Глава 22. Империя двуглавого орла на пороге XX века

§ 5. Место России в «концерте мировых держав»

В конце октября 1894 г., выступая в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете в Москве, известный историк В.О. Ключевский говорил об историческом значении скончавшегося царя: «Наука отведет Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее достаются эти победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению...» Маститый профессор имел в виду те позиции и те результаты, которых добилась Россия при Александре III («Царе-Миротворце») на мировой арене.

После окончания русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Россия не принимала участия в вооруженных столкновениях и усилия ее дипломатии и политического руководства сводились к поддержанию мира и стабильности как в Европе, так и в других районах. Будучи мировой державой, Россия имела политические, стратегические и экономические интересы в различных точках земного шара. Первостепенное же значение для нее имели Европа, Ближний, Средний и Дальний Восток. В этих регионах ситуация постоянно менялась и была далеко не всегда благоприятной для Петербурга.

В последние десятилетия XIX в. главные события происходили в Европе, где складывалась новая геополитическая обстановка. Возникли два новых государства — Италия и Германия. Объединение Италии под главенством Савойской династии мало занимало правящие круги России, а вот создание консолидированной Германской империи под эгидой прусской династии Гогенцоллернов непосредственно затрагивало важнейшие нервы русских интересов и в самой Европе и вне ее. Отношения между Петербургом и Берлином большую часть XIX в. носили дружественный характер, что в немалой степени было результатом тесных родственных связей между двумя династиями: женой императора Николая I и матерью Александра II была урожденная прусская принцесса Шарлотта-Каролина, принявшая в России имя Александры Федоровны. Первый император Германской империи Вильгельм I приходился дядей царю Александру II.

В 60-е годы XIX в., когда Пруссия начала кровавую борьбу за германское единство, Россия хранила благожелательный нейтралитет. Она сохраняла его и во время франко-прусской войны 1870—1871 гг., закончившейся разгромом Франции и провозглашением Германской империи. В 1873 г. между Россией, Германией и Австро-Венгрией было заключено соглашение, получившее в истории название «Союза трех императоров». Петербург, Берлин и Вена брали на себя обязательства решать спорные вопросы путем переговоров, а в случае, если одна из стран подвергнется нападению, «договариваться о совместных действиях» и при необходимости заключить военную конвенцию.

В конце 70-х годов XIX в. «сердечная дружба» между Россией и Германией начинает подвергаться серьезным испытаниям. На Берлинском конгрессе 1878 г. европейские державы выступили единым фронтом и совместными усилиями постарались свести на нет успехи и преимущества России, полученные ею в результате кровопролитной и дорогостоящей русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Становилось все более ясным, что Германия в международных вопросах не собирается руководствоваться чувствами симпатии к своему восточному соседу. В ее внешней политике начинали доминировать собственные имперские устремления. Осознание очевидного стало горьким разочарованием для многих в России, в том числе и для царя Александра II. Хотя император Вильгельм I и могущественный канцлер О. Бисмарк по любому поводу и разными путями уверяли Петербург в «неизменной дружбе», но чувства досады и раздражения от предательства Берлина в российских правящих кругах все усиливались. Это со всей очевидностью стало проявляться в 80-е годы.

Когда в 1881 г. на престол вступил Александр III, то к этому времени он испытывал стойкие антигерманские чувства. И в то время и в последующее много рассуждали о том, что личные настроения монарха определяли курс государственной политики, что если бы не пристрастия одного лица, то рисунок мирового политического действия в конце XIX — начале XX в. был бы совсем иным, а следовательно, иной могла бы стать и судьба России. Не говоря уже о том, что к истории нельзя применять сослагательное наклонение («если бы...»), необходимо в первую очередь учитывать обстоятельства более общего порядка.

Конечно, симпатии самодержца в той или иной степени, но неизбежно влияли на все аспекты внутренней и внешней политики империи. Но степень этого влияния, его результативность далеко не всегда напрямую определяли курс государственного корабля. В 1884 г. при посещении своих родственников в Германии императрица Мария Федоровна встретила принца Александра Баттенбергского (двоюродного брата Александра III), который к тому времени уже пять лет был князем Болгарии, страны, освобожденной от турецкого ига Россией. В своей же политике болгарский правитель придерживался стойкой антирусской позиции, ориентируясь на Вену и Берлин. Это вызывало сильное недовольство в Болгарии, и Александр Баттенбергский пытался хоть как-то улучшить отношения с Россией. Встреча с царицей давала шанс, и князь стал уверять ее, что питает наилучшие чувства к царю. Описывая этот эпизод в письме к мужу, Мария Федоровна заметила: «Я ответила ему, что было бы ошибкой отделять твою личность от твоей политики, потому что это — одно и то же». Царица была права. Но правда была и в том, что внешнеполитический курс страны формировался не по прихоти или капризу венценосца; здесь была своя логика, своя преемственность; она вызывалась и диктовалась принципом целесообразности и перспективного государственного интереса.

Говоря об антигерманских чувствах последних царей, необходимо учитывать один важный момент. Монархи питали собственно не столько антигерманские чувства, сколько антипрусские. Пруссия и Германия, по этим представлениям, — не одно и то же. Царский дом был оплетен густой сетью родственно-династических уз со многими владетельными домами в Германии, с теми карликовыми княжествами, герцогствами, графствами и королевствами, которые стали объектом притеснений со стороны именно Пруссии, игравшей руководящую роль в Германском союзе, а затем ставшей почти полноправным хозяином конгломерата формально независимых, но фактически полностью вассальных административно-государственных образований. «Наглость Пруссии», «беззастенчивость Гогенцоллернов» и вызывали возмущение. Потребности политической целесообразности требовали часто от правителей перешагивать через личные симпатии и антипатии, осуществляя комбинации, диктуемые государственными интересами.

Весь XIX век главными мировыми политическими центрами, где принимались касавшиеся геополитических Проблем решения, были Лондон, Париж, Петербург, Вена. С середины века к числу таких центров присоединился и Берлин. Все остальные страны и столицы были на далекой периферии мировой политики. Лишь в самом конце века на роль «первых скрипок» в «концерте мировых держав» стали претендовать еще две страны: Япония и США.

У России складывались непростые отношения с мировыми лидерами. Огромность империи царей, ее медленное, но неуклонное расширение на юг и восток вызывали беспокойство и неудовольствие других мировых держав. Крымская война неблагоприятно отразилась на характере русско-французских и русско-английских отношений и исключила возможность тесного сближения и с Англией и с Францией. Но уже вскоре ситуация стала меняться. В 60-е годы, когда на европейском горизонте появился германский колосс, Наполеон III начал выказывать знаки явного расположения к Александру II и к России, и неоднократно сетовал на то, что случилось «это несчастье», имея в виду Крымскую войну. Но эти сигналы из Парижа не вызвали ответной реакции в Петербурге. Горечь крымской баталии здесь еще не прошла.

Сложными были отношения у России с Англией. Экспансия Лондона в Азии наталкивалась на такие же претензии Петербурга. Находившаяся на английском престоле с 1837 по 1901 г. королева Виктория была убежденной русофобкой. В России хорошо помнили, что во время Крымской войны она на своей яхте провожала «до последнего маяка» военную эскадру, показав тем всему миру, что это была не только война Британии, но и ее личная война. Да и после окончания сражений отношения оставались натянутыми. В 60-е годы премьер Дизраэли заявлял: «Россия непрерывно усиливается. Катится как снежная лавина к границам Афганистана и Индии и представляет собой величайшую опасность, какая только может существовать для Британской империи». Эти чувства полностью разделяла и королева, и область внешней политики являлась сферой ее особых забот и интересов.

Во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Англия стояла за спиной Турции и помогала ей. Сложные коллизии возникали в Средней Азии. Россия с середины XIX в. уверенно продвигалась в глубь обширных, малонаселенных территорий на востоке от Каспийского моря. По мере этого движения русские рубежи все ближе и ближе подходили к владениям Британии в Индии. Уже вскоре после воцарения Александра III наметился конфликт из-за района Мерва, чуть не приведший к войне между двумя крупнейшими мировыми империями. Еще более острая обстановка сложилась через четыре года в том же районе Средней Азии.

В начале 1885 г. отряд афганцев, вооруженный англичанами под руководством английского инструктора, занял территории, расположенные по соседству с крепостью Кушка, угрожая форпосту русских войск. Возмущенный царь отправил командующему грозный циркуляр, предписывая немедленно выгнать пришельцев и «проучить их как следует». Воля монарха была исполнена: афганцы бежали, а инструктор попал в плен. Посол Великобритании в Петербурге от имени правительства «Ее Величества» потребовал извинений. Александр III не только не собирался извиняться, но даже демонстративно наградил начальника пограничного отряда Георгиевским крестом. В Лондоне негодовали. Была произведена частичная мобилизация армии, а флот приведен в боевую готовность. Петербург получил новую, еще более грозную ноту, и русские дипломаты нервничали. Сам же царь сохранял хладнокровие и на замечание министра иностранных дел Николая Гирса, что Россия на пороге войны, меланхолически изрек: «Хотя бы и так». Тема была исчерпана. Англии пришлось уступить и проглотить «горькую русскую пилюлю».

Холодность англо-русских отношений в XIX в. существенно не изменили даже близкие родственные отношения, возникшие между Романовыми и Ганноверской (с

1917г. — Виндзорской) династией. Старшая сестра русской цесаревны (с 1866 г.), а с 1881 г. — императрицы Марии Федоровны, урожденная датская принцесса Александра была замужем за старшим сыном королевы Виктории, наследником английской короны принцем Альбертом-Эдуардом, герцогом Уэльским. (С 1901 г. — король Эдуард VII.) Позже возникли и другие фамильные узы: в 1874 г. единственная дочь Александра II Мария Александровна стала женой второго сына королевы Виктории Альфреда, герцога Эдинбургского, а в 1884 г. внучка королевы, гессенская принцесса Елизавета, вышла замуж за брата Александра III, великого князя Сергея Александровича. И, наконец, в ноябре 1894 г. молодой царь Николай II венчался с младшей внучкой английской королевы, принцессой Алисой Гессенской, ставшей последней русской царицей Александрой Федоровной. Межгосударственные связи между Россией и Англией стали улучшаться лишь в начале XX в., и это сближение закончилось заключением в 1907 г. англо-русского договора о разделе сфер влияния.

Несмотря на свои антигерманские настроения, вскоре после восшествия на престол, Александр III пошел на возобновление «Союза трех императоров». Правящие круги России сделали этот шаг, чтобы предотвратить складывание тесного военно-стратегического альянса между Германией и Австро-Венгрией. В июне 1881 г. был подписан новый договор между тремя монархами, согласно которому стороны обязывались поддерживать «благожелательный нейтралитет», если случится война одной из них с четвертой страной. Правда, была сделана оговорка, что в случае войны с Турцией нейтралитет определяется специальным соглашением об условиях мира, а возможные изменения территориальных владений Турции в Европе могут происходить лишь с согласия сторон. Этот договор не был выгоден России, но, чтобы не оказаться в опасной изоляции на мировой сцене, Петербург согласился на подобные условия.

В 1882 г. в расстановке политических сил в Европе произошло важное событие: Германия, Австро-Венгрия и Италия заключили тайное соглашение, получившее название «Тройственного союза». В отличие от «Союза трех императоров», где стороны на себя брали в основном моральные обязательства самого общего порядка, в данном случае имело место образование военно-стратегической коалиции, направленной напрямую против Франции и завуалированно против России. Участники соглашения обязывались не участвовать ни в каких соглашениях, направленных против одного из участников Тройственного союза, и оказывать друг другу взаимную военную поддержку в случае любых военных действий. Этот договор неоднократно продлевался и просуществовал вплоть до 1915 г., когда Италия выступила на стороне Антанты против своих бывших союзников.

Острое столкновение интересов России и Австро-Венгрии на Балканах (претензии на турецкое территориальное наследство, борьба за влияние в Болгарии и т.д.) вполне определенно вырисовывали возможность военного столкновения между тремя державами и Россией. В Петербурге прекрасно понимали опасность подобной ситуации. Чтобы разорвать политико-дипломатическую изоляцию, в 1887 г. Россия пошла на заключение тайного соглашения с Германией, которое обычно в литературе называют «Договором перестраховки». Канцлер О. Бисмарк таким путем старался обезопасить Германию с Востока в случае возникновения военного конфликта с Францией. Некоторые политические выгоды получала и Россия. Стороны обязывались соблюдать нейтралитет в случае войны одной из сторон с третьей державой, кроме «случаев нападения Германии на Францию или России на Австро-Венгрию». Иными словами, Германия как бы подтверждала свои союзнические обязательства перед Австро-Венгрией, а Россия оставляла за собой право поддержать Францию. Договор был заключен на три года, но продлен не был. В 1890 г. ситуация существенно изменилась. Главой Германской империи был уже Вильгельм II, человек резкий, неуживчивый, амбициозный и труднопредсказуемый. Сторонник мирных отношений с Россией, престарелый князь О. Бисмарк был отправлен в отставку, а между Россией и Германией бушевала жестокая таможенная война.

В начале 90-х годов XIX в. Россия пошла на шаг, который трудно было еще недавно и представить: она заключила военно-политический союз с республиканской Францией, страной, где находили прибежище русские диссиденты и престолоненавистники. Но государственные интересы возобладали над консервативными убеждениями, и две столь непохожих страны стали союзниками, определив тем самым расстановку геополитических сил в последующие десятилетия.

Первым шагом к образованию союза стало политическое соглашение от августа 1891 г., в котором стороны обязывались прилагать все силы к поддержанию мира и для этого проводить консультации по всем острым международным вопросам. Через год, в августе 1892 г., Россия и Франция заключили военную конвенцию. Ее основной смысл содержался в первой статье: «Если Франция подвергнется нападению со стороны Германии или Италии, поддержанной Германией, Россия употребит все войска, какими она может располагать для нападения на Германию. Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной Германией, Франция употребит все войска, какими может располагать для нападения на Германию». В конвенции говорилось, что Франция должна выставить против Германии армию в 1300 тыс. человек, Россия от 700 до 800 тыс. Обе стороны обязывались ввести эти силы в действие «полностью и со всей быстротой», с тем чтобы Германии пришлось одновременно сражаться и на Западе и на Востоке. Положения франко-русского союза были секретными. На этом настаивали в Петербурге, чтобы не форсировать военно-стратегическое сближение между Берлином и Веной. Но сохранять долго в тайне столь важный международный договор было сложно, и через несколько лет Франция и Россия официально признали свои союзнические обязательства.

Когда в апреле 1894 г. наследник престола цесаревич Николай Александрович был помолвлен с гессенской принцессой Алисой, то в Париже возникли опасения за судьбу Союза, тем более, что в Берлине умышленно раздували этот факт, стараясь придать ему некое политическое значение. Но эти опасения были совершенно безосновательными. Россия твердо была намерена придерживаться заключенного соглашения. Александр III недвусмысленно заявил, что, пока будет существовать Тройственный союз, «наше сближение с Германией невозможно».

В октябре 1894 г. в России появился новый царь и сразу возникли вопросы о том, насколько новый монарх будет следовать прежним курсом в вопросах внешней политики. Здесь узловым пунктом являлся франко-русский союз. За несколько дней до похорон Александра III, состоявшихся 7 ноября, русским дипломатическим представителям за границей был разослан циркуляр, опубликованный затем и в газете «Правительственный вестник», где говорилось: «Россия ни в чем не уклонится от вполне миролюбивой, твердой и прямодушной политики, столь мощно содействовавшей всеобщему успокоению». Это служило подтверждением неизменности внешнеполитического курса.

Вступивший на престол Николай II не был посвящен во многие подробности дипломатической деятельности, а содержание статей франко-русского союза ему было известно в самой общей форме. В своем дневнике великий князь Константин Константинович записал разговор с Николаем II вскоре после восшествия его на трон. «Я спрашивал, слыхал ли Он советы от Отца перед кончиной? Ники ответил, что Отец ни разу и не намекнул Ему о предстоящих обязанностях. Перед исповедью отец Янышев (духовник. — Авт.) спрашивал умирающего Государя: говорил ли Он с наследником? Государь отвечал нет; он сам все знает». Но очень скоро император был введен в курс дела, ему были сообщены все детали дипломатических переговоров и условия заключенных Россией соглашений и конвенций. Принимая главу официальной делегации Франции генерала Р. Буадефра, прибывшего на похороны Александра III, Николай II заверил его, что и во внутренней и во внешней политике он «будет свято продолжать дело отца».

Общий внешнеполитический курс России не изменился: союз с Францией и поддержание как можно более дружеских отношений с другими державами. Особенно велика была роль подобных отношений с Германией, экономическая и военная мощь которой росли год от года, а ее международное влияние постоянно усиливалось. Берлин был заинтересован в политическом сближении с Петербургом, и Вильгельм II, осознавая значение России, стал пропагандировать идею о необходимости возобновить альянс двух монархий для поддержания равновесия в мире и укрепления консервативных принципов в политике. Эти сигналы не находили отклика в России. В начале 1895 г. русский МИД отправил послу в Берлине директиву, где говорилось, что в случае проявления попыток кайзера возобновить существовавший ранее политический договор («Договор перестраховки») необходимо недвусмысленно дать понять, что Николаю II «не угодно возобновлять какое-либо письменное соглашение», поскольку оно оказалось бы «в некотором противоречии с установившимися отношениями нашими и Франции». Послу предписывалось «поддерживать и развивать самые дружеские отношения лично с Вильгельмом II и Берлинским кабинетом, не поощряя, однако, его стремление к заключению секретного соглашения».

Великобритания, находившаяся к концу XIX в. в политическом «блистательном одиночестве», тоже проявляла признаки внимания к России. Приход к власти нового правителя давал возможность изыскать обоюдоприемлемую формулу сосуществования двух империй. Эта стратегическая цель манила и Россию: во всех отношениях представлялось гораздо более выгодным иметь с Альбионом если уж не дружеские, то хотя бы приемлемые отношения. Королева Виктория, для которой внешняя политика являлась излюбленной сферой интересов, была готова отойти от своей русофобии. Династические матримониальные связи открывали большие возможности. Правда, первоначально она без всякого энтузиазма отнеслась к брачной партии своей внучки Алисы с русским престолонаследником, но когда познакомилась с ним лично, то предубеждение сошло почти на нет. В день бракосочетания Николая II, 14 ноября 1894 г., королева устроила пышный прием в Виндзорском замке, на который, впервые за время ее правления, были приглашены все члены русской дипломатической миссии. «Королева Великобритании и Ирландии и Императрица Индии» была необычайно любезна с гостями, удостоила многих из них беседой, а на банкете провозгласила тост «за здоровье моих дорогих внучат».

Николай II испытывал большое уважение к престарелой королеве: ведь она была так любима его женой, которой еще в раннем детстве заменила мать. Однако родственные симпатии — симпатиями, а интересы государства — прежде всего. В одном из своих посланий в Англию «любимый внук» заметил: «Увы! Политика, это не то, что частные или домашние дела, и в ней нельзя руководствоваться личными чувствами и отношениями. Подлинный учитель в этих вещах — история, а передо мной лично, кроме этого, всегда священный пример моего любимого Отца, так же как и результаты его деяний». Британская королева все это знала как никто. Упоминание же имени умершего царя не могло не воскресить в ее памяти неприятные минуты и дипломатические неудачи, которые она всегда остро переживала.

Николай II написал «дорогой бабушке» несколько писем, каждое из них было полно изъявлений нежных чувств. Но рядом с этим встречаются пассажи уже совсем иного свойства. В октябре 1896 г. царь писал: «Что касается Египта, дорогая Бабушка, то это очень серьезный вопрос, затрагивающий не только Францию, но и всю Европу. Россия весьма заинтересована в том, чтобы были свободны и открыты ее кратчайшие пути к Восточной Сибири. Британская оккупация Египта — это постоянная угроза нашим морским путям на Дальний Восток; ведь ясно, что у кого в руках долина Нила, у того и Суэцкий канал. Вот почему Россия и Франция не согласны с пребыванием Англии в этой части света и обе страны желают реальной независимости канала».

В начале 1899 г. Николай II, обращаясь к королеве, писал: «Как Вам известно, дражайшая Бабушка, я теперь стремлюсь только к возможно более длительному миру во всем мире, это ясно доказали последние события в Китае — я имею в виду новое соглашение о постройке железной дороги. Все, чего хочет Россия, — чтобы ее оставили в покое и дали развивать свое нынешнее положение в сфере ее интересов, определяемой ее близостью к Сибири. Обладание нами Порт-Артуром и Маньчжурской железной дорогой для нас жизненно важно и нисколько не затрагивает интересы какой-либо другой европейской державы. В этом нет и никакой угрозы независимости Китая. Пугает сама идея крушения этой страны и возможности раздела ее между разными державами, и я считал бы это величайшим из возможных бедствий».

В этом послании обрисованы основные приоритеты и направления русской внешней политики. С конца XIX в. во внешнеполитической деятельности выступает на первый план дальневосточный регион. Другой важный момент, о котором говорится в процитированном письме, это упоминание о «стремлении к длительному миру».

С именем последнего российского монарха неразрывно связана одна важнейшая международная политическая инициатива, о которой всегда мало говорили или вообще умалчивали многочисленные недоброжелатели и хулители Николая II. Речь идет о предложении России созвать международную конференцию для обуздания гонки вооружений. Эта идея несколько месяцев обсуждалась в дипломатическом ведомстве России, и в конечном итоге царь поддержал это предложение. 12 августа 1898 г. представителям иностранных держав в Петербурге от имени министра иностранных дел была вручена нота, содержавшая предложения России. В ней кратко была изложена точка зрения царского правительства на разворачивавшуюся мировую гонку вооружений, признавалась ее порочность для финансового благополучия отдельных стран и констатировалась угроза мировому спокойствию. Помимо прочего, в ней говорилось: «Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья — таков высший долг для всех государств. Преисполненный этим чувством, Государь Император повелел мне обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при Высочайшем дворе, с предложением о созвании конференции в видах обсуждения этой важной задачи. С Божьей помощью конференция эта могла бы стать добрым предзнаменованием для грядущего века»

Этот призыв прозвучал тогда, когда ведущие мировые державы или уже реализовали обширные военные программы, или готовились к этому. В силу этого реакции в Берлине, Лондоне, Вене, Париже, Вашингтоне и Токио были более чем сдержанные. Естественно, что в силу общеполитических условий никто не мог решиться отбросить сразу подобные предложения, отвечавшие чаяниям и мечтам многих и многих. Но никакого энтузиазма не наблюдалось, и в правительственных кругах европейских стран отнеслись к призыву России критически, расценивая ее как «несвоевременную акцию». Но все-таки известный результат русская инициатива имела. В начале лета 1899 г. в голландском городе Гааге, под председательством русского посла в Лондоне барона Е.Е. Стааля, состоялась первая международная конференция полномочных представителей двадцати семи стран. На ней были приняты важные международные правовые акты, касающиеся важнейших вопросов войны и мира: декларации о мирном разрешении военных споров; о законах и обычаях сухопутной войны и о ведении морской войны. В соответствии с решениями конференции был учрежден Международный суд в Гааге (действующий и поныне под эгидой ООН), ставший международной арбитражной инстанцией в разрешении межгосударственных спорных ситуаций.

Но действительно глубоких изменений в развязанной гонке вооружений русская инициатива не принесла. К ней отнеслись критически не только руководители иностранных держав, но и многие в России. Среди «либеральной публики» мало кто верил, что данная акция была продиктована доброй волей верховного правителя, который, согласно всем модным представлениям, должен был олицетворять лишь «реакцию» и «империализм». Отчуждение от власти той части общества, кого было принято называть «образованными слоями», было уже вполне отчетливым.

Но этот внутренний социальный разлом был еще почти неразличим и в международном ландшафте империя царей представлялась мощным монолитом. К началу XX в. позиции России на мировой арене были прочны и общепризнанны. У нее была самая большая армия в мире (около 900 тыс. человек), третий в мире флот (после Англии и Франции). И хотя вооруженные силы России уступали ведущим мировым странам по уровню военно-технического оснащения, но с конца прошлого века этот разрыв начал стремительно сокращаться. Противоречия между Россией и европейскими державами на Балканах, в Турции (старая и больная проблема черноморских проливов), в Средней Азии и на Дальнем Востоке сохранялись и порой приводили к острым конфронтациям в различных географических пунктах, но до рубежа военного столкновения дело не доходило. России боялись и с ней считались. Русско-японская война и последующие затем социальные волнения сильно поколебали эти представления, и некоторые политические лидеры, например германский император Вильгельм II, буквально начали воспринимать Россию как «колосса на глиняных ногах». Это было опасное заблуждение, которое, тем не менее, непосредственно повлияло на развитие последующих событий.