее именем связано второе чудо света.

 

В 538 году до н.э. Вавилон был взят персами.

Теоретически это было совершенно немыслимым предприятием, учитывая мощь крепостных сооружений и защищавшего их гарнизона, однако на практике все обстояло просто и похабно: вавилонские жрецы предательски открыли одни из четырех городских ворот. Видимо, что‑то не поделили со светской властью. Что ж, на скрижалях Истории такое встречается сплошь и рядом…

 

Богиня со змеями XVII век до н.э.

 

А после недолгого господства персов в Двуречье подлинной жемчужиной этого региона становится Ассирия.

В немалой мере Ассирия может считаться наследницей вавилонской цивилизации, продолжательницей ее достижений, однако она и трансформировала их, приспособила под основные требования своей государственной идеологии. Такому воздействию подверглись и религия, и культура, и все, в принципе, социальные институции Вавилона.

Если раньше власть была средством достижения экономического могущества, сказочной роскоши и громкой славы в мишурно‑восточном ее понимании, то в ассирийском варианте власть была уже целью, самоценным образом, облик которого складывался из символов державного величия.

Ассирийская культура дышала пафосом мощи, непобедимости, мудрости и справедливости царской власти. Религиозные мотивы уступили место светским. Величественным храмам бросали вызов еще более величественные дворцы, построенные на искусственных холмах и окруженные крепостными стенами. Таким был знаменитый дворец царя Саргона II, построенный в окрестностях города Ниневии. Вход в него сторожили мастерски изваянные фигуры крылатых быков с человечьими головами, внутренние стены были украшены барельефами на военные или охотничьи темы, демонстрирующие высочайшее искусство ассирийских скульпторов.

Во дворце царя Ашшурбанипала (Сарданапала) находился шедевр мирового изобразительного искусства — барельеф «Умирающая львица». Это, бесспорно, творение великого мастера, гораздо более ценного для Истории, чем его царственный заказчик.

Впрочем, Ашшурбанипал вошел в Историю не только как грозный тиран и неуемный завоеватель чужих территорий, но и как вдумчивый собиратель древних письменных памятников. Он обладал богатейшей по тем временам библиотекой, состоящей из более чем двух десятков тысяч клинописных табличек, которые отображали самые разные аспекты бытия. «Я познал самые сокровенные тайны искусства письма, — отмечал Ашшурбанипал на одной из табличек своей библиотеки, — я читал в небесных и земных сферах и долго размышлял над прочитанным».

Что ж, совсем неплохо для самодержца.

Но стиль жизни той эпохи менее всего характеризовался благостным времяпровождением в тиши библиотек. Власти для поддержания своего имиджа требуется постоянная демонстрация силы.

Ассирийцы мастерски владели искусством войны, о чем свидетельствуют нетленные глиняные таблички:

«Смотрите, вот они подходят быстро и неудержимо, никто не задремлет и не заснет. Копыта их коней словно из камня, а колеса — как буйный вихрь. Рев их подобен львиному. Никто не в силах укрыться от них».

«По пропастям и ущельям кровь их заставил я течь, как реки; степи, равнины, высоты я окрасил, как алую шерсть; окрестные селения я запалил, как костры; свежую воду канала превратил я в болото. В прекрасные сады ворвались мои воины и дали греметь железному топору… ни колеса я не оставил».

А если бы спросить их, зачем, в конечном счете, совершались все эти гнусности, которыми они так гордились? Да и не только их. Подобными гнусностями буквально нашпигована История человечества. Когда читаешь такое, невольно возникает мысль о том, что одного всемирного потопа было, пожалуй, мало…

Война, если по правде, не такое уж отвратительное явление, если рассматривать ее как сшибку на огромном поле двух конфликтующих армий, а там уж как Бог решит, но такое как «свежую воду канала превратил я в болото» можно считать только преступлением, и никакая личная доблесть его участников не искупит такого жуткого греха. Да и какая здесь может быть, к дьяволу, доблесть?

Кстати о доблести. Геродот и клинописные тексты сообщают множество любопытных фактов о царствовании одного из самых доблестных властителей Ассирии, которого звали Синаххериб (годы правления 705—680 до н.э.).