На протяжении тысячелетий взаимоотношения развитых центров мировой цивилизации с варварской периферией складывались достаточно сложно. Собственно, принцип взаимоотношений был однозначным: более развитые культурные земледельческие центры влияли на отсталую периферию, втягивая ее постепенно в свою орбиту, стимулируя ускорение темпов социального, политического, экономического и культурного развития ее народов. Но этот генеральный принцип в различных условиях действовал по‑разному. В одних случаях ближнюю периферию постепенно аннексировала расширяющаяся империя; в других – энергично развивавшийся и обладавший пассионарным зарядом народ, получив первоначальный импульс для движения вперед от других, начинал затем вести активную политику и, в частности, вторгался в зоны тысячелетней цивилизации, подчиняя себе многие древние страны (арабы, монголы и др.). Наконец, третьим вариантом была постепенная кумуляция полезных заимствований и некоторое ускорение за этот счет собственного развития без активной внешней политики, но с учетом взаимных контактов и перемещений, миграций народов. Вот этот третий путь был типичным для многих народов мира, будь то Восточная Европа, Юго‑Восточная Азия или Дальний Восток.
Юго‑Восточная Азия – интересный и во многих отношениях уникальный регион, место пересечения многих мировых путей, миграционных потоков, культурных влияний. Пожалуй, в этом смысле его можно сравнить только с ближневосточным регионом. Но если ближневосточные земли были в свое время колыбелью мировой цивилизации, если к ним так или иначе тянутся истоки едва ли не всех древнейших народов мира, важнейших изобретений и технологических открытий, то с юго‑восточноазиатским регионом дело обстоит несколько иначе, хотя и в чем‑то похоже.
Сходство в том, что, как и Ближний Восток, Юго‑Восточная Азия еще на заре процесса антропогенеза была местом обитания человекообразных: именно здесь наука еще в прошлом веке обнаружила следы архантропов (питекантроп яванский), а в середине XX в. дала и множество других аналогичных открытий. Если и есть на Земле самостоятельные – иные, кроме ближневосточного, – центры неолитической революции, то в Евразии это именно юго‑восточноазиатский: здесь археологи нашли следы раннеземледельческих культур едва ли не большей древности, чем ближневосточные. Однако существенная разница в том, что земледелие в этом регионе было представлено выращиванием клубне – и корнеплодных (особенно таро и ямса), но не зерновых.
Казалось бы, разница не столь уж велика, главное все‑таки в принципе: дошли же жившие здесь народы, причем вполне самостоятельно, до искусства выращивания растений и собирания плодов! Как, к слову, и до искусства керамики. И все‑таки эта разница не только колоссальная, но и в некотором смысле роковая по результатам: возделывание зерновых привело в свое время ближневосточный регион к накоплению избыточного продукта, которое сделало возможным возникновение первичных очагов цивилизации и государственности, тогда как возделывание клубней с их менее полезными свойствами к этому не привело (клубни, в отличие от зерна, долго не сохранишь, особенно в жарком климате, да и еда эта по своему составу во многом уступает зерну). И хотя несколько десятилетий назад специалисты нашли в пещерах Таиланда следы весьма древней культуры бронзового века, что вносит немало нового в существующие представления о развитии и распространении бронзовых изделий, решающей роли в пересмотре взглядов на место юго‑восточноазиатского региона в мировой истории это не сыграло. Ни местное земледелие, ни – позже – изделия из бронзы не привели здесь к возникновению древнейших очагов цивилизации и государственности, которые были бы сопоставимы с ближневосточными.
Достаточно рано, еще в IV тысячелетии до н. э., быть может, не без воздействия извне, юго‑восточноазиатские народы перешли к возделыванию зерновых, в частности риса, но лишь сравнительно поздно, незадолго до нашей эры, в этом регионе стали возникать первые протогосударственные образования. Не вполне ясны причины такой задержки в развитии региона, который стартовал так давно и достиг столь многого еще в глубокой древности. Быть может, сыграли свою роль не очень благоприятные для образования крупных политических организмов природные условия, включая жаркий, тропический климат. Или свою роль сыграла географическая среда с преобладанием гористых районов с узкими и замкнутыми долинами, отделенных друг от друга островов. Но факт остается фактом: только незадолго до начала нашей эры в этом регионе складываются первые протогосударства, возникавшие под сильным влиянием, а порой и под прямым воздействием индийской культуры.
Индийское культурное влияние (брахманизм, касты, индуизм в форме шиваизма и вишнуизма, затем буддизм) определяло социальное и политическое развитие протогосударств и ранних государств всего юго‑восточноазиатского региона, как его полуостровной части (Индокитай), так и островной, включая Цейлон (хотя этот остров в строго географическом смысле не входит в Юго‑Восточную Азию, по историческим судьбам он достаточно тесно примыкает к ней, что мы и примем во внимание, не говоря уже об удобстве изложения). Воздействие индийской культуры было самым непосредственным: многие представители правящих домов в регионе возводили свой род к выходцам из Индии и весьма этим гордились. В религиозных верованиях и в социальной структуре, включая кастовое членение, это воздействие видно, что называется, невооруженным глазом. Но со временем влияние со стороны Индии ослабевало. Зато усиливались иные потоки культурного взаимодействия.
Прежде всего имеется в виду Китай. Западные районы Индокитая и особенно Вьетнам были зоной китайского влияния уже со времен династии Цинь, когда первые вьетнамские протогосударства были подчинены циньской армией и затем на долгие века, несмотря на порой героическое сопротивление вьетнамцев, оставались под властью Китая. Да и после обретения Вьетнамом независимости китайское влияние в регионе не ослабло. Даже наоборот, усилилось. Еще позже появился в регионе и третий мощный поток культурного воздействия – мусульманский, который стал вытеснять индийское влияние.
Таким образом, страны и народы Юго‑Восточной Азии оказались под воздействием трех великих восточных цивилизаций. Естественно, это не могло не наложить на регион своего отпечатка и не сказаться на сложности культурно‑политической ситуации. Если же прибавить к сказанному, что в Индокитай постоянно шли с севера миграционные потоки и что этот полуостров с его горными цепями, узкими долинами, бурными реками и джунглями был, что называется, самой природой уготован для существования здесь многочисленных разрозненных и этнически замкнутых групп, то станет очевидным, что и этническая, языковая ситуация в этом регионе достаточно сложна. Обратимся теперь к истории основных стран и народов Индокитая, затронув при этом и Цейлон.
Шри‑Ланка (Цейлон)
В географическом и историко‑культурном плане Цейлон всегда тяготел к Индии. Но он всегда имел и достаточно тесные связи с Индокитаем. В частности, немалая доля того культурного влияния со стороны Индии, о котором уже говорилось, шла именно через Цейлон, который на рубеже нашей эры стал признанным центром пришедшего туда из Индии буддизма в его ранней хинаянистской модификации, буддизма Тхеравады.
Трудно с точностью говорить о первых шагах государственности на этом острове. Легенды повествуют о том, что в III в. до н. э. местный правитель послал посольство ко двору императора Ашоки и что в ответ на Цейлон прибыл сын Ашоки, буддийский монах Махинда, который обратил в буддизм правителя острова, его окружение, а затем и все местное население. Неясно, насколько эти предания соответствуют истине, но весьма вероятно, что они как‑то отражают ее и что именно в III в. до н. э. под влиянием потока мигрантов‑буддистов из Индии, ознакомивших местное население с буддизмом и другими элементами индийской цивилизации, включая и рисосеяние, на острове возникли первые устойчивые государственные образования. Во всяком случае вполне определенно, что государство со столицей в Анурадхапуре с самого своего возникновения стало буддийским, а буддийские монастыри и монахи играли в нем огромную роль. Цейлон быстро превратился в святилище буддизма. Здесь был торжественно высажен отросток от священного дерева, под которым некогда, по преданию, прозрел великий Будда. Сюда со всей тщательностью и пышностью были привезены некоторые мощи Будды. Здесь началось составление писаного канона буддизма Трипитаки. И наконец, именно на Цейлоне в первые века нашей эры был выстроен знаменитый храм в Канди, где как самое ценное достояние страны хранился зуб Будды, для поклонения которому стекались из соседних буддийских стран многочисленные пилигримы.
Вся политическая история первого полуторатысячелетия (III в. до н. э. – XII в. н. э.) была активно связана с борьбой за укрепление и отстаивание позиций буддизма на острове. Ассимиляция мигрантов из Индии с туземным населением заложила на рубеже нашей эры основы сингальского этноса. Сингальские правители и были, как правило, ревностными защитниками буддизма. Вместе с тем остров время от времени захлестывали волны пришельцев из Южной Индии, завоевателей‑тамилов, вместе с которыми на Цейлон прибывали многочисленные индуисты. Индуизм начинал теснить буддизм, что вызывало многочисленные конфликты. Новые волны мигрантов из Индии в начале нашей эры несли с собой и элементы буддизма махаянистского толка, так что религиозная ситуация на Цейлоне становилась все более сложной. В целом, однако, она свелась к тому, что окрашенная в религиозные тона рознь между местным сингальским буддистским населением и пришлым индуистским тамильским[33] сохранялась на протяжении всей истории страны и дожила, как известно, до наших дней.
Столицей страны вплоть до XI в. была Анурадхапура с ее обилием буддийских храмов и монастырей. Затем, в связи с завоеванием Цейлона южноиндийским государством Чолов и провозглашением в качестве официальной религии индуизма в форме шиваизма, столица была перенесена в город Полоннарува, центр индуизма. Впрочем, буддийские монастыри, как и индуистские храмы, на Цейлоне процветали всегда. В их распоряжении были богатые земли и иные сокровища, они обладали налоговым иммунитетом и имели огромный престиж среди местного населения.
Политическая история острова, как и других стран Востока, подчинялась общим законам цикловой динамики: периоды централизации и эффективной власти сильных правителей сменялись периодами децентрализации и междоусобной борьбы, после чего вновь возникали сильные централизованные государства, обычно покровительствовавшие буддизму (если только это не были государства, основанные мигрантами из Индии). Верховным собственником земли в стране считался глава государства, от имени которого, в частности, шли пожертвования и пожалования монастырям и храмам. Крестьяне платили ренту‑налог в казну либо монастырям и храмам. Существовала довольно сильная, близкая по стандарту к индийской (хотя и без каст) община, делами которой ведал общинный совет. В административном плане страна делилась на провинции, области и уезды.
В XII–XV вв. заметно усилились феодально‑сепаратистские тенденции на Цейлоне, вследствие чего лишь отдельным правителям и на короткий срок удавалось объединить страну, фактически распавшуюся на части. Наиболее сильной и богатой частью острова был юго‑запад, где возникло самостоятельное государство Когте, основу дохода которого составляло выращивание кокосовых пальм и коричного дерева. Торговля корицей, ведшаяся транзитом через Индию, приносила огромные доходы и послужила одним из источников представлений европейцев об Индии (о Цейлоне они тогда еще и не подозревали) как о стране пряностей. Стремление овладеть путями к стране пряностей было, как упоминалось, важнейшим стимулом, способствовавшим Великим географическим открытиям XV–XVI вв. Активные инициаторы этих открытий, португальцы, уже в самом начале XVI в. обосновались на юго‑западе Цейлона, в Котте, где ими был выстроен форт Коломбо. Вскоре вслед за этим португальцы подчинили своему влиянию и государство Канди в центре острова.
Однако серия восстаний и войн привела к отступлению португальцев в конце XVI в., а в середине XVII в. они окончательно были изгнаны с Цейлона, но зато на смену им пришли голландцы, захватившие в свои руки монополию на торговлю корицей. В конце XVIII в. были изгнаны и голландцы, а их место заняли англичане. На фоне этих междоусобных войн колонизаторов местные политические деятели из числа сингальской и тамильской знати уже не были в силах защищать интересы страны и народа. С начала XIX в. Цейлон стал английской колонией, центром разведения шедших на экспорт кофе, а затем и чая.
Плантационное хозяйство заметно трансформировало привычную аграрную структуру страны. У многих крестьян были отняты их земли, а сами они были превращены в батраков, работавших на плантациях. В помощь им порой привозились из Индии завербованные там рабочие. Впрочем, сравнительно быстрое развитие страны в XIX в. вело к возрождению в ней национального сознания на новой основе. И хотя идейной базой национализма продолжал оставаться в основном буддизм, что является характерным для Шри‑Ланки и сегодня, в стране возникла и с середины XIX в. стала играть немалую роль светская национальная культура (газеты на сингальском, а затем и тамильском языках, новая литература), что способствовало развитию антиколониальных настроений, а затем и политических движений, группировок и т. п.
Бирма
Хотя территория Северной Бирмы издревле служила пешеходным мостом между Индией и Китаем, государственность в самой Бирме возникла сравнительно поздно. Достоверные данные свидетельствуют лишь о том, что древнейшие аборигены здешних мест еще во II тысячелетии до н. э. были потеснены пришедшими с севера и северо‑востока монкхмерами, после чего в I тысячелетии до н. э. с севера стали прибывать волнами тибето‑бирманские племена. Протогосударство Аракан на юго‑западе Бирмы было, видимо, древнейшим, причем не исключено, что в возникновении его сыграли определенную роль прибывшие сюда из Индии на рубеже нашей эры монахи, которые привезли с собой буддийские реликвии, – так, во всяком случае, гласят легенды. Позже, примерно в IV в., в центре современной Бирмы возникло протогосударство Шрикшетра бирманского племени пью, где тоже вполне очевидно господствовал буддизм южного хинаянистского толка. Впрочем, пью уже были знакомы и с вишнуизмом, о чем свидетельствуют сохранившиеся от того времени каменные скульптуры Вишну. На юге Бирмы возникло монское государство Раманадеса.
Все эти ранние государственные образования, особенно Шрикшетра, сыграли определенную роль в возникновении более развитого государства, королевства Паган, которое с XI в. объединило под своей властью как населенные бирманцами северные земли, так и южнобирманскую страну монов. Вассально зависимым от Пагана стал и Аракан. Влияние Цейлона сыграло свою роль в том, что южный буддизм Тхеравада занял в Пагане более прочные позиции (специальная пагода Швезигон была выстроена для того, чтобы в нее торжественно поместили копию цейлонского зуба Будды из Канди), нежели проникавший с севера махаянистский буддизм, в немалой степени отягощенный элементами тантризма с его сексомагией.
Легендарный основатель королевства Паган Аноратха (1044–1077) много сделал для укрепления государства. При нем, как свидетельствуют предания, были заложены основы бирманского письма на основе графики пали и монского алфавита, получили развитие литература, различные искусства, прежде всего в их индианизированной мифологической форме. Видимо, определенное влияние на культуру Пагана оказал и Китай. Мало известно о внутренней социально‑экономической структуре паганского общества. Но то, что известно, вполне списывается в привычные параметры: в стране господствовала власть‑собственность (верховная собственность) правителя на землю, существовали вассальные владения крупной знати, аппарат чиновников, а также общинные крестьяне, которые платили в казну либо поставленному над ними казной владельцу земли, аристократу и чиновнику, ренту‑налог.
Укрепление экономических позиций знати и буддийской церкви привело в конце XII в. к ослаблению не устоявшейся еще централизованной структуры паганского королевства. Слабевшая держава начала распадаться на части, а нашествие монголов во второй половине XIII в. ускорило ее развал. В XIV–XVI вв. в Бирме сосуществовало несколько небольших государств. В середине XVI в. шанское княжество Пегу ненадолго объединило Бирму под своей властью и даже на 15 лет поставило в вассальную зависимость от себя крупное тайское государство Аютию. Но на рубеже XVI–XVII вв. ситуация резко изменилась в связи с появлением в Бирме португальцев, развивших очень активную деятельность, включая чуть ли не насильственную христианизацию местного населения. Возмущение нажимом со стороны португальских колонизаторов, пользовавшихся определенной поддержкой властей, привело к гибели государства Пегу. На смену ему пришло новое государство под властью правителя княжества Авы, который сумел объединить вокруг себя большую часть Бирмы. Авское государство просуществовало свыше ста лет, до середины XVIII в., причем временами оно находилось под сильным давлением со стороны цинского Китая, хотя при этом в нем по‑прежнему хозяйничали португальские, индийские, а чуть позже также голландские и английские купцы, державшие в своих руках всю внешнюю и транзитную торговлю.
Социально‑политическая структура в позднем средневековье в принципе оставалась той же, что была ранее. Правитель, высший субъект власти‑собственности, опирался на достаточно развитый аппарат власти, состоявший из нескольких центральных учреждений и различных административных подразделений. Управители‑мьотуджи считались чиновниками и за свою службу имели право на часть ренты‑налога с управляемых ими областей. Остальное шло в казну государства и использовалось на содержание центрального аппарата, войска и иные нужды. Существовало монастырское землевладение, освобожденное от налогообложения. Значительной автономией пользовались правители окраинных княжеств, населенных в основном небирманскими племенами.
Буддийская церковь в Бирме была официально господствующей. Расположенные по всей стране монастыри были здесь не только религиозными, но также образовательными и культурными центрами, блюстителями знаний, нормы и порядка. Считалось обычным, что каждый юноша учился – если вообще учился – именно в соседнем монастыре и, естественно, прежде всего мудрости буддизма. По достижении совершеннолетия каждый бирманец проводил в монастыре несколько месяцев, а то и лет, проникаясь на всю жизнь духом буддизма.
Едва ли не весь XVIII век в Бирме прошел бурно. На западе древнее государство Аракан, вновь обретшее самостоятельность, испытывало сильное влияние со стороны мусульманской колонизованной англичанами Бенгалии. Сложные взаимоотношения Аракана с бенгальскими исламскими правителями – а через них и с администрацией империи Великих Моголов, пока она еще существовала, – и с явно стремившимися расширить зону своего влияния за счет Бирмы англичанами усугублялись необходимостью постоянной борьбы с португальскими пиратами и с собственными соседями‑бирманцами в Бирме. Авское государство, просуществовавшее до середины XVIII в., пало под ударами одного из монских правителей, после чего отношения сложившегося в результате этого завоевания нового государства с цинским Китаем привели к вооруженному конфликту с китайскими войсками. Безрезультатными, хотя и весьма обременительными, были и почти непрекращавшиеся войны бирманских государств с Сиамом.
И все же, несмотря на все сложности, в Бирме в XVIII в. шел заметный процесс политической интеграции, одним из проявлений которого были военно‑политические успехи: в начале XIX в. к Бирме, правда ненадолго, были присоединены индийские княжества Ассам и Манипур. В ходе первой англо‑бирманской войны 1824–1826 гг. не только эти княжества, но также и Аракан были аннексированы англичанами, равно как и южные земли Тенассерима. Аннексия бирманских земель была продолжена в ходе второй (1852), а затем и третьей (1885) англо‑бирманских войн, после чего независимая Бирма перестала существовать. Колонизация Бирмы англичанами привела к существенным изменениям в ней. Там стало быстрыми темпами развиваться рыночное хозяйство, ведшее к специализации сельскохозяйственного производства, затем также к созданию национальной экономической общности и, как следствие этого, к росту национального самосознания, к осознанию собственной бирманской государственной самобытности. При всем том, что колониализм принес бирманскому народу разорение земледельцев и превращение страны в аграрный придаток Великобритании, он косвенно способствовал развитию Бирмы, как экономическому, так и политическому. Едва ли стоит преувеличивать степень этого развития в XIX, да и в XX в., особенно если иметь в виду сохранение на окраинах страны племенных групп, находившихся на низком уровне развития. Однако нельзя забывать о том, что приобщение колониальной Бирмы к мировому рынку, равно как и воздействие со стороны европейской культуры, не прошли для этой страны бесследно и сыграли свою позитивную роль в событиях XX в.
Таиланд (Сиам)
Если не считать упоминавшихся уже сенсационных находок изделий из бронзы в пещерах Таиланда, датируемых весьма ранней древностью, но пока еще никак не увязанных с какими‑либо этническими группами и тем более компактными и четко фиксируемыми археологическими стоянками и культурами, – то придется признать, что наиболее ранние следы городской жизни, цивилизации и государственности в Таиланде относятся лишь к началу нашей эры, когда здесь обитали мигрировавшие сюда незадолго до того племена монкхмеров. Есть веские основания полагать, что, как и в случае с древней Бирмой, толчком для создания первых очагов государственности послужило интенсивное проникновение индийского влияния и, в частности, буддизма хинаянистского толка.
Мало что известно о древнейших монских протогосударствах в бассейне Менама. Китайские летописи, например, упоминают о независимом государстве Дваравати применительно к VII в., а более ранние надписи на монском и санскрите позволяют предположить, что это протогосударство существовало уже в IV–VI вв. и первоначально было вассалом кхмерского государства Фунань. С VIII–IX вв. столицей государства стал город Лопбури (Лавапура), соответственно изменилось и название государства. Лопбури находилось в вассальной зависимости от кхмеров, с XI в. – от Камбоджи. Другое монское государство на территории Таиланда, Харипуджайя, возникло в VIII–IX вв. чуть севернее Лопбури и вело с ним непрекращающиеся войны. После фактического подчинения Лопбури Камбодже Харипуджайя стала вести войны с Камбоджей.
Пока моны и кхмеры выясняли таким образом отношения друг с другом, с севера волна за волной стали мигрировать на юг племена таи. Еще в VII в. эти племена, возможно, смешавшиеся с тибето‑бирманскими племенами, создали на территории современного Южного Китая (провинция Юньнэнь) государство Наньчжао, просуществовавшее в качестве независимого политического образования вплоть до нашествия монголов в XIII в. и оказавшее немалое воздействие как на успешную миграцию тайских племен на юг, так и на проникновение туда многих элементов китайской культуры и политической администрации. Волнами мигрируя на юг и смешиваясь с местным мон‑кхмерским населением, а затем вновь наслаиваясь на эту ранее метисованную основу, тайские племена в XI–XII вв. стали явно преобладать на территории Таиланда как количественно, так и в этноязыковом плане. Создание нескольких тайских государственных образований было той солидной основой, на которой в XIII в. тайские вожди, воспользовавшись ослаблением ведшей непрерывные войны с бирманским Паганом кхмерской Камбоджи, объединились в рамках вновь возникшего крепкого государства Сукотаи. Оно достигло наивысшего расцвета при Рамкамхенге (1275–1317). Захват монголами Юньнани и падение государства Наньчжао вызвали новую волну тайско‑наньчжаоской миграции, что усилило политические позиции Сукотаи, которое расширило свою территорию, заставив потесниться древние монские государства Лопбури и Харипуджайю, а также и кхмеров, т. е. Камбоджу, к тому времени уже сильно ослабевшую.
Усиление влияния Сукотаи было, однако, недолговечным. Внутренняя слабость этого государства (правитель обычно раздавал сыновьям в качестве наследственных уделов немалую часть территории страны, что не могло не привести к ее феодальной раздробленности; не исключено, что этот институт уделов был заимствован из китайской традиции) привела к распаду его после Рамхамхенга. В результате последовавшей затем междоусобной борьбы тайских правителей возвысился один из них, основавший новую столицу Аютию и короновавшийся под именем Раматибоди I (1350–1369). Раматибоди и созданное им государство Аютия активно действовали в направлении объединения как всех тайских земель, так и населенных монами соседних территорий. С XV в. Аютия (Сиам) превратилась в одно из крупнейших государств Индокитая; даже Камбоджа была его вассалом.
Структурная слабость времен Сукотаи была учтена правителями Аютии. Новые государи Сиама вычленили из китайского опыта его наиболее сильные стороны и использовали их с немалым успехом. Высшим и единственным распорядителем земли, субъектом власти‑собственности в государстве был король, по отношению к которому все землевладельцы выступали в качестве налогоплательщиков, вносивших в казну ренту‑налог. Управлял страной разветвленный государственный аппарат, причем чиновники в качестве жалованья получали право сбора определенной доли ренты‑налога с управляемых территорий, строго соответственно их рангу и должности. Крестьяне жили общинами и платили ренту‑налог в казну. Часть крестьян была приписана к военному ведомству и военизирована; существовали свои формы военно‑административной структуры, а также учения и военные тренировки. Видимо, сила и военные успехи тайцев в немалой степени зависели от активности этой части населения, т. е. военнопоселенцев.
Централизованная администрация распространялась в основном на те районы Сиама, где жили сами тайцы. Но существовали еще и так называемые внешние провинции, управлявшиеся специальными наместниками, чаще всего принцами крови. Эти провинции, населенные преимущественно ногайским населением, обладали некоторой долей автономии. Но этнические различия между правящими тайскими верхами и угнетенными инородцами приводили к заметному утяжелению феодального гнета: наместники порой превращались в самовластных феодальных князьков, нещадно эксплуатировавших местное население, зависимость которого от них превращалась в кабальную (шесть месяцев в году – труд на господина или в пользу казны).
В середине XVI в. Аютия на короткое время попала в зависимость от бирманского государства Пегу, бывшего тогда на вершине своего могущества. Это обстоятельство было использовано кхмерами, которые решили выступить против ослабленного Сиама. Однако сиамцы нашли в себе силы для отпора. В 1584 г. началось мощное движение за независимость, а в период правления Наресуана (1590–1605) бирманцы и кхмеры были изгнаны из Аютии. Более того, было завершено объединение всех тайских земель, что превратило Сиам в одну из крупнейших держав Индокитая.
Как и другие страны региона, Сиам с XVI в. стал объектом колониальной экспансии со стороны португальских, голландских, английских и особенно французских купцов. Но колониальный нажим вызвал резкое сопротивление со стороны как раз в это время усилившейся центральной власти, которая сумела на рубеже XVII–XVIII вв. изгнать иностранных торговцев и закрыть страну от них. Надо сказать, что изоляция страны от европейского торгово‑промышленного капитала способствовала некоторому упадку хозяйства и вызвала усиление эксплуатации крестьян старыми методами, отработанными ранее. Теперь уже практически все крестьяне Сиама были обязаны шесть месяцев в году работать на казну. Иными словами, норма ренты‑налога повысилась до 50%. При этом кабально‑зависимые, особенно из числа этнически чуждых тайцам народов, превратились в еще более жестоко эксплуатируемых, почти в рабов, что время от времени вызывало в стране восстания, имевшие часто религиозно‑мистическую окраску и возглавлявшиеся обычно буддистами. Буддизм в Таиланде, как и в Бирме, был официальной государственной религией, а монастыри пользовались немалым престижем, как и буддийские монахи.
XVIII век прошел для Сиама под знаком войн с Вьетнамом и Бирмой, а также в стремлении подчинить ослабевшие Лаос и Камбоджу. Успехи в этих войнах привели к преодолению внутреннего кризиса и способствовали некоторому расцвету Сиама, включая литературу и искусство. Сильная центральная власть сумела наладить и развитие хозяйственных связей страны с внешним миром, что в начале XIX в. привело к возрастанию роли товарно‑денежных отношений и развитию частнособственнических связей в Сиаме. Это стало своего рода эквивалентом отсутствию регулярных взаимоотношений с колониальным капиталом. Развитие за счет внутренних возможностей укрепило Сиам и поставило эту страну в особое положение на полуострове Индокитай. В XIX в. Сиам был единственным независимым от колониализма государством в Индокитае. Конечно, Сиам также постепенно втягивался в мировой рынок, в него тоже начинали проникать иностранные торговцы и колониальный капитал, но колонией какой‑либо из держав эта страна так и не стала, что заметно отличает ее от других стран Юго‑Восточной Азии.
Камбоджа
Древнейшим государственным образованием на территории Камбоджи была Фунань – индианизированное государство, история которого известна в основном по данным китайских хроник. Все, что известно о Фунани, указывает на индийские и индуистско‑буддийские политические и культурные истоки этого государства, тогда как об этнической характеристике населения трудно сказать что‑либо определенное. Не исключено, что одним из основных местных субстратов уже и тогда были кхмеры, хотя возможно, что роль их в то время была еще невелика. Завоевание Фунани ее северным соседом Ченла, в прошлом ее вассалом, привело в середине VI в. к господству кхмеров, культура и письменность которых сложились на индо‑буддийской санскритской основе. Как полагают, индоиранским по происхождению было и название (Камбоджа), которым стало именоваться новое государство. Немногочисленные надписи на санскрите и кхмерском языках, а также материалы китайских источников содержат немало сведений о ранних периодах истории Камбоджи, которую нередко посещали китайские посольства (стоит вспомнить, что в эти века Китай был сюзереном Вьетнама и китайцы часто бывали рядом с кхмерским государством).
Сведения, о которых идет речь, позволяют предположить, что структура ранней кхмерской Камбоджи была типичной для восточных обществ. Землевладельцы в основном являлись крестьянами, жившими общинами. Существовало служебное землевладение. В казну шел поток ренты‑налога. Государственный аппарат существовал на привычной иерархическо‑чиновничьей основе. Господствующей религией был буддизм, хотя огромную роль играл и индуизм. Даже в мифологии есть следы претензий правящего дома Камбоджи на родство с легендарными индуистскими «лунной» и «солнечной» династиями.
На рубеже VII–VIII вв. Камбоджа распалась на несколько соперничавших государств, в ходе междоусобной борьбы которых с IX в. стала усиливаться Камбуджадеша (Ангкорская Камбоджа) с ее обожествленными правителями (дева‑раджа, т. е. царь‑бог), культ которых немало содействовал развитию строительства пышных дворцово‑храмовых комплексов, непревзойденной вершиной которых стали храмы Ангкора, где доминировали башни в форме линги, шиваистского символа правителя. Соответственно огромную роль в стране играли индуистские жрецы‑брахманы, то и дело прибывавшие в Камбоджу. Правитель страны был высшим собственником всего, включая земли, т. е. субъектом власти‑собственности. Часть земли непосредственно принадлежала двору, немало – жрецам и храмам. Доход с остальных шел в казну. Обрабатывали землю общинные крестьяне, но на королевских и храмовых землях этим обычно занимались неполноправные кхнюм. Административный аппарат состоял из чиновников, получавших за службу временные служебные наделы, которые, как правило, тоже обрабатывали кхнюм. Поскольку должности, особенно в высших разрядах чиновничества, бывали наследственными, чиновник по статусу был близок к знатному аристократу с его наследственными, нередко перераставшими в феодальные, правами.
Расцвет Ангкорской Камбоджи пришелся на XI век; с XIII в. она стала заметно ослабевать, чему в немалой степени способствовало проникновение из соседних стран буддизма в его южной хинаянистской форме. Религиозная борьба между индуистами‑шиваитами и буддистами привела в Камбодже к победе буддизма, что совпало по времени с ослаблением и распадом Камбуджадеши. С XIV в. уходит в прошлое почти теократическая власть обожествленного монарха. Хинаянистский буддизм становится государственной религией. С XV в., когда сиамцы разграбили Ангкор, Камбуджадеша окончательно перестала существовать. Правда, вскоре Камбоджа была воссоздана заново со столицей в Пномпене, но величие страны, как и ее национальная гордость – храмы Ангкора, ушли в прошлое, в историю.
В XVI–XVII вв. Сиам и Дайвьет (Вьетнам) сильно теснили Камбоджу. И хотя временами кхмерам удавалось постоять за себя, сила была уже не на их стороне. Борьба кончилась тем, что в XIX в. правители Камбоджи вынуждены были признать двойной сюзеренитет Сиама и Вьетнама и искать помощи против своих сюзеренов на стороне, у французов, которые не преминули воспользоваться этим, что и привело, как известно, к превращению Камбоджи в колонию Франции.
Лаос
История Лаоса развивалась во многом параллельно таиландской: на местную аборигенную аустроазиатскую этноязычную основу наложился вначале мон‑кхмерский, а затем таи‑лаосский слой. Но, в отличие от Таиланда, города и протогосударства здесь оформились довольно поздно, в основном уже под влиянием кхмерской и даже тайской культур и через них – индо‑буддизма. Этому процессу способствовали все те же волны тайской миграции, вызывавшиеся политическими событиями в Наньчжао в IX–XIII вв. В XIII в. Северный Лаос вошел в состав тайского государства Сукотаи, где господствующей религией был буддизм Тхеравада. Южные районы Лаоса в это время находились под влиянием кхмерских государств. В XIV в. несколько лаосских княжеств объединились в государство Лансанг, первый правитель которого Фа Нгун (1353–1373) расширил свои владения также за счет северно‑восточных районов Таиланда.
Административная структура Лансанга, как и тайская, вобравшая, видимо, немало из китайской традиции через посредство Наньчжао, представляла собой иерархическую сеть центральных и окружных администраторов, каждый из которых управлял определенным ведомством либо округом, заботясь при этом о взимании с крестьян ренты‑налога, об осуществлении необходимых общественных работ. Видимо, окружные начальники ведали и соответствующими военными формированиями. Тайское население считалось привилегированным; в основном именно из него набирали воинов. Большим влиянием в стране пользовались буддийские монахи. Строились многочисленные монастыри и храмы, бывшие одновременно – как и в Бирме, Сиаме, на Цейлоне, в Камбодже и других буддийских странах – центрами образования, грамотности, культуры.
В XIV–XV вв. Лансанг вел длительные войны с Аютией (Сиамом) за контроль над некоторыми тайскими княжествами. Затем начались войны с Дайвьетом, а с XVI в. – с Бирмой. Эти века были временем расцвета единого лаосского государства, его литературы и культуры. Наивысшего могущества Лансанг добился в годы правления Сулигна Вонгса (1637–1694), но после его смерти государство распалось на ряд княжеств, из которых сильнейшим вскоре стал Вьентьян, правители которого, опираясь на поддержку бирманского Авского государства, соперничали с тайской Аютией. Усиление Сиама в конце XVIII в. и ориентация на него враждебных Вьентьяну князей привели к походу тайцев в Лаос, завершившемуся превращением Лаоса на некоторое время в вассала Сиама. В начале XIX в. в результате новых войн с сильным сиамским государством Лаос потерпел поражение и был расчленен. Большая часть его территории попала под власть Сиама и Вьетнама. После вьетнамо‑французских войн в 60‑х и 80‑х годах XIX в. Лаос оказался под сильным влиянием Франции, а затем стал ее протекторатом.
Вьетнам
Наиболее многочисленным из современных народов Индокитая являются вьетнамцы, история которых, если иметь в виду государственность восходит тоже примерно к III в. до н. э. Протогосударства Намвьет (частично на территории КНР) и Аулак существовали в то время, причем именно тогда они и оказались завоеванными войсками Цинь Ши‑хуанди. Правда, вскоре после крушения империи Цинь циньский военачальник провозгласил себя правителем северо‑вьетнамской территории. Позже, при У‑ди, в III г. до н. э. северо‑вьетнамские земли вновь были подчинены Китаю и, несмотря на порой героическое сопротивление захватчикам (восстание сестер Чынг в 40–43 гг.), они оставались под властью китайской администрации вплоть до Х в.
Неудивительно, что Северный Вьетнам, население которого было этнически близко древнекитайскому царству Юэ, в культурном плане вынужден был ориентироваться на китайскую империю, что не могло не сыграть своей роли в его исторической судьбе. Это наложило заметный отпечаток и на характер социально‑экономических отношений, и на формы политической администрации, и на весь образ жизни людей. Управляемый китайскими наместниками Северный Вьетнам имел типично китайскую внутреннюю социальную структуру. Общинные крестьяне платили ренту‑налог в казну; за счет централизованной редистрибуции ее существовали чиновники и немногочисленная вьетская знать. Чиновники имели служебные наделы, аристократы – наследственные, но с урезанными правами. Эти права существенно ограничивались введением в стране административного членения по китайскому образцу, на области и уезды, не считаясь с веками складывавшимися племенными или вотчинными территориями.
С VI в. большую роль на севере Вьетнама стал играть буддизм махаянистского толка, пришедший туда из Китая, но еще большее распространение получило китайское конфуцианство с его системой образования и китайским письмом (иероглификой). Были знакомы вьетнамцы – опять‑таки через Китай – и с даосизмом. Словом, Северный Вьетнам на протяжении первых двенадцати веков своего существования был теснейшим образом связан с Китаем и целиком зависел от него в политическом и культурном плане. Это была в некотором смысле отдаленная периферия китайской империи, почти не имевшая автономии, хотя и отличавшаяся этническим составом местного населения и, естественно, некоторыми местными особенностями, своими традициями в образе жизни и т. п.
Южновьетнамское протогосударство Тьямпа, возникшее примерно во II в., являло собой совершенно иное образование. Прежде всего оно, как и весь остальной Индокитай в то время, было под заметным влиянием индийской культуры. Находившейся в зоне индо‑буддийского влияния тьямы (лаквьеты) вели соответственно и иной образ жизни, что наиболее заметно проявлялось в сфере культуры и религии. Здесь процветал и фактически господствовал буддизм хинаянистского толка, хотя немалую роль играл и индуизм в его шиваистской форме, близкой к той, что была у кхмеров времен Ангкора. Только в IX в. здесь начали появляться первые махаянистские монастыри, знаменовавшие собой усиление северных влияний. В целом буддийские и индуистские монастыри и храмы в Тьямпе процветали. В V в. здесь (естественно, в монастырях) появилась и местная письменность на южно‑индийской графической основе.
Отношения с севером, т. е. с китайскими правителями Северного Вьетнама, складывались у Тьямпы сложно и далеко не в пользу тьямов. Есть даже указания на то, что в V в. Тьямпа формально признала суверенитет Китая, что еще усилило нажим на нее с севера. В X–XI вв. северные земли Тьямпы были захвачены вьетнамскими правителями, освободившимися от власти Китая и ведшими ожесточенную междоусобную войну друг с другом, а в XII в. тьямов заметно потеснила Ангкорская Камбоджа. Вторжение монгольских войск Хубилая на время приостановило междоусобные войны в Индокитае, но с XIV в. они вспыхнули с новой силой и привели к тому, что Тьямпа стала вассалом вьетнамского Аннама.
Х век был для Северного Вьетнама периодом ожесточенных междоусобиц, продлившихся, как только что упоминалось, довольно долго. Падение династии Тан привело к высвобождению Северного Вьетнама от китайской власти. Сначала освободившийся Вьетнам возглавили короли династии Кхук (906–923), затем Нго (939–965), после чего военачальник Динь Бо Линь основал династию Динь (968–981) и дал стране наименование Дайковьет. Он же провел ряд реформ, направленных на усиление власти центра (создание регулярной армии, новое административное членение) и против междоусобных войн феодально‑сепаратистски настроенной аристократии. Однако реформы не помешали тому, что после смерти Диня власть перешла к Ле Хоану, основавшему династию ранних Ле (981–1009). Именно Ле и потеснил наиболее серьезно тьямов, присоединив к Дайковьету часть их земель.
На фоне междоусобных войн в стране усилились фактически независимые крупные феодальные кланы (сы‑куаны), чьи вотчины порой соперничали по силе с властью центра. Именно из их числа то и дело выходили новые правители, основывавшие новые династии. Естественно, все это не нравилось каждому очередному правителю, так что, придя к власти, он стремился ограничить возможности крупной знати. Однако сложность положения заключалась в том, что слабые государи вынуждены были опираться на поддержку сильных вассалов для укрепления собственной власти, вследствие чего правители мало что могли сделать против влиятельной знати. И все‑таки попытки такого рода следовали одна за другой. Сначала это были реформы Диня. Затем в том же направлении действовал Ле, который сумел ослабить сы‑куанов настолько, что источники почти перестали упоминать о них. Только в результате этого в стране сложилась более или менее благоприятная обстановка для создания сильного централизованного государства. Такое государство и было создано в XI в. правителями новой династии Ли (1010–1225).
Династия Ли, в 1069 г. изменившая название страны на Дайвьет, разделила ее на 24 провинции во главе со сменяемыми губернаторами. Вся политическая администрация была преобразована по китайской модели: чиновники разных рангов с четкой иерархией; центральные ведомства и провинциальные администраторы; система экзаменов для замещения административных должностей; конфуцианство как основа администрации и всего образа жизни населения; регулярная армия, основанная на рекрутской повинности, и т. п. Китайская модель была базой и в сфере экономики и социальных отношений: земля считалась собственностью государства, олицетворенного королем; общинники платили в казну ренту‑налог; чиновники жили за счет части этой ренты; существовала незначительная прослойка наследственной знати (в основном родня королей), имевшая земельные наследственные владения с ограниченными правами; немалым влиянием и имуществом пользовалась буддийская церковь. Буддизм, конфуцианство и близкие к даосизму местные крестьянские верования и суеверия имели явственную тенденцию к сближению в единую синкретическую народную религию – тоже по китайскому образцу.
Словом, как это ни покажется странным, но политическая независимость Дайвьета от Китая не только не привела к освобождению страны от влияния со стороны китайской культуры, укоренившейся за века своего господства во Вьетнаме, но, напротив, еще очевиднее реализовала это влияние, особенно в сфере политической культуры. По сути, вьетнамцы продолжали жить по тем стандартам, которые сложились прежде. Это видно даже на примере внутренней организации вьетнамских крестьянских общин, где существовали полноправные (местные) и неполноправные (пришлые), чаще всего не имевшие своей земли и оказывавшиеся в положении арендаторов. Это заметно проявилось и в организации городской жизни (цехо‑гильдии; система государственных монополий и ремесленных мастерских и т. п.).
Внешняя политика династии Ли в XII в. принесла определенные успехи, особенно в борьбе с тьямами. Были успешно отражены также и предпринимавшиеся могущественной Ангкорской Камбоджей попытки потеснить Дайвьет. Но на рубеже XII–XIII вв. династия стала слабеть, чем не преминул воспользоваться один из аристократов, родственник короля Чан. Опираясь на недовольство крестьян притеснениям со стороны чиновников (похоже, что и династийный цикл вьетнамцы вместе со всей структурой заимствовали у Китая), Чан в 1225 г. совершил дворцовый переворот и объявил себя правителем новой династии, просуществовавшей до 1400 г. В принципе правители династии Чан продолжали ту же политику укрепления центральной власти, что и их предшественники. Но политическая обстановка в годы их правления сильно осложнилась вследствие нашествия монголов, затронувшего практически большую часть Индокитая. Хотя Чаны создали сильную армию и боеспособный военно‑морской флот, противостоять монголам было не просто. Не только армия, но буквально весь народ поднялся против захватчиков. Война шла на износ, до победного конца. И монголы, особенно после гибели их военачальника Сагату, были вынуждены в конечном счете отступить. По условиям мирного договора 1289 г. китайская (монгольская) династия Юань признавалась формально сюзереном Вьетнама, но фактически Дайвьет остался независимым. Добившийся этого успеха главнокомандующий Чан Хынг Дао вплоть до сегодняшнего дня почитается как национальный герой.
Сопротивление монголам сильно ослабило страну, подорвало ее экономику. Голод и неурядицы повлекли за собой в XIV в. серию крестьянских восстаний, а ослабление административного контроля и армии дало возможность тьямам попытаться отвоевать свои северные территории. Но слабость династии была пресечена решительной рукой Хо Кюи Ли, который в 1371 г. возглавил правительство и фактически сосредоточил в своих руках всю власть в стране.
Хо провел ряд важных реформ, сводившихся к резкому ограничению наследственных владений знати, к реорганизации армии и административного аппарата, а также к упорядочению налогообложения в интересах общинного крестьянства. Реформы дали определенный эффект, но вызвали сильную оппозицию. Недовольные апеллировали к правителям минского Китая, который формально был сюзереном Дайвьета. Минские войска вторглись в Дайвьет, и в 1407 г. правлению Хо был положен конец. Однако против китайских войск выступили патриотически настроенные вьеты во главе с Ле Лон, который добился вывода этих войск и основал династию Поздних Ле (1428–1789).
Ле Лои продолжил реформы Хо. В стране был произведен учет земель, восстановлен статус общины, неимущие крестьяне получили наделы. На юге были созданы военные поселения, где воины‑крестьяне существовали на льготных условиях, но находились в постоянной боевой готовности для борьбы с тьямами. В стране была проведена административная реформа, создано новое членение на провинции и уезды. Чиновники аппарата администрации получили право строгого контроля над общинами. Была укреплена система экзаменов, равно как и практика условного служебного землевладения чиновников. Все эти меры заметно усилили власть центра и стабилизировали структуру в целом, что способствовало расцвету экономики и культуры. И наконец, в 1471 г. были окончательно присоединены к стране южные земли Тьямпы.
С XVI в. власть правителей дома Ле стала ослабевать, а крупные сановники Нгуен, Мак и Чинь стали соперничать за влияние в стране. Междоусобная борьба их привела к фактическому разделению Дайвьета на три части. Вскоре наиболее влиятельный дом Маков был потеснен объединенными усилиями двух других, после чего разгорелась ожесточенная борьба между Нгуенами и Чинями, под знаком которой прошел весь XVII век. Северная часть страны, находившаяся под властью Чиней, развивалась в XVII в. вполне успешно: росли частновладельческие хозяйства, официально признанные среди общинников и соответственно обложенные налогами, расширялось ремесленное производство, развивались торговля, добывающие промыслы. У Чиней была хорошая армия, включавшая флот и даже боевых слонов. Южная часть страны, где закрепились Нгуены, тоже быстро развивалась. Здесь на захваченных у тьямов и кхмеров землях селились мигрировавшие с севера вьеты, которым при этом предоставлялись налоговые льготы. Общинные связи соответственно ослабевали, а товарно‑денежные отношения и частновладельческое землевладение развивались. Большая колония китайских поселенцев, укрепившаяся в дельте Меконга после падения династии Мин, в немалой степени способствовала ускорению темпов развития Южного Вьетнама, росту там крупных городов.
Как на севере, так и на юге страны в XVII в. появилось немалое количество католических миссионеров. Если в Китае, Японии, даже в Сиаме их деятельность была пресечена, то во Вьетнаме, напротив, они получили довольно широкий простор. По‑видимому, вьетнамские правители рассматривали католичество как своего рода весомый религиозно‑культурный противовес китайскому конфуцианству, чьи позиции в стране по‑прежнему были преобладающими. Одним из результатов успешной деятельности католических миссионеров во Вьетнаме было то, что наряду с китайской иероглифической письменностью, которой до того почти исключительно пользовались грамотные слои населения, тем более официальная администрация, все чиновничество, появилось еще и вьетнамское литературное письмо на латинской графической алфавитной основе. Эта письменность получила полную поддержку со стороны патриотически настроенных вьетов. Неудивительно, что в таких условиях позиции католической церкви укреплялись. Обращенных в христианство (католичество) во Вьетнаме уже в XVII в. насчитывалось несколько сотен тысяч. Такой рост вызвал даже опасения со стороны властей, что привело к закрытию в ряде городов страны европейских факторий и к некоторому ограничению деятельности католической церкви во Вьетнаме.
Со второй половины XVIII в. в обеих частях страны начались массовые крестьянские движения, вскоре вылившиеся в могучее восстание тэйшонов, которое протекало под лозунгом восстановления власти законных правителей всего Вьетнама из династии Ле. Восстание, таким образом, было направлено против расчленения страны на север и юг, против Нгуенов и Чиней. Однако попытка одного из Ле реально восстановить власть династии не была удачной. Напротив, она привела династию к окончательной гибели (1789). В 1802 г. Нгуены при поддержке французов сумели нанести тэйшонам поражение, после чего весь Вьетнам был объединен под их властью. Правители объявили себя императорами новой династии Нгуен (1802–1945), последней в истории страны.
С 1804 г. страна стала официально именоваться Вьетнамом. Были проведены реформы, направленные на укрепление имперской власти. Аппарат администрации стал получать жалованье из казны, а служебные условные владения были отменены. Остатки общинной структуры использовались для облегчения системы налогового управления. Землевладельцы платили налог в казну. Развивались города, особенно на юге, а также городское ремесло и торговля. Все более активную роль в хозяйстве страны начинали играть иностранцы – как мощная, весьма развитая и экономически процветающая китайская колония в южных городах, так и европейцы, особенно французы. С середины XIX в. Вьетнам шаг за шагом превращался во французскую колонию. Этот процесс, растянувшийся на десятилетия (1858–1884), завершился в конце XIX в.
Глава 12
