Безумства великих писателей

                  Развернутый анонс литературного ассорти в литературном клубе

                                   «Прикосновение» библиотеки «Фолиант»

       Жизнь одаренных людей зачастую связана с большим риском для самого уязвимого в человеке - его сознания. Восхождение к славе нередко сопровождается опасным заигрыванием с неизвестным, запретным или безумным. Возможно, поэтому многие знаменитые люди в лучшем случае проявляют склонность к экстравагантному поведению, а некоторые из них даже подвержены различным душевным недугам. Психологи считают, что их безумие является обратной стороной одаренности - срабатывает закон компенсации.

2 октября 2018 года, в 14.00, в библиотеке «Фолиант» состоится литературное ассорти на тему: «Безумства великих писателей». Дело в том, что биографии великих писателей, написанные их современниками, и ответы, которые выдают по запросу интернет-поисковики, часто объясняют гений автора, но еще чаще… ставят нас в тупик. Хотя, будем честными, для искренне преданных читателей презумпция невиновности по отношению к любимым авторам работает в режиме нон-стоп.

Кроме того, бесхитростные человеческие истории трогают нас сильнее, чем какие-то трагедии космического масштаба, полные сюжетных хитросплетений и глубокомысленной зауми. И, если вам случалось влюбляться в книгу до такой степени, что не можешь оторваться, жалеешь, что написал не ты, с тоской наблюдаешь приближение финала, то желание узнать всё о том, кто ее написал, должно быть вам знакомо.

В ходе литературного ассорти и презентации книжной выставки «Великие безумцы» читатели заново познакомятся с фигурами большой литературы - поэтом советской эпохи Владимиром Маяковским и русским писателем - драматургом, мастером короткого рассказа, Антоном Чеховым. Узнают о странностях с казочника нашего детства Ханса Кристиана Андерсена и вечного тинейджера и затворника Джеромома Дэвида Сэлинджера, яркого представителя американской «эпохи джаза» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и писателя «потерянного» поколения» Эрнеста Хемингуэя.
       Чуть больше прикоснутся к двойной жизни Франца Кафки, удивятся причудам Виктора Гюго и Фридриха Ницше. Задумаются о причинах галлюцинаций Николая Гоголя и с мертельного одиночества Эдгара Аллана По. прогрессирующего паралича мозга Ги де Мопассана,  проблем с психикой у Вирджинии Вулф и Жан-Жака Руссо.

       Вместе подумают о том, где мы поступаем правильно, а где совершаем ошибки? Что останется на всю жизнь, а что забудется, затеряется во времени, как слезы под дождем? Что сделает нас счастливыми, а что разобьет нам сердце?

…Ничего этого мы не знаем. Тут не поможет ни логика, ни опыт, ни житейская мудрость. От себя, как известно, и на сантиметр не уйдешь. А большое видится на расстоянии. Спросите себя, какую жизнь вы хотели бы прожить - скучную и праведную или яркую, но грешную? Ответ на этот вопрос не так очевиден - если, конечно, рассчитывать на честный ответ. Не так ли?

Итак.

          Владимир Маяковский, такой большой и такой ненужный…

       Иногда кажется, что набор знаний о Маяковском у среднестатистического читателя включает в себя следующее: Лилю Брик, «Облако в штанах», песню группы «Сплин» - «Маяк».
      Между тем в биографии одного из самых ярких поэтов-футуристов много интересных деталей. Не менее интересных, чем яркая, отчаянная и безумная личность самого Маяковского.
      Впервые Владимир встретился с психиатром в 14 лет. Место, как и возраст, было самым подходящим - Бутырская тюрьма. И хоть специалист написал в заключении, что с психикой юного большевика все в порядке, сквозь творчество Маяковского всю жизнь сквозной нитью проходит страх сойти с ума.
      Есть теория о том, что развитие Маяковского опережало его настоящий возраст и порождало непонимание среди сверстников, что и стало причиной зарождения его комплексов. Однако старшим товарищам понять авангардного поэта было не легче.
      «Такой большой и такой ненужный» - не только поэтическая строка о любви, но и реальная характеристика того, каким Маяковский ощущал себя в обществе.
      Лиля Брик вспоминала: «Всегдашние разговоры Маяковского о самоубийстве! Это был террор. В 16-м году рано утром меня разбудил телефонный звонок. Глухой, тихий голос Маяковского: «Я стреляюсь. Прощай, Лилик». Я крикнула: «Подожди меня!» - что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, гнала, била извозчика кулаками в спину. Маяковский открыл мне дверь. В комнате на столе лежал пистолет. Владимир  сказал: «Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя».
      Нелюбовь Лили - по крайней мере, так чувствовал сам Владимир - постоянная критика его творчества в литературном мире, а главное, полное разочарование в большевистских идеалах усугубляли его состояние и привели к настоящей клинической депрессии. Владимир перестал ценить жизнь, полюбил «русскую рулетку» - заряженный одним патроном пистолет: повезет - не повезет...
       «Не поставить ли точку пули в своем конце?» - однажды Маяковский ответил на этот вопрос утвердительно.

       Вот, что рассказывала его последняя возлюбленная Вероника Полонская:

       «Владимир Владимирович запер двери, спрятал ключ в карман, стал требовать, чтобы я не ходила в театр и вообще ушла оттуда. Плакал… Я спросила, не проводит ли он меня. «Нет»,- сказал он, но обещал позвонить. И еще спросил, есть ли у меня деньги на такси. Денег у меня не было, он  дал двадцать рублей… Я успела дойти до парадной двери и услышала выстрел. Заметалась, боялась вернуться. Потом вошла и увидела еще не рассеявшийся дым от выстрела. На груди Маяковского было небольшое кровавое пятно. Я бросилась к нему, я повторяла: «Что вы сделали?..» Он пытался приподнять голову. Потом голова упала, и он стал страшно бледнеть… Появились люди, мне кто-то сказал: «Бегите, встречайте карету «Скорой помощи»… Выбежала, встретила. Вернулась, а на лестнице мне кто-то говорит: «Поздно. Умер…»

                    Антон Чехов: «На пустое сердце льда не кладут…»

       Антон Чехов был человеком непостижимым как для своих современников, так и для нас. Можно предположить, что жить с Антоном Павловичем было нелегко: его дом всегда являлся гостиницей для друзей, поклонников, да и просто случайных знакомых.
      Вот как описывал быт Чехова писатель Корней Чуковский:

       «Ждем Иваненко. Приедет Суворин, буду приглашать Баранцевича», - сообщал он Нате Линтваревой из Мелихова в девяносто втором году. А заодно приглашал и ее. Причем из следующих его писем оказывалось, что кроме этих трех человек он пригласил к себе и Лазарева-Грузинского, и Ежова, и Лейкина и что у него уже гостит Левитан! Восемь человек, но и это не все: в доме постоянно ютились такие, которых даже не считали гостями: «астрономка» Ольга Кундасова, музыкант Мариан Семашко, Лика Мизинова, Мусина-Пушкина (она же - Дришка, она же - Цикада), какая-то Лесова из Торжка, какая-то Клара Мамуна, друзья его семьи, завсегдатаи и великое множество случайных безыменных людей».
       Как с этим мирилась супруга Антона Павловича, Ольга Книппер, остается только догадываться. Любимую Антон Павлович называл «актрисулькой», «собакой», «змеей» и даже «крокодилом души моей». Переписка с Книппер стала достоянием общественности и литературы.

       Чехову всегда были присущи врожденная интеллигентность и благородство. При жизни он не начинал работу над книгой, не надев парадный костюм, и при смерти остался верен себе.

       По свидетельству Ольги Леонардовны, в начале ночи Чехов проснулся и «первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Я вспомнила, что в этом же отеле жили знакомые русские студенты - два брата, и вот одного я попросила сбегать за доктором, сама пошла колоть лед, чтобы положить на сердце умирающего... А он с грустной улыбкой сказал: «На пустое сердце льда не кладут»... Пришел доктор Шверер, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки): «Ich sterbe». Потом повторил для студента или для меня по-русски: «Я умираю». Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского...»,  покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда».

                              Странности Ханса Кристиана Андерсена

       Сказочник нашего детства, который подарил миру не одну трогательную, добрую и грустную историю, был, по мнению окружающих, человеком странным и закрытым. Он очень боялся смерти и всегда носил с собой веревку - как думал сказочник, она может спасти его во время пожара. А когда болел, оставлял записку, что пока он жив и его просто нужно разбудить - Андерсену казалось, что его могут похоронить заживо.
       Но самой загадочной деталью биографии писателя остается его личная жизнь. А точнее, ее отсутствие. Пишут, что Ханс Кристиан Андерсен был влюблен в шведскую певицу Йенни Линд, которая для него была той самой «снежной королевой» - красивой, гордой и абсолютно недоступной. Певица относилась к «сыну башмачника» как к другу и брату, не более. Возможно, причина этому - странности писателя.
      Однажды на глаза Андерсену попалась газетная статья с критикой его творчества - писатель с рыданиями кинулся на лужайку и целый час катался по траве в истерике. Жить с ним вместе было бы трудно любой женщине.
      Даже его друг, писатель Чарлз Диккенс, после того как Андерсен побывал у него в гостях, прикрепил к зеркалу в гостиной карточку: «В этой комнате Ханс Кристиан Андерсен спал пять недель, которые показались семье вечностью».
      В 1852 Йенни Линд вышла замуж за пианиста Гольдшмидта. Андерсен познакомился с ее супругом, и это была его последняя встреча с любимой.
      «Муж ее, которого я видел впервые, отнесся ко мне в высшей степени сердечно. Я опять услышал ее пение. Та же душа, тот же дивный каскад звуков! Так может петь одна Йенни Гольдшмидт!» - написал Андерсен.
      До конца жизни он не пытался найти любовь, создать семью или просто завести сексуальную связь. К старости он полюбил посещать публичные дома, где долго разговаривал с обнаженными «ночными бабочками». Дальше разговоров дело не шло. Друзья писателя утверждали, что Ханс по-прежнему верен Йенни и считает любые отношения с другой женщиной изменой.

                              Затворничество Джерома Дэвида Сэлинджера

       Его называют загадкой литературного мира, вечным тинейджером и писателем-затворником. Он создал великую книгу, которая стала любимой у Билла Гейтса и... Марка Чэпмена, убийцы Джона Леннона. И рассказы, в которых не меньше психологизма, хоть о них говорят значительно реже.
      Чтобы писать книги, «которые прочитывают читателя», нужно быть человеком особого склада ума и души. Возможно, этим и объясняется то, что на пике известности Сэлинджер развернул самую настоящую войну против своей публичности. Он хотел абсолютного затворничества, категорически отказываясь от интервью, эфиров и экранизаций своих произведений.

       Сегодня писателя, возможно, назвали бы дауншифтером и оставили в покое, а тогда биографы, журналисты, да и просто поклонники его таланта были неутомимы в попытках выйти на связь с популярным писателем. Охота шла не только за «телом» автора и его рукописями, но даже за личной перепиской.
      «Когда мне было девятнадцать, - недавно рассказала в одном из интервью актриса Вайнона Райдер, - мой парень подарил мне на Рождество открытку, которую в 1950-х кому-то отправил Сэлинджер. Там не было ничего, кроме «Счастливого Рождества» и подписи. Я хранила ее несколько лет и страшно терзалась.

       В конце концов, я решила отправить открытку обратно. Я написала: «Дорогой мистер Сэлинджер, эту открытку я получила когда-то в качестве подарка, но сейчас я хотела бы вернуть ее вам, потому что бесконечно уважаю ваше право на тайну личной жизни». А потом, представляете, я получила ответ - письмо со словом «спасибо».
       Своему табу на общение с прессой Сэлинджер изменил лишь однажды. Восемнадцатилетней журналистке Джойс Мейнард он написал сам, увидев в газете ее эссе. Все началось с комплиментов литературному таланту юного автора, а закончилось любовной перепиской и долгими телефонными разговорами. Бросив учебу, Джойс переезжает жить к любимому в Корниш. А спустя девять месяцев он отправляет ее домой - без лишних разговоров, не объясняя причин.
      Джойс, для которой Сэлинджер стал главным человеком в ее жизни, не простила отношения к себе как к эпизоду. И сполна отплатила ему мемуарами, в которых истосковавшийся по подробностям читатель смог узнать все, что происходило за закрытыми дверями дома Сэлинджера.
      «Если человек хочет жить уединенной жизнью, если он действительно не хочет, чтобы о нем писали, не стоит вступать в переписку с восемнадцатилетними девочками и приглашать их в свою жизнь. Особенно же не стоило иметь дело с девочкой, которая уже в восемнадцать лет начала писать и публиковать истории о самой себе», - это все, что захотела сообщить прессе после выхода мемуаров Джойс.

                              Прожигатель жизни Фрэнсис Скотт Фицджеральд

       Новая волна интереса к писателю американской «эпохи джаза» поднялась после выхода фильма «Великий Гэтсби». Голливудская лента с Леонардо Ди Каприо в главной роли напомнила зрителю о том, что существует одноименный роман и его автор - Фрэнсис Скотт Фицджеральд.
      Человек, который написал одну из самых красивых историй о мужской любви и зависимости от «зеленого огонька, света будущего счастья», и сам был зависим - от безумных выходок, дающих ему ощущение вседозволенности, алкоголя и своей жены - музы по имени Зельда.
      Начинающий писатель долго добивался руки красивой девочки из богатой семьи. Она же приняла его предложение лишь после публикации первого романа Фицджеральда «По ту сторону рая», который принес ему известность и, конечно же, деньги.
      Признанные светским обществом, молодожены ни в чем себе не отказывали:
«Вчера вечером полицейские арестовали Зельду Фицджеральд за купание в городском фонтане, - сообщала газета Daily News. - На вопрос, как миссис Фицджеральд очутилась в столь неподобающем месте, она ответила, что ей было жарко и она решила освежиться».
      Или: «Скотт Фицджеральд разделся догола на премьере спектакля "Скандалы»! В беседе с нашим репортером он объяснил свой поступок тем, что пришел на «Скандалы», но никакого скандала не увидел и решил устроить его сам».
      Зельда и Скотт Фицджеральд прокатились по городу на такси. При этом Скотт сидел на крыше автомобиля, а Зельда возлежала на капоте. Быть прожигателем жизни - роскошь для простого обывателя, но не писателя: ведь, как оказалось, талант можно пропить. Бесконечные пьянки и непроходящее похмелье не добавляли автору незаурядности мышления, но отнимали у него реальное видение вещей и своего положения.
      За исключением упомянутого «Великого Гэтсби» и романа «Ночь нежна» (прототипом главной героини Николь, страдающей психическим заболеванием, стала жена Фицджеральда) писателю не удалось создать ничего, кроме посредственных рассказов, которые он, по его же словам из автобиографии, нес в редакцию, преодолевая мучительный стыд и отвращение к самому себе.
       Правда, роман «Последний магнат», за который Фицджеральд взялся в 1939 году - в это время Зельда уже несколько лет лечилась в психиатрической клинике, - обещал cтать лучшим в биографии автора. Однако закончить его он не успел, скончавшись в 1940 от сердечного приступа. Фицджеральду было всего 46, но разгульный образ жизни и постоянные переживания за состояние жены сделали свое.

       Что до Зельды - она пережила мужа на восемь лет и говорила с ним каждый день. «Я не боюсь умереть. Скотт говорит, это совсем не страшно…» - повторяла она.

                   Эрнест Хемингуэй: «Умирать либо в бою, либо - пуля в лоб!»

       Эрнест Хемингуэй - один из писателей «потерянного» поколения. В его романах о судьбах людей, навсегда искалеченных мировой войной, столько глубины и тоски, что удивляться постоянным нервным срывам, затяжным депрессиям, паническим атакам и суицидальным наклонностям автора не приходится.
      Он сам обратился за помощью в психиатрическую лечебницу. Однако помочь ему не смогли. Напротив, как чувствовал сам Хемингуэй, там его лишили писательского дара.
      «Врачи, которые делали мне электрошок, писателей не понимают... Какой смысл был в том, чтобы разрушать мой мозг и стирать мою память, которая представляет собой мой капитал, и выбрасывать меня на обочину жизни? Это было блестящее лечение, вот только пациента они потеряли», – говорил писатель.
      Сразу после лечения он предпринял первую попытку самоубийства, которую в тот раз успели прервать близкие. Однако, в отличие от своих героев, писатель не нашел в себе дальнейших сил бороться с жизнью и за жизнь - и выстрелил в голову из любимого ружья.
      Фраза Хемингуэя «мужчина не имеет права умирать в постели: либо в бою, либо пуля в лоб», увы, оказалась пророческой. К слову, после смерти Хемингуэя остался дом-музей, полный теми, с кем писатель сходился гораздо легче, чем с людьми, - кошками.
Сегодня в музее живет более пятидесяти котов, многие из которых - потомки его шестипалого любимца Снежка. Приехать туда - единственный способ приобщиться к памяти великого писателя.