О секретной службе, которая формально не существовала, о чудесах остеопатии и о моем «главном источнике» — докторе Уарде

Из «Гаррик клуба» Уард, Кут и я вышли под руку, словно старые друзья. Сэр Колин был заметно рад этому факту. Теперь я был на попечении не только у него, но и у Стивена Уарда. Будет надежнее, — возможно, полагал он, — если на Бродвее 54 появится еще один источник информации об Иванове.

Кут, как я уже говорил, давно сотрудничал с Бродвеем. Бродвеем в Англии именовался, конечно же, не район Нью-Йорка, известный на весь мир своими театрами и концертными залами. На Бродвее 54 в Лондоне располагалась в те годы штаб-квартира британской разведки МИ-6.

Это была организация, которая, как любили иронизировать острословы, официально в Великобритании не существовала. О ней ничего никогда не сообщалось. Ее руководители и рядовые сотрудники были строго засекречены. Служба эта нигде не регистрировалась. Формально ее попросту не было.

Нет, ревнители истории, безусловно, знали, что английская разведка появилась еще в пятнадцатом столетии при короле Генрихе VII, воевавшем с Ричардом III. Помните тридцатилетнюю войну Алой и Белой розы? Династия Ланкастеров тогда, как известно, одолела в тяжких сражениях династию Йорков. Ричард III был, в конце концов, повержен. Но случилось это, если верить знатокам, никак не без помощи королевской разведки, заблаговременно доносившей Генриху VII о военных приготовлениях в стане «Белой розы».

Современная Сикрет Интеллидженс Сервис, впрочем, была учреждена 1 октября 1909 года уже при короле Эдварде VII в форме иностранного отдела Бюро секретной службы. В годы Первой мировой войны ее стали именовать МИ-1, а позднее МИ-6. Это неофициальное название сохранилось и теперь, хотя шестого отдела военной разведки, — именно так расшифровывалась аббревиатура МИ-6, — не существует уже и в помине.

СИС представляла собой неожиданную комбинацию двух своеобразных отделов: отдела R (Requirements) и отдела Р (Production). Первый, как и следует из названия, определял потребности, а второй их удовлетворял.

В отдел потребностей входило девять секций с R1 по R9, выявлявших потребности в разведданных в политической (R1), военно-воздушной (R2), военно-морской (R3), армейской (R4), контрразведывательной (R5), экономической (R6), финансовой (R7), коммуникационной (R8) и научной (R9) областях.

Отдел Р включал в себя шесть региональных секций: североевропейскую, западноевропейскую, восточноевропейскую, ближневосточную, дальневосточную и лондонскую, которые обеспечивали сбор требуемой информации.

Говорят, я попадал «под колпак» сразу нескольких секций как первого, так и второго отделов СИС.

Во главе СИС уже пять лет стоял сэр Дик Уайт. До этого он возглавлял МИ-5, британскую контрразведку. Но после скандала с британским подводником, шпионившим за нашим крейсером «Орджоникидзе» во время официального визита в Великобританию в 1956 году советской делегации во главе с Хрущевым и Булганиным, Уайтхолл сменил руководство МИ-6. Джон Синклер был отправлен на пенсию. На должность «Си», то есть шефа разведки, назначили Дика Уайта.

Такое решение премьер-министра Энтони Идена было равносильно взрыву гранаты на Даунинг стрит. Поставить презренного сыскаря во главе британской разведки — было воистину смелым шагом.

Выпускник Оксфорда, Мичиганского и Калифорнийского университетов, Дик Уайт не был военным человеком, как его предшественники. Кроме того, он был сравнительно молод: в год назначения ему исполнилось всего сорок семь лет. Но те, кто на первых порах недолюбливал моложавого шефа британской разведки, глубоко заблуждались. Дик Уайт действительно не служил в армии и начинал свою карьеру школьным учителем в Кройдене. Но у него за плечами были годы работы «в поле» — в Мюнхене накануне войны, затем в Лондоне и, наконец, длительный период непосредственной работы против советской разведки в МИ-5.

Дик Уайт по старой памяти проявлял особый интерес к советским дипломатам и военным, работавшим в Лондоне. Он имел выход на Колина Кута через своего бывшего зама в МИ-5 и тогдашнего ее руководителя Роджера Холлиса.

Кут никогда не отказывал спецслужбам в сотрудничестве. Наша с ним встреча была не только в моих интересах, но и в интересах руководителей обеих контор: и Дика Уайта, и Роджера Холлиса. Каждая служба предвидела свою потенциальную игру против меня. Поединок обещал быть нешуточным.

Позабыв и забросив на время познакомившего нас сэра Колина, мы с Уардом, выйдя из «Гаррик клуба», продолжали беседовать уже на улице.

— Не может быть, кэптен! Вы не знаете, что такое остеопатия? — Стивен Уард был явно возмущен моим откровенным невежеством. — Этот пробел в вашей подготовке нужно немедленно ликвидировать. Сейчас же поехали ко мне в клинику.

— Но я абсолютно здоров, доктор.

— А никто вас лечить и не собирается, — убеждал меня Стив. — Но цивилизованный человек обязан знать о целительных секретах остеопатии.

— Меня больше интересуют секреты военные и политические, — нахально заявил я.

— Как вам не стыдно, кэптен, говорить такое в присутствии джентльмена и патриота. Поехали.

Мы сели в машину и, помахав на прощание рукой сэру Колину, отправились в частную клинику доктора Уарда на Девоншир стрит, где он практиковал уже в течение нескольких лет.

По дороге в клинику я получил еще одно подтверждение тому, что не бывает правил без исключений. Стивен Уард, например, никак не обладал той безусловной чертой британского характера, которая предполагала неразговорчивость и сдержанность добропорядочного англичанина при первой встрече. Я едва успевал вставить в поток пространных излияний своего нового знакомого хотя бы слово или фразу. Тщетно! Остановить болтливого британца в тот день не представлялось возможным. Рассказам и анекдотам в исполнении доктора Уарда не было конца.

Мне это, впрочем, лишь облегчало задачу. За пару часов я узнал о своем новом знакомом столько, сколько не выяснил бы, наверное, и за месяц, не окажись Стивен Уард столь откровенным и разговорчивым собеседником. Я узнал, например, что остеопатия — это великое искусство врачевания. Знающий остеопат способен без медицинских приборов и биохимических анализов проводить диагностику организма человека и исцелять многие заболевания без таблеток и уколов. Главный инструмент врача-остеопата — думающие умелые руки. А основное условие их применения — блестящее знание анатомии и физиологии человека и мастерское владение специальными методиками и техниками мануальной терапии.

Хороший остеопат, как я понял из рассказа Стивен Уарда, может руками «просмотреть» весь организма человека и определить в нем причину того или иного заболевания.

— Остеопатия лечит больного, а не болезнь, — разъяснял мне доктор Уард. — Причина болезни чаще всего кроется не в том органе, который болит.

За один вечер я не только получил полное представление о целительных свойствах остеопатии, но и, что было для меня куда интереснее, о круге общения Уарда. В числе его постоянных пациентов оказался, — и об этом не без гордости поведал мне сам Стивен Уард, — весь цвет тогдашнего высшего общества, причем не только английского.

Усадив меня в мягкое кресло в своем кабинете на Девоншир стрит и налив рюмочку французского коньяка, Стивен без особых на то приглашений принялся рассказывать мне о своей жизни и ее метаморфозах, в прошлом и настоящем. Искренность и откровенность англичанина ошеломляли.

Хозяин дома явно хотел мне понравиться и не чурался саморекламы. Среди названных им имен знакомых, друзей и просто пациентов были бывший английский премьер Уинстон Черчилль и министр обороны страны в отставке Питер Торникрофт, президент США Дуайт Эйзенхауэр и посол США Аверелл Гарриман, а также кинозвезды Голливуда Элизабет Тейлор и Фрэнк Синатра, плюс монархи в изгнании и стареющие аристократы.

От водопада популярных имен и высоких должностей в тот вечер у меня кружилась голова. Я старался не упустить ни одной фамилии, ни одного значимого факта, чтобы чуть позже в посольстве восстановить в памяти полученную информацию и детально проанализировать ее.

— Вы ведь военный человек, Юджин? — неожиданно спросил меня Стивен.

— Конечно.

— Тогда скажите мне, пожалуйста, у вас в Красной армии есть остеопаты?

Я, признаться, опешил от столь курьезного вопроса и не знал, что ответить.

— А вот в нашей армии они появились с моей легкой руки. Я, так сказать, проложил им дорожку. Вы где воевали во Вторую мировую?

— На Дальнем Востоке, ходил курсантом в Японском море.

— А я служил в медицинском полку сначала в Англии, а потом в Индии. Военным врачом полковое начальство меня никак не назначало. «Что это, мол, за медицинская профессия — костоправ?!» — судачили в штабе полка. Не признавали ни диплома, который я получил в Соединенных Штатах, ни необходимости во мне самом. Так продолжалось до тех пор, пока я командира полка на ноги не поставил. У него сжатие позвонков было. Бедняга едва на ногах стоял. А я его за пару сеансов человеком снова сделал. Он-то и помог мне начать кампанию в армии за признание остеопатии. Но если бы не один случай в Индии, то вряд ли бы это мне удалось.

— А что это был за случай, если, конечно, не секрет? — Поинтересовался я.

— Секретов здесь никаких нет, — ответил Стивен и включил плиту, чтобы приготовить кофе. — О моем врачевании в Королевском медицинском полку в Дели знали не только англичане, но и индусы. Случилось так, что узнал о моих скромных успехах и старик Ганди. Он безбожно страдал от сжатия шейных позвонков. Меня попросили ему помочь. Помню, захожу я в его комнату, а он мне после приветствия говорит: «До сих пор английские офицеры приходили сюда лишь с одной целью — чтобы меня арестовать. А вы, как мне рассказывали, — врач, и беретесь меня вылечить».

— Я не мог не посочувствовать старику, боли не давали ему покоя, — продолжал доктор Уард. — Мне тогда пришлось с ним немало повозиться. Позднее эта история дошла до самого лорда Маунтбаттена, британского наместника в Индии. Говорят, он замолвил словечко, где надо было, чтобы поддержать престиж моей любимой остеопатии. И отношение ко мне переменилось, как по мановению волшебной палочки Стивен разлил в чашечки приготовленный им кофе и добавил с усмешкой:

— А вот сэру Уинстону моя помощь старику Ганди пришлась явно не по душе. Он мне так без обиняков и заявил: «Какого черта ты не свернул этому Ганди шею?! Сколько забот бы сразу у меня поубавилось!» Выходит, моя история с Ганди дошла и до ушей премьера.

За непринужденным разговором время летело незаметно. После остеопатии Стивен переключился на садоводство. Начал рассказывать мне о том, что Британия, по его глубокому убеждению, — страна садоводов.

— Это излюбленное хобби каждого британца, кем бы он ни был: шахтером или биржевым маклером, — рассуждал он. — Садоводство — наша национальная страсть. Для меня, например, нет ничего лучше, чем провести хотя бы пару дней в неделю в своем саду.

— А где у вас сад? — спросил я.

— В Кливдене, в имении лорда Астора. У меня там небольшой коттедж на берегу Темзы. Чудное место! Вам обязательно надо побывать там. Буду рад показать вам и сад, и Спринг коттедж.

Я едва мог скрыть тот эффект, который произвело на меня это заявление.

— Вы дружите с лордом Астором?

— С Билли? Ха-ха-ха! — Стивен от души рассмеялся. — Еще бы! Ведь я спас лорда Астора от инвалидности еще десять лет назад после несчастного случая на охоте, когда он неудачно упал с лошади и серьезно повредил позвоночник. Пришлось тогда с ним немало повозиться. А год назад я женил его на Бронвен Пью. Правда, на молодожена в свои пятьдесят три года он не очень-то походил. Бронвен стала его третьей женой, зато самой юной; она ведь на четверть века моложе Билли. Вы не поверите, но это именно я устроил им первое свидание. Старина Билл, замечу вам, волновался в тот день, как мальчишка. И это с его-то многолетним опытом!

— А вы сами женаты?

— Был женат, — коротко и не очень охотно ответил он. — Но больше никогда не женюсь.

Мне тогда показалось, что личная жизнь моего нового знакомого не столь уж радужна, как он пытается ее представить.

— Моя единственная супруга — свобода, — заметил Уард. — Помните, как это у Генриха Гейне: немец относится к свободе, как к бабушке, француз — как к любовнице, а англичанин — как к законной жене. А как у вас, русских?

— Вы, англичане, склонны к недосказанности, — сказал я. — Мы же не боимся преувеличивать свои страсти. Нас, русских, не пугает наша сентиментальность. Вряд ли какой-нибудь русский предпочтет красивой женщине какую-то свободу. Особенно если эту свободу он в жизни никогда не видел.

Наша беседа в кабинете на Девоншир стрит в тот день продолжалась до позднего вечера.

Стив рассказывал мне, что в 1941 году, в самый тяжелый для Советского Союза период войны, когда немцы стояли всего в 26 километрах от Москвы, он подошел к карте, воткнул флажок в кружочек с надписью «Москва» и сказал: «Победа будет за Россией».

Стивен Уард был старше меня на 14 лет. Он родился 19 октября 1912 года в местечке Лемсфорд в графстве Херт-фордшир в семье настоятеля местного собора священника Артура Уарда. Говорят, что пастора любили и уважали прихожане. Ценили его за доброту и сердечность. До восьми лет, — как рассказывал мне Уард, — в школу он не ходил. Его с младшим братом Джоном обучал папин друг, священник. Когда отца перевели в Твикенхем, они с братом пошли в местную школу. Через пару лет отец стал настоятелем церкви Святого Матвея в Торкейе. И Стиву пришлось перейти в новую школу. А заканчивал среднее образование он уже в Канфорде.

Если сравнить наши детские годы, нетрудно заметить то, что их объединяло. Наши семьи, например, вынуждены были без конца колесить по стране. Нашим отцам постоянно предлагали то одно, то другое место работы. И Стив, и я прошли через кочевое беспокойное детство, связанное и с неустроенностью, и с постоянной сменой обстоятельств. Приходилось привыкать к новым школам и новым квартирам, к новым соседям и новым друзьям.

— Я всегда стремился быть отличником, — вспоминал свои школьные годы Стивен Уард. — Хотел примерно сдавать экзамены. Но фатальная лень не давала мне сосредоточиться. Я не имел ни малейшего представления о том, кем хочу стать. Зато отлично понимал, кем бы не хотел быть. Карьера священника меня ничуть не привлекала. Когда в один прекрасный день я заявил отцу, что хочу бросить учебу и начать работать, старик был в недоумении.

Окончив школу, Стивен отправился во Францию. Недолго работал экскурсоводом в Париже, затем преподавал английский язык. Год проучился в Сорбонне на медицинском факультете. Потом вернулся в Торкей.

— Меня все больше увлекала медицина, особенно профессия остеопата, — рассказывал Стив. — Врачами людей этой специальности тогда не признавали. Это делало остеопатию в моем представлении еще более привлекательной и экзотической.

От знакомых врачей Уард узнал, что центром мировой остеопатии является колледж в небольшом американском городке Кирксвилль, что в штате Миссури. В 1934 году Стив отправился учиться в США.

В колледже Кирксвилла Уард обнаружил в себе талант врача и целителя. Он постигал секреты остеопатии, проходил практику в клиниках страны. И после четырех лет учебы получил диплом практикующего врача.

В Америке Уард почувствовал в себе и другой талант — талант художника. Его рисунки, особенно портреты, получались весьма неплохо.

— В 38-м году я вернулся в родной Торкей, — вспоминал Стивен Уард, — но уже дипломированным специалистом. Начал практиковать. Даже приобрел известность среди местных жителей как неплохой врач. Однако вскоре началась война, и я записался добровольцем. Военным врачом на службу меня не взяли, так как мой американский диплом в Англии не признавался. И я пошел служить в 58-й Королевский бронетанковый корпус. После короткой военной подготовки стал танкистом. Получил звание капрала, и был отправлен в Индию для дальнейшего прохождения службы.

В Индии Стивен Уард ее и закончил: в 46-м году его демобилизовали.

— Возвращаться в Торкей я не стал, — рассказывал он, — а поехал в Лондон. Снял врачебный кабинет на Девоншир стрит, и открыл частную практику.

Не прошло и года, как доктор Стивен Уард стал членом Королевского британского общества хиропрактиков и одним из наиболее популярных врачей Лондона.

Стив оказался для меня настоящей находкой. Он был знающим человеком, приятным собеседником. Нас сближало и сходство политических взглядов. Уард был другом нашей страны, хотя и не состоял ни социалистом, ни коммунистом.

В день нашей первой встречи ни Уард, ни я не знали, чем обернется для нас обоих состоявшееся знакомство. Но в одном я не сомневался — знакомые Уарда должны были стать и моими знакомыми.

Рассказ тринадцатый