Преемственность по мужской линии 7 страница

– Сразу за поворотом. Я тебя провожу.

– Я и сама дойду.

– Ну ладно, – сказал мистер Джордж, но всё равно последовал за мной до двери маленькой толстой тенью. У входа, словно часовой, стоял человек, которого мы видели, когда зашли – тот, с обетом молчания.

– Следующая дверь, – мистер Джордж указал налево.

В туалете – маленьком помещении с запахом освежителя, где стояли только унитаз и рукомойник – я вытащила из сумки мобильный. Не ловит, сети нет. Этого следовало ожидать.

Как бы я сейчас хотела рассказать Лесли обо всём, что случилось. Зато можно было глянуть на часы в мобильном. Как ни странно, был только полдень. Я чувствовала себя так, будто нахожусь здесь уже несколько дней. Это‑то мне и предстояло.

Когда я вышла из туалета, мистер Джордж с улыбкой вздохнул. Он явно боялся, что я успею исчезнуть за эти несколько минут.

В документариуме я снова плюхнулась на диван, а мистер Джордж присел на кресло передо мной.

– Итак, продолжим нашу игру в вопросы и ответы, – сказал он. – Но теперь по очереди. Один вопрос задаю я, один ты.

– Хорошо, – сказала я. – Сначала вы.

– Хочешь пить?

– Да. Я бы выпила воды, если можно. Или чаю.

В нижних полочках шкафа действительно нашлись вода, сок и вино, а, кроме того, чайник и чай. Мистер Джордж заварил нам чаю с бергамотом.

– Теперь ты, – сказал он, когда мы снова уселись.

– Если способность путешествовать во времени определяется каким‑то геном, то причём тут дата рождения? Почему у Шарлотты сразу не взяли кровь и не проверили на наличие гена? И почему вы не отправили её с помощью хронографа в какое‑то безопасное прошлое? Зачем дожидались, пока она сама по себе запрыгнет неизвестно куда? Ведь с ней могло случиться всё, что угодно.

– Ну, во‑первых, мы пока верим, что речь идёт о гене, но точно нам это неизвестно. Мы знаем только, что есть нечто в крови, что отличает вас от обычных людей, но сам ген мы ещё не нашли. Хотя мы и проводили всевозможные исследования. Среди наших учёных – лучшие умы мира. Поверь, было бы куда проще, если бы мы сумели выделить в крови этот ген, или что это там такое. А пока мы лишь можем пользоваться расчётами и наблюдениями, которые составили наши предшественники.

– А что было бы, если б хронограф заправили Шарлоттиной кровью?

– В худшем случае мы бы его сломали, – сказал мистер Джордж, – и прошу тебя, Гвендолин, речь идёт о крошечной капле крови, а не о целой заправке! Теперь моя очередь. Если бы у тебя был такой выбор, в какое время в прошлом ты бы отправилась?

Я задумалась.

– Мне бы хотелось не так уж далеко в прошлое. Лет на десять назад. Тогда бы я ещё раз увидела папу и поговорила с ним.

Мистер Джордж сочувственно посмотрел на меня.

– Понимаю. Но это неосуществимо. Никто не может путешествовать в том времени, в котором живёт. Самая ранняя дата, куда мы можем тебя отправить – это день перед твоим рождением.

Ну вот… Жалко. А я уже размечталась, как снова попаду в то время, когда ходила в начальную школу, а именно – в тот день, когда один мальчик по имени Грегори Форбс обозвал меня «противной жабой». Это случилось на школьном дворе. А потом он четыре раза ударил меня по коленке. Я бы появилась там неожиданно, как супергероиня. Тогда бы Грегори Форбс зарубил себе на носу, что обижать маленьких девочек некрасиво.

– Теперь опять твоя очередь, – сказал мистер Джордж.

– Моё задание изначально заключалось в том, чтобы нарисовать крестик мелом на том месте, где исчезла бы Шарлотта. Для чего нужен этот крест?

Мистер Джордж отмахнулся.

– Забудь эту чепуху. Тётя Гленда настояла на том, чтобы мы дежурили на месте исчезновения Шарлотты. После её прыжка мы должны были послать в прошлое Гидеона и описать ему, где она. А хранители должны были ожидать Шарлотту в прошлом и оберегать её до тех пор, пока она не прыгнет обратно.

– Да, но ведь невозможно заранее предугадать, в каком времени окажется путешественник. Тогда бы хранителям пришлось круглосуточно следить за этим местом годами, а то и десятилетиями.

– Да уж, – вздохнул мистер Джордж, – что верно, то верно. А сейчас снова я. Помнишь ли ты своего дедушку?

– Конечно. Мне уже исполнилось десять лет, когда он умер. Он был совсем не похож на леди Аристу, он был весёлым и вовсе не строгим. Нам с братом он частенько рассказывал всякие страшилки. Вы тоже его знали?

– О да! Он был моим наставником и лучшим другом, – мистер Джордж задумчиво поглядел на огонь.

– А кто такой тот маленький мальчик? – спросила я.

– Какой такой мальчик?

– Ну, из предыдущей комнаты. Он ещё вцепился в пиджак доктора Уайта.

– Ты о чём? – мистер Джордж отвлёкся от огня и посмотрел на меня непонимающим взглядом.

Ну да! Как ещё точнее его описать.

– Маленький, светловолосый мальчик, примерно семи лет. Он стоял возле доктора Уайта, – сказала я, чеканя каждое слово.

– Хорошо, я понял. Но там не было никакого маленького мальчика, – сказал мистер Джордж. – Ты со мною шутки шутишь?

– Нет, – сказала я. Вдруг до меня дошло, что это был за мальчик. И я рассердилась сама на себя, что не сразу разобралась, в чём тут дело.

– Маленький светловолосый мальчик, говоришь? Семи лет?

– Забудьте, – я резко развернулась и с величайшим интересом начала разглядывать книги за моей спиной.

Мистер Джордж не проронил ни слова, но я ощущала на себе его изучающий взгляд.

– Теперь опять моя очередь, – наконец произнёс он.

– Это глупая игра. Может, лучше в шахматы? – на столе стояла шахматная доска с расставленными фигурами.

Но мистер Джордж не дал себя заговорить.

– Ты иногда видишь вещи, которые не видят другие люди?

– Маленькие мальчики – это не вещи, – сказала я. – Но это правда, иногда я вижу вещи, которые остальные видеть не могут, – я не могла понять, почему доверяю ему эту тайну. По какой‑то причине, его, казалось, очень обрадовали мои слова.

– Любопытно, как любопытно! С какого возраста у тебя этот дар?

– Вообще‑то, он был всегда.

– Восхитительно! – мистер Джордж огляделся по сторонам. – Скажи‑ка, пожалуйста, кто кроме нас сейчас в этой комнате? Кто тут спрятался и подслушивает?

– Мы здесь одни, – я не могла не засмеяться, когда увидела разочарованное лицо мистера Джорджа.

– О, а я готов был поклясться, что это место так и кишит привидениями. Особенно эта комната, – он отхлебнул чая из своей чашки. – Может, хочешь пирожное? С апельсиновым повидлом.

– Да, спасибо, – сказала я неуверенно. Из‑за пирожных или нет, тревожное чувство тошноты вдруг вернулось. Я затаила дыхание.

Мистер Джордж встал и закопошился в ящичках шкафа.

У меня закружилась голова. Всё сильней и сильней. Мистер Джордж явно удивится, когда обернётся, а меня нет – испарилась. Может, стоит его предупредить? Вдруг у него слабое сердце?

– Мистер Джордж!

– Сейчас опять твоя очередь, Гвендолин, – он сосредоточенно выкладывал пирожные на тарелку. Почти так же, как это обычно делал мистер Бернхард. – Кажется, я даже знаю ответ на твой следующий вопрос.

Я прислушалась к собственным ощущениям. Голову немножко отпустило.

Ну ладно. Ложная тревога.

– Допустим, я прыгну в то время, когда этого дома ещё не существовало. Я тогда упаду с высоты и разобьюсь насмерть?

– О, а я‑то думал, ты будешь опять расспрашивать насчёт маленького светловолосого мальчика. Ну, хорошо. Согласно опыту предыдущих путешественников, никто ещё не прыгал далее, чем на пятьсот лет назад. В хронографе для рубина, то есть для тебя, самая ранняя дата, которую можно установить – это 1560 год нашей эры. Год рождения первого путешественника во времени, Ланселота да Виллера. Мы тоже огорчены такой маленькой амплитудой прыжков. Столько интереснейших лет проходят мимо… Пожалуйста, вот и пирожные. Мои любимые.

Тарелка вдруг расплылась перед глазами, но я всё равно потянулась за пирожным. Как вдруг кто‑то будто выдернул из‑под меня диван.

 

~~~

 

 

Преемственность по мужской линии

 

Хроники Хранителей,

Том четвёртый, Круг Двенадцати

 

 

Глава восьмая

 

Я плюхнулась попой на холодный каменный пол. В моей руке оказалось пирожное. Вокруг царила полнейшая темнота. Я, по идее, должна была оцепенеть от страха, но бояться почему‑то вовсе не хотелось. Может, дело было в ободряющих словах мистера Джорджа, а может, я просто уже привыкла к своему новому образу жизни. Я сунула пирожное в рот (действительно, вкуснятина!) и пошарила рукой в поисках фонарика, который должен был висеть у меня на шее. Он оказался на месте, я потянула за шнурок. Через пару секунд я нащупала кнопку и фонарик включился. В его свете я смогла различить книжные полки и камин (к сожалению, холодный, огонь в нём не горел). Над ним висела та же самая картина, портрет путешественника во времени в белом парике, Графа Какого‑то‑Там‑де‑Пумпумского.

Строго говоря, не хватало всего пары кресел и журнальных столиков, и – закон подлости! – того самого дивана, на котором я так уютно сидела.

Мистер Джордж говорил, что я должна просто дождаться, пока меня не унесёт обратно.

Возможно, я бы так и поступила, если бы диван остался на своём месте. Ничего плохого не случится, если я на секундочку выгляну из комнаты.

Осторожно, на ощупь, я пробиралась вперёд. Дверь оказалась заперта.

Ну что ж. Хорошо хоть в туалет сходить успела.

Я оглядывала комнату при свете фонарика. Мне хотелось найти хоть малейший намёк на то, в каком же году я сейчас находилась.

Вдруг на стене висит календарь. Или он лежит на письменном столе.

Письменный стол, кстати, был завален скомканными листами, книгами, надорванными конвертами и шкатулками. Луч света выхватил из темноты чернильницу и перо. Я взяла со стола лист бумаги. На ощупь он казался толще и грубее обычного. Прочитать написанное было ужасно сложно из‑за всевозможных завитушек над и под буквами.

«Глубокоуважаемый господин доктор, – было написано на листе, – сегодня мне доставили Ваше письмо, оно шло ко мне девять недель. Диву даёшься такой скорости, а ведь какой длинный путь проделал Ваш занимательный доклад о состоянии дел в колониях».

Я не могла не улыбнуться. Письмо шло целых девять недель! И после такого кто‑то ещё смеет жаловаться, что британская почта медленная и ненадёжная. Так значит, я в том времени, когда письма ещё прилетали с почтовыми голубями. Хотя именно это послание, кажется, тянули улитки.

Я села за стол и прочитала ещё парочку писем. Какие‑то они были скучные. Имена мне тоже ни о чём не говорили. После этого я порылась в шкатулках. В первой оказалось полно искусно прорисованных печатей. Я хотела найти двенадцатиконечную звезду, но попадались одни только короны, переплетающиеся буквы и растительные узоры. Очень симпатично всё. В шкатулке ещё лежали восковые свечи всех цветов, среди них были даже золотые и серебряные.

Следующая шкатулка оказалась закрытой. Может, в одном из ящичков есть для неё подходящий ключик. Я постепенно входила во вкус с этими поисками драгоценностей. Если мне вдруг понравится что‑нибудь из закрытой шкатулки, я просто прихвачу это с собой. На пробу, ничего такого. С пирожным же получилось. Я бы взяла для Лесли один безобидный сувенирчик. Думаю, на такие мелочи никто внимания не обратит.

В ящиках стола мне снова попались перья, чернильницы, письма, которые бережно хранились прямо в конвертах, записные книжки в переплётах, что‑то вроде кинжала, маленький нож для разрезания писем, и, наконец, – ключи. Великое множество ключей всех возможных форм и размеров. Лесли бы такое зрелище точно воодушевило. Вероятно, в этой комнате каждый ключ подходил к своему замочку, а за каждым замочком скрывалась какая‑нибудь тайна. Или сокровища. Я попробовала пару ключей, которые на вид были самыми маленькими, но к шкатулке они не подходили. Наверное, там внутри дорогие украшения. Может, прихватить всю шкатулку целиком? Правда, размер у неё немного неудобный, во внутренний карман моей куртки она точно не поместится.

В следующей шкатулке хранилась трубка. Очень даже симпатичная, искусно вырезанная, наверное, из слоновой кости. Но нет, Лесли она не подойдёт.

Может, захватить ей одну из печатей? Или этот милый кинжальчик? Или какую‑нибудь книгу?

Конечно, я знала, что воровать – некрасиво, но сейчас сложилась исключительная ситуация. Полагается же мне хоть какая‑то компенсация. Кроме того, надо было проверить, можно ли забирать с собой предметы из прошлого в настоящее. Ни малейших угрызений совести я не испытывала, мне и самой это показалось немного странным. Я ведь всегда так корила себя, если Лесли в магазине тянулась за вторым или даже третьим кусочком какого‑нибудь лакомства, выложенного на пробу. Или вот недавно она сорвала цветок прямо с клумбы в парке.

Выбор – непростая штука. Кинжал выглядел самым дорогим. Если камни на ручке настоящие, он потянет на целое состояние. Но что Лесли делать с этим кинжалом? Печать понравится ей куда больше. Но какая?

Принимать решение мне не пришлось – возвращалось знакомое головокружение. Когда письменный стол стал расплываться перед глазами, я поспешно схватила первое, что подвернулась под руку.

 

Я мягко приземлилась на ноги. Яркий свет слепил глаза. Ключ, который я заграбастала в последнюю секунду, скользнул в карман куртки, туда, где лежал мобильный телефон. Я осмотрелась. Всё выглядело так же, как накануне, когда мы с мистером Джорджем пили здесь чай. По комнате разливалось приятное тепло от мерцающего в камине огня. Но мистер Джордж был теперь не один. Посреди комнаты стояли Фальк де Виллер и неприветливый серый доктор Уайт (вместе с маленьким светловолосым мальчиком‑привидением). Они тихо переговаривались между собой. Гидеон де Виллер небрежно облокотился о книжный шкаф. Именно Гидеон заметил меня раньше всех.

– Привет, Венди, – сказал он.

– Гвендолин, – поправила я. Ну, ёлки‑палки, разве так сложно запомнить моё имя?! Я же не называла его каким‑нибудь Гизбертом. Трое других мужчин глядели на меня во все глаза. Доктор Уайт недоверчиво прищурился, а мистер Джордж явно был вне себя от радости.

– Прошло почти пятнадцать минут, – сказал он. – Как ты, Гвендолин? Всё в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь?

Я кивнула.

– Тебя кто‑нибудь видел?

– Там никого не было. Я с места не сдвинулась, как вы и велели, – я протянула мистеру Джорджу его фонарик и перстень с печатью. – А где моя мама?

– Она с остальными сейчас наверху, – коротко сказал мистер де Виллер.

– Я хочу с ней поговорить.

– Только не волнуйся. Поговоришь, конечно. Но позже, – сказал мистер Джордж. – А теперь… даже не знаю, с чего начать, – лицо его сияло. Чему это он так обрадовался?

– С моим племянником Гидеоном ты уже знакома, – сказал мистер де Виллер. – То, что происходит с тобой, он пережил года два назад. Подготовлен он, правда, был куда лучше тебя. Сложновато нам будет наверстать всё, что ты пропустила за эти годы.

– Сложновато? Мне кажется – невозможно, – сказал доктор Уайт.

– Так ведь всё ей знать не обязательно, – сказал Гидеон. – Я и сам справлюсь.

– Посмотрим, – сказал мистер де Виллер.

– Мне кажется, вы недооцениваете эту девочку, – сказал мистер Джордж. Он перестроился на совсем торжественный лад. – Гвендолин Шеферд! Ты – часть древней тайны. И придёт время, когда ты научишься понимать эту тайну. Для начала тебе нужно знать, что…

– Не стоит спешить, – перебил его доктор Уайт. – Может, у неё и правда есть этот ген, но это вовсе не означает, что ей можно доверять.

– И что она вообще понимает, о чём мы тут говорим, – дополнил Гидеон.

Ага. Кажется, я кажусь ему ограниченной дурочкой.

А сам‑то. Заносчивый выскочка.

– Кто знает, какие указания могла дать ей мать. Хронограф у нас остался один, больше ошибок мы допускать не можем. Просто даю вам пищу для размышления.

Мистер Джордж выглядел так, будто ему только что влепили оплеуху.

– Некоторые люди склонны всё усложнять, – пробурчал он.

– Я забираю её с собой в процедурный кабинет, – сказал доктор Уайт. – Всё к лучшему, Томас. Но не стоит торопить время.

От его слов у меня подкосились ноги. Последнее, чего мне сейчас хотелось, так это тащиться с мистером Франкенштейном в какой‑то процедурный кабинет.

– Я хочу к маме, – сказала я. Наверняка они посчитают меня сейчас маленькой плаксой. Ну и пусть.

Гидеон презрительно щёлкнул языком.

– Не бойся, Гвендолин, – успокаивал мистер Джордж. – Нам просто нужно чуть‑чуть твоей крови. Кроме того, доктор Уайт несёт ответственность за твоё здоровье и иммунитет. В прошлом тебя подстерегают очень много болезней, противостоять которым наш организм уже разучился. Это не займёт много времени.

Он сам‑то себя слышал? Нам просто нужно чуть‑чуть твоей крови… и… это не займёт много времени – вот ужас!

– Но я… я не хочу оставаться наедине с доктором Фран… Уайтом, – сказала я. Пускай считает меня грубиянкой, ну и что с того. И вообще, ему самому стоит поучиться, как себя вести. А что касается Гидеона – пусть что хочет, то обо мне и думает!

– Доктор Уайт вовсе не такой… бессердечный, каким он мог тебе показаться, – сказал мистер Джордж. – Тебе правда не стоит…

– Нет, стоит, ещё как стоит, – пробурчал мистер Уайт.

Я медленно, но верно начинала выходить из себя от ярости. Что он себе возомнил, этот скелетон заносчивый? Бледная поганка! Пусть сначала хоть пальто нормального цвета купит!

– Ах вот как? Ну и что же вы будете делать, если я откажусь? – прошипела я, заметив, как его глаза за стёклами очков замерцали красными огоньками.

Хорошенький доктор, ничего не скажешь. За самим собой проследить не может.

Прежде, чем доктор Уайт дал волю своей фантазии, как ему проучить меня (моё воображение тут же услужливо нарисовало парочку очень нелицеприятных вариантов), успел вмешаться мистер де Виллер.

– Я поставлю в известность миссис Дженкинс, – сказал он тоном, не допускающим возражений. – Мистер Джордж будет сопровождать её до места назначения.

Я победоносно зыркнула на доктора. Выглядело это покруче, чем показать ему язык. Но доктор меня проигнорировал.

– Встречаемся через полчаса наверху в Зале Дракона, – продолжил мистер де Виллер.

Я правда не хотела, но на пороге почему‑то вдруг обернулась и посмотрела на Гидеона. Мне было любопытно, впечатлила ли его моя победа над доктором Уайтом.

Скорее всего, нет, потому что он пялился на мои ноги. Возможно, в этот момент он сравнивал их с ногами Шарлотты.

Вот чёрт! Её‑то ножки были и стройнее, и длиннее. И уж совершенно точно они не были так исцарапаны, как мои. Шарлотте ведь не пришлось прошлой ночью ползать в пыльном хламе между выпотрошенными крокодилами. Процедурный кабинет доктора Уайта выглядел как кабинет обычного врача. А когда доктор Уайт набросил белый халат поверх своего костюма и тщательно вымыл руки, то тоже стал похож на самого обыкновенного доктора. Только маленький мальчик‑привидение, который жался к его ноге, казался немного непривычным.

– Снимай куртку, закатывай рукава, – скомандовал доктор Уайт.

Мистер Джордж перевёл его слова:

– Пожалуйста, будь добра, сними курточку и подними рукава выше локтей.

Маленький мальчик с интересом наблюдал за происходящим. Я ему снова улыбнулась. Он быстро юркнул за спину доктора Уайта, но уже через секунду выглянул опять.

– Ты что, меня видишь?

Я кивнула.

– Не смотри сюда! – прошипел доктор Уайт, перетягивая мне руку жгутом.

– Я не боюсь крови, – сказала я. – Своей собственной тоже.

– Другие меня не видят, – сказал мальчик.

– Я знаю, – сказала я. – Меня зовут Гвендолин. А тебя?

– Для тебя всё ещё доктор Уайт, – сказал доктор Уайт.

– Меня зовут Роберт, – сказало привидение.

– Красивое имя, – сказала я.

– Большое спасибо, – сказал доктор Уайт. – А у тебя красивые вены.

Укол был почти безболезненным. Доктор Уайт бережно наполнил пробирку моей кровью. Затем он поставил ещё одну пустую пробирку и тоже заполнил её до краёв.

– Она не с тобой разговаривает, Джейк, – сказал мистер Джордж.

– Нет? С кем же тогда?

– С Робертом, – сказала я.

Доктор Уайт удивлённо выпрямился. Он впервые посмотрел мне прямо в глаза.

– Что‑что?

– А, забудьте, – сказала я.

Доктор Уайт пробурчал себе под нос нечто нечленораздельное. Мистер Джордж улыбнулся мне с заговорщицким видом.

В дверь постучали. Это оказалась миссис Дженкинс, секретарша в толстых очках.

– Вот и вы, наконец, – сказал доктор Уайт. – Ты можешь быть свободен, Томас. Роль цербера переходит к миссис Дженкинс. Хотите – садитесь на стул в углу, но разговоры оставьте при себе.

– Как всегда – само обаяние, – сказала миссис Дженкинс, но всё же послушно присела туда, куда указал доктор Уайт.

– Мы очень скоро увидимся! – сказал мне мистер Джордж. Он держал на весу одну из пробирок с моей кровью. – Я пойду займусь заправкой, – прибавил он с лёгким смешком.

– А где он вообще, этот хронограф? И как он выглядит? – спросила я, когда мистер Джордж вышел из кабинета. – Туда можно забраться внутрь?

– Последний, кто так подробно расспрашивал меня про хронограф, ровно через два года его и похитил, – доктор Уайт вытащил иглу из моей вены и прижал к ранке кусочек ваты. – Ты же понимаешь, что я тебе сейчас ничего не скажу.

– Хронограф был похищен?

Маленький мальчик по имени Роберт энергично закивал.

– Твоей драгоценной кузиной Люси. Лично, – сказал мистер Уайт. – Я хорошо помню, как она сидела здесь в первый раз. Вид у неё был такой же неприкаянный, как сейчас у тебя.

– Люси – хорошая, – сказал Роберт. – Мне она нравится.

Для него было, в сущности, всё равно, видел он Люси вчера или два года назад. Такие уж они, эти привидения.

– Люси украла хронограф? Зачем он ей нужен?

– Зачем? Шизоидное расстройство личности потому что, – пробурчал доктор Уайт. – Скорее всего, дело в семье. Все эти бабы Монтроузы одна другой истеричней. А у Люси в придачу была ещё и недюжинная тяга к преступлениям.

– Доктор Уайт! – сказала миссис Дженкинс. – Это же неправда!

– Давайте‑ка вы помолчите, а? – сказал мистер Уайт.

– Но если Люси украла хронограф, как он оказался тут? – спросила я.

– Да, действительно, как же? – доктор Уайт развязал жгут. – Есть ещё и второй хронограф, ты, хитрюга. Когда тебе последний раз делали прививку от столбняка?

– Не знаю. То есть, существует много хронографов?

– Нет, только два, – сказал доктор Уайт. – Так, от оспы у тебя прививки точно нет, – он похлопал меня по руке, что‑то проверяя. – Хронические болезни? Аллергия на что‑нибудь?

– Нет. А ещё у меня нет прививки от чумы. И от холеры. От оспы тоже, да, – я вспомнила о Джеймсе. – Существуют вообще прививки против оспы? Один мой друг, кажется, умер от этой болезни.

– Не думаю, – сказал доктор Уайт. – От неё давным‑давно уже никто не умирал.

– А мой друг давным‑давно и умер.

– Я‑то думала, оспа – это другое название кори, – сказала миссис Дженкинс.

– Я‑то думал, мы договорились, что вы молчите, миссис Дженкинс.

Миссис Дженкинс замолчала.

– Почему вы, собственно, такой неприветливый? – спросила я. – Ай!

– Это ж как комар укусил, совсем не больно, – сказал доктор Уайт.

– А что это вообще было?

– Тебе знать не обязательно.

Я вздохнула. Маленькое привидение Роберт вздохнуло за мной.

– Здесь всегда так? – спросила я его.

– По большей части да, – ответил Роберт.

– Он так не думает, – сказала миссис Дженкинс.

– Миссис Дженкинс!

– Ладно‑ладно, я молчу.

– Так, для первого раза достаточно. До следующей нашей встречи я сделаю необходимые анализы. А твоя дорогая мамаша пускай пороется в закромах и принесёт мне медицинскую карточку и справку о прививках.

– Я никогда не болела. А что, у меня теперь есть прививка от чумы?

– Нет. Я же сказал, это всё равно мартышкин труд. Продержится такая прививка полгода, не больше, а побочные эффекты могут быть хуже некуда. Слушайтесь меня, тогда в чумной год не попадёшь. Можешь одеваться. Миссис Дженкинс отведёт тебя наверх к остальным. Я догоню вас через минуту.

Миссис Дженкинс поднялась со стула.

– Пойдём, Гвендолин. Ты наверняка успела проголодаться. У миссис Мэллори сегодня жаркое из говядины и спаржа. Пальчики оближешь.

Я вдруг почувствовала, как сильно проголодалась. От одной мысли о жарком и спарже прямо слюнки текли. Хотя обычно я от такой еды не в восторге.

– Знаешь, наш доктор на самом деле очень добродушный человек, – сказала миссис Дженкинс, поднимаясь по ступенькам. – Но ему сложно даются хорошие манеры.

– Да уж, я заметила.

– Раньше он был совсем другим человеком. Весёлым, жизнерадостным. Он, правда, всегда носил эти жутчайшие чёрные пиджаки, но раньше, по крайней мере, он повязывал пёстрые галстуки. Пока не умер его сын… Просто ужас, такая трагедия. После этого доктора как подменили.

– Роберт.

– Да‑да, малыша звали Роберт, – подтвердила миссис Дженкинс. – Тебе мистер Джордж рассказал?

– Нет.

– Такой был прелестный ребёнок. Он утонул в бассейне на детском празднике у какого‑то знакомого. Только представь.

Миссис Дженкинс принялась загибать пальцы обеих рук, пытаясь что‑то на ходу сосчитать.

– Уже восемнадцать лет прошло. Бедный доктор.

Бедный Роберт. Хотя бы вид у него был приличный. Так даже и не скажешь, что утопленник. А вот некоторые другие привидения развлекались очень странным образом – бродили прямо в том виде, в каком умерли. Хорошо хоть мне ни разу не попадались ребята с топором в голове. Или вовсе без головы.

Миссис Дженкинс постучала в какую‑то дверь.

– Мы на секунду заглянем к мадам Россини. Она должна тебя обмерить.

– Обмерить? Зачем ещё? – но комната, в которую втолкнула меня миссис Дженкинс, одним своим видом подсказала ответ на мой вопрос. Это была швейная мастерская. Вокруг высились горы платьев, рулоны ткани, стояли швейные машинки и манекены, валялись ножницы, катушки ниток и пряжи. А посреди всего этого великолепия нас встретила полная блондинка с рыжими прядями. Она добродушно улыбнулась мне.

– Бонжур и дьобро пожаловать, – сказала она с французским акцентом. – Ты, должно быть, Гвендолин. Я – мадам Россини. Я позабочусь о твоём гардероб, – она подняла над головой рулетку. – Мы ведь не можем позволить тебе в прошлом разгуливать в этих противных школьных формах, ведь правда?

Я кивнула. Школьные формы, как выразилась мадам Россини, были действительно противными, в каком бы веке они не оказались.

– Там в прошлом соберутся толпы, чтоб только на тебя посмотреть, – сказала она и обхватила меня руками и рулеткой.

– Извините, но нам надо поторопиться. Нас ждут наверху, – сказала миссис Дженкинс.

– Я мигом. Сними‑ка куртку, силь‑ву‑плэ.

Мадам Россини обвила рулетку вокруг моей талии.

– Шарман. Теперь бёдра. О, прямо мьолодая лань. Я думаю, мы можем использовать многое из того, что было приготовлено для другой. Нужно только чуть‑чуть перешить некоторые вещи.

«Другая» – это была, конечно, Шарлотта. Я разглядывала бледно‑жёлтое платье с белой прозрачной отделкой, которое висело на створке шкафа. Вид у него был такой, словно его вынесли прямо из костюмерной «Гордости и предубеждения». Шарлотта наверняка выглядела в нём чрезвычайно трогательно.

– Шарлотта выше и стройней меня, – сказала я.

– Да, есть немного, – сказала мадам Россини. – Худышка она. (На самом деле сказала она «удишка», и я тихонько хихикнула.) – Не проблем, – она измерила окружность шеи и головы. – Чтобы подобрать шляпы и парики, – объяснила она и умильно воскликнула: – Ах, как же всё‑таки приятно иногда для разнообразия шить что‑то для брунэттки. С рыжеволосыми нужно быть такая осторожная, когда выбираешь цвет ткани. У меня уже столько лет лежит этот чудный отрез. Тафта цвета заходящий солнц. Ты, наверное, первая, кому он подойдёт…

– Мадам Россини, пожалуйста, поскорее! – миссис Дженкинс указала на часы.

– Да‑да, уже заканчиваю, – сказала мадам Россини, кружась вокруг меня и обмеряя со всех сторон. Она не забыла даже записать размер запястья.

– Всегда они куда‑нибудь торопятся, эти мужчины! Но в делах моды и красоты спешка недопустима!

В заключение она похлопала меня по спине и сказала:

– До встречи, лебединая шейка!

У неё шеи, казалось, не было вовсе. Голова как будто сидела прямо на плечах. Но вообще она мне очень понравилась.

– До встречи, мадам Россини.

Когда мы вышли из комнаты, миссис Дженкинс так припустила по коридору, что я едва за ней поспевала. На ногах у секретарши были туфли на высоких каблуках, но бежала она довольно быстро. А я в своих разношенных удобных тёмно‑синих школьных ботинках плелась сзади.