Первое знакомство. – Шишка и Мэри Ведрина

 

С минуту длилось молчание. Лиза смотрела на детей, дети – на Лизу. Никто, казалось, не решался заговорить первый. Даже Марианна, познакомившаяся с Лизой, и та молчала, пристально разглядывая новенькую добрыми голубыми глазами. Но нежданно‑негаданно долгое молчание было нарушено толстеньким Павликом, директорским сынишкой. Он все время не спускал глаз с Лизы и еще тщательнее, нежели Марианна, осматривал ее. Наконец, он с усилием потер свой лоб и произнес медленно и важно, ужасно смешно растягивая речь:

– Удивительно…

– Что удивительно? – сорвавшись с своего места, вскричал высокий, лет 12‑ти мальчик, сильный и шустрый, на вид очень похожий на Марианну, но много здоровее и крупнее её. – Что ты нашел удивительного, Павлик?

– Удивительно, – повторил тем же тоном Павлик, как бы не расслышав вопроса, – а где же шишка?

– Какая шишка? – в свою очередь изумился Витя (высокого, плотного мальчика, брата Марианны, звали Витей).

– Да шишка на носу новенькой. Мэри сказала, что у новенькой на носу должна быть шишка, а я её не вижу.

И толстяк Павлик так пристально уставился на маленький носик Лизы, что окончательно сконфузил этим девочку.

– Ах, что ты понимаешь, Павлик, – раздался резкий голос с противоположного конца стола – У новенькой на носу была шишка, но она ее оставила дома.

Лиза взглянула на говорившую. Это была смуглая, черноволосая девочка с большими черными глазами и недобрым выражением лица.

– Это Мэри Ведрина, наша старшая, – собственно говоря, ее зовут Маша, но у нас она в кружке называется Мэри, – произнесла Марианна, – она играет у нас всех главных принцесс и царевен. Ей уже 15‑ый год, и скоро она перейдет от нас в настоящий театр, где играют большие.

Высокая, красивая, смуглая Мэри не понравилась Лизе.

«Девочка с такими злыми глазами не может быть доброй», – решила она и невольно со страхом взглянула на ту, о которой так много уже слышала дурного.

Между тем Мэри гордо посмотрела на Лизу и спросила ее с нескрываемой насмешкой в голосе:

– Почему у тебя платье в заплатах и рваные башмаки?

Лиза, не ожидавшая такого вопроса от чужой девочки, ужасно смутилась и покраснела.

– Ты верно очень бедная? Да? – продолжала спрашивать неумолимая Мэри.

– Да, – тихо, чуть слышно, произнесла Лиза, – мы очень бедны, вы угадали. Когда мама была здорова, – у нас еще были кой‑какие деньги, на которые можно было купить все необходимое, но как только мама заболела и слегла, – она уже не могла работать и добывать денег.

– Ну, если ты такая бедная, как говоришь, то попроси меня хорошенько, я возьму тебя в мои горничные, хочешь? Я играю только принцесс в нарядных платьях, и мне трудно одеваться без горничной. Я буду тебе хорошо платить каждый месяц, потому что я богата, у моего отца есть магазин и мне ничего не значит отдать лишний рубль для собственного удобства. Хочешь, я возьму тебя в горничные?

Говоря это, смуглая девочка не переставала насмешливо улыбаться.

Лиза стояла красная и смущенная, не зная что отвечать большой девочке, насмехавшейся над нею так явно.

Наконец, она собрала всю свою храбрость и проговорила тихим голосом:

– Благодарю вас за вашу доброту, но господин Сатин был так добр, что обещал мне платить жалованье, которого, конечно, хватит, чтобы купить себе платье и сапоги, и я, даст Бог, обойдусь без посторонней помощи.

– Как хочешь, – сердито буркнула Мэри и пошла на свое место, недовольная кротким и умным ответом новенькой.

– Мэри Ведрина, – вдруг снова неожиданно пискнул Павлик, – папа сказал, что ты уже больше не будешь играть принцесс и царевен. Все твои роли он передает новенькой.

Если бы гром небесный разразился над пансионом, он не мог бы более испугать Мэри, нежели это известие. Она вскочила со своего места, в упор подскочила к Павлику и, вся красная, как кумач, схватила его за плечи и затрясла его изо всей силы, крича ему в самое ухо:

– Повтори‑ка, повтори, что ты сказал, негодный мальчишка! – Слышишь? Сейчас повтори, или я тебя так отделаю, что ты меня долго не забудешь!

Павлик, не привыкший к подобному обращению, так как никогда никто не разговаривал с ним так грубо, громко разревелся от испуга.

– Ну, пойдет теперь потеха, – проговорили в один голос два белокурые мальчика, братья‑близнецы Пика и Ника, любимцы и весельчаки труппы, так похожие друг на друга, что их трудно было различить одного от другого.

В туже минуту г‑н Сатин и его супруга показались с встревоженными лицами на пороге комнаты и, увидя своего плачущего любимца, со всех ног бросились к нему.

Дети разом притихли и подтянулись. Пика и Ника сказали правду. Начиналась потеха, нередко повторявшаяся в «Детском Кружке» г‑на Сатина.

 

ГЛАВА VIII

Развенчанная принцесса

 

– Что такое? Что случилось? Павлик, дитя мое, что с тобою! О, не плачь же так сильно, не надрывай моего сердца! – кричала не менее самого Павлика взволнованная и испуганная Анна Петровна, подхватывая свое сокровище на руки и баюкая его на коленях, как самого маленького ребенка. – Успокойся, Павленок мой, деточка моя, кто тебя обидел? Не плачь же, Бога ради, – продолжала она еще нежнее, видя, что Павлик не перестает реветь. – Костя Корелин, и ты, Аля Большая, и ты, Роза, вы бегаете быстрее всех: слетайте в аптеку да поскорее принесите каких‑нибудь успокоительных капель для моего несчастного малютки.

Но «несчастный малютка», ревевший теперь уже благим матом, при одном воспоминании об аптеке и лекарстве сильнее задрыгал ногами на руках матери и заревел еще громче, крича на весь дом, между всхлипываниями и рыданиями:

– Не надо лекарства… Не хочу… Лучше пастилы…. пастилы рябиновой, она меня скорее успокоит…

– Да, да, пастилы… непременно пастилы, моя крошка, – подхватила его мать, – Костя Корелин, беги за пастилой. Самой свежей спроси, слышишь? Самой свежей, для больного ребенка скажи… Да что же ты стоишь? Беги же!

– А деньги? – робко осведомился Костя – быстроглазый, ловкий мальчуган, смуглый, как цыганенок, – вы не дали мне денег на пастилу, г‑жа директорша.

Но Павел Иванович не дал ему докончить и быстро сунул ему деньги в руку, умоляя бежать, как можно скорее, как будто от скорого доставление пастилы зависела жизнь ревущего Павлика.

Костя, привыкший к подобным волнениям, опрометью бросился из комнаты, при чем налетел на входящего в эту минуту толстенького, розовенького, как свежая булочка, мальчика – Мишука или Медвежонка, как его называли дети за его неповоротливость и неуклюжесть, сбил того с ног и, запнувшись за стул, попавшийся ему на дороге, сам тоже упал, и оба мальчика забарахтались в одной общей куче.

Павлик, услыша необычайный шум и грохот, происшедший от падения двух пансионеров, отнял платок от глаз и любопытно покосился одним глазком на то, что происходило. Увидя барахтавшихся на полу мальчуганов, он не выдержал и громко рассмеялся. Рассмеялись за ним и остальные дети, потому что нельзя было не смеяться, когда смеялся Павлик, общий любимец, в сущности очень добрый ребенок, но донельзя избалованный слишком нежными родителями. Рассмеялся и Павел Иванович, и строгая Анна Петровна, и даже смущенная, робкая Лиза невольно улыбнулась.

Не смеялась только одна Мэри. Ей было не до смеха. Дрожа от волнения и злости, стояла она перед Павлом Ивановичем и спрашивала прерывающимся от гнева голосом:

– Что же это такое? Неужели это правда? Неужели вы хотите взять первую попавшуюся девчонку на мое место? А мне что прикажете делать? Я три года играла у вас одни только главные роли. Не могу же я играть после этого чуть ли не служанок…

– Нет, ты будешь изображать колдуний и злых волшебниц, а вовсе не служанок, – пропищал Павлик. – Ты мне сделала больно… Она мне сделала больно, – объявил он матери. – Она разозлилась и трясла меня так сильно, что я думал – у меня оторвется голова.

– Что? что такое? – вскричали в один голос и директор, и его жена. – Ты смела обижать Павлика? Нашего Павлика, который так слаб, что не может прожить дня без леченья…

– И без пастилы, – прибавил тихонько маленький лакомка, заранее облизываясь при мысли о том, что Костя Корелин давно уже на пути за вкусным лекарством.

Но на этот раз ни отец, ни мать не обратили внимание на его замечание. Возмущенные до глубины души поступком Мэри, они с минуту смотрели на нее такими глазами, точно собирались ее съесть. Наконец, Анна Петровна взяла девочку за руку и повела ее к дверям, говоря ей гневно и сердито:

– Скверная, злая девчонка! До сих пор я была слишком снисходительна к тебе, старалась не замечать многих твоих дурных поступков, но теперь, когда я знаю, что, помимо всего остального, ты еще обижаешь бедного беззащитного малютку, я не хочу больше потакать твоим выходкам. Все твои роли я с сегодняшнего же дня передаю новенькой пансионерке, а ты ступай тот час же в «темную» и сиди там до тех пор, пока я тебя не выпущу оттуда. – И, слегка дотронувшись рукой до спины Мэри, Анна Петровна Сатина вытолкнула девочку из классной.

Тотчас по уходе Мэри, Павел Иванович подошел к шкапу, где лежала целая груда книг и тетрадей за стеклянной дверью, и, отобрав в нем несколько тетрадок, вручил их Лизе.

– Вот тебе работа, девочка, – сказал он. – Будь прилежной и толковой. Марианна покажет тебе, как надо учить роли. С этого дня прежняя принцесса Мэри развенчана за её злое сердце и дурной характер, и ты будешь на её месте. По твоему умному лобику я уже решаю, что ты отлично все поймешь и пожалуй уже в скором времени ты в состояния будешь заменить Мэри. С таким кротким личиком, тебе не трудно будет изображать добрых и хороших людей… Так ли я говорю, друзья мои? – обратился он к остальным детям.

– Так, Павел Иванович, – весело подхватили дети, которым сразу понравилась их новая маленькая подруга.

– Ну, вот и отлично. Да здравствует Лиза! – вскричал г‑н Сатин, – или нет, – поправился он, – ведь у неё должно быть другое имя для театра. Лиза – это звучит слишком просто. Пусть она у нас в кружке впредь называется Эльзой. Мы так и будем знать, что у нас теперь новая артистка Эльза. И так, да здравствует златокудрая Эльза, наша будущая принцесса, Золушка и Красная шапочка!

– Да здравствует златокудрая Эльза! – подхватили мальчики и девочки, сидевшие за столом, ласково поглядывая на сконфуженную Лизу.

Даже Павлик, занявшийся было принесенной ему Костей Корелиным пастилой, и тот забыл о ней на минуту и, с набитым ртом, потянулся целовать Лизу.

 

ГЛАВА IX