Эндогенные преступники. Главные их разновидности. Обитая характеристика. 1 страница

I.

Изучение эндогенных преступников должно быть направлено, прежде всего, на их предрасположение к преступлению, которое должно быть изучено и со стороны его состава и содержания, и со стороны большей или меньшей его диференцированности и конкретизации, и со стороны его силы и устойчивости. Поэтому, как скоро есть основание предполагать, что данный субъект является эндогенным преступником, необходимо обратить особен­ное внимание на собирание и проверку таких данных о его лич­ности и преступлении, из которых было бы ясно отсутствие или наличность у него известного предрасположения к преступлению и свойства последнего По содержанию своему предрасположение к преступлению пред­ставляет собою склонность прибегать для достижения известной цели к преступлению или к способу действий, сходному с престу­плением, подготовляющему, адоптирующему к последнему. Таковы, например, склонности получать средства для материального ком­форта способом насильническим, обманным или скрытно-хищниче­ским, воровским, склонность в насилии над другим человеком искать удовлетворения определенного чувства и т. д. Подобные склонности вырастают у человека как особые отложения или наросты в его психической конституции и выкристаллизовываются на почве разных других склонностей его характера и известных его взглядов. Они представляют собою сочетание склонностей к известным целям со склонностями к определенным способам их достижения. В составе их можно, таким образом, различать два элемента: комплексы, содержание которых образуют общие пред­ставления известных результатов, сопровождаемые более или менее сильным эмоциональным тоном и влечением к ним. Эти комплексы можно назвать комплексами цели или целевыми. Таковы цели: лишить жизни, причинить боль или расстроить здо­ровье, лишить другого имущества и приобрести последнее себе, унизить, выразить пренебрежение или дать почувствовать боль оскорблением и т. д. Второй элемент составляют комплексы, содержанием которых являются представления определенных спо­собов достижения известных целей, появляющиеся в сознании с определенным эмоциональным тоном и моторной силой. Таковы: ударить, совершить вообще по отношению к другому насильствен­ное действие, оскорбить, вырвать что-либо и т. д. Эти два рода комплексов сочетаны в предрасположении в одну склонность, в один целостный образ действия, который появляется в сознании с более или менее значительной моторной силой.

Для того, чтобы узнать, каково именно предрасположение к преступлению того или иного эндогенного преступника и как на него можно действовать, необходимо, прежде всего, выяснить вхо­дящий в его содержание главный целевой комплекс, так как, для предупреждения повторной преступной деятельности, нужно или уничтожить этот комплекс, или внушить преступнику иное пони­мание данной цели и иной взгляд на разные способы ее дости­жения.

В одних случаях та главная цель, ради которой субъект совер­шает преступление, покоится на более или менее сложных и ясных интеллектуальных построениях, и тогда предрасположение субъ­екта к преступлению носит по преимуществу интеллектуальный характер. В других случаях на первом плане стоят непосредствен­ные импульсы к получению известных приятных ощущений или к удовлетворению определенного волнующего субъекта чувства, и тогда предрасположение к преступлению носит по преимуществу сенсорный характер.

Те цели, которые встречаются у эндогенных преступников, как главные двигатели их поведения, можно свести к следующим основ­ным видам:

Осуществление или содействие осуществлению известной общей идеи, которой субъект придает объективное значение, зна­чение объективно ценной моральной или социальной идеи, и кото­рой он подчиняет свое поведение и личность, как чему-то высшему.

Достижение резонерки обоснованного известными общими идеями идеала личного благополучия, или отдельных элементов последнего.

Достижение известной более или менее широкой индиви­дуальной, эгоистической цели данного субъекта или близкого ему лица, не прикрытое никаким резонерством и софистикой. Под более или менее широкими целями я разумею цели, имеющие не мимолетное значение в жизни данного субъекта, а заключающиеся в результатах, более или менее надолго и серьезно изменяющих течение его жизни, его семейное, социальное, служебное, имуще­ственное положение.

Приятное удовлетворение известного волнующего субъекта чувства.

Получение известных приятных ощущений от совершения определенного действия или обладания чем-либо.

В последних двух случаях целью является отдельное, мимолет­ное, приятное состояние личности, связанное с удовлетворением данного чувства или с данными приятными ощущениями.

В соответствии с указанным различием главных целевых ком-плесков можно установить следующие виды эндогенных пре­ступников.

Идейные преступники: у них главной целью, ради которой они совершают преступление, является служение известной общей моральной или социальной идее, которой они подчиняют свою лич­ность и поведение.

Резонеры, которые при помощи искусственных, софистиче­ских построений обосновывают свои своекорыстные стремления известными общими идеями.

Расчетливо-рассудочные преступники, которые стремятся, с вредом для других лиц или всего общества, к достижению более или менее широких целей, изменяющих известное положение их самих или близких к ним лиц;

Эмоциональные преступники, у которых главной целью, ради которой они совершают преступление, является приятное состоя­ние, связанное с удовлетворением известного сильно развитого у них чувства.

Импульсивные преступники, руководящий целевой комплекс которых сводится к получению приятных ощущений, связанных с совершением какого-либо действия или с обладанием чем-либо.

Эти пять групп надо пополнить еще шестой — группой мораль­ных психастеников. Этому термину я придаю следующий смысл. Деля эндогенных преступников на типы по существенным различиям тех целевых комплексов, которые входят в содержание их пред­расположения к преступлению, надо поставить особо группу тех из них, существенную черту которых образует осуждение их нравственным сознанием той цели, ради которой они совершают преступление. У них есть другая, нравственная цель, которая и служит источником протеста против преступной цели и вно­сит в их внутреннюю жизнь двойственность, находящую свое вырождение в более или менее длительной нравственной борьбе. Эта борьба приводит их к колебаниям, к решению поступить то так, то иначе, то согласиться на участие в преступлении, то отка­заться от этого. Моральные психастеники, это — преступники с более или менее глубоким и резко выраженным раздвоением и антагонизмом руководящих целей их поведения, с более или менее сильной и длительной нравственной борьбой совершающие преступление. Если у других эндогенных преступников и встре­чаются колебания и отсрочка исполнения, то вызванные или лишь эгоистическими опасениями риска и технических трудностей выполнения, или иногда — глухим протестом отдельных добрых чувств, не развивающимся в открытый протест нравственного сознания; последнее, напротив, иногда осуждает у них этот глухой простеет как нравственную слабость или нерешительность. Нравственной борьбы, как протеста нравственного сознания, хотя и недостаточно сильно затормаживающего стремление к престу­плению, у них нет. Они думают, что по тем или иным соображе­ниям им преступление совершить следует, но им иногда как-то боязно это, неприятно по мягкости характера, по неуверенности, сойдет ли с рук, не избили бы или не убили бы на месте преступле­ния, при поимке и т. д. В виду практической важности, имея дело с преступниками, знать все, что в них криминогенно и кримино-репульсивно, выделить тип морального психастеника необхо­димо.

Случаев моральной психастении не встречается у идейных преступников. Их нравственное сознание не только примирилось с преступлением, но и предписывает последнее; сбитое с правиль­ного пути неверными общими идеями, лежащими в основе их пре­ступной деятельности, или плохим их применением, оно привлекает на службу к выполнению их преступных планов их чувство долга и альтруистические чувства.

У резонеров также не бывает внутренней нравственной борьбы, если они, действительно, являются искренними резонерами, а не выдают только себя за таковых. Запутанное искусственными, резонерскими построениями их нравственное сознание не проте­стует против преступления; часто, притом, оно бывает настолько, так сказать, изношено или недоразвито, что вообще неспособно к сколько-нибудь сильному протесту.

У рассудочных расчетливых преступников, обыкновенно, нрав­ственная борьба заканчивается к моменту постановки той общей цели, которая лежит в основе их предрасположения к преступле­нию. У них исход этой борьбы выливается в форму известной общей цели и расчета. Однако, бывают случаи, когда они заново переоценивают поставленную эгоистическую цель и выбранный ими способ ее достижения и когда у них да сменяется, нет, а потом, после колебаний, соблазненные выгодами намеченной цели, они, наконец, решаются вступить на преступный путь. В этих случаях решение действовать преступным путем вырастает из более или менее серьезной и длительной нравственной борьбы. Такая борьба, и колебания могут быть и у субъектов с предрасположением, свой­ственным эмоциональным и импульсивным преступникам, если кримино-репульсивная часть их конституции не сильно недораз­вита или разрушена. Из подобного рода преступников и соста­вляется группа, названная мною моральными психастениками.

Не следует, однако, думать, что всякий преступник, который осуждает свое преступление и осуждал его в момент учинения, — психастеник. Такое осуждение вовсе не свидетельствует еще о внутренней борьбе и колебаниях и может, так сказать, лишь скользить по преступному стремлению субъекта, не вызывая даже хотя бы временной задержки его роста. Оно может иметь, так сказать, лишь словесное значение и быть высказано только потому, что субъект слышал подобное осуждение от других и хочет показаться своему собеседнику, а иногда и самому себе лучше, чем он есть.

Внешним проявлением происходящей у преступников-психасте­ников внутренней борьбы служит изменчивость их решения то совершить, то не совершать преступления, их первоначальный отказ от участия в преступлении, более или менее долгие колеба­ния перед согласием принять участие в последнем, вызванные не одними соображениями невыгодности и большого риска, а мораль­ной или социальной оценкой намеченного деяния.

 

II.

Предрасположение к преступлению представляет собою склон­ность прибегать для достижения известных целей к способам, близким по содержанию к преступлению или обнимающим последнее. Среди этих способов главными являются:

Способ, который можно назвать скрытно-хищническим, заключающийся в том, что применяющий его субъект стремится к достижению известной цели на чужой счет, с эксплуатацией отдельных лиц или каких-либо коллективов, но без всякого пря­мого воздействия на личность жертвы, с эксплуатацией, которую он старается сделать незаметной для самой жертвы, да и для всех остальных. Этот способ достижения целей ярко проявляется в воровстве, растрате и тому подобных преступлениях. Часто он находит себе выражение и в разных непреступных формах.

Способ плутовской, в котором средствами действия являются ложь и обман.

Способ насильнический, в котором средствами действия являются физическое или психическое насилие.

Способ оскорбительный для кого-либо, т.е. содержащий в себе элемент оскорбления, надругательства или издевательства над другими людьми.

Склонности к этим способам действия очень различно развиты у эндогенных преступников и с различной яркостью выражаются в их преступлениях. При этом у одних заметна сложившаяся склонность к какому-либо одному из этих способов, у других — к нескольким, а у некоторых — ко всем, с применением того или иного способа, смотря лишь по соображениям о его технической пригодности и рискованности при данных обстоятельствах. В раз­витии этих склонностей можно различать три ступени: начальную, среднюю и высшую.

Предрасположение к преступлению представляет собою сочета­ние в одно целое склонности к известным целям со склонностью к известным способам ее достижения. По степени своего развития оно может выразиться в следующих трех главных формах:

1. В виде общей тенденции к такому способу достижения извест­ной цели, особенно ярким выражением которого является извест­ное преступление, например, в виде общей склонности проявлять свое раздражение или ревность в насильственных формах, в виде склонности вообще к нетрудовому обогащению на чужой счет и т. п. При такой склонности общего характера у человека наблю­дается тенденция выливать свое поведение в формы, носящие опре­деленную эмоциональную окраску, но нет сложившейся склонности к какой-либо конкретно-определенной форме такого поведения, к определенному поступку. Раз такой человек совершил престу­пление, мы можем сказать, что у него намечается образование специальной склонности к известному преступлению, но лишь намечается, и говорить пока еще о наличности такой специальной склонности, как о чем-то сложившемся преждевременно. Как форма поведения, преступление представляет ряд особенностей, неприятных для лица, его совершающего, и эти особенности заста­вляют людей воздерживаться от него и предпочитать ему другие формы выражения своих склонностей. Возможно, что в силу известных конкретных условий эти особенности в отдельном слу­чае и не оказали достаточного задерживающего! влияния, но отсюда нельзя еще заключить, что у субъекта уже образовалась склонность к данному преступлению.

Преступников, являющихся носителями рассматриваемого вида предрасположения, можно назвать простыми эндогенными преступ­никами или эндогенными преступниками первого разряда.

2. В виде выкристаллизовавшейся специальной склонности к такому поведению, которое адоптирует личность к совершению данного преступления, т.е. преступления, по отношению к которому устанавливается тип преступника.

3. В виде специальной склонности к данному преступлению.

В последних двух случаях существует уже особая установка, особая приспособленность личности к определенного рода поступ­кам, но в первом из этих случаев мы имеем установку на извест­ный вид поведения, родственный данному преступлению, подгото­вляющий пли адоптирующий к нему, а в последнем — на данную форму преступной деятельности. Для этих двух групп эндогенных преступников я считаю наиболее подходящими названия криминолоидов и профессионалов. От эндогенных преступников первого разряда они отличаются тем, что у них уже сложилась специальная криминогенная склонность, на которую и должны направляться меры воздействия, предназначенные свести их с преступного пути.

Криминолоиды — это такие преступники, у которых нет еще выкристаллизовавшейся специальной склонности, именно, к дан­ному преступлению, но есть специальная склонность к поступкам, представляющим собою проявления того из указанных выше способов действия, который находит яркое свое выражение в дан­ном преступлении, или есть образовавшаяся в результате более или менее частых столкновений с уголовным законом и судом склон­ность не считаться с велениями уголовного закона.

О принадлежности субъекта к типу криминолоидов можно судить по его уголовному прошлому, по его занятиям и образу жизни. Иногда все эти признаки вместе, а иногда тот или иной из них довольно ясно выражены в жизни субъекта и свидетельствуют о его большей или меньшей подготовленности к преступной карьере. Однако, каждый из этих признаков лишь при известных условиях дает основание для зачисления субъекта в криминолоиды. Уголов­ное прошлое, заключающееся в том, что данный субъект совершал сходные или иные преступления, — только тогда является надеж­ным признаком криминолоидности, когда по характеру или много­кратности преступной деятельности можно заключить, что субъект готов к столкновению с законом и судом, что, в связи с его уголов­ным прошлым, у него совершенно изменилась, ослаблена или отпала оценка данного преступления, что перспектива суда и нака­зания теперь совсем или почти совсем не производит на него удер­живающего от преступления впечатления. Такую подготовлен­ность к преступлению нельзя не учитывать, потому что при ней человек быстрее и легче решается на преступление; в таком случае процесс роста преступной решимости облегчается, освобождается от некоторых тормозящих задержек.

Вторую разновидность криминолоидов образуют те, которые, до известной степени, подготовлены к преступлению своими заня­тиями, сообщившими им способность и навык открыто напасть на другого и применить к нему, для достижения своих целей, физиче­скую силу, хищнически взять что-либо чужое, эксплуатировать других людей и т. д.

Третья разновидность состоит из людей, которые в своей лич­ной жизни настолько распустились или опустились, развратились, изолгались и т. д., что у них совершенно притупились известные нравственные чувства, почему им сравнительно легко решиться на преступления, от которых людей обыкновенно удерживают эти чувства. К числу занятий, подготовляющих к разным преступле­ниям, преимущественно имущественного характера, относятся: про­фессиональная отдача капиталов взаймы, содержание публичных или игорных домов, проституция, торговля самогонкой, мелкий рыночный торг случайными предметами более или менее темного происхождения и т. д. Неоднократное участие в боях и более или менее долговременное пребывание на фронте, хотя сами по себе и не толкают человека на путь преступления, но для человека с предрасположением к преступлению служат известной подготов­кой к преступной карьере. Бесшабашный, пьяный образ жизни, с беспечной растратой материальных средств и духовных сил, с половыми излишествами, извращениями, с декларацией и т. п. также, несомненно, более или менее сильно подготавливают к неко­торым преступлениям.

Высшей степени развития предрасположение к преступлению достигает у профессионалов.

Профессиональный преступник — тот, кто несколько раз совер­шил преступление одного и того же вида по утвердившейся склон­ности удовлетворять таким образом свою более или менее часто повторяющуюся потребность. Конечно, очень часто с этими при­знаками соединяются неоднократное отбытие наказания и много­кратная судимость, но это — не непременные признаки профессио­нального преступника; он может и не быть рецидивистом, равно как рецидивист может не быть профессиональным преступником. Часто профессиональный преступник начинает свою карьеру с раннего возраста, даже с детства, но и этот признак имеется у профессионалов далеко не всегда. Центральный признак профес­сионального преступника — склонность к удовлетворению своич потребностей посредством данного преступления, образующая как бы «установку» его личности на определенное преступление. Вопрос, совершить ли преступление, для профессионала есть вопрос не моральной оценки поступка, даже не вопрос оценки данного вида преступной карьеры с точки зрения его личных интересов, — эта карьера им уже избрана, — а исключительно вопрос, так сказать, технический, т.-е. вопрос удобства или неудобства совершения преступления при данных обстоятельствах, большего или меньшего риска потерпеть неудачу. Профессионалы владеют особой техникой преступления, часто применяют новей­шие открытия в своей преступной деятельности, разрабатывают практически особый жаргон преступников («блатную музыку»).

Таким образом, по степени определенности своего содержания и законченности развития, предрасположение к преступлению встречается в трех формах: у эндогенных преступников первого разряда мы встречаем его в начальной фазе развития, у криминолоидов — в средней, а у профессионалов оно достигает полной законченности.

После этой общей характеристики главных разновидностей эндогенных преступников перейду к описанию отдельных типов.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Импульсивные преступники.

I.

В преступном мире много людей, которые "ценою преступле­ния хотели купить отдельное чувственное удовольствие, удовле­творить потребность данной минуты, не заглядывая в будущее, всецело отдаваясь вспыхнувшему в них чувственному импульсу.

О моральной и социальной оценке поступка они не думали и не думают, или начинают думать, уже сидя в исправительном доме. Лично для них невыгодных последствиях поступка, — о суде, наказании, разлуке с семьей и т. д., — они, в момент преступления, или также вовсе не думали, или относились к ним индифферентно, а еще чаще легкомысленно надеялись, что им удастся ускользнуть от глаз правосудия и остаться нераскрытыми. В этой надежде их нередко укрепляла слепая вера в предусмотритель­ность и ловкость их более опытных товарищей: последние-де, как люди бывалые, «деловые», знают уже, как все так устроить, чтобы сухими выйти из воды. Поразительно легко и быстро иногда такие люди решаются вступить на преступный путь. Идет чело­век, гуляет, никаких преступных мыслей у него нет; вдруг встре­чается с старым знакомым, разговорится, получит от него при­глашение «участвовать в деле» и, через несколько часов или даже минут, он уже преступник и иногда очень тяжкий. Иной раз он сначала еще оробеет, скажет, что боится попасться, что он по этому делу «неспециалист», через минуту же согласится, когда ему скажут, что ручаются за успех, что дело — простое и ему придется лишь нести узлы, стоять у дверей или выполнять какую-либо иную функцию, не требующую технических навыков и зна­ний. А потом, сидя в тюрьме, такой человек сам искренно уди­вляется, зачем и как он мог пойти на такое дело. Вот несколько примеров.

Александр Р., 23 лет, уроженец Минской губернии, русский. Пять лет уже женат. Имеет на своем иждивении старуху мать. Прошел 4 класса Лазаревского института восточных язы­ков; продолжению образования помешала революция. В 1918 году был на фронте, а потом, в 1919 году, был откомандирован в Москву. Военная служба ему с детства нравилась, в юности он мечтал о высшем военном образовании. К разным воен­ным опасностям относится равнодушно. Особенно нравится ему в военной службе кочевой образ жизни. Последнее время рабо­тал как электромонтер. Некто Ш. пригласил его поправить у себя электрическое освещение, разговорился с ним и продолжал знакомство после починки электричества. Познакомившись поближе, он предложил ему совершить грабеж под видом обыска. Александр без колебаний согласился, веря, что дело сойдет с рук безнаказанно. С поддельным ордером на обыск они вдвоем яви­лись в одну квартиру в Москве, причем Ш. производил обыск, а Р. писал протокол. Затем, с награбленными деньгами и драго­ценностями ушли на квартиру Ш. За это Р. и его товарищ были приговорены к высшей мере наказания, замененной впоследствии заключением на 10 лет. Р. говорит, что он встретил приговор вполне спокойно и потом — до помилования — пил, ел и спал как обыкновенно. Вообще он производит впечатление спокойного и даже безучастного человека. И на войне он обыкновенно сохра­нял спокойствие; лишь изредка — в атаках — замечал особый подъем, а иногда и приступы трусости, страха за себя. Но если бы вновь вспыхнула какая-нибудь война, он с удовольствием пошел бы, однако, «лишь в технические части». Надо добавить, что он вполне здоров. Пьет очень мало. Родители же его совсем не пили. Кокаина не нюхал. Особой раздражительности и вспыль­чивости в нем не заметно, скорее это — спокойный, равнодушный почти ко всему человек. Он, сравнительно со многими банди­тами, интеллигентен, довольно много читал, причем заявил, что особенное впечатление на него произвел «Идиот» Достоевского. Но в нем чувствуется отсутствие определенных устойчивых инте­ресов, определенного плана жизни, какая-то вялость и внутрен­няя хаотичность. Сидя в тюрьме, он жалеет, что не старался закончить свое образование и своим преступлением принес вред матери и жене. Когда решился на преступление, говорит он, о наказании много не думал, думал, что «в крайнем случае дадут год, не более»...

Другой пример. В январе 1923 года Петр Иосифович Д., 32 лет, и Владимир Иванович Р., 28 лет, — когда-то служившие вместе на военной службе и, незадолго до описываемого случая, встретившиеся в Москве, — задумали совершить бандитское нападение на какого-нибудь «биржевика». В условленный день, сговорившись нака­нуне, они прямо пошли к месту «черной биржи», где биржевики торговали валютой. Первоначально у них была мысль выхватить деньги у какого-либо деятеля черной биржи, но потом они изме­нили план. Р. предложил выследить какого-нибудь биржевика, пойти за ним и ограбить его в каком-либо подходящем месте. Сказано — сделано. Они выследили некоего Р., последовали за ним и на Большой Дмитровке, когда он вошел в подъезд дома № 16, произвели на него вооруженное нападение. Д., угрожая револь­вером, скомандовал ему «тише», а Р. выхватил портфель, и они бросились бежать, но, благодаря поднятой тревоге, Д. был тут, же задержан, а Г. удалось задержать вскоре в уборной дома № 14 по Салтыковскому переулку, куда, он забежал, спасаясь от погони. Преступление совершено около семи часов вечера.

Оба героя оказались новичками на бандитском поприще. Оба читали много раз в газетах о том, как производятся грабежи, и эти сообщения, по-видимому, производили на них некоторое впе­чатление, но сами занялись бандитизмом впервые. Д. раньше не судился. Г. судился в 1920 году за спекуляцию ненормированными продуктами, но был оправдан. Оба они не кончили средней школы: Д. — ремесленного училища, Р.— коммерческого. Оба полуполь­ской, полурусской национальности: у Д.—отец поляк, а мать — русская, а у Р. — наоборот. Оба они здоровы. Душевнобольных нет в роду ни у того, ни у другого. Оба холосты. Р. совсем не пьет и не нюхает кокаина, Д. --пьет мало и редко, кокаина также не нюхает. Д. с 1912 года служил военным чиновником; в Красной армии был адъютантом бригады, демобилизован в ноябре 1922 г., Г. — в 1921 году. Оба, хотя еще не голодали, но в деньгах нужда­лись, деньги у них были на исходе. Г. первый задумался над вопро­сом о бандитизме и решил, что этим способом всего легче доста­вать деньги. С этим решением он отправился к Д. и уговорился с ним относительно преступления. Ни тот, ни другой относительно выбора преступного пути не колебались и чувства страха не испытывали. Но оба заявили, что в одиночку преступления совер­шить не могли бы, — «духа не хватило бы», — только вместе, друг с другом они могли пойти на такое дело. Моральная и социальная оценка преступления отсутствует и у того и у другого; полагают, что нужда оправдывает их преступление. К потерпе­вшему жалости ни тот, ни другой не испытывали. Оба заявляют, что «не думали причинить ему вреда» и ни в каком случае стре­лять бы не стали. Г. — более уравновешенный человек, спокой­ного характера, сдержанный. Д. более нервен, вспыльчив, раздра­жителен и способен скорее решиться, под влиянием раздражения, на насильственный образ действий.

Вот еще один пример, действующим лицом в котором является молодой человек — Яков Дмитриевич М., 20 лет, русский, из крестьян Клинского уезда Московской губернии. Родители его занимались крестьянским хозяйством: в живых остался лишь отец. Душевнобольных в роду нет. Ни Яков, ни его родители не пили: кокаина он также не нюхает. Здоров. Судился раньше и был осужден условно на 2 месяца заключения за халатное отношение к службе, выразившееся в не передаче телефонограммы. Окончил сельскую школу. По профессии слесарь. До призыва на военную службу жил с отцом, с 2 братьями и 4 сестрами; он — младший в семье. Жили без особой нужды. Холост. Преступление совер­шил в ночь с 20 на 21 марта 1922 г. при следующих обстоятель­ствах. Приехал из полка в отпуск в свою деревню и как-то пошел гулять. Встретил своего товарища - односельчанина Г. Разговори­лись. Во время разговора Г. предложил участвовать в ограблении. Яков сначала заколебался «из страха, что попадешь», но потом быстро согласился, рассчитывая на безнаказанность. «Знал бы, что попаду, — говорил он, — ни за что бы не согласился». Г. раз­работал план нападения на театральный отдел уездного отдела народного образования в г. Клину. В Клин пришли в понедель­ник вечером и, когда было уже совсем темно, подошли и посту­чали в дверь. С ними был еще один товарищ, приглашенный раньше Якова. Открывшему дверь сторожу сказали, что при­шли от декоратора, который остался в чайной и сейчас придет. Старик-сторож впустил их и даже поставил им самовар. Они напились чаю, а затем объявили сторожу цель своего прихода, после чего связали его, завязали ему глаза и рот. Старик не сопро­тивлялся. Связывая его, один из участников — 3. — сказал: «нам твоего тела, дедушка, не нужно, лежи и молчи, а мы возьмем и уйдем». Взломали помещение, где хранилась мануфактура, забрали последнюю и ушли. На деньги, вырученные от продажи своей части, Яков купил отцу лошадь и кое-что себе. От своих он все скрыл и первое время был доволен совершенным преступле­нием: «украл, да не попал». Но потом, когда арестовали соучаст­ников, и он об этом узнал, испугался, пошел и сам во всем при­знался властям. Еще раньше признался отцу, который его сильно ругал вначале, а потом сказал: «смотри, молчи, а то попадешь». Теперь он раскаивается, потому что сидеть в тюрьме не нра­вится— «хлеба не хватает», — да и «людей совестно, говорят: «вор». Это — простоватый, легкомысленный деревенский парень, довольно добродушный, любитель «погулять с девочками», побала­гурить, посидеть в театре, посмотреть какую-нибудь занятную драму. Собирался жениться на «красную горку». Легкомыслен и придурковат. Столь же легкомыслен оказался и Алексей Петрович Н., 28 лет, русский, уроженец Ранненбурга. Хотя он и говорит про себя, что у него «характер тщедушный» и он курицы зарезать не в состоянии, однако, когда он, возвращаясь со службы, встре­тился с товарищами, пригласившими его участвовать в бандитском налете, то он отправился на преступление прямо с портфелем, набитым служебными бумагами, уговорившись, что он лишь помо­жет нести награбленные вещи.