Колокольчик, раскрывшийся к солнцу 2 страница

– Я тоже в лунные ночи плохо сплю, – сказал он. – Эта крыша сарая похожа на вершину горы, и луна над ней дополняет картину.

«И правда похожа, – подумала я, посмотрев на сарай, – практически вершина Фудзи».

– Есть красивая легенда о названии горы Фудзи, – словно читая мои мысли, сказал дед.

– Расскажи!

– О, она очень длинная! – улыбнулся дед. – Не думал, что и сейчас ты будешь приставать ко мне с просьбами рассказывать сказки.

– Буду! Ну расскажи, деда! Хотя бы вкратце.

– Хорошо, слушай. В полнолуние гуляла дочь Лунного царя по лунному саду, оступилась и упала на Землю, в густые заросли молодого бамбука. Лунная царевна была ростом меньше рисового зернышка. Она попала в полый бамбуковый стебель и осталась там до утра. Ее нашел бедный старик по прозвищу Такэтори – «Тот, кто добывает бамбук». И вырастил в своей лачуге. Она превратилась в девушку необычайной красоты. Прозвали ее Лунная дева Кагуя-химэ.

Дед замолчал, я ждала с нетерпением. Мне казалось, что я снова маленькая девочка и дед ведет меня за руку в мир удивительных японских сказок.

– А дальше все, как обычно, – усмехнулся дед. – Сватались женихи, Кагуя-химэ давала невыполнимые задания. И в конце концов в нее влюбился микадо, то есть государь. И она тоже. Но ведь она была из другого мира и разве могла ответить ему взаимностью? Существа из разных миров никогда не смогут соединиться.

– А дальше что? – встряла я.

– В назначенную ночь в час Мыши, то есть в полночь, за Кагуя-химэ прилетели небесные посланцы. Все войска микадо не смогли остановить их. Лунная дева вернулась в свой мир. Но оставила письмо с признанием в любви и сосуд с напитком бессмертия. Микадо в безутешном горе выбрал самую высокую гору и отправил туда человека по имени Цуки-но Ивакаса, что значит «Скала в сиянии луны». Он в сопровождении множества воинов поднялся на указанную гору и там, выполняя волю микадо, открыл сосуд и зажег напиток бессмертия. Чудесный напиток вспыхнул ярким пламенем, и оно не угасает до сих пор. Оттого и прозвали эту вершину «Горой бессмертия» – Фудзи. Так говорит старинное предание.

Дед замолчал и вновь раскурил трубку. Я сидела, нахохлившись, закутавшись в халат, и так и видела прекрасную Лунную деву, улетающую в небо.

– Но ведь она, существо иного мира, жила какое-то время на земле, – сказала я.

– И что? – удивился дед. – По легенде, ее наказали за какие-то грехи прошлой жизни и отправили на землю в семью нищего старика.

– Значит, возможны встречи с обитателями иных миров? – предположила я и посмотрела в небо, усыпанное искрами звезд, тонущих в лунном сиянии.

Я подумала в тот миг об НЛО, но дед решил, что я говорю о других вещах.

– Таня, извини, если я лезу не в свое дело, но ты к какой принадлежишь религии?

– Ни к какой, – ответила я с недоумением и глянула в ставшее серьезным лицо деда.

– Я так и думал, – проговорил он. – Моя семья всегда исповедовала синто, как и многие японцы, твоя бабушка – православная, как и многие русские, а твои родители – атеисты, как и многие люди, выросшие в Советском Союзе, – добавил он.

– Я слышала о синто, – после паузы сказала я, не понимая, почему дед затронул эту тему. – Многие мои друзья – японцы. Это религия, основанная на почитании божеств природы и духов предков, да? Эти духи вроде называются ками.

– Так! Ками в точном переводе означает «верхний», – ответил, улыбнувшись, дед. – Удивляюсь, что современная молодежь интересуется такими вещами. Я начал этот разговор потому, что в древности культовые действия отправляли жрецы – шаманы. А так как в основе действий мистическое бракосочетание с духом природы, то шаманами со временем стали только женщины. Не думаю, чтобы что-то изменилось и в наше время. Наш народ всегда свято соблюдал традиции. Ты, живя в Токио, наверное, сама смогла в этом убедиться.

– Да, я обратила на это внимание, – ответила я, вставая и срывая цветок табака.

– А ведь он живой, – заметил дед.

Я немного смутилась и воткнула цветок в волосы.

– О да! Так очень красиво, – сказал он, глядя на меня с восхищением.

И я увидела, что эта красота мгновенно примирила его с гибелью цветка.

– Чтобы стать шаманкой, – продолжил после паузы дед, – нужно было быть от рождения слепой. Обучались они около семи лет. Затем девушка после ритуальной смерти воскресала и надевала свадебный наряд. Затем происходил мистический обряд ее бракосочетания с духом-покровителем. И она становилась проводником высшей воли Неба и осуществляла связь с людьми. Это к твоему вопросу о возможности контакта с иными мирами.

– Но я думала немного о другом, – тихо заметила я, и отчего-то грусть сжала сердце.

Я ясно увидела светлые глаза моего мертвого любимого, его улыбку и даже почувствовала, как его руки обнимают меня. Я невольно поежилась и закрыла глаза.

– Шаманки умеют разговаривать с духами не только природы, но и людей, – продолжил дед, и я вздрогнула.

Повернувшись к нему, внимательно вгляделась в его точеный профиль. Лицо было серьезным и сосредоточенным.

– Умерших? – уточнила я.

– Обряд называется синикути, в переводе «уста умершего», – сказал он. – Душа умершего приходит с того света и отвечает на вопросы. А есть еще икикути, «уста живого», когда вызывается дух отсутствующего человека.

– Это и вправду возможно, деда? – немного испуганно спросила я.

– В префектуре Аомори, на конце полуострова Симокита есть гора Осорэ, – сообщил он после очень продолжительной паузы. – Все туристы знают Фудзи, это своего рода фирменный знак страны, символ. Но кроме Фудзи, в Японии много других легендарных гор. И все японцы знают Осорэ. Там возможно встретиться в определенные дни с духами умерших.

– Осорэ? – переспросила я, стараясь запомнить это название.

– Да, – ответил дед. – В переводе «страх».

Я вздрогнула всем телом. Дед глянул на меня и улыбнулся.

– Пойдем-ка спать, – сказал он, вставая. – Совсем я тебя сегодня запугал.

– Нет, очень интересно, – ответила я, невольно проследив за какой-то быстрой тенью, исчезнувшей в темной глубине сарая.

И тут же раздалось такое громкое и угрожающее завывание, что я вскрикнула и прижалась к деду.

– Опять коты дерутся из-за территории, – спокойно сказал он.

И я сразу облегченно рассмеялась и расслабилась.

 

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

 

«Как писал один древний японский автор, «богиня Солнца оставила своих потомков править нами вечно, как в этой, так и в загробной жизни. Это действенно лишь для нашей страны, и нигде в зарубежье мы не найдем ничего подобного. Вот почему наша страна именуется Божественной».

Идеи дзена воспринимались проститутками и гейшами как образ жизни. Они окружали себя неким искусственным дзеном в музыке, пении, исполнении чайной церемонии, принятии пищи, походке и одежде. И кажется, что даже их костюмы и стили причесок возникли из дзенских идей.

Любая проститутка и гейша в то или иное время держала сверчка в клетке, птицу или собаку на счастье. Великие куртизанки и знаменитые гейши обычно имели по несколько японских спаниелей. Они были горячо привязаны к своим питомцам. Но, по поверью, маленькое животное, птица, кошка или собака, не должно перебегать комнату; их следовало немедленно поймать и отправить обратно по их же следам, приговаривая «гомэн кудасай» («прошу прощения»).

И гейши, и проститутки находились в плену всевозможных предрассудков, суеверий, верили в предсказания и в разные приметы.

Слово «тя» («чай») лучше было не произносить вслух; предполагалось, что можно самой быть растертой в чайный порошок или потерять работу.

Сидеть на ступенях не рекомендовалось: это приводило к уходу всех клиентов.

Чихание имело свое значение: один раз – кто-то говорит о тебе хорошо; два раза – говорит плохо; три раза – кто-то в тебя влюбился; четыре раза – ты простудилась.

Если наступаешь случайно на свежий лошадиный навоз – ждет несомненная удача.

Существовало устойчивое поверье, что кудрявые женщины развратны сверх всякой меры.

Несчастье приносит число 4, по случайному совпадению оно произносится как «си», точно так же как слово «смерть». И при счете вслух это слово по сей день стараются заменить словом «ён».

Нельзя спать головой на север – так хоронят покойников в Японии.

Нельзя втыкать хаси, палочки для еды, вертикально в рис – так ставится пиала с рисом перед домашним алтарем в доме умершего.

Нельзя брать сасими палочками для еды с палочек другого, так как после кремации родственники покойного собирают палочками прах и кладут его в специальную фарфоровую урну.

Если мимо проезжает похоронная процессия, то большой палец закрывают другими пальцами: этот палец называется «ояиби» – родительский. Таким образом оберегают родителей от несчастья.

Несмотря на то что все услуги предоставлялись за деньги, все-таки были клиенты, которые казались крайне нежелательными. Тогда шли на крайние меры и прибегали к колдовству.

Брали коёри (скрученную бумагу, использовавшуюся в качестве лучины) и из нее сворачивали фигурку собаки. Клали ее на подставку для зеркала в комнате, смежной с той, где находится посетитель, повернув к нему морду животного. Шепотом несколько раз спрашивали животное: уйдет гость или останется.

Заворачивали горстку теплого пепла в кусок бумаги и подкладывали пакетик под ночные одежды гостя ближе к его ногам. Он уходил немедленно.

Прислоняли веник к перегородке в конце комнаты рядом с комнатой гостя и, положив рядом с ним сандалии, говорили шепотом: «Вот; пожалуйста, уходите быстрее». Он тут же должен уйти».

 

Проснулась я рано и сразу почувствовала запах булочек с ванилью, доносящийся из кухни. Я спихнула тяжелого сонного Тимофея с живота и быстро вскочила, ощущая необычайную бодрость во всем теле. Выйдя во двор, потянулась и с наслаждением вдохнула полной грудью прохладный, кристально чистый воздух. Поднимающееся солнце подсвечивало резные листья хмеля, увивающего веранду до самой крыши, и они казались золотисто-салатовыми. Семенные коробочки, свисающие между ними, напоминали смешных зеленых ежиков. Я потрогала одну из них и рассмеялась, ощутив мягкие иголочки. Почему-то вспомнила последний сеанс шибари и словно увидела себя, увитую вьюнками и висящую в центре пустого пространства, залитого солнечным светом. Воспоминание о том, что последовало дальше, вызвало прилив вполне отчетливого возбуждения. Я быстро спустилась во двор и пошла к умывальнику, висящему на заборе. Вода была холодной, и я с удовольствием набрала ее в ладони. Но умывальник тут же оказался пуст, и я пошла в огород, чтобы набрать воды из колодца. Открыв калитку, замерла, увидев деда. Он стоял на широко раздвинутых полусогнутых ногах, лицом к солнцу и спиной ко мне. Его тело было литым. Я не заметила ни лишнего жира, ни дряблых складок. Короткие спортивные трусы позволяли увидеть мускулистые стройные ноги. А ведь деду было далеко за семьдесят. Он медленно повернулся вправо всем корпусом и плавно развел руки. Я не стала мешать занятию йогой и ушла в дом.

После завтрака родители сказали, что хотят помочь в прополке картошки.

– Да и колорадских жуков много, – вздохнула бабушка. – Может, Танюша соберет их?

Я поморщилась, так как с детства не любила это занятие. Жуки казались мне противными на ощупь, а их личинки были мягкими и пухлыми. Я надела тряпичные перчатки, взяла пластиковое ведерко и пошла на огород. Дед уже был там. Он тяпал между рядами картофельных кустов. Его вид в застиранной рубашке и мятых старых брюках был обычным для деревни. На голове белела полотняная кепка.

«Странно все-таки распоряжается судьба», – подумала я, подходя к нему.

– Ага! – усмехнулся он. – И тебя заставили!

– Обязанность, – вздохнула я и сняла с куста жирного полосатого жука.

– Сегодня будет очень жарко, – сказал дед. – Так что долго не работаем. И сходи на речку.

– Обязательно! – обрадовалась я.

После обеда все отправились отдыхать, а я, надев купальник и сверху накинув сарафан, отправилась босиком на речку. Деревня располагалась на вершине длинного холма. Я прошла между домами, периодически морщась и подпрыгивая на донельзя раскаленном песке.

«Черт! Надо было надеть шлепанцы!» – подумала я, ускоряя шаг.

Дорога вывела меня на начало спуска, и я на миг замерла, любуясь открывающимся простором. Склон холма порос высокой травой, в основном коноплей. Узкая тропинка, ведущая к реке, терялась в этих, выше моего роста, зарослях. За блестевшей лентой реки виднелись поля, за ними возвышался темно-зеленый сосновый бор.

– Чего застряла? – услышала я позади насмешливый голос и обернулась. – Может, подтолкнуть?

Ко мне приближались два парня типично деревенского вида. Один, сильно загорелый, со светлыми кудрявыми волосами и ярко-голубыми глазами, смотрел на меня, улыбаясь.

– А вам что, места мало? – в тон ему спросила я.

Его спутник, сын наших соседей Лешка, с которым я часто играла в детстве, небрежно, но явно смущаясь, проговорил:

– Да это Танька, внучка деда Митяя, нашего соседа. Привет! Давно приехала?

– Привет, Леш! Вчера.

– Познакомься, это Стас, – сказал Леша и отчего-то смутился еще больше.

– Здравствуйте, – официальным тоном поздоровалась я и отвернулась, спускаясь по тропинке.

Ребята двинулись за мной. Только мы вошли в заросли конопли, многочисленные комары тут же с противным тонким писком кинулись на нас. Я максимально ускорила шаг и через несколько минут вылетела на открытое пространство. Не оглядываясь, припустила к речке. На небольшом песчаном пляже народу, к моему удивлению, оказалось мало. В основном деревенские ребятишки, прыгающие и визжащие возле самого берега на мелководье. Чуть в стороне на полотенцах лежали две незнакомые мне девушки и подбадривали громкими криками двух парней, переплывающих речку наперегонки.

Я сбросила сарафан и устремилась в воду. Она оказалась такой холодной, что я невольно вскрикнула и быстро поплыла вперед.

– Помочь? – услышала я и резко обернулась.

Стас плыл рядом.

– Интересно как? – спросила я, шумно отфыркиваясь.

– Ну, ты так жалобно вскрикнула, что я подумал об оказании необходимой помощи, – усмехнулся он.

– А ты что, доктор? Или спасатель? – спросила я, поворачивая обратно.

– Первое, – ответил он и стремительно поплыл вперед.

Я увидела, что Леша все еще стоит на берегу и медленно расшнуровывает кроссовки.

– Как вода? – спросил он, когда мы вышли на берег.

– Супер! – ответил Стас и искоса на меня глянул.

– Не верь ему, – засмеялась я, – вода холоднющая.

Стас ничего не сказал и вновь пошел в воду.

– Он что, действительно доктор? – спросила я нарочито безразличным тоном.

– Да, ветеринар, – серьезно ответил Леша. – Еще поплаваешь? – спросил он, направляясь к воде.

– Попозже, – ответила я и, расстелив сарафан, улеглась на него, устремив взгляд на серебристую поверхность воды.

Белокурая голова Стаса была уже довольно далеко от берега. Леша стремительно двигался за ним, размашисто загребая руками.

«Ветеринар! – усмехнулась я. – Коровий доктор. Что-то я такого среди друзей Лешки и не помню».

Я перевернулась на спину и погрузила взгляд в бездонное небо. Но солнце было настолько ярким, что эта чистая синева ослепляла, и я невольно прикрыла глаза.

«Хотя, – лениво думала я, – какое мне дело до этого парня? Ну, ветеринар и что из этого? Чего я о нем думаю? Все равно через три дня уезжаем, и неизвестно, когда я еще сюда вернусь».

– Не спать! Сгоришь заживо! – раздался надо мной смех, и ледяная вода пролилась на мое уже обсохшее тело.

Я тут же невольно взвизгнула и вскочила.

– Дурак! – закричала я, глядя на смеющееся лукавое лицо Стаса.

– О тебе же забочусь, – быстро проговорил он. – Остудил немного.

Я, не отвечая, пошла в воду. Стас поплелся за мной. Мы нырнули практически одновременно и поплыли к кувыркающемуся в воде Лешке. Он встретил нас веселым смехом и предложил поднимать друг друга на скрещенные руки и кидать в воду. Вдоволь напрыгавшись и нахохотавшись, я вышла на берег. Ребята остались в воде. Я накинула сарафан на холодное влажное тело и побрела не оглядываясь к дому.

Вечером я вышла за ворота и присела рядом с бабушкой на скамеечку ждать прихода коровы из стада. Скоро к нам присоединилась мама. Мы щелкали семечки и болтали ни о чем. И вот в конце улицы начали появляться медленно бредущие коровы. Возле некоторых шли хозяйки, подбадривая их легкими шлепками по бокам. Неожиданно из-за угла показалась чрезмерно резвая телка. Она взбрыкивала ногами, потом галопом неслась по улице. Сзади нее я, невольно прыснув, увидела разъяренного покрасневшего Стаса. Он бежал за телкой с хворостиной в руке и что-то угрожающе выкрикивал. Промчавшись мимо нас, он скрылся за поворотом улицы, а я повернулась к бабушке.

– А кто этот парень? – спросила я. – Местный ветеринар?

– Да вроде нет, – ответила она равнодушно. – Что-то я такого не помню. В гостях тут, наверное. Дачников много понаехало. В городе-то никому не охота париться.

Когда появилась наша, как всегда, невозмутимая корова, бабушка и мама загнали ее и начали доить. Я в этом процессе участия никогда не принимала и вновь вышла за ограду. Зайдя в палисадник, где у бабушки между кустами сирени были высажены различные цветы, я забралась под старое дерево черемухи и начала пощипывать еще не дозревшие ягоды.

– Пойдем погуляем, – раздался звонкий голос, и разлохмаченная голова Стаса просунулась меж густых ветвей.

«И чего пристал?» – подумала я и не ответила, старательно вытирая губы после ягод.

– Выбирайся из своих зарослей, принцесса, – сказал он и скрылся.

Я постояла в задумчивости под черемухой, потом покинула палисадник. Стас сидел на нашей скамейке со скучающим видом и крутил в руке стебелек чистотела.

– Руки соком испачкаешь, – заметила я, подходя к нему.

– Подумаешь! – пожал он плечами и встал. – Ну? – спросил он и заглянул мне в глаза.

«Надо же, какие ярко-голубые! – подумала я, не отводя взгляда. – Или это от сильно загорелой физиономии?»

– А Лешка где? – спросила я.

– С велосипедом возится, – ответил Стас. – Что-то там со сцеплением.

– Хорошо, пошли, – решилась я. – Только переоденусь.

– Да уж будь добра, – неожиданно усмехнулся он. – И не забудь к вечернему платью надеть бриллиантовое колье.

«Ишь ты, деревенские как изъясняться научились», – подумала я и в тон ему ответила:

– Принцессе негоже гулять с ветеринаром. Так что учтите оказываемую вам милость.

Я надела красный спортивный костюм из тонкого трикотажа и, сказав маме, что пойду погуляю, быстро покинула двор. Стас тут же встал, и мы отправились по улице под пристальными взглядами деревенских, сидящих на лавочках возле домов.

– Пошли к роднику, – предложила я.

– Пошли, – легко согласился он. – Только нужно было взять бутылки под воду.

– А мы так попьем, – улыбнулась я и повернула к нему голову.

Стас смотрел на меня со странным выражением. Я заметила, что его ресницы немного темнее волос, сильно выгоревших на солнце неровными прядями. И глаза от этого кажутся глубже и ярче.

«Интересный парень, – решила я. – И говорит не по-деревенски».

– Леха сказал мне, что ты – столичная штучка, – тихо проговорил Стас. – И чем занимаешься?

«Ага, так я тебе и сказала», – ехидно подумала я и ответила после паузы:

– Преподаю в танцевальной студии в русско-японской школе.

– Японской? – тут же оживился он. – То-то я думаю, что ты очень похожа на японку. Кстати, как и твой дед.

«Можно подумать, он их когда-нибудь видел!» – подумала я, улыбнувшись, но промолчала.

– Ну, просто японская принцесса из сказки! – добавил он.

– А ты чем занимаешься? – перевела я разговор и невольно пошла быстрее по пологому спуску, ведущему в овраг.

На дне протекал ручеек, и росла все та же огромная конопля.

– Я же говорил – ветеринар, – сказал Стас, перепрыгивая через ручеек и подавая мне руку.

Но я отрицательно покачала головой и легким летящим движением перепорхнула на другую сторону.

– Ух ты! – непритворно восхитился Стас. – Прямо мотылек! Ах да, – добавил он, – ты же танцовщица!

– Руководитель танцевального коллектива, – поправила я. – Не путай!

Я и правда отчего-то почувствовала себя легко и свободно, словно только еще училась в культпросветучилище и приехала на летние каникулы. И ни Петра, ни нашей безумной любви, ни всего, что за этим последовало, в моей жизни еще не было. Впервые за последнее время я поймала себя на этом ощущении и улыбнулась от легкой радости, заполнившей душу.

Скоро мы вышли на край деревни. Вид с холма здесь открывался необычайно красивый. Солнце уже садилось, и яркие розовато-красные краски заката придали небосводу необычайно чистые и сочные тона. Мы стояли на дороге, круто спускающейся вниз. Справа от нас в густой высокой траве тихо журчал родник. Тонким ручейком он стекал в небольшое озерко. Вода, отражая небо, казалась красной. Слева поверхность холма заросла различными цветущими травами. Розовые шишечки клевера, белые соцветья ромашки, сиреневые низкие кустики чабреца, сероватые зонтики тысячелистника издавали сильный и терпкий аромат, и я вдохнула его полной грудью. Потом спустилась к роднику и присела возле тонкой беспрерывно текущей струйки. Кто-то воткнул в землю узкий кусок шифера, струя стекала по его углублению и звонко падала в небольшую ямку, полную прозрачной воды. Я наклонилась и, отмахиваясь от комаров, набрала в ладони ледяной воды. Ее вкус был по-прежнему изумительным. Никогда и нигде я не пила такой чистой и вкусной воды.

– Хотят пригласить священника из соседнего села, – сказал Стас, подошедший в этот момент ко мне, – и освятить этот родник.

– Зачем? – удивилась я.

– А бог его знает, – пожал он плечами и подставил руки под беспрерывно текущую струйку.

Напившись, мы вернулись на дорогу. Стас зачем-то взял меня за руку. И от прикосновения его теплых пальцев я почувствовала странное томление.

– Пойдем искупаемся? – неожиданно предложил он. – Смотри, луна уже встала.

– Комары заедят, – недовольно сказала я, но сердце екнуло.

Меня отчего-то начало неудержимо тянуть к этому парню, и такое развитие событий немного пугало.

«Хотя чему удивляться? – подумала я, глядя на его красные улыбающиеся губы. – Столько времени сидела на «сухом пайке», природа требует свое».

– А у меня мазь от комаров есть, – сказал он и достал из заднего кармашка джинсов какой-то тюбик. – Не бойся, гипоаллергенная и без запаха.

«И к тому же, – продолжала я рассуждать, – я вижу этого парня первый и последний раз».

– Но у меня нет купальника, – вслух сказала я и невольно на него посмотрела, ожидая, что из кармана его джинсов появится купальник.

Стас сморщился, но потом засмеялся.

– А мы просто окунемся, не глядя друг на друга, только и всего. Знаешь, принцесса, я давно мечтал поплавать в лунной дорожке.

Я не ответила и быстро спустилась, направляясь к поблескивающей невдалеке воде. Речка здесь делала крутой поворот, и в излучине образовался довольно большой песчаный нанос. Мы забежали на него, утопая по щиколотку в песке и скидывая одежду. Несмотря на поздний вечер, было по-прежнему жарко. Я без стеснения осталась в одних трусиках и повернулась к явно смущенному Стасу. Он замер, глядя на меня. Его футболка валялась на берегу. Джинсы были расстегнуты. Я с изумлением заметила, что он без трусов. Вставший «нефритовый стебель» беспрепятственно выпирал из ширинки. И это зрелище невыносимо меня возбудило.

Я приблизилась и тихо спросила:

– И где твоя чудодейственная мазь? А то комары сейчас съедят принцессу.

Стас торопливо открыл тюбик и осторожно начал намазывать мои плечи, потом спустился ниже. Когда его пальцы коснулись моих сосков, я не выдержала и тихо застонала, закрыв глаза. Пальцы сжали мою грудь и начали медленно ласкать. И вот горячие губы припали к одному соску, затем к другому. Я обхватила Стаса за талию и прижалась к нему, чувствуя прилив желания и необычайную и странную для меня нежность.

Когда он опустил меня на все еще теплый песок и развел ноги, я с изумлением увидела, что он достает презерватив, и отвернулась.

«Надо же, заранее подготовился, – подумала я, и на душе стало немного неприятно. – А может, они у него всегда при себе? Все-таки врач, хоть и ветеринар».

Но тут же я забыла обо всем и просто отдалась ощущениям, наслаждаясь жарким вечером, мириадами зажегшихся звезд, льющих серебристый свет на мое запрокинутое лицо, теплым шершавым песком под голой спиной, горячей тяжестью тела, навалившегося на меня, и беспрепятственно входящим и быстро движущимся во мне «нефритовым стеблем».

Потом мы долго плавали, разбивая телами лунную дорожку и беспричинно смеясь. Я вернулась домой за полночь, прошла через огород и осторожно открыла дверь незапертой калитки во двор. Затем проскользнула в дом. Судя по тишине и темноте, все давно спали, и это меня немного успокоило. Я забралась на свой топчан, спихнув Тимофея, и закрыла глаза, счастливо улыбаясь.

 

Плачете на лугу.

Словно вам тоже знакома,

Цикады, тоска любви?

Если б могли ответить,

Я бы спросил у них.

 

Сайгё

На следующее утро все встали как обычно. И никто мне ничего не сказал, словно и не заметили, что я отсутствовала допоздна.

«А может, и правда не заметили? – предположила я. – Хотя дом был открыт».

Я не стала сама затрагивать эту тему и вела себя как ни в чем не бывало. После завтрака мы, кроме отца и деда, пошли в лес за ягодами. В сосновом бору находились огромные земляничные поляны, и мы долго собирали красные крупные ягоды, передвигаясь на корточках. Я наелась до оскомины и села на землю, привалившись спиной к толстому стволу огромной сосны. Чувствуя приятную усталость, закрыла глаза, и в памяти мгновенно всплыло лицо Стаса.

«Он все-таки очень симпатичный парень, – лениво подумала я и улыбнулась. – Приеду в Москву и буду вспоминать его как приятное летнее приключение. К тому же он мне помог осознать, что я полностью излечилась. А это главное! Тень сомнения, что я могу заниматься сексом только с господином Кобаяси, омрачала мое выздоровление», – попыталась я оправдать себя.

– Устала, Танюша? – услышала я голос мамы и открыла глаза.

– Немного с непривычки, – ответила я и встала, поправляя сползший на лоб платок.

– И не выспалась, – лукаво добавила она, и я невольно покраснела.

– С ребятами загулялась, – ответила я.

– До трех ночи, – заметила мама.

– Ага, – легко подтвердила я, подхватывая ведерко, почти доверху заполненное земляникой.

После обеда бабушка и мама взялись перебирать ягоды, чтобы подготовить их для варки, а я вышла во двор, не зная, чем заняться. Купаться почему-то не хотелось. А может, я просто боялась нечаянной встречи со Стасом. Я вышла в огород за морковью и увидела деда, сидящего на скамейке у колодца со своей неизменной трубкой. Я обрадовалась и тут же подсела к нему.

– Что, стрекоза, – сказал он и улыбнулся, – устала ягоды собирать?

– Ага, – ответила я и прижалась к его плечу, как в детстве.

Потом улыбнулась и тихо попросила:

– Деда, расскажи про «Масу».

Он развернулся ко мне и рассмеялся, выпустив трубку изо рта.

– Что, все еще не забыла сказку про Аматэрасу?

– Конечно, нет!

– Хорошо! Только вкратце. У Аматэрасу, богини Солнца, был брат Сусанно-о, бог Урагана, – начал рассказывать дед. – И вот отец разгневался на него за плохое поведение и решил изгнать с неба. Сусанно-о захотел попрощаться с сестрой и сообщить ей, что уходит в Страну мертвых. Но поднимался он к ней на гору с таким грохотом, тряской земли и разрушением людских жилищ, что Аматэрасу испугалась и спряталась в грот на своей горе. Сразу наступила тьма на земле, и злые духи выползли из своих убежищ. Собрались боги и стали решать, как им выманить Аматэрасу и вернуть свет на землю…

 

Из голубой тетради с изображением розовых цветов сакуры на обложке:

 

«…Густоветвистые деревья Масакаки с небесной горы Кагуяма, выкопав с корнями, к верхним веткам прикрепили длинные нити со множеством магатама, на средние ветки навесили большущее зеркало, к нижним веткам подвесили белые, голубые лоскуты нигитэ, и все эти различные вещи бог Футодама-но микото благоговейно, для преподношения, держал, а бог Амэ-но коянэ-но микото сильное молитвословие благоговейно вознес, а Амэ-но-тадзикара-о-но микото – Небесный Бог-Муж Могучих Рук – у двери притаился, а Амэ-но-удзумэ-но микото – Небесная Богиня Отважная, рукава подвязав лозой, – с небесной горы Кагуяма, из небесной лозы Сасаки сетку кадзура сделав, листья Саса с небесной горы Кагуяма пучками связав, пустой котел у двери Небесного Скалистого Грота опрокинув, ногами с грохотом колотя, в священную одержимость пришла и, груди вывалив, шнурки юбки до тайного места распустила.

Тут Равнина Высокого Неба ходуном заходила – все восемьсот мириад богов разразились хохотом.

Тогда Великая Священная Богиня Аматэрасу-но оо-ми-ками, странным это сочтя, дверь Небесного Скалистого Грота чуть приоткрыла и молвила изнутри: «Я сокрыться изволила, из-за этого Равнина Высокого Неба вся погрузилась во тьму, да, я думаю, и Тростниковая Равнина – Серединная Страна тоже вся во тьме. С какой же стати Амэ-но удзумэ потешается, да и все восемьсот мириад богов хохочут?» – так молвила.