Раздел II. Северо-Восточная Русь

Глава 10. Ордынское владычество

Батыево нашествие

Страшный урок Калки русские князья не поняли, не усвоили. И наказание, еще более гибельное по последствиям, последовало менее полутора десятилетни спустя после их поражения в Приазовье. Зимой 1237 г., после погрома в землях волжских булгар, буртасов, мордвы, учиненного год назад, несметные полчища Бату-хана (по русским источникам, Батыя), внука Чингисхана, обрушились на Северо-Восточную Русь, если действия на Волге, а еще раньше в Приазовье были своего рода разведкой боем, то русский поход конца 30-х годов стал результатом обширного плана, давно и тщательно обдуманного, подготовленного.

Перейдя Среднюю Волгу, Батый повел свои тумены на запад, по водоразделу между северными и южными реками. Стал на Воронеже, левом притоке Дона, на границе Рязанского княжества. Ханские послы, самоуверенные и наглые, появились в его столице, и великий князь Юрий Игоревич выслушал их. От имени своего господина они передали требование: все рязанские князья, от великого до удельных, должны дать ему десятину (десятую часть) — «во князех и в людех, и в конех, и в доспесех». Князь Юрий созвал совет с участием муромского и пронского князей. Он и сформулировал ответ хану: «Только когда нас не будет, все то ваше будет».

Всем было ясно — грядет война. Юрий Игоревич шлет гонцов к Юрию Всеволодовичу, великому князю владимиро-суздальскому, молит о помощи. Но тот, как и в годину Калки, предпочитает остаться в стороне. Тем же ответили и черниговские князья; их довод — сами рязанцы отвернулись от них во время несчастной битвы на Калке. Князья по-прежнему на первый план ставили свои разногласия и личные обиды, свою выгоду; «ни один из русских князей, — горюет летописец, — не пришел другому на помощь, все не соединились... каждый думал собрать отдельно рать против безбожных».

Рязанцы выступили в поход только со своими слабыми силами. Встретились с монголами на Воронеже, битва закончилась полным поражением, гибелью большинства рязанских воинов. По всему княжеству прошли ордынские тумены, все разорили, пожгли, пограбили. 21 декабря, после шестидневной осады, взяли Рязань; здесь повторилось то же самое. Некоторые города (Пронск и др.) сдались, но и их постигла та же печальная участь. «Град и земля Рязанская изменися, — записал позднее (XIV в.) автор «Повести о разорении Рязани Батыем», — и отыде слава ея и не бы что в ней было ведати, токмо дым и земля и пепел».

В другом сочинении, сказании о Евпатии Коловрате, сохранена легенда об этом «рязанском вельможе». Вернувшись из Чернигова и увидев разоренные родные очаги, он с отрядом в 1700 человек нагнал ордынцев, ушедших из рязанских пределов, уже на Суздалыцине. Бесстрашно налетели малочисленные полки Евпатия на врагов, начали их «немилосердно истреблять». Все храбрецы погибли, но перебили немало ордынцев. Сами военачальники Бату-хана удивлялись их отваге: «Мы со многими царями, — так говорит об этом предание, — во многих землях, на многих бранях бывали, а таких удальцов и резвецов не видали и отцы наши не рассказывали нам. Ибо эти люди крылатые, не знающие смерти, так крепко и мужественно, ездя, билися: один с тысячей, а два с тьмою. Ни один из них не может уехать живым с побоища».

Разорив рязанские места, ордынцы подошли к Оке. Под Коломной разбили еще один рязанский полк — во главе с князем Романом Ингваревичем, а также владимирский сторожевой отряд. По течению Москвы-реки дошли до Москвы. Ее защитники во главе с воеводой Филиппом Нянко сражались мужественно, но устоять не смогли. Город и селения в московской округе лежали в развалинах, их обитателей, «от старца и до младенца», враги убивали без пощады.

Захватчики разорили многие города и селения Владимиро-Суздальской Руси в зимние месяцы 1238 г. К ее столице они подошли в начале февраля. Встали перед Золотыми воротами, окружили город тыном, поставили стенобитные орудия — пороки. Князья и все жители сдаваться не собирались: «Лучше нам умереть перед Золотыми воротами, чем быть в их воле».

Начался штурм. Ордынцы, разрушив часть городской стены, ворвались в город, начались расправы. Все кругом пылало и дымилось. Многие жители, в том числе семья князя, укрылись в кафедральном Успенском соборе. Но это их не спасло — вездесущий огонь погубил их и здесь. По улицам и площадям лежали погибшие. Других, босых и «беспокровных», победители приводили в свой стан, и они гибли от стужи.

Затем последовали штурмы и погромы других городов, вплоть до отдаленного Галича Мерского (здесь издавна обитало угро-финское племя меря) на северо-востоке княжества. 4 марта завоеватели настигли войско Юрия Всеволодовича, собиравшего дружины по своему княжеству. Битва произошла к северо-западу от Углече-Поля (Углича) на р. Сити, притоке Мологи, впадавшей с левой, северной стороны в Волгу. Сеча носила ожесточенный характер: «Была битва великая и сеча злая, и лилась кровь, как вода». Превосходящие силы ордынцев окружили русское войско, и оно почти полностью погибло вместе со своим князем-предводителем Юрием.

После этой победы Орда вступила в пределы Новгородской земли. На две недели задержал их Торжок, упорно и мужественно оборонявшийся. Взяли его 15 марта, жители разделили печальную судьбу других русских людей: Захватчики же двинулись дальше, их цель — богатый, манивший добычей Новгород Великий. Но началась весенняя распутица, силы ордынцев после больших потерь в сражениях заметно ослабли. Не дойдя верст с сотню до Новгорода, они повернули на юг. Снова грабили, убивали, насиловали.

В верховьях Оки неожиданно застряли на семь недель у маленького Козельска. «Злой город» — так они его прозвали из-за долгих и бесплодных штурмов, больших потерь. Это их унижало и гневило. Козельчане же, от мала до велика, сражались с врагом, отбивали их яростные приступы. Когда ордынцы проломили крепостную стену, защитники города взялись за ножи. Все козельчане погибли — одни во время схваток, других, вплоть до младенцев, Бату-хан приказал убить после захвата города.

Один из ордынских отрядов встретил столь же стойкое сопротивление под стенами Смоленска. Здесь, по преданию, отличился некий юноша Меркурий — «прехрабро скакал по полкам, как орел летает по воздуху». Монголо-татарский отряд потерпел поражение.

Бату-хан увел свои обескровленные тумены на юго-восток, к низовьям Волги. Большая часть этого года и весь следующий прошли для Руси без потрясений. В 1239 г., отдохнув и собрав новых воинов, хан снова ведет их на Русь. В северо-восточной ее части он бесчинствовал недолго — в районе Гороховца и Мурома, которые сжег, и р. Клязьмы. Скоро повернул на юго-запад, запад. Обрушил удар на южнорусские земли — Глухов, Чернигов, Переяславль-Южный и иные города пали под натиском врага. Осенью следующего года лучшие полководцы Батыя стояли под стенами древней столицы Руси — некогда «матери градов русских». Начались обстрелы из пороков, приступы к стенам и воротам города.

Русичей поражали численность и мощь Батыева войска, хитрость и коварство хана и его военачальников, дисциплина и слаженность действий воинов. Летописцы сообщают, что армия хана в своем неуклонном движении вперед поднимала пыль, застилавшую свет солнца. Люди не слышали друг друга из-за ржания лошадей и рева верблюдов, скрипа телег и криков ордынцев. Все сметала на своем пути бесчисленная и неудержимая монгольская конница. А пороки обрушивали на крепостные стены такие камни, что каждый из них едва могли поднять четыре человека. Стрелы лучников затемняли небо.

Все это испытали на себе и киевляне. Оборонялись они с отчаянной храбростью. Ими руководил воевода Дмитр, князь же Михаил бежал из города. Осаждающие разбили в конце концов стены у восточных Лядских ворот, ворвались на них; «и тут было видно, как ломались копья и щиты разбивались в щепки и стрелы помрачали свет».

Целые сутки шло жаркое сражение внутри города. Монголы одолевали. Многие жители, прихватив что-то из имущества, укрылись в Десятинной церкви. Скопилось их столько, что рухнули своды. Дело довершили завоеватели. Все русичи погибли. Навсегда исчезли и многие рукописные книги, хранившиеся здесь издавна или принесенные киевлянами в последние дни; среди них, очевидно, имелись ценнейшие летописи и другие памятники, подобные, возможно, «Слову о полку Игореве».

Примечательно, что Батыевы воины, по-видимому, по указанию самого хана, израненного воеводу Дмитра «не убили ради его храбрости». Даже такой жестокий враг умел ценить беззаветное мужество воина.

Батый после взятия Киева (ноябрь или декабрь 1240 г.)' снова стремится на запад. Берет все новые города, «им же нет числа», чаще с помощью штурмов, иногда — обманом, обещая жителям сохранить жизнь и тут же нарушая слово. Только Каменец, хорошо укрепленный, не поддался, и ордынцам пришлось ни с чем уйти от его неприступных стен.

В следующем году они вторглись в земли Молдавии и Валахии, Венгрии и Польши, Трансильвании и Чехии. Еще год спустя приводили в страх жителей Хорватии и Далмации. Но дальше продвигаться уже не было сил. Монголо-татары выдохлись окончательно — большие потери, особенно в русских землях, сильно их ослабили. Бату-хан заплатил за свои победы-немалую цену. Хотя, как и все тираны, за ценой не стоял.

Хан повернул на восток, к степям Нижнего Поволжья. Здесь, на Волге, в нескольких днях пути от Каспийского моря, основал свою ставку Сарай-Бату, столицу огромного государства — Золотой Орды. Земли ее тянулись от Иртыша до Дуная, от Северного океана до Кавказа.

Смерч Батыева нашествия отбросил далеко назад Русь в ее развитии, хозяйственном и культурном. Грады и веси лежали в развалинах, десятки тысяч жителей пали под ордынскими саблями; других на арканах увели в плен, и они попали на невольничьи рынки, в услужение новым хозяевам, в ремесленные мастерские или в ордынские тумены, чтобы обогащать ханов, мурз и простых ордынцев, служить их честолюбивым целям, украшать их жилища и города.

Русь своей трагической борьбой и подвигом спасла Западную Европу от погрома, подобного тому, что потерпела сама. Когда русские земли лежали в развалинах, там, далеко на западе, продолжали накапливать богатства, создавать шедевры. Когда, к примеру, в Киеве рушилась Десятинная церковь, в Париже заканчивали возведение изумительной, воздушной Святой Капеллы (Sainte-Chapelle) на о-ве Сите, что и сейчас поражает своей красотой всех, кто увидит ее во Дворе Дворца правосудия.

«России, — по проникновенным словам Пушкина, — определено было высокое предназначение, ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией».

Трагедийное величие совершенного Русью подвига несомненно для цивилизации Европы. Она же отплатила ей тем, что послала своих завоевателей к ее рубежам.

 

Натиск с северо-запада

С той годины Русь захирела, ее хозяйство, основа всей жизни, было подорвано настолько, что, казалось, она была отброшена назад, к первым векам Киевской Руси. И это —. надолго. «Недоумение в людех», уныние и безнадежность воцарились повсюду.

Ордынские ханы не правили на Руси непосредственно, лично. Оставили на княжеских столах тех из прежних их обладателей, кто был им угоден, тасовали их как карточную колоду, стравливали и убивали. Ослабляли и обирали Русь, как только могли, а делать это они умели.

О серьезном сопротивлении не могло быть и речи. Речь шла о,том лишь, чтобы выжить, не погибнуть окончательно. И в такой ситуации с северо-западных границ, со стороны Тевтонского ордена и Швеции, последовал еще один удар. Новым агрессорам, столь же алчным, хотя и не таким сильным, как восточная Орда, казалось, что обескровленная Русь станет их легкой добычей.

Первыми начали шведы. Берега Финского залива, где проживало угро-финское племя сумь, стали исходной базой их дальнейших устремлений. Захватили они эти места еще в последней четверти прошлого столетия. С конца 1230-х годов, используя благоприятную ситуацию — Русь в это время терзали ордынцы, они готовят вторжение в район Невы, на новгородские земли.

В «Господине Великом Новгороде» княжил тогда Александр Ярославич, внук Всеволода Большое Гнездо. Военачальник смелый и расчетливый, он, несмотря на молодые годы, предусмотрел все. Его разведка, узнав заранее о приготовлениях шведов, предупредила князя, и он укрепляет границу. По его указанию «новгородцы срубили городки по шелони». Расставил сторожи по финским и невским берегам.

Шведское войско появилось летом 1240 г. Его цель — овладение Невой, Ладогой в низовьях Волхова. Захватчики плыли на кораблях вверх по Неве. С устья Ижоры, впадавшей в нее с южной стороны, их военачальники послали вызов Александру:

— Если можешь противиться мне, королю, то вот я уже здесь и пленю землю твою.

Князь с «малой дружиной», не дожидаясь полного сбора людей, немедля выступил навстречу врагу. Левым берегом Волхова спешил на север; не доходя Ладоги, повернул на запад. Подошел к Ижоре, пополнив дружину местным ополчением. «Старейшина» Ижорской земли Пелгусий, несший по поручению князя «морскую стражу», все время наблюдал за шведами, их «ратными силами», «станами». Обо всем становилось известно Ярославичу.

На рассвете 15 июля он подошел к ижорскому стану захватчиков и с ходу напал на него. Момент был весьма удобен — одна их часть сошла на берег и разбила стан, другая оставалась еще на судах. Князь Александр с конницей ударил по центру шведского лагеря. Началась кровопролитная сеча. Поначалу с трудом преодолевая сопротивление шведов, русские последовательно усиливали напор.

Летописи описали смелые действия и князя Александра, и его воинов. Похвалу полководца заслужил бесстрашный Яков-полочанин. Другой, Сбыслав Якунович, из новгородцев, сражался в самой гуще вражеских воинов и, «не имея страха в сердце», многих из них поразил. Гаврила Олексич, которого Пушкин гордо считал своим предком, преследовал шведского королевича, спасавшегося бегством на корабль, по сходням. Гаврилу вместе с конем сбросили в воду, но он сумел выплыть и снова орудовал мечом «посреди полка шведов». Новгородец Миша с отрядом разбил три легких корабля. «Молодой» Савва, врубаясь в шведские ряды, добрался до шатра их предводителя, «подсек его столи». Падение шатра еще больше воодушевило новгородцев и, наоборот, сломило моральный дух их противников.

Потеряв многих воинов, остатки шведского войска ночью бежали на своих кораблях. Королю не удалось осуществить свой план — отрезать Русь от Балтийского моря. Александр Ярославич, получивший после этой блестящей победы прозвище «Невский», проявил себя выдающимся полководцем, подтвердив вскоре, что его военный талант — дар Божий. Высшей похвалы оказались достойны и его храбрые воины, патриоты земли Русской.

Попытки шведских завоевателей продолжили немецкие рыцари. Они еще за четыре десятилетия до этих событий захватили земли ливов, латышей и эстов. Не раз битые русскими и литовцами, упорно рвались на новые земли Восточной Прибалтики. В 1237 г., когда началось нашествие Бату-хана на Русь, рыцари объединили свои силы — слились два их ордена: Ливонский (Орден меченосцев) и Тевтонский. К ним на помощь шли крестоносцы из разных европейских стран. Их поддержала и благословила папская курия.

В год Невской битвы они овладели Изборском, крепостью во Псковской земле. Сюда подоспели ополченцы-псковичи. Но потерпели поражение, потеряв и своего воеводу. Немцы, окрыленные первыми успехами, двигались, разоряя по пути Русские селения, к самому Пскову. Сожгли его посад, но попытки взять город успеха не принесли. Удалось им это сделать с помощью изменников из псковской верхушки — посадника Твердилы Иванковича и иных бояр. В ходе тайных переговоров они согласились признать власть Ордена и впустить рыцарский гарнизон в город. В нем появились немецкие фогты-управители. Вместе с Твердилой они и властвовали. Часть псковичей, не согласных с изменнической политикой бояр, бежали в Новгород.

Аппетиты рыцарей разгорались. Они уже замышляли захват новгородских земель. Начали нападать и разорять их. Отряды захватчиков появлялись уже в 30—40 верстах от Новгорода Великого. Александр Ярославнч, надежда и гордость новгородцев, не поладил с их боярами и уехал в Переяславль-Залесский, свое родовое гнездо, к отцу. Но нужда в князе-воителе заставила вельмож новгородских смирить гордыню и отправить депутацию к Александру. Тот, не помня зла, поспешил в Новгород и сразу же (1241) направился к Копорью — базе крестоносцев. Штурмом взял ее, разрушил, а ободренные новгородцы увидели на улицах своего города пленных рыцарей. Помимо прочего, эта победа предотвратила совместные выступления немцев и шведов против Руси.

В зимние дни следующего года Александр и его брат Андрей ведут против крестоносцев новгородские и Владимире-суздальские полки. Подошли ко Пскову, выбили из него немцев, и снова пленники-чужеземцы шествуют по Великому Новгороду. Александр же, не удовлетворившись достигнутым, следует с войском к орденской границе. Обходит с запада Псковское озеро, подходит к южной оконечности озера Чудского. Наступала весна, но лед еще не сдвинулся. Сюда, по древней земле эстов, шло рыцарское войско, уверенное в себе: «Покорим славянский народ, возьмем в плен Александра». Снова княжеская разведка следит за неприятелем, шлет вести полководцу. Правда, дозорщики не уберегли себя, попали в засаду: одни погибли, других взяли в плен.

Рыцари приближались. 5 апреля 1242 г. оба войска встали друг против друга. Битва произошла у Вороньего камня, что в урочище Узмень, на льду озера. Взошло солнце, и рыцарский клин («свинья» — так называют этот воинский строй русские летописи) двинулся к восточному берегу. В центре «свиньи» шли пехотинцы, в голове и на флангах — закованные в броню рыцари-конники.

Невский умело построил свои боевые порядки: в центре, не очень мощном, пехота, на флангах же — главные, самые крепкие полки. Немцы ударили, как и ожидал князь, в центр, смяли его — «пробились свиньей сквозь полк». Но получили сокрушительные удары русских флангов; оправился и центр, тоже перешел в атаку. Рыцарей окружили, и началось их избиение. «Была тут сеча великая» — лед покрылся потоками крови, треснул (летописец выразился красочно: «озеро аки бы двинулось»), и многие рыцари тонули в ледяной воде. Сотни убитых, пленные, бегство остальных по ломавшимся льдинам — таков итог новой блистательной победы Невского. Его полки семь верст гнали на Запад немцев-завоевателей. Пленники, привязанные к конским хвостам, увидели так желанный им Новгород, но не в качестве победителей.

Целую серию побед Невского нельзя не считать спасительными для Руси. В случае успеха двойного натиска — с востока, северо-запада — она наверняка оказалась бы в еще худшем положении. К ордынским разорениям, игу восточных властителей добавились бы потери богатых земель Новгорода и Пскова, не затронутых ордынским нашествием. Кроме того, политика «Drang nach Osten» («натиска на Восток») грозила и другими последствиями — окатоличиванием Руси, окончательным ее развалом, потерей национальной самобытности.