Следующим крупным направлением теории политических изменений выступает разработка (иногда параллельно с концепциями 'политического развития') политической транзитологии, которая разворачивается в западной политологии с начала 1970-х годов. Под центральным понятием 'политический переход' в рамках этой теории обычно понимаются социальные и институциональные преобразования, связанные с продвижением от автократических, тоталитарных и авторитарных режимов к демократическим способам управления. Как уже выше было замечено, подобное видение, конечно же, заужает понятие 'перехода', поскольку в широком смысле последнее может в себя включать все исторические формы переходных процессов: от революционных до эволюционных, от современных до традиционных и т. д.
Политическая транзитология имеет определенную предысторию. Идеи политических переходов можно обнаружить еще в трудах Аристотеля и Полибия, Макиавелли и Мора, но предтечами современных транзитологических концепций следует считать К. Маркса и А. де Токвиля, давших классический анализ переходных процессов прежде всего на основе изучения революционных изменений и политических трансформаций во Франции с конца XVIII по конец XIX века. Маркс выделяет в 'Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта' (1852) социально-экономические детерминанты политических трансформаций, тогда как Токвиль в 'Старом порядке и революции' (1856) на первый план выносит институциональные характеристики переходов. По мнению А. де Токвиля, при переходе от 'ancien regime' к демократической республике, во-первых, вначале происходит ослабление старых институтов, которые теряют эффективность и поддержку; во-вторых, наступает революционный взрыв, который окончательно разрушает старые формы, и в-третьих, в постреволюционный период многие обычаи и правила, компоненты институтов вновь воспроизводятся. Впоследствии это подготовило почву для реставрации монархии Бурбонов или восстановления Наполеоном III империи.
В контексте политических переходов Токвиль выделяет консервативную роль бюрократии, ухитрявшуюся сохранять в новых институциональных формах множество старых правил игры. Парадоксальным ему представлялось и то, что при всех изменениях во Франции центральных органов власти, когда 'верхушка администрации менялась при каждом перевороте, самый организм ее оставался незатронутым и жизнеспособным, прежние функции исполнялись прежними чиновниками, которым удавалось пронести через многообразие законов свой дух и образ действия. Они судили и управляли именем короля, затем именем республики, наконец - именем императора. Затем колесо судьбы завершало очередной поворот, и они вновь управляли и судили во имя короля, во имя республики, во имя императора, оставаясь теми же и свершая те же действия. Какое им было дело до имени господина?'43 Эта идея Токвиля о воспроизводстве старых правил игры в новых политических формах выглядит как нельзя более актуальной для России, где в ряде случаев произошла 'чудесная метаморфоза' при превращении коммунистической номенклатуры в демократических управленцев.
Но все же специально теорию транзитологии западные политологи начали активно разрабатывать только в 1970-е годы44. Появление этой методологической конструкции во многом было связано с критическим анализом и попытками преодоления недостатков теории политической модернизации. Одним из первых политологов, предпринявших попытку разработки модели демократического перехода, Д. Растоу начинает с того, что разграничивает свой 'генетический подход' с 'подходом функциональным', на который опирается большинство авторов концепций модернизации. В статье, написанной в 1970 г., им формулируется исходное положение для построения динамической модели политической трансформации: 'Факторы, обеспечивающие устойчивость демократии, не обязательно равнозначны тем, которые породили данную форму устройства политической системы: при объяснении демократии необходимо проводить различия между ее функционированием и генезисом'45. Новизна этого подхода состояла в переносе акцентов с постоянных факторов, обеспечивающих функционирование режима, на все время изменяющийся контекст политической динамики, его генетические предпосылки и переменные величины, определяющие характер, направление и темпы движения.
В то же время Д. Растоу ограничивает свою модель 'генезиса демократии' странами, в которых основные причины политического перехода находятся 'внутри', а не зависят прежде всего от 'толчка извне', как это произошло в Германии и Японии после их поражения во II мировой войне, а также с государствами, в которые демократические институты были импортированы иммигрантами (Австралия, Новая Зеландия, Канада и т. д.).
В целом переход к демократии осуществляется при наличии двух взаимосвязанных предпосылок: наличии определенного уровня национального единства при одновременном существовании политического противоборства основных социальных сил. На материале сравнительного анализа опыта перехода к демократии двух стран (Швеции с 1890 по 1920 г. и Турции с 1940 по 1960 г.) Растоу выделяет три основные фазы переходной динамики. Во-первых подготовительная (preparatory) фаза, характеризующаяся развёртывающимся конфликтом, борьбой основных социальных сил и их коалиций (в Швеции фермеры, рабочий класс и городские средние слои борются на рубеже XIX - XX вв. с консервативным альянсом бюрократии, крупных землевладельцев и промышленников). Во-вторых, фаза принятия решений (decision phase), на которой вырабатывается формула 'великого компромисса между основными акторами', исторического соглашения, определяющего основные правила демократической игры. И в-третьих, фаза закрепления (habituation), когда происходит утверждение новых форм общения людей и становление демократических институтов. Итак, логика перехода от автократии к демократии выстраивается Д. Растоу следующим образом: от достижения национального единства через социальное противоборство и исторические компромиссы к закреплению новых правил игры и становлению институтов демократического государства.
В 1980 - 90-е годы разрабатывается целый блок моделей демократического перехода, связанных с именами А. Пржеворского, Ф. Шмиттера, Г. О'Доннела, X. Линца, С. Хантингтона и др. Например, стоящий на позициях 'аналитического марксизма' А. Пржеворский в центр своей концепции перехода к рынку и демократии ставит динамику соотношения социальных сил, выделяя на основе этого критерия две основные фазы: 'либерализацию' и 'демократизацию'. На первой фазе изменение соотношения сил между правящей и оппозиционной группировкой, связанное с усилением давления 'снизу' и расколом 'сверху', либо может привести к конфронтации, которая вызовет репрессии и усиление авторитаризма, либо, наоборот, ослабит его 'старые' политические институты. Вторая фаза непосредственной демократизации связана уже с неким продвижением реформаторов вперед и достижением компромисса с умеренными силами правящей элиты по поводу конституирования основных демократических институтов, возможность которого открывается при перевесе сил оппозиции и поддержке их действий 'снизу'46.
Таким образом, скорость прохождения фаз и выбор альтернативных путей перехода к демократии во многом обусловлены расстановкой и соотношением сил основных политических акторов. На близкой позиции стоят известные транзитологи Ф. Шмиттер и Г. О'Доннел, которые больше внимания уделяют аспектам институционализации политических изменений, а также добавляют еще одну, третью их фазу - ресоциализацию, на которой происходит освоение гражданами демократических ценностей и правил игры, включение их в новую политическую систему. Ключевым моментом перехода к демократической системе, по их мнению, является принятие всеми политическими силами новых институциональных механизмов, в соответствии с которыми власть отдельных лидеров и определенных элитных групп заменяется надперсональным и неопределенным господством официальных процедур и конституционных норм47.
В рамках транзитологических подходов выделяются концепции, уделяющие основное внимание исследованию экзогенных (С. Хантингтон) и эндогенных (X. Линц) аспектов перехода от авторитаризма к демократии. В своей работе 'Третья волна' (1991) директор Института стратегических исследований Гарвардского университета С. Хантингтон утверждает, что переходные процессы внутри отдельных стран можно объяснить лишь в контексте глобальных политических изменений, мировых 'волн демократизации'. Таких волн в нынешнем столетии было всего три: пик первой волны пришелся на завершение первой мировой войны, когда рухнули многие автократические режимы, развалились Австро-Венгерская, Германская, Оттоманская и Российские империи. Затем последовал мощный откат назад и установление авторитарных и фашистских режимов (Германия, Италия и др.). В 1922 году в мире насчитывалось 32 демократические страны, а спустя двадцать лет их осталось только 12. Пик второй волны попал на 1950-е годы, но к началу 1970-х их число снова уменьшается. Начиная с 1974 года в границах третьей волны около 40 государств постепенно переходят от авторитарного к демократическому правлению. Постепенная внутренняя демократизация осуществляется под влиянием экзогенных факторов мирового процесса. Но при этом возможны три разных пути демократизации, зависящие уже от эндогенных факторов: 1) трансформация (transformation), при которой сильная правительственная группировка диктует оппозиции условия пакта о демократизации страны; 2) перегруппировка (transplacement), когда существует баланс сил между правительством и оппозицией, в результате которого замена руководителей происходи путем переговоров и 3) замена (replacement), в ходе которой под давлением масс 'снизу' оппозиция сменяет правительство48.
