Первым из них является метафизика, которую Гегель называет «наивным образом мышления». Его«– в том, что в нем еще не сознается противоположность мышления в себе самому себе, т.е. противоположность мышления и предмета мышления, и он содержит веру в то, что в размышлении (Nachdenken).
В этой вере мышление приступает прямо к предметам, воспроизводит из себя содержание представлений и удовлетворяется этим содержанием, видя в нем истину. Поскольку это мышление не обладает сознанием существующей в нем противоположности, постольку оно может оказаться в пределах конечных определении мышления, т. е. в пределах еще не разрешенной противоположности. Такая метафизика рассматривает определения мышления как основные определения вещей. Однако, эти определения берутся ею в их абстрактности как для себя значимые и способные быть предикатами истинного. Эта метафизика полагает, что познание всеобщего достигается приписыванием ему предикатов, причем не исследует их ни со стороны характерного для них содержания, ни со стороны их формы, заключающейся в том, что всеобщее определяется посредством приписывания предикатов. Иными словами, она не исследует ни вопрос о том, представляют ли собой такие предикаты в себе и для себя нечто истинное, ни вопрос о том, может ли форма суждения быть формой истины.
Для адекватного представления сказанного необходимо различать между конечным, лишь рассудочным мышлением, и бесконечным, разумным мышлением. Так, преднайденные определения мышления суть конечные определения. Истинное же есть в себе бесконечное, которое не может быть выражено и осознано посредством конечного. Между тем, мышление по своей сущности в себе бесконечно. Ведь конечным называется то, что есть, но перестает быть там, где оно соприкасается со своим другим и ограничено последним, которое является его отрицанием и представляет собой его границу. Но мышление находится у самого себя, соотносится с самим собой и имеет своим предметом самого себя. И хотя предмет мышления непосредственно есть его иное, таковым он остается лишь до тех пор, пока отношение мышления к предмету безмысленно, т.е. только предметно, что вовсе не есть собственное отношение мышления. Но раз мышление мыслит самое себя, то оно имеет предмет, который вместе с тем есть не предмет, но мышление; мышление, следовательно, как таковое не имеет предела в себе. Конечно же оно лишь постольку, поскольку останавливается на ограниченных определениях, которые признаются им чем-то последним. Таковым и является мышление метафизики. Приписываемые ею предикаты суть ограниченные рассудочные определения, выражающие только некоторый предел, но не истинное. При этом такое приписывание — внешняя рефлексия предмета, ибо определения (предикаты) находятся готовыми в представлении и приписываются предмету лишь внешним образом. Истинное познание предмета должно быть, напротив, таким, чтобы он сам определял себя из самого себя, а не получал свои предикаты извне. Правда, конечные предметы должны быть определяемы посредством конечных предикатов, и здесь рассудок и его деятельность оказываются на своем месте.
Он, будучи сам конечным, познает соответственно природу одного лишь конечного. Но предметы разума не могут быть определены посредством таких конечных предикатов, и стремление определить их так – недостаток метафизики. Метафизика, таким образом, не есть свободное и объективное мышление, ведь ее объект не определяется из самого себя свободно, а предполагается готовым, данным. В результате, метафизика становится догматизмом, так как из двух моментов противоположности она принимает одно как истинное, а другое как ложное. Этот догматизм рассудка состоит в том, что односторонние определения мысли удерживаются в их абстракции, и, как говорит Гегель, «борьба разума состоит в том, чтобы преодолеть то, что фиксировано рассудком».
Хорошо известно, что исторически этот тип мышления возникает в древнем или, по преимуществу, античном мире. Следует, однако, заметить, что рассматриваемый тип мышления вовсе не есть нечто только минувшее, как это может представляться непосредственно исторически. Ведь логически метафизика есть во всякой теории постольку, поскольку последняя есть непосредственно первая форма осмысления обычного опыта предмета, будь то древнего, или же нового. Хотя эта метафизика есть выражение момента всеобщности в мышлении, она еще не является его всеобщим мышлением, но только конечным. Главным образом, ее ограниченность проявляется, во-первых, в том, что она, как было сказано, заимствуя определения предмета из обычного опыта, тем самым лишь предполагает, а не полагает их, и, следовательно, имея их готовыми, преднайденными, не владеет ими как своими собственными (т.е. не свободна в отношении к своему предмету); а во-вторых, в том, что поскольку она делает своим принципом абстрактное тождество, «чистую сущность», исключая различенность и особенность «явления», постольку само это различное и особенное становится ее пределом и отрицанием.
