Лекции.Орг


Поиск:




ГЛАВА 13 Creatura Ignis: Осужденный 4 страница




– К тому же сделать голема – это… – тут Асмодей замялся, – c'est difficile. [45] И заклинания состоят из очень уж инфернальных словечек…

– Инфернальных, это точно, – подхватил отец Луи.

Асмодей продолжил:

– Сперва я несколько запинался, но потом ничего, получилось. И очень даже хорошо, честное слово.

– Чудесно, – отозвалась Себастьяна. И тут я увидела, как она перебирает серебряные иголки (их у нее оказалась целая коллекция), похожие, должно быть, на те, которыми давным‑давно протыкали отца Луи в его каморке на чердаке. Заметив их, я ничего не сказала. Тогда заговорила Себастьяна. – Слепить двойника из глины и запекшейся крови не самое трудное, – пояснила она. – Вдохнуть в него душу, оживить – вот в чем задача.

– Но у голема нет души, так что его трудно назвать живым, – заспорил Асмодей. – Тут речь идет скорей о чем‑то вроде чучела, которое вешают или сжигают вместо преступника.

– Ну да, конечно, – Себастьяне явно не хотелось далее спорить, – различия совсем небольшие… – Она оторвала взгляд от игл, которые теперь держала веером, и спросила у Асмодея почти мечтательным тоном: – Ты помнишь прежний Париж, накануне рождественского мятежа, когда мы…

Умоляю вас, – простонала Мадлен. – У нас в запасе нет вечности!

Конечно нет, дорогая, – откликнулась Себастьяна, вернувшись из прошлого. – Но у тебя она будет, если ты продолжишь отвлекать меня и ничего не получится.

Молчу!

Себастьяна, проигнорировав ее краткий ответ, вновь обратилась к Асмодею и, словно подводя итог, спросила:

– Так наверху все прошло хорошо?

– Как по нотам, – сообщил великан. – Двойник монахини теперь лежит наверху в ее келье на соломенном тюфяке. Мертвец мертвецом; во всяком случае, так подумают те, кто его обнаружит. То есть обнаружит ее. – И он быстро поведал о том, какое удовольствие испытал, вонзая кинжал в голема на глазах у сестры Клер. – Когда клинок насквозь протыкал фальшивую монахиню, я мог думать только об этой. – Должно быть, сказав это, он каким‑то образом вновь причинил сестре Клер боль, ибо та издала приглушенный крик. Отец Луи решил, видимо, помочь своему товарищу, и крик перешел в жуткий стон, под который оба весело рассмеялись.

– О нет, мальчики, – запротестовала Себастьяна, ибо их шалости отвлекали ее от дела. – Подождите.

Асмодей, словно желая закрепить достигнутое, рассказал, что, когда Мадлен вернулась проверить, как у него идут дела, он попросил ее залить келью потоками крови.

– Никто, – заключил он гордо, – никто не усомнится, что новоиспеченную мать‑настоятельницу зарезали во сне. – А кроме того, он предложил Мадлен оставить кровавый след, ведущий от кельи в малую библиотеку, «чтобы у этих простофиль сошлись концы с концами».

– Но ведь кровь исчезнет уже через несколько часов, – заметила Себастьяна.

Тогда у них будет одним небольшим чудом больше, – возразила Мадлен. – А теперь поскорее, пожалуйста! Девицы спрашивают друг дружку, куда запропастилась их сестра Клер и почему та до сих пор не спустилась. Они говорят, что нужно пойти в ее келью.

– Отлично, давайте быстрее… – Это произнесла Себастьяна; она провела тыльною стороной руки по моей щеке, ободряя меня, и сказала: – Будет больно, милочка, но так нужно, чтобы все получилось.

– И тебе будет далеко не так больно, как ей, – добавил отец Луи; я смогла увидеть, как он кивнул в ту сторону, где сестру Клер «обхаживал» Асмодей.

– Пусть ее боль послужит тебе утешением, – сказал тот, – великая боль твоей главной гонительницы. – И мне опять представились муки отца Луи во время его испытания, поиск дьявольской метки и поглотившее его пламя костра.

– Что… что вы хотите сейчас со мной сделать? – спросила я.

– Ты полностью мне доверяешь? – вопросом на вопрос ответила Себастьяна.

Я ответила, что доверяю, и в голове моей вновь прозвучали слова: «Ты в безопасности».

– Хорошо. Тогда начнем. – Она подала знак Асмодею, и я увидела, как у нее в руке блеснули серебряные иглы. Каждая длиною с мой указательный палец. Такие острые, что их кончики были невидимы. В другой руке она держала грубо вылепленную из воска фигурку. Куклу. Сделанную, как я теперь увидела, из той самой свечи, которая светила мне ночью, пока отец Луи не использовал ее не по назначению.

– Закрой глаза, – велела мне Себастьяна.

Да, – посоветовала Мадлен, – зажмурься.

Я попросила, чтобы то, чему суждено случиться, случилось быстрее, а затем укрепилась и решила терпеть.

– Молодец, хорошая девочка, – проговорила Себастьяна; услышав это, Асмодей расхохотался и хохотал, пока раздавшийся голос Мадлен не заставил его умолкнуть.

Три девицы направляются в келью своей начальницы, – проговорила та. – Пожалуйста, поспешите!

Себастьяна поспешно склонилась надо мною, вырвала у меня над правым ухом несколько волосков и лишь потом извинилась за это. Глаза мои широко раскрылись, будто те волоски были нитками, привязанными к моим векам, и я сквозь слезы увидела, как Себастьяна обматывает их вокруг безликой головы куклы. Она произнесла что‑то похожее на заклинание.

– Вот так… еще чуточку… готово, – сказала она. – А как у тебя?

– Все будет как надо, – отозвался Асмодей. – Моя часть работы полегче: не надо беспокоиться о кукле. Я просто втыкаю иглу прямиком в мясо, так ведь?

Сестра Клер продолжала кричать, пока не подавилась кляпом, после чего заколотила пятками по дубовым доскам стола. Асмо, видимо, имел свой набор иголок.

Oui, – подтвердила Себастьяна, – но лишь когда я проколю куклу, не раньше. Запомни: сначала одно, затем другое… c'est tres important. [46]

Отец Луи стоял, наклонясь надо мной, напротив Себастьяны, по другую сторону стола. Он взял меня за руку, и тут я окончательно поняла: то, что они собираются сделать, действительно больно. Стыдно признаться, однако мысль о том, что этот обряд, или как там еще все это называлось, гораздо мучительнее для сестры Клер, чем для меня, действительно помогла перенести боль.

Мадлен доложила, что девицы стучат сейчас в дверь к сестре Клер. И я действительно могла слышать эти удары.

– Ну же, ведьма, – сказал Асмодей нетерпеливо, – чего ты копаешься?

– Тихо, – скомандовала Себастьяна. – Я не создавала двойников с… Ну в общем, времени утекло немало.

– Может, следовало практиковаться?

– Может, и следовало. На тебе… А теперь тихо!

Еще один глухой крик сестры Клер. И смешок инкуба, который поверх моей головы посмотрел на монахиню. Что Асмо с ней делает? Но что бы он ни делал, Себастьяна велела ему перестать, и тот послушался, возразив, однако:

– Валяй продолжай, а то эту я придушу, а ту оставим в покое! – Он подразумевал, конечно, меня.

Нет! – взмолилась Мадлен.

– Гениально! – воскликнула Себастьяна. – Давайте завалим весь монастырь трупами, чтобы все принялись искать виновных. Чтобы начали следствие, которое сможет…

– Только не говори, что ты боишься этих дураков, – проворчал Асмодей.

– Конечно нет. Но и допустить, чтобы они докучали мне, я не могу.

Пожалуйста, не покидайте эту ведьму.

Отец Луи наклонился к Мадлен и зашептал ей на ухо:

– Не тревожься. Им она нужна не меньше, чем нам. Она (теперь он имел в виду Себастьяну) просто не может ее не спасти. Это часть того, во что она верит, ее кредо… или что‑то в этом роде; разве я не прав? – Себастьяна ничего не ответила.

Тут все мы услышали, как воспитанницы, подошедшие к двери в келью сестры Клер, окликают ее. Услышав их, туда должны были подняться прибывшие в монастырь селяне. Затем последовали медленные удары – те колотили в дверь, которую Мадлен закрыла изнутри на засов после того, как Асмодей ушел, забрав сестру Клер.

– Умница, что вспомнила про засов, – похвалила ее Себастьяна. – Твоя находчивость даст нам несколько лишних секунд, которых так не хватает. – И она завернула куклу в лоскутки от розового платья. – Умница, – повторила она.

– Спасибо тебе большое, – подхватил Асмодей. Он явно подтрунивал над Мадлен, которая не замедлила с ответом:

Да, это была моя идея, и я заслуживаю похвалы.

Чего ты заслуживаешь, – вмешалась в их разговор Себастьяна, – так это чтобы тебе дали истекать кровью еще пару столетий… А ну замолчите оба!

Какое отношение к происходящему имело то, что у Мадлен постоянно идет кровь? Почему она так заинтересована в моем спасении? В чем состоит их замысел? Я не решалась задать эти вопросы. Однако отец Луи смилостивился и решил кое‑что пояснить.

Пока Себастьяна втыкала иглы, а помогавший ей Асмодей следил, чтобы не пропустить свой черед обработать тело монахини, пока Мадлен странствовала по монастырю, невидимая для его обитателей, отец Луи говорил.

– Все очень просто, – начал он. Затем наклонился к самому уху моему и продолжал шепотом, чтобы не мешать Себастьяне, которая в поте лица трудилась над восковой куклою и у которой, похоже, не все ладилось с требуемым заклинанием. (Теперь‑то я понимаю, что помимо прочего кюре хотел отвлечь меня от грядущей боли.) – Мадлен покинула библиотеку во время нашего э‑э‑э… тет‑а‑тет, – тут он улыбнулся и крепче сжал мои пальцы своей холодной рукою, – и встретилась с Асмодеем у кельи нашей монахини. Она проникла туда и явилась сестре Клер в образе твоей сбежавшей подружки… Кажется, ее звали Перонетта? – (Я кивнула.) – Мадлен довела монахиню до сладострастного исступления, та приняла все за вызванный горячкою потрясающий сон, ночное видение. Такие видения посещали ее прежде сотни раз. А после моя Мадлен… которой иногда случается быть озорною обманщицею, изменила свой облик. Не знаю, какое обличье она выбрала на сей раз; возможно, свое собственное. Оно любого способно до смерти напугать. – Здесь он рассмеялся. – Опять же припоминаю, что в прошлом она обожала принимать вид какой‑нибудь самой что ни на есть отвратительной карги.

Себастьяна продолжала колдовать над куклою, слова ее заклинаний становились все тише, пока она не дошла до шепота. Асмодей молча стоял рядом. Сестра Клер затихла. Мадлен же, как я догадалась, следила за тем, что происходит с монастыре.

– Между тем, – продолжил отец Луи, – Асмодей изготовил из глины и крови голема. Простое заклинание, и такие големы приобретают любую нужную форму. – (Мне стало любопытно, кем является Асмодей: ведьмаком, оборотнем, колдуном или… как еще можно назвать такого, как он?) – Нет, – ответил отец Луи, прочтя мои мысли. – Ничего подобного. Но у него есть доступ… доступ, если можно так выразиться, доступ к… ну, скажем, к некоторым разновидностям магии. – Далее инкуб сообщил, что Асмодей оставил в келье монахини ее двойника, а настоящую сестру Клер, отчаянно упиравшуюся, затащил в библиотеку.

Теперь я знала в общих чертах, что произошло, и благодарно кивнула, когда кюре спросил, все ли понятно.

– Сейчас Себастьяна делает еще одного двойника. На сей раз твоего. Но в отличие от голема он будет живым. А это гораздо труднее… – Казалось, он едва удерживается от смеха. – Нет, я понимаю, – извинился он, – поверь, я отдаю отчет, насколько трудно во все это вникнуть. Объяснить и то проще. Но скоро ты все увидишь сама.

Наконец он объявил, чем все должно закончиться: мы оставим сестру Клер, которая будет иметь полное сходство со мной, в этой библиотеке и убежим. Скроемся. Последнее слово пришлось мне по сердцу. Уяснять его смысл мне совершенно не требовалось.

– Сама увидишь, что так и произойдет. – Инкуб выпрямился и пожал плечами, как бы говоря Себастьяне: вот, дескать, все, что могу.

Мадлен доложила, что дверь в келью сорвали с петель. И добавила, что в келье нашли «мертвую» сестру Клер де Сазильи.

И кровавый след тоже, – добавила она. – Они пошли по нему.

– У меня все готово, – объявила наконец Себастьяна, и тут же сестра Клер издала стон, словно от жуткой боли; одновременно с ним я почувствовала резкий, мучительный укол в шею.

– Держи ее, – велела отцу Луи обеспокоенная Себастьяна и, обратившись ко мне, добавила, извиняясь: – Боль от первого укола самая сильная. А сейчас будет еще двенадцать…

Ей нужно было проколоть восковую куклу тринадцатью серебряными иглами. И как только она вводила одну из них в моего воскового двойника, что вызывало боль у меня, Асмодей немедля втыкал иглу из своего набора в плоть монахини.

– Считай вместе с нею, Луи. Осталось еще двенадцать.

В следующий раз боль пронзила кисть правой руки. Потом кисть левой. Терпимо. Но, видно, не для сестры Клер: та ухитрялась раскачивать стол и вопить, несмотря на душивший ее кляп. Ее оглушительным крикам вторил смех Асмодея, такой же громкий, похожий на гул надтреснутого колокола и заполнивший всю библиотеку.

– Еще девять, – шепнул отец Луи. – Совсем немного. – Его холодные губы коснулись моего виска.

Одна ступня, другая. Лоб.

– Восемь, семь, шесть, – считал кюре.

Они совсем близко, спешите! – торопила Мадлен.

Себастьяна прислушалась. Отдаленные крики уже не казались такими далекими. Асмодей больше не смеялся. Они действительно приближались.

Последние пять уколов оказались хуже всех остальных. Груди. Пупок и задний проход. И самый последний – в рот, в середину языка.

– Это для того, чтобы она говорила твоим голосом, – пояснил отец Луи. – Или, скорей, кричала им.

– Готово. – Себастьяна высоко подняла куклу, нечто сотворенное из белого воска, розовой кисеи, волос, проткнутое тринадцатью серебряными иглами, и повернулась к Асмодею. – Ну что, успех?

– Совершенный. Здорово получилось.

Отец Луи в свою очередь также поздравил Себастьяну.

Прошу вас, – взмолилась Мадлен. – Они у двери.

То, что случилось после, произошло быстро, как в сказке. Подхваченная священником, я соскочила нагишом со стола и оказалась укутанной в голубой плащ, протянутый Себастьяной. Оглянувшись, я увидела… не может быть… я увидела своего двойника, в прошлом бывшего сестрой Клер де Сазильи. Неотличимого от меня! Одетого в то самое дурацкое розовое платье с оборками, вновь ставшее целым благодаря воздействию на него какого‑то заклинания из арсенала черной магии. Сестра Клер стояла передо мной, и, глядя на нее, я видела… саму себя! Может, я и сказала тогда что‑то. Но скорее всего промолчала.

Сестра Клер не могла говорить. Мешал кляп.

Асмодей отволок ее к стулу и взялся за цепи. Она не сопротивлялась – видимо, находясь под заклятием… Неужели, когда Себастьяна изменяла ее внешность, грозной монахине передались также моя покорность и неразговорчивость? Или та просто была в состоянии, близком к обмороку?

Скобы, которые еще недавно удерживали на мне цепи, сомкнулись теперь вокруг ее лодыжек. Сестра Клер давилась кляпом, который свисал теперь из ее рта, словно язык уставшей собаки. Асмодей хохотал не переставая, пока Себастьяна не цыкнула на него и не велела отойти от «этого чучела».

…Шарканье шлепанцев, стук каблуков по каменным плитам коридоров, по главной лестнице. Звяканье металла о камень.

– Они вооружились, – предупредила Мадлен. – Они приготовились воевать.

– Они опоздали, – заметила Себастьяна. – Первый удар нанесли мы.

Отец Луи сгреб книги, лежавшие на подоконнике, в большой кожаный мешок, который он вытащил непонятно откуда. Мадлен между тем приводила библиотеку в тот вид, который та имела, когда мои тюремщики, уходя, заперли за собой дверь менее двенадцати часов назад. Глиняный кувшин, огарок свечи, выщербленная кружка – все вернулось на прежние места. (Кровь, которую девушка проливала при этом, ничуть не мешала ей. «Она весьма кстати, – сказал про кровь отец Луи. – Выглядит, словно тут наследил сам Сатана».) Себастьяна убирала иглы в футляр и заворачивала его в черный бархат.

Я молча смотрела на них. И тут мне пришло в голову, что ни один из этой четверки, кто бы то ни был: два привидения – инкуб и девушка‑призрак; ведьма и демон – а может, колдун или дьявол в человеческом обличье, – никто из этих четверых не боится за себя, за свою собственную безопасность. Только теперь я окончательно поняла, что покину С*** живой.

Асмодей вытащил мокрую от слюны розовую тряпицу изо рта моей «копии». Себастьяна произнесла несколько слов на каком‑то древнем наречии. И тут сестра Клер – то есть как бы я сама … мой двойник, одним словом, – закричала. Я услышала свой голос. И я вопила вовсю.

– Получилось, – сказала Себастьяна. – Как ты себя чувствуешь, милочка? Судя по всему, не так уж плохо. – И, обратясь к Асмодею, добавила: – Ну, мы готовы?

Тот ответил, что да, конечно. Мы все – за исключением Асмодея – собрались у запасной двери малой библиотеки. Себастьяна и я, взявшие друг дружку за руки, отец Луи, несущий мешок с книгами, и Мадлен. Сестра Клер таращилась на нас – а в особенности на меня – и не переставая визжала. Затем ей каким‑то образом удалось слегка успокоиться, и к ней вернулся дар членораздельной речи. Я стояла как вкопанная и слушала… саму себя, «моим» собственным голосом ведущую перемежаемый бранью в адрес чертей и демонов рассказ о виденных «мной» злодейских бесчинствах, обращенный к не верящим ей людям, которым в скором времени предстояло войти в библиотеку через главную дверь, куда их приведет оставленный хитроумной Мадлен кровавый след. По своей глупости, я бы еще долго слушала ее повесть, если бы Себастьяна не дернула меня за руку, призывая идти за ней.

– Давай‑ка уйдем отсюда, – шепнула она. – Причем как можно…

Малуэнда! Я увидела, как Асмодей забирает ее с колен моего двойника. Та не захотела уйти, не оставив последней царапины, и молниеносно хватила сидящую лапой по лицу. По моему лицу. Я даже отшатнулась, увидев это, буквально почувствовала ее когти!

– Ш‑ш‑ш! – шикнул Асмодей на мяукающую кошку, схватил ее, но при этом поднес достаточно близко к лицу ненавистной сестры Клер, так что каждая третья или четвертая попытка моей наперсницы достать до нее увенчивалась успехом. – Ты мяукаешь так громко, что… что можешь разбудить мертвых!

Пойдем, – скомандовала Себастьяна, перешагивая через порог двери, ведущей на галерею: мы все уже могли слышать шаги моих недавних гонителей и судей, спешащих по коридору. Похоже, они уже подходили к главной двери в библиотеку.

Пожалуйста, сделай это сейчас! – простонала Мадлен жалостно, обращаясь к Асмодею, который все еще держал кошку в руках.

– Ладно уж, – согласился тот, и я увидела, как он поднес ее к окну и, размахнувшись, бросил что есть силы через подоконник. Да‑да, вышвырнул! Из окна! Я отпустила руку Себастьяны и ринулась вниз, успев пробежать, однако, не более двух ступенек, ибо то, чему я стала свидетельницей, заставило меня остановиться.

Глядя в окно, я заметила, как на фоне голубого неба моя кошка взорвалась, рассыпавшись стаей черных‑пречерных птиц. Грачей или воронов. Птицы стремительно закружились в лучах восходящего солнца.

Я стояла как вкопанная.

Это часть плана, так и было задумано, – успокоила меня Мадлен.

Подошла Себастьяна и, встав позади меня, объяснила, что я не должна беспокоиться и что я еще увижу свою наперсницу, причем очень скоро. Еще она похвалила имя, которое я дала ее любимице (тут я поняла, что кошка эта ее, а не моя), сказав, что оно гораздо лучше, чем то, которым она пользовалась многие годы; с моего позволения она, пожалуй, станет звать ее по‑новому.

– Малуэнда… – проговорила она. – Oui, c'est parfait! [47]

А я… я могла лишь вглядываться в светлеющее за плечом Асмодея небо, в котором сновали взад и вперед и вились черные птицы, описывали петли и пропадали одна за другой.

Я смотрела им вслед, пока последняя из них не скрылась из виду. Я так и осталась бы стоять, раскрыв рот от изумления, если бы не Себастьяна.

– Бежим! – призвала нас она. В это мгновение раздался первый, еще не слишком уверенный стук в главную дверь. – За мной!

– Подождите! – крикнул Асмодей. – А как же цепи?

– Пускай знают, пускай видят, что дьяволы, пособляющие этой ведьме, плевать хотели на них.

– Ну конечно, – обрадовался Асмодей, – Это мне нравится.

Представьте себе: пришедшим по мою душу не останется ничего иного, как решить, что в библиотеку вломился сам Сатана – или какие‑нибудь мелкие бесы (в зависимости от того, изгнанием какой нечисти им захочется похваляться в будущем). А потом кто‑то из этих представителей темных сил – по моей, разумеется, просьбе – проник в келью к сестре Клер и убил ее. Найдя монахиню лежащей на подстилке, без признаков жизни, мои гонители поспешили в библиотеку и ворвались в нее, как только мы ее покинули. Там они найдут «меня» в том же виде, в каком оставили накануне вечером. И там им предстоит выслушать душераздирающую историю о ведьмах, заклятиях, призраках и так далее. «Я» стану настаивать, будто являюсь сестрой Клер де Сазильи, матерью‑настоятельницей их монастыря. «Я» расскажу, что видела ночью Перонетту Годийон и та приняла затем какое‑то чудовищное обличье. «Я» поклянусь, что попалась в когти целой своре демонов, которые издевались надо мной настолько чудовищно, что это не поддается описанию. И каждое сказанное слово будет сочтено ложью. Или даже хуже, чем ложью, и все равно послужит неопровержимым доказательством неоспоримой вины. А раз так, то «меня» осудят без дальнейшего разбирательства. «Меня» сочтут слишком опасной, чтобы устраивать настоящий процесс. «Я» буду объявлена одержимой, спознавшейся с дьяволом, и со «мною» поступят, как положено поступать с такими преступницами.

Наконец мы трое и присоединившийся к нам Асмодей оказались на затененной галерее у места, где начиналась ведущая вниз узкая лестница. Мадлен сообщила, что первые из моих преследовательниц стоят у двери библиотеки, но не решаются войти, пока не подойдет мэр. Они выслушивают через закрытую дубовую дверь сопровождающийся криками рассказ своей начальницы и то и дело сами что‑то вопят.

Может, я тогда чуточку и пожалела сестру Клер. Должно быть, что‑то в моем взгляде выдало мои чувства, а может, Себастьяна могла читать мои мысли, как это умел делать отец Луи, ибо она сказала:

– Забудь ее, – и добавила: – Ее последней молитвой вчера вечером, перед тем как она заснула, была просьба дать ей проснуться, чтобы увидеть, как ты умрешь.

И я действительно забыла о сестре Клер, ибо как раз в это время крики раздались уже с удвоенной силой. То были крики и визг воспитанниц и монахинь, которые, проклиная мужчин за то, что те куда‑то запропастились, в конце концов открыли дверь сами и увидели за ней нечто. Мы ждали как раз этого – когда они увидят, во что превращена библиотека, и в их рядах наступит вполне понятное смятение. Теперь, под прикрытием возникшей суматохи, сопровождавшейся хлопаньем дверей и всеобщей истерикой, мы спокойно могли спуститься по лестнице. Единственное, на чем я могла сосредоточиться, – это на том, чтобы не отставать от Себастьяны и остальных, чтобы несущийся вслед за мной белокурый гигант не сшиб меня с ног. Вскоре мы уже стояли в тени монастырской стены. По правую руку от нас был проход к монастырской конюшне. Когда я вышла на солнце вслед за отцом Луи, свет ослепил меня. Я зажмурилась – глаза мгновенно закрылись сами собой, – а когда я открыла их, кюре и след простыл. И Мадлен тоже. Они исчезли. Мы – Себастьяна, Асмодей и я между ними – остались стоять у стены, прижимаясь спинами к ее холодным камням – на тот случай, если бы кому‑нибудь пришло в голову посмотреть в нашу сторону. Асмодей издал тихий звук – настолько тихий, доложу вам, что если бы я не смотрела ему в лицо, то ничего бы не услышала. Это был свист, скорее похожий на комариный писк; тон его был слишком высок и явно неслышим для человеческого уха. Асмодей звал кого‑то. Я, разумеется, проследила за направлением взгляда его зеленых глаз и увидела, как из‑за угла конюшни выбежал огромный белый конь. Таких я никогда не видела. Не то что монастырская лошадка. Я даже не смогла сразу подсчитать, на сколько пядей он выше меня. Впоследствии я узнала от Асмодея его кличку. Его звали Кошмар. Земля сотрясалась от его поступи. Лоснящаяся шерсть сверкала в лучах восходящего солнца. Грива была заплетена в косички. Под шкурой играли мускулы. Конь был неоседлан. Асмодей легким прыжком вскочил на его спину – в эту минуту белокурый великан показался мне таким же сияющим и сильным, как его жеребец. И тут Себастьяна обратилась ко мне.

– Позови ее, – велела она.

Я не поняла. Но только сначала. Тогда я улыбнулась и, повернувшись в сторону конюшни, позвала:

– Малуэнда, ко мне!

И та явилась. Как и Кошмар, она в мгновение ока обогнула угол конюшни и прибежала под затихающее карканье воронов, хотя тех нигде не было видно… То была вороная лошадь, готовая унести нас хоть на край света… гладкая, сильная… Моя Малуэнда.

Она встала рядом с Кошмаром и оказалась прямо передо мной, столь же высокая, как и жеребец, но только черная, а не белая. Она была с норовом: била копытом, встряхивала гривой. Асмодей наклонился через нее и помог нам, Себастьяне и мне, залезть на нее. Седла не было, и я примостилась на крупе позади Себастьяны. Ноги Себастьяны свисали с боков лошади. Я пошире расставила свои ноги, обхватив широкие бока Малуэнды, Себастьяна поглубже запустила пальцы в незаплетенную гриву – уши животного были вырваны, от них навсегда осталось немногим больше, чем просто воспоминание, какое бы обличье Малуэнда ни приняла, – я покрепче прижалась к Себастьяне – так тесно, что щеки мои, верно, зарделись на фоне синего шелка, облегавшего ее спину. Я слышала, как бьется ее сердце. Чувствовала под собой теплую лошадиную плоть. Наконец Себастьяна «пришпорила» лошадь, ударив ее в бока пятками ног, обутых в домашние туфли.

Мы поехали по все той же подъездной аллее, мимо кустов, где я в отчаянье пряталась, опасаясь за свою жизнь. Я вспомнила о кипарисовом кресте. Том самом, который забыла в погребе. Нет, забирать его теперь слишком поздно. Я было стала упрашивать Себастьяну, но…

Правда, крест этот служил для меня всего лишь оружием. Теперь я такого оружия иметь не хочу, и оно мне больше не требуется. Пусть останется там, где лежит.

Прильнув к Себастьяне и закрыв глаза, я внимательно прислушивалась к быстро удалявшимся крикам, что вырывались, точно языки пламени, из узорчатых, украшенных каменною резьбой окон монастыря.

 

 

Книга вторая

ВРАНИЙ ДОЛ

 

She was aferde of hym for cause

he was a devyls son.

Mallory. Morte d'Artur

 

…она страшилась его как сына дьяволова…

Томас Мэлори. Смерть Артура (пер. И. Бернштейн)

 

ГЛАВА 15Встреча в розарии

 

Проснувшись, я медленно открыла глаза и очутилась в кромешной тьме.

Когда я достаточно успокоилась, чтобы заставить себя поднять руку и протянуть ее вперед, та на что‑то наткнулась. Я провела пальцами и нащупала деревянную поверхность, покрытую резьбой. Со всех сторон меня окружали стенки. Замурована! Мне стало трудно дышать. С замиранием сердца я пришла к выводу, что меня предали земле. Похоронили заживо!

…Mais поп, се n'est pas possible [48]: как может гроб оказаться таким большим, да еще со стенками, столь тщательно украшенными? Усилием воли я принудила себя дышать ровнее. Спокойно, спокойно…

Я снова подняла руку, затем другую. Сперва вверх, затем развела их в стороны, потом вытянула вперед – так, чтобы ладони легли на резные стенки. Не видно ни зги.

Я снова пошарила вокруг. Ручка! И еще одна. Я нажала на них, створки открылись наружу, и… Свет! Ослепительный свет!

Я прищурилась от его неожиданно яркого потока. Подождала, когда вернется зрение. «Дыши, – напомнила себе, – дыши…»

Ну конечно же: украшенные резьбой по черному дереву стенки напоминающей большой ящик кровати, на которую меня положили (кто именно, хотелось бы знать?), образовывали так называемый lit clos, традиционное спальное ложе бретонцев, – по существу, малюсенькую комнатку, которую те размещают в углу спальни, подальше от посторонних глаз, и которая позволяет спящему совершенно укрыться от чьих‑либо взглядов. Я в такой никогда не спала, хотя мне доводилось видеть подобные. Я опять провела пальцами по искусной резьбе, по закругленным углам, по гладким поверхностям. Что‑то в них напомнило мне экран перед камином в комнате матери Марии‑дез‑Анжес, подаренный ей, по ее словам, одним левантийским принцем. Это неожиданное воспоминание, внезапно промелькнувшее в моей голове, словно открыло шлюзы для потока вопросов, хлынувшего подобно тому, как хлынул свет через разом открывшиеся створки бретонского lit clos.

Где я? Как попала сюда? Как много вопросов. Конечно, я знала ответы на некоторые из них, но какая‑то часть меня восставала против того, что мне было известно. Ведь мне довелось стать свидетельницей событий столь странных и необъяснимых.

Я пыталась заставить себя смириться с тем, что знаю, гнала от себя чувство страха и чувство неловкости.

А знала я следующее: место, где я нахожусь, зовется Враний Дол, – вернее, его так прозвали осторожные, сдержанно раскланивающиеся, а проще говоря, напуганные соседи, живущие в окрестных низинах; они дали ему это имя под впечатлением вечно кружащихся над его зубцами, башнями и печными трубами больших стай воронов. Себастьяна, его хозяйка, давным‑давно стала тоже так называть этот огромный замок, предпочтя нынешнее его имя первоначальному названию Равендаль, которое тот носил прежде, чем она вступила во владение им. Добавлю еще раз: все, что я знала, – это то, что привезена в поместье его владелицей, Себастьяной д'Азур.





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2018-11-10; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 128 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Если вы думаете, что на что-то способны, вы правы; если думаете, что у вас ничего не получится - вы тоже правы. © Генри Форд
==> читать все изречения...

744 - | 765 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.007 с.