VIII. Выдержка и законченность

 

 

В этом разделе печатаются последовательно:

а) Машинописный текст, озаглавленный "Выдержка и законченность", с исправлениями, внесенными Станиславским. Текст объединен в одной тетради с другими материалами. Тетрадь озаглавлена "Остальные элементы" (No 489).

б) Заключительная часть главы (начиная со слов "Теперь я вас спрошу"), написанная чернилами на отдельных листах, соединенных в виде блокнота (No 463, со стр. 6). Весь текст, написанный в блокноте, представляет собой дополнительный материал или варианты текста основной рукописи "Выдержка и законченность".

В литературном архиве Станиславского хранится и первоначальная рукопись главы (No 488/1), на которой имеются пометки Станиславского, помогающие установить последовательность текста рукописи, что и учтено при подготовке текста к печати.

Заголовок "Остальные элементы" и цифра XII на заглавном листе тетради свидетельствуют о том, что он первоначально рассматривал "Остальные элементы" как двенадцатую главу первой части "Работы актера над собой"; это подтверждается и планом 1935 года (No 274). Но в процессе работы над книгой Станиславский отказался от своего намерения, использовав лишь малую часть рукописи "Остальные элементы" в XI главе первой части "Работы актера над собой". Причину подобного решения Станиславский объясняет так: "Могу ли я теперь говорить о выдержке, когда у нас нет еще ни пьесы, ни роли, которые потребовали бы такой выдержки при сценической передаче? Могу ли я говорить сейчас о законченности, когда нам нечего заканчивать?

Со временем, когда само дело подведет нас ко всем недосказанным вопросам, мы сначала практически испытаем и почувствуем, а потом и теоретически познаем каждый из пропущенных пока элементов" (т. 2, стр. 455-456).

Место главы "Выдержка и законченность" во второй части "Работы актера над собой" определено самим Станиславским в плане 1935 года. "Выдержка и законченность" фигурирует в этом плане как самостоятельная глава и стоит на последнем месте среди элементов самочувствия актера.

¹Здесь на полях рукописи пометка Станиславского: "Искусство представления". Повидимому, он выражает опасение, что читатель может сделать ошибочный вывод, будто бы подлинность переживания не должна иметь места в искусстве актера. Но если искусство представления в лице своих крупнейших теоретиков Дидро и Коклена-старшего отрицает процесс переживания в момент сценической игры, то Станиславский, как и Т. Саль-вини, говорил лишь о контроле над своими эмоциями в момент творчества, утверждая при этом необходимость переживания. Актер, придя на сцену, должен, по мнению Станиславского, рассказать зрителям о пережитом "своим собственным чувством". Значит, речь здесь идет не об отрицании подлинного, искреннего переживания актера на сцене, а лишь о художественном отборе типических черт в отсеве случайных, натуралистических подробностей. Такое требование является непременным условием создания полноценного реалистического образа.

²После этого текста в рукописи страница осталась недописанной. Сбоку, на полях рукописи, имеется надпись Станиславского: "О безжестии". Повидимому, дальше должен был следовать текст о безжестии, написанный Станиславским на пяти листах, подшитых в начале тетради "Остальные элементы".

На этом основании дополнительный текст, начиная со слов: "Представьте себе белый лист бумаги…" до слов: "Если слишком часто повторять одни и те же характерные жесты, то они скоро потеряют силу и надоедят" – включен в состав главы и печатается ниже.

³В подлиннике здесь пропущены слова Брюллова, воспроизведенные в квадратных скобках на основании записи в блокноте (No 463). Этот рассказ о Брюллове встречается в мемуарной и критической литературе в различных вариантах. Так, например, Л. Н. Толстой приводит слова Брюллова в следующей редакции: "Искусство начинается там, где начинается чуть-чуть" (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 30, М., 1951, стр. 127).

⁴На полях рукописи запись Станиславского: "Пример Рахманинова на капустнике". В блокноте (No 463) имеется текст, разъясняющий эту запись: "Мне вспоминается дирижер с "палочкой-махалочкой" на одном шуточном вечере или так называемом "кабарэ". Он очень добросовестно отмахивал все номера. Один из этих номеров удостоился настолько большого успеха,, что присутствующая публика, заметившая в числе зрителей С. В. Рахманинова, стала просить его самого продирижировать оркестром для аккомпанемента полюбившегося номера.

Гений любезно согласился и без репетиции, не зная толком мелодии того, что ему пришлось экспромтом дирижировать, провел номер и, сам не сознавая, дал в нем свое замечательное "чуть", и обычный кафешантанный номер превратил в музыкальное произведение.

У нас на сцене есть много артистов, которые отмахивают одним махом целые роли и целые пьесы, не заботясь о необходимом "чуть", дающем законченность".

В блокноте этот текст перечеркнут Станиславским, что не позволяет включить его в состав главы. Повидимому, он должен был подвергнуться переработке.

⁵Эта страница рукописи осталась недописанной. Приводим заключительный абзац об исполнительском искусстве Никиша, повидимому, пропущенный машинисткой при перепечатке рукописи (No 488/1) или вложенный Станиславским в рукопись уже после ее перепечатки:

"Если вы поняли из моих слов, что такое Никиш,- вы узнали, что такое речь в устах великого артиста сцены или чтеца. И у него такое же великолепное lento, как у Никиша. Такая же густота и piano звука, такая же бесконечность, такая же неторопливость и договаривание слов до самого конца с совершенной четкостью, со всеми восьмыми, с точками, со всеми математическими равными триолями, а также с выдержкой, смакованием и без малейшей лишней затяжки [или] торопливости. Вот что такое выдержка и законченность".

⁶Здесь нами опущена недописанная в рукописи фраза.

⁷Дальнейший текст, имеющий самостоятельное заглавие "Томазо Сальвини-старший", частично совпадает с описанием игры Сальвини в роли Отелло, которое Станиславский предполагал включить в "Мою жизнь в искусстве" (см. приложения к первому тому Собрания сочинений).

⁸В конце тетради "Остальные элементы" находится вариант начала главы "Выдержка и законченность", который не может быть включен в основной текст главы ввиду возникающих многочисленных текстовых повторов и отсутствия на этот счет точных указаний автора. Поэтому приводим его здесь как вариант, в котором уже знакомый читателю материал излагается в другой форме:

 

"…………… 19.. г.

Сегодня урок был не простой, а с плакатом, на котором значилось "Выдержка и законченность".

Аркадий Николаевич заставил нас прежде всего повторить этюд с сумасшедшим. Ученики были в восторге, так как соскучились по игре, и старались изо всех сил. Торцов хоть и похвалил нас, но без энтузиазма, сдержанно. Казалось, что он чем-то неудовлетворен. И действительно, Аркадий Николаевич ждал от нас большей выдержки и законченности в исполнении. Мы оправдывались тем, что давно не играли этюда и забыли его. Но при повторении результат оказался тот же.

– В чем же дело и чего от нас требуют? – старались мы понять.

По своему обыкновению, Торцов ответил нам на вопрос образным примером. Он говорил:

– Представьте себе, что вам приходится делать карандашный рисунок на испачканной и замаранной бумаге. Если не стереть всех лишних черточек и пятен, то они будут сливаться с самим рисунком и испортят его. Нужна чистая бумага, и потому, прежде чем начать работу, необходимо уничтожить все лишние черточки и пятна на листе, [все,] что пачкает бумагу.

Совершенно то же должен сделать и актер на сцене. Лишними черточками, которые портят рисунок, являются в нашем деле Мелкие, ненужные роли наши собственные движения, которые пестрят и засоряют игру. Часто случается, что актер с хорошей мимикой не дает возможности зрителям разглядеть лица, так как все время закрывает его мелкими жестами рук. В других случаях актеры с хорошей пластикой мельчат и портят ее лишними своими собственными движениями, не относящимися к изображаемому лицу. Откуда они приходят к нам? Чаще всего ненужные на сцене движения – механические, непроизвольные. Они против желания актера сами приходят в трудные моменты игры. Нелегко воплощать несуществующее чувство с помощью внешней "актерской эмоции". Наподобие "услужливых глупцов", руки и другие части тела пытаются помогать нам в этой трудной и непосильной работе.

Этим грешат многие из вас и больше всех Вьюнцов".

⁹Приводим вариант этого заключительного текста из блокнота (No 463):

"Установим, что вы называете вдохновением. То ли, о чем приторно и сладко пишут в плохих романах, или какое-то более крепкое и менее истеричное состояние.

При рассмотрении чувства правды я говорил вам уже об этом и приводил в пример проделанную со мной шутку с операцией. Она иллюстрировала вам то состояние артиста на сцене, при котором легче всего создается "вдохновение". Говоря о правильном внутреннем самочувствии, я старался снова намекнуть вам, как око ощущается артистом.

Теперь, при в_ы_д_е_р_ж_к_е и з_а_к_о_н_ч_е_н_н_о_с_т_и, повторяется то же, и вы опять создаете неправильное представление об его ощущении в себе самом.

Вы принимаете за вдохновение лишь моменты крайнего экстаза. Не отрицая их, я настаиваю на том, что виды вдохновения многообразны. И спокойное проникновение вглубь может быть вдохновением. И легкая свободная игра со своим чувством тоже может стать вдохновенной. И мрачное, тяжелое осознание тайны бытия тоже может быть вдохновением.

Могу ли я перечесть все виды его, раз что его происхождение таится в подсознании и недоступно человеческому разуму?

Мы можем говорить лишь о том состоянии артиста, которое является хорошей почвой для вдохновения. Вот для такого состояния в_ы_д_е_р_ж_к_а и з_а_к_о_н_ч_е_н_н_о_с_т_ь в творчестве имеют значение. Это важно понять и полюбить новые элементы не как прямые проводники к вдохновению, а лишь как один из подготовительных [моментов] для его развития.

И нам необходимы такие "чуть", чтобы з_а_к_о_н_ч_и_т_ь отдельные части и целые роли. Без них они не заблестят.

Как много созданий, лишенных этого "чуть", мы видим на сцене. Все хорошо, все сделано, но чего-то самого важного нехватает. Придет талантливый режиссер, скажет одно только слово, актер загорится, а роль его засияет всеми красками душевной палитры".

В литературном архиве Станиславского хранится также материал для главы "Выдержка и законченность" из творческой биографии Щепкина, который, прислушиваясь к указаниям Гоголя, сумел преодолеть в своем исполнительском искусстве излишнюю торопливость, чрезмерную чувствительность и добиться "высокого спокойствия" и выдержки.